Лучший баскетболист России-1993 достигал финалов чемпионатов Европы, играл в том числе за «Барселону», а после завершения карьеры работал главным селекционером «Зенита». Мы встретились с Фетисовым в итальянском ресторане у его дома в центре Санкт-Петербурга. Андрей рассказал:
о претензиях к президенту «Автодора» Родионову и поездке в «Милуоки»
о несравненном Эйникисе и трудностях петербургского «Спартака»
Новокузнецк, Душанбе, интернат
— C родным Новокузнецком вас сейчас что-то связывает?
— Три-четыре года назад в спортшколе, где я начинал, хотели провести турнир Фетисова и Моргунова — Никита ведь тоже оттуда. Мы дали добро, но в последний момент что-то пошло не так. Турнир отменили, а спортшколу закрыли.
— Грустно.
— Связь с Новокузнецком все равно сохраняю — там осталось много знакомых. А вот маму перевез оттуда в Санкт-Петербург. Одной ей там тяжело — летом будет два года, как умер отец.
— Он болел?
— У него был рак. В Санкт-Петербурге его прооперировали. Полтора года все было хорошо, а потом, к сожалению, раковые клетки пошли в кровь. Спасти его было невозможно.
— На чем он летал?
— Шестнадцать лет — на АН-24, который летчики называли трактором. В нем стоит жуткий шум — отец даже оглох на одно ухо. В основном летал по Сибири, но были и длинные рейсы. Например, Новокузнецк — Алма-Ата. Потом он работал бортмехаником, ремонтировал самолеты.
— Хотели тоже стать летчиком?
— Подумывал, но тренер Борис Соколовский подсадил меня на баскетбол в Душанбе. Туда меня отправили к тете из-за занятости родителей.
— Как Соколовский вас нашел?
— Подошел, когда я купался в озере с мальчишками, и протянул номер: «Позвони». Я это дело профукал, и тогда он явился на урок физкультуры, взял мой телефон и позвонил сам. С тех пор я у него занимался и ежедневно вставал в шесть утра, чтобы успеть на тренировку.
— Тяжко было?
— Нет, баскетбол захватил меня. Тетя рассказывает, что предлагала: «Может, поспишь сегодня, отдохнешь?» — «Нет, пойду». В полудреме брел на автобусную остановку и ехал тренироваться. Потом — в школу. А иногда и вечерние тренировки бывали.
— Что за команда была в Душанбе?
— Мы несколько раз стали чемпионами Таджикистана. Из нашей команды вышли титулованный украинский баскетболист Игорь Харченко и Артур Газаев — он играл за саратовский «Автодор», а потом переехал на ПМЖ в Германию. Я же в девятом классе отправился в ленинградский спортинтернат. Тренер Анатолий Штейнбок звал и раньше, но родители боялись меня отпускать.
— С какими проблемами столкнулись?
— Приехал из Душанбе без теплых вещей, а тут минус тридцать и сильнейший ветер. Это стало легким испытанием. Зато в интернате было классно. Я заходил туда в прошлом году — там до сих пор работает тетя Лина, которая в 1988-м кормила нас мясом с подливой, икрой, оладьями. Ограничивали только в шоколаде и фруктах, а мясо разрешалось есть сколько хочешь.
— Штейнбок не играл в баскетбол. Как стал сильным тренером?
— Он хороший психолог. Имеет потрясающую чуйку на талантливых ребят. Среди двенадцати игроков сборной на ЧМ-1994 было девять его воспитанников. Работал только с детьми. Сколько ни предлагали тренировать мужиков — отказывался. В интернате его многие не любили, боялись. А с возрастом понимали — он не вредил нам, а стимулировал, создавал конкуренцию, развивал.
— Куда ездили с интернатом?
— Сначала в Финляндию, потом дважды в Голландию. Там нас расселили по местным семьям и мы практиковались в английском. Отец семейства, возвращаясь с работы, садился перед телевизором, убирал за вечер упаковку пива и потихоньку сползал под стол. Два его сына пили только молоко, а мы налегали на газировку.
«Спартак», Кондрашин, агент
— За победу в союзном чемпионате-91/92 игрокам «Спартака» обещали квартиры?
— Мы в итоге получили по комнате в квартире на Пяти Углах — я, Долопчи и Курашов. Там раньше находились танцевальные залы: потолки — шесть метров высотой. И картонные перегородки. Таким жильем нас удерживали от ухода в ЦСКА. Мы ведь получали по шестьдесят рублей (плюс талоны на питание). Зато хорошо заработали на турнире в Эмиратах — правда, в это время без нас втихую разыграли первый чемпионат России.
— Кисурин мне говорил, что в том же сезоне пришлось проиграть «Остенде» в Кубке кубков — не было денег на следующую зарубежную поездку.
— Это не единичный случай. У всех команд были проблемы с деньгами, и нередко сверху давали команду проиграть, потому что не на что было добираться на выездной матч. Мне-то повезло — сразу после Евробаскета-93 уехал в Испанию и почти пять лет прожил вне России, пропустил самые тяжелые годы.
— В Испании обошлось без задержек зарплаты?
— В «Барселоне» однажды задержали на три дня из-за банковской ошибки. Тогда президент клуба пришел в раздевалку и извинился. В Испании задержки — удар по репутации. А у нас нет. Поэтому в России приходилось просить вперед половину годовой зарплаты, а остальное разбивать на весь сезон.
— Как на вас вышел агент Артуро Ортега?
— Подошел в гостинице на чемпионате Европы-93 и предложил трехлетний контракт с «Вальядолидом». Но сначала требовалось разрешение Кондрашина и федерации баскетбола. Владимир Петрович думал, что федерация все равно не отпустит, так что вроде как согласился: «А, езжай». Но с помощью врача сборной Авраменко я получил добро и от федерации.
— В чем уникальность Кондрашина?
— Он был не менеджером (как, например, Гомельский), а именно тренером. Очень тонко чувствовал игру — как изменить тактику, кого выпустить со скамейки. От ухода в ЦСКА он меня отговорил, но когда позвали в «Вальядолид», удерживать было нечем. «Спартак» лишился спонсора, игроки разбегались.
— Почему со временем разочаровались в агенте?
— Ортега больше действовал в своих интересах, чем в моих. Он работал в крупной агентской фирме, которой руководил Лучано Капиккьони, владевший также итальянским «Римини».
В итоге после Евробаскета-97 Ортега сказал мне, что у меня нет предложений, кроме «Римини», только-только поднявшегося в Серию А. Я был удивлен, но поверил. Потом узнал, что меня хотели «Альба» и «Улкер».
Вальядолид, Брабендер, «Реал»
— Как осваивались в Вальядолиде?
— Испанцы — приветливый народ. Уважают русских. Там спокойная атмосфера — как в городе, так и на трибунах. Живут же в основном старики — университета нет, молодежь разъезжается.
Адаптировался я быстро и первое интервью на испанском дал уже через четыре месяца. Правда, так нервничал, что рубашка сзади взмокла. Язык выучил без учебников — только за счет общения с партнерами.
Там, кстати, строги к иностранцам — не облизывают, как в России, а жестко критикуют, если халявишь: «Раз получаешь больше всех, то и работай больше».
— Кто руководил «Вальядолидом»?
— Спонсировала нас сантехническая фирма, выпускавшая унитазы и раковины. А президентом был Гонсало Родригес — добрый дедушка, ездил с нами на выезды. Мы называли его Pantero Rosso. Он целыми днями пил красное вино, и лицо его постоянно было того же цвета. Все время ходил довольный и пьяненький. После побед давал выпить за его счет бокал пива или вина.
— Чем запомнился один из ваших тренеров в «Вальядолиде» — Уэйн Брабендер?
— Странноватая личность. Запрещал съедать за обедом больше одной булочки. Я же привык — три-пять (они маленькие). Не давал пить кока-колу, только воду. Сам он американец, но в команде разрешал общаться лишь на испанском: «Если услышу английскую речь — оштрафую на двадцать пять тысяч песет». Это около двухсот долларов. Сменил Брабендер другого экстравагантного тренера Мончо Монсальве, работавшего раньше на мадридском радио.
— Чем удивил Мончо?
— Приехали в Виторию — на только что построенную арену. Вышли на тренировку, а в зале прохладно — на улице-то зима. Монсальве крикнул: «Едем в отель, тренировка отменяется». А меня холод не пугал: в Перми, например, паркет клали на лед, и изо рта шел пар.
— С Сабонисом «Вальядолид» выходил в полуфинал Кубка Корача. При вас достижения были скромнее?
— Ни разу не вышли в плей-офф, но всегда рубились с грандами. Однажды обыгрывали «Реал» того же Сабониса за шесть-семь секунд до конца — «плюс два». Еще и мяч был наш — выносили из-под кольца. Но разыгрывающий Алекс Бенто умудрился потерять мяч на своей половине, мы получили с сиреной треху и проиграли одно очко.
— Обидно.
— Наш знаменитый бразилец Оскар Шмидт расстроился до слез — он мечтал обыграть «Реал». Для громких побед «Вальядолиду» не хватало финансирования, но мы все равно кусались и светились в индивидуальных рейтингах. Я два-три года был в Испании лучшим по блок-шотам, а Оскар — по результативности. Мы постоянно мелькали в газетах — и спонсору этого было достаточно.
«Барселона», Карнишовас, Стоичков
— Почему в 1996-м, имея предложения от «Улкера» и «Барселоны», выбрали не самый выгодный вариант?
— Турки в плане денег были не очень благонадежны, и я выбрал стабильную Испанию. К тому же в «Барсе» играл Артурас Карнишовас. Другое дело, что агент Ортега не настоял на полноценном контракте и я подписал негарантированный. Не вполне проявил себя, и посреди сезона со мной разорвали соглашение.
— Из-за чего?
— После серии поражений надо было что-то менять — но не тренера же, который дружил с президентом. Зато провожали меня всей командой в ресторане.
— Чему научились у тренера «Барсы» Аито Гарсии?
— Прибавил в защитной игре на пик-н-роллах. Мы отрабатывали это до умопомрачения. Удивлял он тем, что на тренировки приезжал на велосипеде или маленьком мотороллере.
— Что еще поражало в «Барсе»?
— В структуре клуба много команд по разным видам спорта, и на сборах в среднегорье мы жили с хоккейной «Барселоной». Для меня это было удивительно. Все команды там существуют за счет футбольного клуба. Из баскетбольного зала есть подземный переход на «Камп Ноу» — я ходил туда на еврокубковый матч с «Црвеной Звездой». Смотрел из вип-ложи. А жил напротив Стоичкова. У его дома всегда толпилось много цыган: «Христо, помоги!»
— А он?
— Отвечал: «Вас много, а Стоичков один».
— Что в поведении Карнишоваса намекало на то, что он станет топ-менеджером «Чикаго»?
— Он уже тогда, в середине девяностых, планировал переезд в США. В молодости закончил в Америке университет и собирался там жить. Был очень прагматичен: «До подписания контракта не буду ни бегать, ни прыгать. А то вдруг травму получу». В Барселоне мы много времени проводили вместе. Ужинали, гостили друг у друга, ходили по магазинам, вместе мыли машину в моем гараже.
— Почему после «Барсы» доиграли сезон в «Динамо»?
— За три с половиной года соскучился по России. Испания — прекрасная страна, особенно для отпуска, но все же это другой мир со своими правилами: постоянно жить там тяжеловато. Мне хотелось побыть в родной стране, и я согласился на минимальные условия, чтобы получить игровую практику перед Евробаскетом. Потом уж уехал в Италию.
Римини, травма, болты в колене
— Первый день в Римини получился драматичным.
— В двенадцать дня подписал контракт, а в шесть вечера порвал крестообразные связки в товарищеской игре с греками. Из-за отколовшейся кости только на третий день врачи разглядели, что связки разорваны полностью — и передние, и боковые. Боссы «Римини» поступили некрасиво: прислали письмо — контракт расторгаем, платить не будем. Капиккьони успокоил: «Все будет нормально, разберемся».
— Загвоздка была в том, что вас не успели застраховать?
— Это ошибка клуба — не моя. Они не застраховались, потому что был выходной день. Капиккьони жил в Сан-Марино — это тридцать-сорок минут езды от Римини. В пути он позвонил мне: «На автобане авария, не успеваю. Подписывай контракт без меня». В итоге так и не приехал. А я сразу после подписания поехал с командой в автобусе на игру.
— Могли отказаться?
— Перед матчем предупредил тренера: после месяца отдыха тренировался всего четыре дня. Он: «Few minutes». Но вместо нескольких минут я только в первой половине отыграл одиннадцать. Набрал очков десять, и во второй половине тренер снова меня выпустил. На четвертой минуте я поскользнулся, и нога согнулась в другую сторону.
— Ужас.
— Мне не хватило прагматизма Карнишоваса — он бы, наверно, не вышел в той ситуации на паркет. А я пошел на поводу у тренера. В итоге «Римини» мне не платил, а я четыре месяца провел в гипсе — от паха до голеностопа. Передвигаться мог только на костылях.
— Но клуб вас не бросил?
— Представитель «Римини» привозил мне домой еду и видеокассеты. Я даже из дома не выходил (жена еще не прилетела в Италию). Позже, когда боль спала, я ковылял через дорогу в гостиницу, где в ресторане работал русскоязычный албанец Игли и показывали российские каналы. Менял обстановку.
— Римини же курортный город?
— Да, но море отвратительное. Очень мелко. Чтобы вода стала по пояс, надо, как в Финском заливе, пройти километр. Сами итальянцы там не отдыхают — предпочитают север страны: там глубже и чище. К тому же вокруг Римини много складов, и в девяностые туда слетались толпы русских челноков. Селились как раз в отеле напротив моего дома. Общение с земляками было хоть какой-то отдушиной.
— На душе было тяжко?
— Оптимизма не испытывал. Врач вкрутил мне в колено два титановых болта (4 и 7 см) и сказал, что я закончил с баскетболом. «Ты всегда будешь хромать — забудь о спорте». Тяжело слышать такое в двадцать пять лет.
— Что вас спасло?
— Спасибо тренеру по физподготовке «Римини», который четыре месяца жил со мной в тренажерном зале. Я был худой как скелет, но работал с остервенением, встал на ноги и в последнем матче регулярки помог «Римини» выйти в плей-офф. Позже — во второй раунд. Потом через суд добился выплаты годовой зарплаты. Правда, ради этого пришлось отказаться от премиальных за выход в плей-офф.
— Долго играли с болтами в колене?
— Не очень. Через год после операции мне сдолбили костную мозоль в московском военном госпитале и обычным ключом выкрутили болты. Мне их подарили — валяются где-то дома.
«Милуоки», «Автодор», менталитет
— Контракт с «Автодором» подписали до дефолта-1998?
— Да, но проблема даже не в том, что в Саратове нам не заплатили. Просто президенту клуба Родионову наплевать на людей. Весь сезон он ежедневно врал. Довел до того, что в полуфинале плей-офф основа отказалась лететь на матч с «Урал-Грейтом», счет стал 1-1, но в итоге мы обыграли их и вышли на ЦСКА. И все равно никто не получил годовой контракт.
— Обещанная Родионовым зарплата сопоставима с той, что получили в Римини?
— Даже больше. В Саратове нам раз в два месяца кидали какие-то деньги, но это были лишь проценты от контракта. В основном мы питались завтраками Родионова насчет каких-то нефтяных вышек, которые вот-вот заработают. Еще он убеждал агентов, что скоро все наладится, — чтобы мы посреди сезона не ушли в другие клубы. В итоге кинул всех.
— «Автодор» еще играл в «Юности», где, по словам Панова, со зрительского балкона на тренерский планшет сыпалась шелуха от семечек?
— Играли то там, то в более вместительном «Звездном». Не помню, в каком из залов, но на моих глазах болельщик в перерыве сломал судье нос. При этом болели в Саратове очень хорошо. Ну, и мы не отставали — обыграли в Евролиге «Панатинаикос» и будущего чемпиона «Жальгирис». Могли и лучше выступить, если б не финансовая безнадега.
— Почему в 1999-м наконец-то поехали в тренировочный лагерь «Милуоки»?
— Меня давно звали, и я решил попробовать. Приехал за два дня до начала и после медосмотра услышал: «Нужно чистить колено и делать новую операцию». Предлагали провести ее в Чикаго, но я понимал, что при таком раскладе не получу контракт, и, пройдя весь лагерь, предпочел оперироваться в Мадриде — с этим помог Миша Михайлов.
— Как ощущали себя на уровне НБА?
— Честно говоря, мы с Жукаускасом не понимали, чего он нас хотят. Играли в европейский баскетбол: видим свободного игрока — отдаем. А там другое правило: если у тебя мяч и ты не бросил — ты трус. В лагере нужно показывать свои личные возможности и не замечать команду.
— Как это проявлялось?
— В одном из тайм-аутов тренер нарисовал комбинацию под мой бросок. Я получил мяч, но на меня прыгнул соперник, и я не бросил, а отдал центровому, который спокойно забил. Тренер тут же взял новый тайм-аут и раскритиковал меня: «Тебе было сказано: бросать!» Я не подходил НБА по менталитету. Обратный пример — Гордан Гиричек, с которым мы играли за ЦСКА.
— Что у него за менталитет?
— Американский. Гордан имел много опций для броска, под него строились комбинации, но в первой половине игры с «Реалом» из одиннадцати попыток не попал ни разу. В моем понимании: раз не идет — не бросай, играй на партнеров. А Гиричек после одиннадцати промахов вышел на вторую половину и забил десять из десяти. Я бы так не сделал, а он тупо продолжал: могу бросить — бросаю. Потому и провел потом шесть лет в НБА.
— Что еще потрясло в лагере «Милуоки»?
— Тренировки длились по шесть часов. Работа в тренажерке, работа с персональным тренером, общая тренировка в тренажерке, час беготни и так далее. Перед тренировкой все грелись в джакузи, а после — лезли в ванну со льдом. Это тоже было для нас новшеством.
Судьи, ЦСКА, Домани
— После сезона в «Автодоре» вы говорили, что играть в России больше не хотите. Как очутились в «Спартаке»?
— После операции на колене я полгода восстанавливался в Петербурге с тренером Анатолием Якуниным. Заодно тренировался у Эндрияйтиса в «Спартаке». В декабре 1999-го спонсор клуба — один из братьев Мирилашвили — предложил отыграть вторую половину сезона за «Спартак». Я согласился, стал по опросу игроков третьим баскетболистом сезона после Кириленко и Чикалкина и перешел в ЦСКА.
— Которому раньше отказывали.
— Тогда я не сошелся со Станиславом Ереминым, но в 2000-м его сменил Валера Тихоненко. Чемпионами мы не стали, а в игре с «Локомотивом» за третье место тренер увел нас с площадки, потому что судейство было реально неадекватным.
— Когда-нибудь хотелось по примеру Авлеева врезать судье?
— Конечно. Однажды в игре с «Химками» за «Спартак» я получил пятый фол, кинул в судью бутылкой и попал в голову. Меня дисквалифицировали на две игры. Сейчас-то ясно, что я поступил неправильно, но тогдашнее судейство — это что-то. Нервы не выдерживали. Судьи открыто мне говорили: «Да, мы это сделали». И называли понятные причины.
— В руководство «Спартака» тогда входил бывший дзюдоист и каскадер Николай Ващилин. Чем запомнился?
— Я особо не вникал, кто он. Мне достаточно было знать, кто тренер и у кого спрашивать про деньги. Но с Ващилиным связан один забавный случай. Я подвернул голеностоп, пропустил какую-то игру, но через неделю восстановился и вскоре был признан лучшим баскетболистом Матча звезд, даже получил денежную премию. Ващилин обиделся: «За нас не играешь, а на Матч звезд поехал, еще и лучшим стал».
— Чего не хватило тренеру Тихоненко, чтобы выиграть что-то с ЦСКА?
— Возможно, жесткости по отношению к нам. А нам — дисциплины. Возьмем полуфинал Супролиги с «Маккаби» — повели двенадцать очков и могли спокойно побеждать, но зажались, побоялись, а соперник придавил нас авторитетом.
— В ЦСКА вы конкурировали с Александром Петренко. Каким он был?
— Саня — мой друг. Очень жесткий игрок — и в защите, и в нападении. По жизни хороший и правильный человек. Говорят, серебро впитывает негативную энергию, и моя серебряная цепочка почернела, когда Саня погиб в автокатастрофе с женой, тещей и тестем. Слава богу, выжила дочь. Авария была страшная — лобовое столкновение с «КАМАЗом».
— Другой ваш партнер по ЦСКА Дмитрий Домани отсидел полтора года в колонии общего режима. Как отнеслись к его драме?
— В том, что Дима оказался в РФБ, есть и моя роль. Став президентом, Аникеева спросила меня про него. Я обрисовал Диму как человека прямого и работоспособного. Предупредил, что всегда будет отстаивать свою позицию, а не слепо исполнять приказы. Аникеева сказала, что ей такие люди и нужны. И пригласила Диму.
Насчет его уголовного дела — я не до конца верю, что все происходило так, как было озвучено. Или что-то недосказано, или кому-то это было надо.
Я тоже давал показания московским следователям по делу Аникеевой. Вопросы были простые — ходили ли мы в рестораны, отмечали ли юбилеи. Я ответил: да, ходили, за все платила федерация. Про Диму меня не спрашивали.
— Почему Аникеева интересовалась именно вашим мнением?
— Мы знакомы с 1993 года, когда она была на чемпионате Европы. В Петербурге я общался с ее братом. Став президентом РФБ, она позвала меня в исполком — представителем федерации в Санкт-Петербурге. Планировалась помощь детским соревнованиям, проведение судейских семинаров, но все застопорилось на уровне разговоров.
Эйникис, УНИКС, «Зенит»
— С тренером «Римини» Пьеро Букки вы работали и в Польше?
— Да, наш «Шленск» шел первым в чемпионате Польши, обыграл победителя Евролиги «Маккаби», но руководство клуба оказалось нечистоплотным: специально подстраивали ситуации, чтобы выписать штрафы и меньше платить. Мы с Эйникисом отказались от сокращения зарплаты, и нам сделали три тренировки в день. В итоге я вернулся в ЦСКА, а еще раньше вместо Букки поставили неадекватного хорвата Репешу. Мы с ним ругались, он выгонял меня с тренировки.
— Из-за чего ругались?
— Сменив Букки, он обещал ничего не менять, но начал изматывать нас на утренних тренировках, которые раньше были легче вечерних. Еще и кричал. В итоге — довел. Я послал его, он меня, а в зале в это время сидело руководство. Назавтра слышу от игроков: «Спасибо тебе!» — «За что?» — «Репешу сняли».
— С Эйникисом вы играли и в «Автодоре» с ЦСКА. Самый яркий эпизод с его участием?
— Он свободолюбивый парень. Проспал какую-то игру, не приехал в аэропорт, и команда улетела без него. А он за свой счет взял частный самолет, прибыл на следующий день и забил, кажется, двадцать восемь очков.
— С чем ассоциируется сиднейская Олимпиада, кроме проигрыша американцам в четвертьфинале?
— С горечью поражения от австралийцев в группе. На предолимпийском турнире выиграли у них шесть матчей из шести, а на Олимпиаде проиграли — только из-за того, что нам на последней секунде забросили с восьми метров.
Еще помню игру с Анголой в 9:00. Помогавший Еремину второй тренер Цинман устроил нам зарядку в шесть утра. Люди, у которых были ранние старты, шли на завтрак в олимпийской деревне, а мы уже наматывали круги вокруг озера. Гомельский потом сказал: «Вы победители Олимпиады по зарядкам».
— С Ереминым вы работали и в УНИКСе. Почему победный финал Кубка прошел мимо вас?
— Саша Башминов сломал мне нос в игровом эпизоде. Я полез выбивать, а он разворачивался и локтем немножко сместил мне нос в сторону уха. Я пролежал в больнице три дня, а в это время команда уехала на финал. Но все равно мне и медаль вручили, и подарок от Богачева.
— Что за подарок?
— Маленький слиток золота. То ли грамм, то ли три.
— Почему досрочно покинули УНИКС?
— Ушел за месяц до конца сезона из-за трений с Ереминым. В какой-то выездной игре он продержал меня на лавке, а в ответной встрече выпустил на последние две минуты. Я был холодный и оказался не готов к такому темпу. После игры Еремин обвинил меня в поражении. Тогда я сказал Богачеву, что не хочу работать с этим тренером. Богачев ответил, что уважает мое решение, выплатил еще одну зарплату, и я уехал.
— Как стали главным селекционером «Зенита»?
— Я закончил играть из-за того, что колено опухало после каждой тренировки, и семь лет работал на любительском уровне. В Центре спорта и Школе олимпийского резерва. Там я был скорее функционером: бюджет, совещания, материально-техническая база — и почти никакого спорта. А благодаря «Зениту» я вернулся в большой баскетбол. Просматривал игроков в разных регионах, и некоторых взяли в молодежку.
— Что привело на пост президента «Спартака»?
— Тренировался с Георгием Полтавченко и часто спрашивал: «Когда возродится «Спартак»?» В 2017-м губернатор нашел «Спартаку» спонсора — ВТБ — и предложил мне возглавить клуб. К тому моменту я понял, что новое руководство «Зенита» не видит меня в клубе и написал заявление об уходе. Так получилось, что бывший президент «Спартака» в тот момент ушел в «Зенит» и мы с ним фактически поменялись местами. К сожалению, заняв второе место в Суперлиге-18/19, мы оказались не нужны новому руководству города.
— В каком сейчас состоянии «Спартак»?
— В затяжной паузе. ВТБ отказался нас спонсировать, так что этот сезон мы пропускаем. Остались без финансирования и с кучей долгов. Но мы с исполнительным директором не сдаемся и пытаемся возродить клуб.
Недавно на совещании в Спорткомитете я сказал: «В Петербурге больше двадцати отделений баскетбола. Ни в коем случае не упрекая «Зенит», я уверен, что в его состав ни один ребенок из петербургских спортшкол не попадет. При восьми-девяти иностранцах — шансов нет». А за «Спартак» играло шесть воспитанников нашего баскетбола. Был всего один иностранец — молодой серб ростом 218 см.
У «Зенита» свои задачи, и они успешно с ними справляются, а «Спартак» — это реальная цель для местных детей, но сейчас они лишены этого шанса.
Еще 9 баскетбольных интервью Дениса Романцова:
- «Пол Пирс любил русскую баню и котлеты по-киевски». Как тренер из Ленинграда стал первым массажистом НБА и 36 лет проработал в «Селтикс»
- Станислав Еремин: «Я не стал хитрым, как Гомельский или Блатт»
- Хосе Бирюков: поножовщина в Москве, школа у психушки и работа с оскароносной актрисой
- Римас Куртинайтис: «Сказал игрокам: «Заберите мою зарплату и поделите ее»
- Евгений Кисурин: «Работал охранником в больнице — через год позвали в «Чикаго Буллз»
- Игорс Миглиниекс: борьба за выживание в ЦСКА, допросы в подвале КГБ и золото Олимпиады
- Гундарс Ветра: игра в НБА, слава на YouTube и беременности баскетболисток
- Сергей Панов: «Макаревич остановил концерт «Машины времени» и объявил о нашей победе»
- Хейно Эйден: «Гомельский сказал: «Ты первый баскетболист, кто после свадьбы играет лучше»
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
