«Китайцы умеют терпеть, но за ними нужен тотальный контроль». Что не так с лыжными гонками и биатлоном в Поднебесной

«Китайцы умеют терпеть, но за ними нужен тотальный контроль». Что не так с лыжными гонками и биатлоном в Поднебесной
Николай Дундуков / Фото: © Личный архив Николая Дундукова
Объясняет российский специалист, работавший вместе с великим Бьорндаленом.

Для подготовки спортсменов к домашним зимним Олимпийским играм Китай нанимал звездных иностранных специалистов. Например, биатлонную команду взяли восьмикратный олимпийский чемпион Уле Эйнар Бьорндален и его жена, четырехкратная олимпийская чемпионка Дарья Домрачева. 

В сборных по лыжным гонкам и биатлоне были три российских тренера: Никита Крюков, Максим Волков и Николай Дундуков. Олимпийского чемпиона Крюкова все знают, Волков до работы в Китае был аналитиком в группе Юрия Бородавко и следил за тренировками Большунова и Непряевой. А кто такой Николай Дундуков?

В китайской команде он появился, когда ему было 24 года. Раньше занимался биатлоном, но никаких серьезных успехов на взрослом уровне не достиг. Как он стал старшим тренером в национальной сборной хозяйки Олимпиады? Блат? Удача? Об этом мы поговорили с самим Дундуковым. Также в этом материале:

  • Как в Китае делали лыжников и биатлонистов из гребцов и легкоатлетов
  • Почему китайцы не любят лыжные гонки и биатлон
  • Какая (безумная) цель стояла перед китайской командой на Олимпиаде-2022
  • Как Бьорндален не допустил группу Дундукова до отбора на игры

«Крюков все интенсивные тренировки делал вместе с командой»

— Как ты оказался в китайской национальной команде?

— Можно сказать, что получилась сказочная история. У меня свой спортивный клуб в Петрозаводске, где мы занимаемся со взрослыми и детьми. На наши соцсети был подписан мужчина из Финляндии, который занимался продажей спортивного инвентаря в Китае. Он написал мне. Предложил поехать на два месяца туда, чтобы подготовить региональную лыжную команду к Китайским играм. 

Соревнования должны были состояться в феврале 2020-го, я приехал туда в декабре 2019-го, но из-за начинающейся пандемии коронавируса сумел отработать всего три недели. Видимо, за это время моя работа понравилась китайской стороне. Менеджер или тренер, который со мной работал в региональной команде, порекомендовал меня в национальную. Со мной связались руководители команды: «Не хотели бы вы помочь сборной в подготовке к Олимпиаде-2022». Конечно, грех было отказываться.

— Сомнений не было?

— Сразу согласился. Были сомнения, связанные с семьей. У меня не так давно родилась дочка. Но такие шансы бывают раз в жизни. Тем более, на тот момент я уже знал, что в команде работают Домрачева и Бьорндален. Было понятно, что это уникальный опыт. Нужно соглашаться. Единственное, возникли заморочки с ковидом. Должен был присоединиться к команде с февраля, но получилось только в августе, а через две недели подъехал Никита Крюков.

Фото: © Личный архив Николая Дундукова

— Не смущало то, что в сравнении с Бьорндаленом и Крюковым у тебя даже близко такого опыта нет?

— Тогда я об этом особо не думал. Во-первых, я непрерывно занимался и занимаюсь саморазвитием, к моменту подписания контракта за спиной был большой багаж специальной литературы, как отечественной, так и зарубежной. Плюс, на тот момент я три года почти без выходных проводил по 4-6 тренировок в день в своем клубе. Ну и главное — был полон амбиций, верил в себя. Возможно, имел место эффект Даннинга-Крюгера, когда знаний не так много, но ты в себе мегауверен, так как начав работать в коллективе, понял, что на самом деле, для работы на таком уровне, знаний нужно еще больше. Но максимализм, который у меня был, усидчивость и желание развиваться позволили задержаться и доработать до конца.

— У тебя в соцсетях написано, что ты тренер сборной Китая по лыжным гонкам и биатлону. Это как?

— В Китае был, так называемый, Transfer Project. To есть атлетов из летних видов спорта переводили в зимние. В лыжные гонки и биатлон переводили, в основном, легкоатлетов и гребцов. Изначально предполагалось, что я буду вести биатлонную группу Transfer Project, а у Бьорндалена группа А с опытными спортсменами. Но в Китае много различных перипетий, в ходе которых свой первый сезон в китайской команде (с августа 2020-го по май 2021-го) я сразу провел на посту старшего тренера дистанционной лыжной группы А. Когда приехал после отпуска, то в олимпийском сезоне стал работать с командой Б по биатлону.

— То есть первый сезон ты работал с Никитой Крюковым?

— Да, но Никита работал со спринтерами, а я с дистанционщиками. Но мы были постоянно вместе.

— Как происходит процесс переучивания легкоатлетов и гребцов в лыжники и биатлонисты?

— Мы приехали, когда первая фаза проекта уже была пройдена. Они ее проходили в Норвегии. Изначально, как нам объяснили, было порядка 1000 спортсменов. Когда мы с Никитой приехали, в команде было максимум 120 человек. Они, в принципе, уже стояли на лыжах, но оставались технические огрехи. Мы работали над включением в работу нужных мышц, поиском идеального положения тела для лучшего скольжения, правильными углами при отталкивании и так далее. Также включали больше специальной функциональной работы в тренировочный процесс, работали над тактической подготовкой спортсменов и другими мелочами.

— Чем в работе отличаются российские и китайские спортсмены?

— В России до уровня национальной команды доходят люди, которые действительно очень сильно любят этот вид спорта, которые с детства мечтали стать олимпийскими чемпионами, встали на лыжи в самом раннем возрасте и идут к своей цели.

В Китае система иная. Ты должен постоянно спортсменов заставлять. В этом основное отличие. Какая там идет история (из рассказов наших менеджеров и переводчиков). Если в детском возрасте ты хорошо сдаешь экзамены, то идешь по пути образования. Если по интеллектуальным способностям ты не прошел, то переходишь в спортивную историю. Если у тебя предрасположенность, например, к гребле, то тебя отдают хорошему тренеру по гребле и ведут к олимпийским играм. Твоя жизнь полностью зависит от человека, который к тебе приставлен. Если ты выполняешь требования, то остаешься в команде. Если нет, то вылетаешь.

Они не любят то, чем занимаются, так как вынуждены этим заниматься. У нас ребята были вынуждены заниматься легкой атлетикой и греблей, а тут еще их перекидывают в совершенно непонятный для них вид спорта. В Китае не развиты лыжные гонки, потому что во всех северных регионах зимой до минус 30 с диким ветром. Сложно полюбить вид спорта, когда, во-первых, тебя заставили им заниматься, во-вторых, нужно тренироваться в таких условиях.

Поэтому ты должен спортсмена постоянно контролировать, кататься вместе с ним. Никита, например, все интенсивные тренировки делал вместе с командой. Это было ключевым преимуществом его группы, потому что он до сих пор в очень хорошей форме. Он подтаскивал своих ребят. Это и помогло Ван Цяну хорошо выступить на Олимпиаде и после завоевать первую медаль Китая в истории на Кубке мира.

Фото: © Личный архив Николая Дундукова

— Общался с врачом Сергеем Гилевым, который работал в корейской биатлонной сборной. Он рассказывал, что корейцы не умеют терпеть, как русские. Китайцы терпеть умеют?

— Умеют. Особенно те, кто оказался на Олимпиаде. Но при одном условии — за ними нужен тотальный контроль. Например, как это было у меня в России в бытность спортсменом. У тебя есть задание сделать 20 подъемов прыжковой имитации в максимальной интенсивности. Тренера рядом нет, но ты через боль и слезы, понимая, что надо перетерпеть, 20 подъемов сделаешь. Китаец один так делать не будет. Но если ты поставишь через каждые 10 метров человека, который постоянно на него будет кричать, то китаец выполнит все 20 раз. Они могут терпеть, но за ними нужен тотальный контроль.

У нас многие спортсмены кайфуют от самого процесса. Даже когда тяжело, они готовы делать еще и еще. Их иногда надо останавливать. Если ты китайцу скажешь сделать 20 подъемов, а затем попросишь выполнить 21-й, то столкнешься с непониманием. Тренер же сказал 20. Почему я должен делать 21-й?

Это в большинстве. Но ребята, с которыми я работал первый сезон в дистанционной команде А, и которые у нас выступали на Олимпиаде в лыжных гонках действительно любят то, что делают. С другой стороны, над ребятами, которые тренировались со мной в биатлонной команде Б, нужно было постоянно стоять, чтобы они все выполняли. Это накладывает отпечаток на тренировочный процесс, потому что один тренер не может за всеми приглядывать.

— На каком языке происходило общение со спортсменами?

— У нас были переводчики. У Никиты переводчик с русского, у меня и Макса Волкова — с английского. Понятно, что во время гонки ты ничего через переводчика говорить не будешь. Поэтому я выучил базовые вещи на китайском: на какую часть тела обратить больше внимания, сколько щелчков делать поправку, какой ветер, «вперед», «давай-давай». Не знаю, насколько долго со мной останутся эти знания.

— Как обстояли дела с организацией тренировочного процесса? Насколько он отличался от привычного нам?

— Самое интересное, что происходило в тренировочном процессе, — постоянные тесты. Каждую неделю у нас были различные тесты, зачастую не лыжной специфики. Изначально мы писали долгосрочные планы, не учитывая эти тесты. Затем сверху приходила директива, что надо обязательно сделать такой-то тест, который вообще не вписывался в план. Это накладывало серьезный отпечаток. Спортсмены не успевали восстанавливаться, так как тесты почти всегда были изматывающими, с условием, что худшие будут выбывать из команды.

Руководство считало, что ключевой проблемой в олимпийский сезон было то, что у нас не хватает соревновательного опыта. Было принято решение, без совещания с иностранным тренерским составом, каждый месяц проводить FIS-гонки. То есть каждый месяц ребята бегали на максимуме по пять гонок. Когда ты каждый месяц в подготовительный период бегаешь спринты, «пятнашки», гонки в гору, то ты не можешь развиваться, не можешь сделать нужный объем работы, восстановиться, чтобы потом сделать шаг вперед. Ты постоянно топчешься на месте. Это очень сильно мешало. Мы пытались оседлать эту проблему. Если бы подготовка была более традиционной, то уверен, что результаты были бы выше.

— Сколько бывших гребцов и легкоатлетов было в лыжной олимпийской команде?

— На Олимпиаде было пять мужчин и четыре девушки. У мужчин двое занимались лыжами с детства, один парнишка из Тибета, который занимался ски-альпинизмом — видом спорта, который включен в программу следующих игр. Остальные парни — легкоатлеты. У девочек трансферов не было. Все четверо изначально были лыжницами.

«Бьорндалену было сложно с немотивированными спортсменами, которые не задают вопросов»

— Какие задачи стояли перед вами на Олимпиаде?

— Медали, конечно. Пожалуй, ключевой была задача, чтобы в мужском марафоне занять первые три места, как это сделали российские лыжники в Сочи. Чтобы Си Цзиньпин их награждал во время церемонии закрытия. Мы в целом пытались поддерживать эту идею, мотивировать спортсменов. У них в глазах и так не очень много огня, но если его не будет в глазах тренеров, то он окончательно потухнет. Мы делали, что могли. Даже с учетом, что лыжникам не дали выехать в Европу. Уверен, что если бы была такая возможность, то это тоже положительно отразилось бы на результате. Ситуация с Ван Цянем на Олимпиаде (в четвертьфинале спринта его дисквалифицировали за наезд на норвежца Голберга) произошла во многом из-за нехватки опыта состязаний на околомаксимальных скоростях. Форма у него была. Китайские биатлонисты причем выезжали в Европу до Олимпиады, а лыжники — нет. Очень много вопросов. В Китае своеобразная система.

Фото: © Личный архив Николая Дундукова

— С другой стороны, в том, что китайские лыжники никуда не выезжали, можно увидеть и плюс. Ведь вы могли сколько угодно тренироваться на олимпийской трассе.

— Да. И то, что никому не дали на нее приехать, давало определенное преимущество. Но когда у тебя такая разница в классе, то сложно только за счет этого преимущества брать медали.

— Умом вы понимали, что повторить сочинский подиум в марафоне нереально?

— Конечно. Но мы не то чтобы не афишировали это понимание, но делали все, чтобы это свершилось. Делай, что должен, и будь, что будет. Наша задача была максимально подготовить спортсменов. Там уже китайское руководство само должно понять: возможно или невозможно.

— Как оценили лыжные результаты на Олимпиаде?

— Положительно. Когда я перешел из лыжной команды в биатлонную, то вместо меня с основной сборной на длинные дистанции стал работать Макс Волков. Насколько знаю, с ним продолжат сотрудничество. Они довольны несмотря на то, что максимальные поставленные цели не были достигнуты. Думаю, в глубине души все понимали, что вероятность взять три медали не велика. Но прогресс, которого добились ребята, очевиден. В мужской команде было всего два лыжника, остальные 3-4 года назад бегали-прыгали и о лыжах ничего не знали. Один обогнал Клебо в скиатлоне. Понятно, что Йоханнес там «гулял», но для китайского парнишки, который третий год стоит на лыжах, это очень неплохо.

— Олимпийский сезон вы провели в биатлоне. Как там все сложилось?

— В биатлонной команде были тоже команды А и Б. С июля 2021 года по февраль 2022-го я работал в команде Б. Ты никогда не знаешь, что думают китайцы, но план, видимо, был такой: мы готовим свою команду, Бьорндален — свою, затем мы где-то встречаемся и отбираем лучших на Олимпиаду. Но в итоге Бьорндален нас к отбору не подпустил. На игры поехали только его ребята.

В целом, с точки зрения тренировочного процесса, мы оставались частью Transfer Project, поэтому проблемы были те же, что и у лыжников. Мы тоже были обязаны участвовать в пяти FIS гонках в месяц (часть из которых были классические, что совсем не входило в нашу специфику). Нам так же нельзя было их пропускать. Работали за себя и за того парня. Ребята из команды Б боевые стволы в первый раз взяли только в мае 2021 года. Несмотря на это, на Кубке IBU в Идре один парнишка и одна девчонка сделали два нуля в своих первых международной гонках в карьере. То есть работа была проведена хорошая. И это при условии, что нужно было бегать гонки, работать над стрельбой, еще тренироваться, проходить тесты и когда-то успевать восстанавливаться.

— Почему Бьорндален не подпустил твою команду к отбору?

— Не думаю, что решение не учитывать нас в отборе было лично его. Возможно, это вопрос имиджа. Но он был уверен в своей системе подготовки, что его группа подойдет к играм в оптимальной форме. Когда мы бежали на Кубке IBU в шведском Идре, то там выступали трое ребят из его команды. Мои ребята на этом этапе набрали нужное количество квалификационных очков для выступления на Олимпиаде и обыграли ребят из его группы. Я попытался затронуть эту тему. Говорил, что, может, возьмете моих ребят на Кубок мира, попробуйте. Но получил ответ: «Мы не хотим сейчас вносить сумятицу в нашу команду, чтобы люди начали дергаться. Мы спокойно готовимся к Олимпиаде. Вы — молодцы, что так подготовились и так выступили, но у вас еще недостаточно опыта. Мы не можем быть уверенными, что покажете достойный результата на играх». Мы выступили в Идре, а потом началась вообще непонятная история. Мы поехали не на следующий этап Кубка IBU в норвежский Шушен, а в финский Вуокатти. Почему это случилось? Неизвестно. Видимо, чтобы мы лишний раз не мозолили глаза и не показывали, насколько хорошо готовы, чтобы ребята из команды А спокойно готовились к Олимпиаде и без лишнего дерганья показывали свой результат.

— Это все было инициировано Бьорндаленом?

— Я так не думаю. Нужно сказать, что он сделал очень много, чтобы мы (биатлонная часть Transfer Project) в эту Европу поехали. Лыжники, напомню, этого сделать не смогли. А в Китае, между прочим, правила хранения и перевозки оружия жестче чем в России. Хотя кажется куда еще жестче? Со стороны Уле была оказана максимальная поддержка. Мы получили норвежские визы. Без его помощи мы бы не смогли выехать в Европу, и не было бы возможности показать тот результат на Кубке IBU. Поэтому я ему безмерно благодарен за всю ту поддержку.

Фото: © Личный архив Николая Дундукова

— Глава СБР Виктор Майгуров говорил, что обсуждал с Бьорндаленом возможную работу в России. Но по тем результатам, которые показали китайские биатлонисты, сложно понять, какой он специалист. Какой тренер Бьорндален?

— Я не думаю, что вправе рассуждать какой он тренер. Мне кажется, что ему было сложно в этой китайской системе с немотивированными спортсменами, которые не задают тебе вопросов. Да, забыл рассказать об этом. В 99 процентах случаев китайцы не задают вопросов. По их философии, если ты спросил, значит, ты слабый. Если бы мне в Карелию приехал работать Бьорндален, то я бы его завалил вопросами, достал бы, но узнал все, что мне нужно. В Китае ты говоришь спортсмену: «Едем все налево. Понятно?» Он тебе кивает головой и едет направо. Мне кажется, что Уле было сложно работать с китайским менталитетом. Он старался, это было видно. Какие-то хорошие идеи у него определенно были. Но, повторюсь, я не тот человек, который может судить.

— Тебе, как бывшему биатлонисту, каково было работать с такой легендой?

— Словами не описать. Даже сейчас не могу объяснить ощущения от осознания, что ты, простой парень из Карелии, наравне общаешься с Бьорндаленом, Домрачевой, Крюковым, задаешь им вопросы, решаешь вместе какие-то проблемы. Это очень большая честь работать с ними и колоссальный опыт.

— Если бы Бьорндален работал в России, то многие смотрели бы на него с открытым ртом. Как это было в Китае?

— Там такого нет. Был классный случай с Крюковым. У нас проходили соревнования по подтягиваниям. Никита подтянулся 70 раз и всех обыграл. К нему подошел парнишка сфотографироваться. Но подошел не потому, что Крюков — олимпийский чемпион, а потому что он 70 раз подтянулся. У китайцев нет культуры лыжного спорта. Они не знают, кто мы такие. Возможно, в этом заключался мой шанс, что я попал в Китай. У них нет понимания, что это Никита Крюков и он в лыжном мире фигура в тысячу раз более известная, чем Коля Дундуков.

— Чем запомнилась работа с Бьорндаленом?

— Что в Никите, что в Уле мне понравилось, что несмотря на то, что они такие великие спортсмены, это простые в общении люди. Наверное, больше всего запомнился их менталитет, их психология чемпиона. Когда мы играли в настольный теннис, волейбол, да даже на Nintendo в Mario Kart, они были максимально нацелены на победу и не имели малейших мыслей о поражении. Для меня это стало большим жизненным уроком. За первый год работы с Никитой — с Уле тогда не так часто пересекался — я очень сильно поменялся ментально.

Это видно на простом примере. Я играю в большой теннис. Если раньше постоянно боялся ошибиться, перестраховывался на всех ударах, то после того, как поработал в компании таких ребят, стал выходить на корт с понимаем, что выхожу побеждать. У меня результаты за счет этого стали намного лучше. Эти люди ментально намного сильнее.

— Бьорндален тоже играл в Mario Kart?

— Да. На нескольких сборах, когда совпадали дни отдыха, мы вместе играли по вечерам.

— Все знают, что он помешан на чистоте, очень осторожен и почти никогда не жмет руку. Но многие отмечают, что сейчас он немного изменился. Так ли это?

— Да, он стал попроще. Я хорошо запомнил нашу первую встречу. Мы с Никитой гуляли по полю, фотографировались с альпаками. Уле ходил по лыжероллерной трассе с Дарьей и дочерью Ксенией. Мы их сначала не признали, но потом пересеклись. Жать руки не стали, а поздоровались локтями. Тогда в целом это была стандартная коронавирусная тема. Но в дальнейшем с рукопожатиями проблем никаких не было.

Фото: © Личный архив Уле-Эйнара Бьёрндалена

«Китайцы платят хорошо. Очень выше рынка»

— По прилете в страну из отпуска тебе нужно было проходить карантин. Карантин в Китае — это что?

— Полная жесть. Месяц тотальной изоляции. Ты не можешь выйти даже в коридор. Не говорю уже про улицу. Мы открывали окна, но нас за это ругали. При этом у тебя берут самые жесткие в мире тесты: засовывают палку в нос и достают, не знаю откуда. Это происходит каждые два-три дня. Помню, как у меня на карантине было что-то вроде паники. Ты вечером думал о том, что сейчас ляжешь спать, проснешься, и с тобой будут жестить. Не хотелось, чтобы день заканчивался.

— Там тоже антиковидные меры зависели от волн? То есть чем выше уровень заболеваемости, то меры строже и наоборот.

— Наверное, где-то по стране все зависело от волн, но так как наша команда готовилась к олимпийским играм, то у нас всегда были максимально строгие правила. Мы всегда были на закрытой базе, всегда был жесткий контроль с тестами. Даже если уровень заболеваемости низкий. Ближе к Олимпиаде тесты начали сдавать уже каждый день.

— Нужны ли были какие-то куар-коды для нахождения в стране?

— Эти куар-коды делали наши менеджеры. Что реально было круто в Китае, так это в плане обслуживания наших, иностранцев, бытовых нужд. Все было сделано по высшему разряду. Мы не заморачивались ни с какими куар-кодами. Просто показывали зеленый код на нашем телефоне, который китайцы нам сделали, и проходили.

— Как там было в плане финансовых условий?

— Все хорошо. Платят выше рынка. Очень выше рынка.

— Почему не остался?

— Потому что дочка два года без меня жила. Я уехал, когда ей был год и два месяца. Приехал — ей два года и десять месяцев. Это был великолепный опыт, я поработал с профессионалами высшей пробы. Но сейчас хочу побыть с женой и дочкой. Варианты остаться были, но я выбрал семью.

— Насколько понимаю, ты продолжаешь работать в клубе. Сейчас, учитывая тот опыт, который получил, твоя стоимость увеличилась?

— Да, цена индивидуальных занятий подросла. Думал, что подниму повыше, чтобы больше времени с семьей проводить. Поднял в три раза. Но люди продолжают ходить. Цену детских занятий поднимать не стал, потому что считаю, что детский спорт должен быть доступным. Мне нравится работать и с детьми, и со взрослыми, передавать опыт. Стало легче проводить занятия, потому что получил огромный багаж знаний. Я до этого мог научить правильными движениями, но сейчас все стало еще четче. Больше уверен в своих силах. Люди быстрее прогрессируют.

— Теперь у вас есть опыт работы с национальной командой. Не хотели бы вы поработать в России на федеральном или региональном уровне?

— Тренерская работа предполагает длительное отсутствие дома. Два года в Китае не дались мне, моей жене и дочке легко. Сейчас хочется побыть с семьей. Но я всегда открыт для предложений. Все зависит от условий и от того, насколько работа будет интересной. 

Читайте также: