Его международная спортивная карьера в коньках длилась без малого двадцать лет, с юниорского ЧМ 1995 года до декабря 2013-го. В наследие после себя Уотерспун оставил мировой рекорд на 500 метров — 34,03, который сумели превзойти только два российских спринтера — Павел Кулижников и Руслан Мурашов. Для первого канадец был ролевой моделью, о чем Павел не стесняясь говорит в интервью. Мы встретились в Джереми на чемпионате мира в Инцеле, где он был в роли тренера сборной Норвегии, и поговорили о карьере канадца, олимпийских неудачах и его текущей работе, давшей уже очень заметные плоды. Начали, впрочем, с итогов коронной дистанции Уотерспуна — «пятисотки».
— Что скажете про «золотой» бег Мурашова?
— Очень цельный получился забег. Отличное ускорение и набор скорости. Мурашов — не тот парень, который хорошо проходит последние сто метров, поэтому для него важно быстро набрать скорость, создать запас. Здесь ему это удалось.
— Руслан сам говорит, что ему повезло с жеребьевкой, потому что обычно возникают проблемы со вторым малым поворотом, а сейчас он стартовал по малой дорожке, и второй поворот был большой. Вы бегали на таких же скоростях, как вы решали эту проблему?
— У меня она проявлялась не так заметно. Лучшие свои результаты я показывал, конечно, стартуя по малой дорожке, но и в случае со стартом по большой и последним малым поворотом обычно все было неплохо. Я использовал много шорт-трека в своей подготовке, более того, в молодые годы, до переезда в Калгари, в моем родном клубе мы совмещали шорт-трек и конькобежный спорт, и шорт-трека было даже побольше. Так что практики с крутыми поворотами у меня было предостаточно.
— У нас в России были и есть специалисты шорт-трека, которые перешли в большие коньки. Их техника явно выдает прошлое, что нельзя сказать про вас — вы считались едва ли не идеалом исполнения конькобежного спринта. Как удалось избежать закрепления особенностей техники шорт-трека?
— Там, где я провел детство и юность, в западной Канаде, это считается нормальным, совмещать оба вида спорта. Каждый год мы начинали кататься в хоккейной коробке в октябре на коньках для шорт-трека, а во второй половине декабря, дождавшись морозов, выходили на натуральный лед. Затем мы два-три месяца катались как конькобежцы на этом натуральном льду, пока он не таял, и после этого завершали сезон снова в коробке, возвращаясь к шорт-треку на пару месяцев. И так каждый год: шорт-трек, коньки, шорт-трек.
— Когда окончательно выбрали большие коньки?
— После школы, я переехал в Калгари и там уже тренировался как конькобежец.
— По итогу карьеры у вас под семьдесят побед на этапах Кубка мира, почти два десятка мировых рекордов и только одна серебряная медаль с Олимпиад. Почему?
— На первой своей Олимпиаде, в Нагано, я был вторым и сказал себе: «Это нормально. Я пробежал хорошо, но даже если бы я сбегал отлично, то все равно был бы вторым». Так что я был в порядке, продолжал тренироваться. А вот уже вторые Игры, в Солт-Лейк-Сити, были не настолько счастливыми, потому что я упал практически на старте, на первых шагах 500-метровой дистанции. После той Олимпиады я получил очень много негатива от вашей братии — журналистов. Реакция в Канаде была не очень хорошей, и меня это сильно зацепило. В итоге перед третьей своей Олимпиадой, Турином-2006, я слишком много думал о том, как угодить людям, и недостаточно много — о том, что происходит у меня внутри. Поэтому и выступил неудачно — фокус был не на то.
После этого я взял перерыв. Отправился в Норвегию, отдохнул там, пропустил год и затем, когда вернулся домой, то провел очень хороший сезон 2007/08, установил мировой рекорд, 34,03, но на следующий год упал на соревнованиях в Берлине, сломал руку. В 2009-м начались проблемы со спиной, она, видимо, не выдержала многолетних тренировок, и у меня повредился межпозвоночный диск. После этого я уже не смог вернуться к прежним кондициям, спина не позволяла. Так что на домашней Олимпиаде в Ванкувере я боролся с координацией по левой стороне, в частности, нога в повороте уже не могла работать как надо. Я знал, что нужно делать, понимал, как это делать, но тело не могло исполнить требуемое. Возможно, я уже был слишком стар.
— Спринт — очень нервная дисциплина, как вы решали вопросы психологической устойчивости, когда выступали?
— Нужно очень много практики. Я выбирал путь через контрольные старты, на которых старался быть максимально быстрым. То есть загонял себя в состояние мандража. Вторая важная вещь — надо держать в голове в момент времени только одну цель, а не множество, если говорить об исполнении бега. Одна задача на прямые, одна — на повороты. Таким образом ты сохраняешь фокус, и если что-то происходит, то ты его не теряешь. Во время соревнований это очень помогает, если лед скололся или ты допустил ошибку, ты не думаешь об этом, остаешься в фокусе задачи и действуешь на автомате. Например, если лед скололся, то конек проскальзывает и толчок происходит быстрее обычного, но ты не думаешь об этом, ты просто реагируешь, чувствуя это. Есть много вещей, которые ты не видишь, но ощущаешь телом и реагируешь на них автоматом, не задумываясь. Потому что если станешь думать во время бега, то замедлишься. В голове будут мысли: «Хорошо, плохо, плохо, хорошо», а нужно просто не беспокоиться ни о чем, даже о боли в уставших мышцах.
— Ваш мировой рекорд на 500 метров стоял восемь лет, пока его не побил Павел Кулижников. Где вы были, когда это произошло, и что испытывали?
— Я был на катке в Калгари и видел все своими глазами. Это не слишком приятно — терять мировой рекорд, но я всегда знал, что когда-нибудь кто-нибудь сделает это. Я принял это, тем более что Кулижников бежит очень хорошо, я знаю, что, когда он был молод, то пытался брать что-то у меня из техники. Это приятно, когда такие результаты показывает человек, бравший тебя за образец.
— Многие люди сравнивают вас и Павла, находя удивительное сходство: вы оба высокие, длинноногие, есть очень похожие стоп-кадры, особенно в повороте. Вы словно близнецы.
— Ну, мамы у нас точно разные (смеется). Но, думаю, что, если он бежит как я когда-то, то это здорово, потому что я был хорош. Это удачная модель для подражания. Но на самом деле есть отличия. Да, если поискать, можно найти похожие фото, но есть и различающиеся.
— Если бы вы были тренером Павла, что бы попробовали пофиксить в первую очередь?
— Ну… я не думаю, что он сломан (игра слов от английского fix. — «Матч ТВ»). Но случись такое, я бы в первую очередь поговорил с ним о технике, о тренировочном процессе, потому что, находясь снаружи, ты можешь только гадать, что человек думает, что он хочет делать. И я не претендую на то, чтобы заявлять, будто я знаю, что нужно делать людям, не погружаясь в то, что у них внутри, какие мысли и идеи.
— Вы все еще встаете на коньки?
— Уже не так часто, как раньше. Но если тренировка мне подходит, я могу покататься со своими спортсменами. Я люблю коньки.
— То есть это не история парня, который закончил карьеру и больше не тренировался?
— Нет, я люблю кататься и не хочу забывать эти ощущения. Это важно для меня.
— Вы сейчас работаете со спринтерской сборной Норвегии, которая демонстрирует прогресс. Что вы сделали?
— В Норвегии больше любят многоборье. Но спринт набирает популярность, особенно после того как Ховар Лорентсен взял золото и серебро на Олимпиаде в Пхенчхане. Сегодня разница в отношении уже очень заметна. Я пишу для них план, как правильно развивать спринт, потому что в прошлом они просто готовились, как многоборцы, но с меньшими объемами. Но это не спринтерские тренировки, это просто легкие многоборские тренировки. А спринт — это смесь требований по разгону, набору скорости и ее удержанию. Так что у нас сейчас новый путь подготовки и фокус на этих требованиях. И судя по результатам, все идет хорошо.
— Перед этим чемпионатом мне рассказывали о некоторых проблемах с лезвиями у норвежской сборной. Это слухи или правда?
— Это не проблемы, просто регулярный сервис лезвий. Их нужно периодически загибать, а после нескольких заточек может испортиться овал, и его надо править. Это рутина, словно уход за гоночной машиной.
— Вы в Норвегии живете или на две страны?
— Я, моя жена и дети живем в Осло, в Канаде я бываю нечасто, только на сборах или соревнованиях. Иногда летаю к родственникам.
— По-норвежски уже заговорили?
— Немного, достаточно для некоторого общения, в том числе интервью. Но мой норвежский еще можно улучшить. С командой я общаюсь по-английски, чтобы быть уверенным в передаче смысла сказанного, но, возможно, на следующий год попробую перейти на норвежский.
Читай также:
- Денис Юсков: «Я устал, просто устал, ноги устали»
- Елизавета Казелина: «Меня не пускали на старт. Медалью Россия обязана Польше»
- Семериков — о том, как выиграть две тысячных секунды на десяти километрах и взять бронзу ЧМ на нелюбимой дистанции
- Мурашов — новый чемпион мира. Когда-то он попросил будущую жену избавиться от пирсинга живота
Фото: globallookpress.com, Mark Sandten / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, Reuters, Jasper Juinen / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
