- Хороши ли перспективы черно-белых?
- Как умер Джейкоб Лекхето?
- Почему продавать игроков в современном футболе все труднее?
- Во сколько обошелся бы ЦСКА африканский аналог Витинью?
- Что страшнее — мины, лихорадка, крокодилы или африканские боссы?
Через несколько минут все узнаете.
«Торпедо» рвется в ФНЛ. Семь очков отрыва от второго места в зоне «Центр» вселяют и подстегивают. Черно-белые работают в Турции и Сочи, экспериментируя с числом и продолжительностью сборов, чтобы не только войти в форму к возобновлению сезона в апреле, но и не выйти из нее. Что при пятимесячной паузе не мудрено. Пять месяцев без футбола! С ума сойти.
— Перерыв большой, но все в равных условиях, — поясняет спортивный директор Бондаренко. — Задача повышения в классе стоит, финансирование нормальное, работаем.
— Задача стоит?
— Другие варианты руководство не рассматривает. Нам и болельщики не позволят не выйти. Сами создали такое настроение, уступив в двадцати официальных матчах только раз — «Динамо» на Кубок. В чемпионате четыре ничьи, остальные победы. Говорят, рекордная серия в истории «Торпедо». Без учета уровня турнира.
— По бюджету вы лидеры своей зоны ПФЛ?
— В тройке точно. Суперзарплат нет, платим адекватно, звезд не берем. Хотели пригласить Рязанцева, тренировался с нами месяц. Но выбрал «Химки».
— Если выйдете в ФНЛ, успеете усилиться летом?
— Горячая будет пора. Постараемся укрепиться качественно и количественно.
— Легионеров уже присмотрели?
— В ФНЛ можно и без них обойтись, считаю. Руководство и болельщики придерживаются той же точки зрения. Если кто-то интересный подвернется, рассмотрим варианты. Но это не самоцель. Стратегия развития поступательная, хотим подняться и закрепиться, а не проскочить транзитом. Инфраструктура пока не готова, без нее смысла нет. Не знаем даже, где будем играть вторую часть сезона — на Восточной улице стройка вовсю. Может, в Сокольниках. Или в Детском городке Лужников, поляна там шикарная, ребята после тренировок не хотели уходить.
— Владелец «Торпедо» Роман Авдеев глубоко погружен в клубные дела?
— Очень. Постоянно ходит на игры, смотрит вместе с болельщиками, встречается с командой. Полный контакт и с ним, и с советом директоров, и с президентом Еленой Еленцевой. В футбольных вопросах никто не мешает, все только помогают.
— На какую вместимость будет рассчитан новый стадион?
— 15 тысяч. Архитектурно — без привязки к земляному склону, как сейчас.
— Когда сдадут?
— Весь район с инфраструктурой, насколько я знаю, — к 2025 году.
— Вы трудились в селекционной службе «Локомотива» в самые его звездные годы — с 2001-го по 2008-й. Каких игроков туда привели?
— Почти всех, кто из Африки, — Мнгуни, Лекхето. Костариканца Уинстона Паркса заметил в Аргентине на чемпионате мира U-20. Обиора не мой, его взяли из второй испанской лиги.
— Что за печальная история приключилась с Лекхето?
— СПИД. Жену заразил, тоже умерла. Типично африканская тема.
— Александр Ярдошвили, тогдашний врач «Локомотива», недоумевал: Лекхето регулярно обследовался в клубе, анализы ничего не показывали, потом вдруг заскочил на сборы после отпуска, коротко переговорил с Юрием Семиным, и с тех пор его никто не видел.
— Там не было криминала или обмана: сгорел от СПИДа. Узнав, что болен, сообщил Палычу и уехал. Мой брат-близнец Алексей потом встречался с ним в ЮАР. Все так, к сожалению. Лекхето был идеальным легионером. Помог команде, по-русски хорошо говорил. Все, кто его знал, отзывались только положительно. До «Локомотива» даже в сборную ЮАР не попадал, считался хорошим игроком средней команды, не более. Жил на Кутузовском, я у него дома часто бывал.
— Как у остальных ваших судьба сложилась?
— Мнгуни в Москве тяжелее пришлось. Конкурировал с Маминовым и Лоськовым, оба были в самом соку. Но «Реалу» помните, какой положил? Закончил играть чуть ли не в Бирме. Мэттью Бут, выступавший за «Ростов» и «Крылья», сейчас эксперт на южноафриканском ТВ. У Макбета Сибайя, игравшего восемь сезонов в «Рубине», тоже все в порядке: денег заработал, живет в свое удовольствие.
— Почему вам пришлось уйти из «Локомотива»?
— Сменилось руководство, обновился менеджмент. Перешел в «Динамо», полтора года работал начальником селекционной службы. Времена были бедные, деньги позже в клуб потекли. Но удалось взять за копейки Уилкшира, Ропотана. Со средненьким составом выиграли «бронзу», хороший результат. Когда мой контракт закончился, клуб пригласил Сарсанию.
— Удивлены происходящим в «Динамо» в последние годы?
— Уже устал удивляться, спокойно на все смотрю. Беспроблемных клубов в России практически нет. Не говоря уж про ПФЛ, тут совсем тяжко.
— Запах генеральских шинелей в «Динамо» — фигура речи?
— Специфика ощущалась. Словами это не опишешь, что-то неуловимо ведомственное. И новости оттуда идут любопытные. Читаешь про суммы, уголовные дела и удивляешься: как люди не боятся? Работают себе невозмутимо, потом бац — приехали.
— «Ростову» тоже вы помогали с легионерами?
— Брат привез им Кангу и Баштуша. Оба без адаптации, прямиком из своих африканских чемпионатов, но как помогли! Баштуш сейчас в «Лацио» играет.
— Ангольца взяли за триста тысяч, продали за пять миллионов. В ту же пору еще масса народа из клуба ушла, а «Ростов» остался весь в долгах. Как так?
— Про родной город лучше не буду. Хорошо играли, правильно комплектовались, дай бог им здоровья.
— Тогда про «Анжи». Как там работалось в самый золотой период?
— Полтора года провел в селекционном отделе, застал и Керимова, и Хиддинка. Спортивным директором был Хасан Биджиев, с которым хорошо знакомы по «Локомотиву», он меня и пригласил. Анализировали, составляли списки, давали информационное наполнение и экспертную оценку. Но реальной селекцией занимались другие люди.
— Герман Ткаченко?
— Он и еще некоторые. Собирался совет директоров, от нас требовались данные по лучшим исполнителям на ту или иную позицию. Предоставляли с запасом, поскольку рынок мониторили очень глубоко. Исходили из почти неограниченных финансовых возможностей, можете представить, какого уровня люди были в наших списках. Мое мнение — если бы к нашим рекомендациям прислушались, в «Анжи» могла подобраться качественно другая команда, более сильная. Не говорю, что та была плохая, но каких-то покупок стоило избежать.
— Например?
— Не хочу называть всех, люди еще играют. Но вот, допустим, Карсела-Гонсалес. Для «Стандарта» нормальный выбор, а для того «Анжи» — средненький, балласт. И таких было человек пять-шесть. Рядовые игроки, а мы предлагали сильных.
— Со стороны казалось, что вся эта история не про футбол, а про деньги.
— Мне некорректно так говорить, я ведь там работал. Удивлялся, как и все, размаху: в Махачкале офис, в центре Москвы тоже офис, тридцать человек. Владельцы так видели клубное строительство, их право. В какой-то момент почувствовал, что не там нахожусь. Платили хорошо, условия комфортные, но что-то тяготило. Написал заявление, ушел. Передал наработки новому тренеру Сергею Ташуеву, большую часть моих кандидатур он потом пригласил в команду.
— Не было ощущения, что Хиддинк под занавес дагестанской эпопеи немного рязмяк?
— Было, конечно. Гус достиг в карьере очень многого, чуть ли не потолка. Тяжело выдавливать из себя мотивацию в таких условиях, Гус, по сути, доигрывал. Когда ушел, остальные тоже потянулись на выход. Были проданы, кстати, с выгодой.
— Роберто Карлос и Это’O чем-то выделялись, когда все еще было богато?
— Тренировались на совесть, но выходные были не прочь провести в Европе, развеяться. Клуб оплачивал частный «джет» поверх контрактов, летели на пару дней в Барселону или еще куда-нибудь. Вообще Карлос — отличный мужик, совершенно без пафоса.
— Кто был самым распальцованным?
— Опять вспоминается Карсела-Гонсалес. По полсотни родственников приглашал, оплачивал им перелет, проживание. В том «Анжи» многие могли себе такое позволить. Тем тяжелее видеть то, что происходит с командой сейчас.
— У вас была агентская лицензия ФИФА. Что она дает?
— Тогда давала право официально заключать контракты с футболистами и представлять их интересы. В случае споров или конфликтов я мог отстаивать права игроков в дисциплинарных органах. Когда пришел в «Динамо», лицензию сдал.
— Зачем?
— Так положено. Многие оставляли, устраиваясь в клубы, я не захотел. Потом ФИФА отказалась от понятия «агент», сняла с себя юридический надзор. Теперь лицензия не требуется.
— За что же агенты платят РФС?
— ФИФА отдала работу с посредниками на откуп федерациям. Наши решили, что право на агентскую деятельность стоит 10 миллионов рублей. Плюс еще три миллиона в год за пролонгацию. Некоторые платят, но большинство работает втемную. Нет смысла тратиться на то, что никак не влияет на работу.
— А лицензия ФИФА сколько стоила?
— Нисколько. Поначалу брали деньги, потом перестали.
— Почему агентов так тянет работать в клубах? Особенно спортивными директорами?
— Потому что есть рынок сбыта, который к тебе привязан. Это самое главное. Игроков сейчас куча, найти вообще не проблема. Даже если ты не агент футболиста, но есть куда его пристроить — подойдешь, договоришься, будешь работать в связке, участвовать в сделке за какую-то долю. А когда нет покупателя, ковыряешься вхолостую, занимаясь, по сути, ничем. Где твои футболисты будут играть?
Рынок вообще меняется, предложение превышает спрос. Среди топ-игроков огромное количество свободных агентов, не могут устроиться в хороший клуб. Раньше такого не было, качественного футболиста всегда можно было продать. А теперь Рабио из «ПСЖ» отказывается от услуг мамы-агента, потому что сорвался переход в «Барселону». У него полгода до конца контракта, мастерство, перспективы, но даже гранды не хотят переплачивать за качество, главный критерий — деньги.
— В какой точке этого процесса находится Россия?
— На обочине. Кичимся продажей Головина за тридцать миллионов, однако это самый дорогой трансфер за всю нашу историю. Сейчас в Европе 19-летние по двадцать миллионов уходят, если действительно талантливы. Наши могут сверкнуть на коротком отрезке, как Дзюба, но не дают двух-трехлетней стабильности. Неудивительно: за границей в футбол можно играть двенадцать месяцев в году, у нас семь, другие возможности роста. Манежи — хорошо, но когда за окном минус двадцать, организму и в помещении не по себе. Футбол — это лето, что с нас взять?
— Почему игроков на рынке куча, а пристроить трудно? У клубов стало меньше денег?
— В том числе. Набирает силу финансовый «фейр-плей», да и бизнесом футбол стал окончательно. Топ-игроку надо много платить. Клубы считают деньги и понимают: лучше взять за ту же цену двух молодых. По зарплате меньше, шансы выгодно продать больше. В России деньги считают хуже. Таких сделок, как по Баштушу — за триста тысяч взяли, за пять миллионов отдали, — крайне мало. Только ЦСКА этим занимается и отчасти «Зенит», задорого берущий и с выгодой продающий. «Порту» или «Брага» делают звезд из неизвестного молодняка и живут с продаж. Мы предпочитаем не зарабатывать, а осваивать.
— Что мешает быть, как «Порту»?
— Климат и типичные российские проблемы. У наших клубов долги за пять месяцев, суды, банкротства, вместо хозяев — управленцы. Не до селекции, выжить бы. А у португальцев агентская сеть по всему миру. В каждой стране резиденты: человек никуда не летает, живет на клубную зарплату, просматривает весь национальный футбол вживую. Клуб делает на этом несусветные деньги.
— Южная Америка давно под микроскопом, но африканского рынка хватит и на Европу, и на нас, разве нет?
— Африканцев в России брать сейчас не хотят. Боятся менталитета, адаптации. Хотя вариант идеальный. Цена — копейки, даже если не угадал, много не потеряешь. Это не Витинью за 10 миллионов. Африканца такого уровня я нашел бы тысяч за двести — есть разница? И таких примеров в России масса.
— Вы закончили ростовский институт народного хозяйства по специальности «Управление маркетингом». Как оказались в футболе?
— Родился в футбольной семье. Отец почти всю карьеру играл за СКА, тренировал «Динамо», сборную Мозамбика, восемь африканских клубов. С младенчества все вокруг было подчинено футболу, не представлял себя в другой сфере. В Ростове прожил до двадцати одного года. Поступил в институт, взял академотпуск и уехал к отцу в Мозамбик. Не страна — сказка.
— Серьезно?
— Очень нравилось там. После России испытал в Мозамбике незнакомое ощущение свободы.
— Так беднота же.
— А Ростов в 90-х был богатым? Не Монте-Карло, мягко говоря, — разницы особой не чувствовалось. В Мозамбике океан, солнце, природа сумасшедшая. Через полтора года вернулись с братом в Ростов, закончили институт и снова уехали в Африку.
— Чем занимались там?
— Адаптировались, учили язык. По-португальски я заговорил через полгода, английский изучал дополнительно. Поигрывали в мини-футбол, какими-то связями через него обзавелись.
— За что отцу дали боевую медаль Мозамбика?
— За работу в сборной. Он дважды ее тренировал, вывел на Кубок Африки, куда Мозамбик десять лет не попадал. Страна небогатая, футболистов сильных мало. Во франкоговорящей Африке футбол совсем другого уровня, а в Мозамбике даже питания нормального не было. Худые люди, жесткая жизнь.
— И все же вам нравилось?
— Мы не голодали: своя вилла, хорошие условия. На гербе страны — автомат Калашникова, но такой свободы не чувствовал нигде. Делай, что хочешь, купайся, загорай, живи в удовольствие.
— Акул не боялись?
— Акулы были уже в ЮАР. Мы перебрались туда в 2006-м, и сразу другая атмосфера, ощущение постоянной опасности. В Мапуту было спокойно, а в Йоханнесбурге все ходили с оружием. Если привыкнуть к местным порядкам, нет проблем. Туристам же требуется внимание и осторожность.
— В кровавый район Соуэто заходили?
— Как раз с Лекхето, он оттуда родом. И три года назад заезжали на товарищеские матчи. В принципе, там нормально все. Когда едешь на машине, справа фавела, слева фавела — окна, понятно, должны быть закрыты и заблокированы. На светофоре к впередистоящему авто близко не подъезжаешь, чтобы резко уйти в случае чего.
В Йоханнесбурге как-то ждем зеленый, вдруг — стрельба. Рванули на красный, ждать не стали. На стадионе, где тебя знают, безопасно, а на улицах неадекватов хватает. Австрийца, друга Беккенбауэра, застрелили в Дурбане перед жеребьевкой ЧМ-2010 прямо на поле для гольфа. Даже по меркам ЮАР очень опасный город. В центре средь бела дня надо постоянно по сторонам глядеть. Если ты один — конкретная мишень.
— Прожил там почти месяц во время чемпионата мира. Не тронули.
— Повезло. В ЮАР игроков сборной убивали: вратаря, защитника… То ли разборки, то ли еще что. Другого сборника, наоборот, задержали за попытку убийства. Кейптаун тоже опасный город, особенно фавелы, где цветные живут.
— Там спокойные города есть?
— Порт-Элизабет, Претория — относительно. В ЮАР очень развита клановость. Во всем, даже в футболе. Один укоренился — тащит своих: зулу, суту, коза, тсвана, ронга, битонга… У каждой народности свой диалект.
— А африкаанс, он же бурский?
— На нем белые говорят. Очень похож на голландский, Хиддинк с Адвокатом спокойно поймут. Государственный язык, но далеко не все аборигены его знают. А есть еще много понаехавших или даже пришедших пешком. Конголезцы со своим французским, естественно, первым делом осваивают диалект, им не до английского с бурским.
— Так что насчет акул?
— Севернее Дурбана, как раз на уровне границы с Мозамбиком, начинается широта, за которой прячутся от холодных течений белые акулы. Погружаешься на 25 метров и знаешь, что можешь ее увидеть. Не очень комфортное чувство.
— Видели?
— Только мелочь вроде акул-молотов. Но эти безобидные, когда восемь человек вместе погружаются, боятся подплывать. Рядом снуют, не нападают, главное, резких движений не совершать.
— Знакомый прожил четыре месяца в столице Нигерии Лагосе. Главное ощущение, по его словам, — вонь. Повсеместно. Так на всем континенте?
— Не сказал бы. В Йоханнесбурге даунтаун действительно загадили, кроме черных там никто не живет. Белые на виллах, в пригородных домах, под частной охраной, у них все в порядке. В сити приезжают на работу, встают на поземную парковку, поднимаются в офис. Домой — в обратном порядке. На улицу купить гамбургер или просто прогуляться не выходят — опасно, много наркоманов и бандитов. Туристов там вычисляют в секунду.
В ЮАР есть собственное производство BMW. Придумали ноу-хау: вывели в салон специальную кнопку, называется «антихайджек». Нажимаешь — из-под кузова бьет пламя по периметру. Опция пользуется спросом: когда на светофоре четверо машину обступают, очень выручает.
— В смысле — жжет людей?
— Не ты, так тебя, можно выбирать. На самом деле не все ужасно, иначе люди там не жили бы. Однако проблемы есть. Каждые 5 секунд изнасилование, каждые 20 секунд убийство: за точность не ручаюсь, но порядок цифр примерно такой. Из 57 миллионов населения белых десять процентов, и их численность сокращается, многие эмигрируют.
— Хотел спросить про легендарную африканскую фауну, но с главной опасностью мы, кажется, определились.
— Фауна особо не досаждала. Главная опасность в Мозамбике — малярийные комары. Двести километров севернее Мапуту — самые их зоны. Все, что летает и на тебя садится, может заразить. Малярия штука опасная, убила много народу, в том числе наших моряков. По полгода землю не видят, начинают керосинить, алкоголь глушит симптомы, но болезнь в крови развивается. Не принял вовремя лекарство — смерть.
— У местных- иммунитет?
— Нет, но если вовремя проколоться, малярия отступает, хотя и не уходит совсем. Комар укусил — все, инфицирован. Потом будет периодически проявляться, уже без укуса, снова надо на уколы. На две недели человек выпадает, состояние хуже некуда. С отцом работал в Анголе в 2010-м, у него как раз обострение было, пятое по счету. У меня, тьфу-тьфу, ни разу. Хотя комаров, случалось, много на мне сидело.
— Фумигаторы не спасают?
— Раньше не было фумигаторов. В Африке всегда и везде что-то летает, прыгает, ползает. Дома свет включишь, пока всех не перебьешь, спать не ложишься. Придумали специальные сетки, в Замбии в прошлом году пользовался. Над кроватью в отеле сложенный сетчатый балдахин: расправил и спи спокойно, никто не подлетит. Лучше, чем по всей комнате за комарами или летающими тараканами гоняться.
— Это еще что?
— Просто тараканы с крыльями. Очень большие. Ящерицы на потолке вообще в порядке вещей, к ним привыкаешь. К тому же есть поверье, что ящериц нельзя убивать в комнате, примерно как у нас паучков. Только выгонять. А однажды поехали с одним местным в мозамбикские джунгли. По-русски говорит идеально, причем с армянским акцентом. Пять лет учился в Ереване, знает 12 языков, играет на 15 музыкальных инструментах. Но дело не в этом, а в том, что Мозамбик — самое заминированное государство мира.
Заехали к его маме, это полтора часа от трассы вглубь страны. Кусты объезжаешь — спинным мозгом чувствуешь опасность, слишком много людей подорвалось на минах. Мама встретила, приготовила праздничную курицу, поели, вышли в ночи к какой-то мутной воде. Забрели по колено — и снова мысль: вдруг крокодил?
— Цапнул?
— Пронесло. Но расслабиться нельзя ни на минуту, очень характерное для Африки чувство. Всегда может произойти всё. При этом места очень красивые. Там, где мы были, — пальмовые леса. Местные делают из кокосов самогон, сура называется. Градусов двадцать, молочного цвета, голова потом болит нереально. Зато дешевый, мозамбикцы прямо из ведра его черпают. И береговая линия неподалеку — пляж метров 150 в ширину, с идеальным песком и теплым океаном. Но с этим тоже не все просто.
— Отец привез как-то сборную на пляж, потренироваться. Никто из автобуса не выходит, боятся. Отец не понял, в чем дело, про мины забыл. Вышел, погулял по песку. Не подорвался, хотя рисковал сильно. Игроки посмотрели, переждали и только потом вышли.
— После всего, что вы рассказали, не могу понять, почему ваш отец постоянно там живет.
— Через три года Африка в тебя проникает и становится интересной. Не только отец, все так говорят. Русских, кстати, много: военных, учителей, врачей. И местный народ в целом хороший. Антисанитарии особой не замечал, в ЮАР даже прививку не нужно делать. В Анголе — другое дело, туда не пустят, пока не привьешься от желтой лихорадки. Был недавно — укололся, дали сертификат на 10 лет.
— Желтая лихорадка и малярия не одно и то же?
— Разное. Лихорадка, fever, — когда течет из всех щелей. Излечимо, но лучше подстраховаться.
— Как насчет вуду, шаманов, крысиных хвостов?
— Этого полно, но все безобидное. Традиции, куда деться? Раздевалки водой заливают, куриц режут в районе вратарской. У отца в командах тоже такое было. Одни шаманят — другие им навстречу.
— Африканские боссы суровы?
— Очень. Это боги. В «Орландо Пайретс», где работал отец, президентом до сих пор Ирвин Кхоза. Два класса образования, но дико влиятельный человек, политик. По слухам, люди вокруг него пропадали, наркотрафик упоминался, интерпол — топ-уровень, настоящий олигарх. Многое сделал, чтобы чемпионат мира прошел в ЮАР. Говорит мало, спит еще меньше, с пяти утра на ногах. Откуда здоровье? Придет, два слова скажет и уходит. Выгоняет тренеров тоже быстро. В Африке три игры без побед, и ты уже не работаешь. Есть контракт, нет контракта — до свидания. Отца Кхоза убрал, когда команда шла на первом месте, за высказывание в прессе. Но была, считаю, и его вина, не стоило публично критиковать патрона.
— В ангольском «Кабушкорпе», где Ривалдо заканчивал, у отца тоже был заметный босс. Бенту Камгамба, женат на племяннице президента Англолы. Интерпол его искал, еще кто-то — по барабану, внутри страны все схвачено. И так примерно у всех крупных африканских боссов. Авторитарные, редко улыбающиеся люди. Решения принимают резкие, порой кто-то пропадает, но за всеми не уследишь.
— Мегафон в южноафриканском доме отца — на видном месте?
— Его вообще нет. В Африке он мегафоном на тренировках только в «Морока Суоллоуз» пользовался, в России — в «Динамо». Ноу-хау позднего периода.
— Ваш брат продолжает работать на африканском футбольном рынке. Куда поставляет игроков?
— В средние европейские команды в основном. В Латинскую Америку африканцев не пристроишь, про Россию уже сказал, в MLS предпочитают раскрученных футболистов. При этом Леша получил английскую лицензию, позволяющую работать с игроками до 18 лет. Перспективное направление, но в таком возрасте еще запрещено подписывать профессиональные контракты, нужно специальное разрешение.
— Из каких стран Африки идет основной футбольный поток?
— Камерун, Мали, Сенегал, Бенин, Гвинея… Франкоговорящий экваториальный пояс. В мусульманские края лезть смысла нет, там арабы заправляют, а это самые футбольные страны континента, хорошей молодежи очень много. Просмотрели с братом весь последний юношеский чемпионат мира, лишний раз убедились. Понаблюдайте за 18-летним малийцем Н’Диайе из ЦСКА, из парня может выйти толк.
— Назовите тройку самых жестких африканских государств, куда не стоит соваться.
— ЮАР — номер один, а так проблемы везде можно найти. В Сенегале сейчас небезопасно, например. В Анголе, напротив, много богатых. Каждая третья машина — «хаммер», в Луанде строят сумасшедшую набережную уровня московского сити. Алмазы, нефть, европейцы туда рвутся, местные упираются. В сторону отъедешь — бедновато, но в столице цены запредельные. Литр молока — семь долларов! Луанда официально в списке самых дорогих городов мира.
Читай также:
- «Шапи не переписан, его перепутали с другим Магомедом Сулеймановым». Прямая речь тренера + фактчек расследования ВГИКа
- «Запах травы нравится, музыка футбола, весь этот нервяк. Хочу быть рядом с командой, там моя ложа». Интервью президента «Урала» Григория Иванова
- Белорусороссияне нам не страшны. А в ФНЛ и ПФЛ? И где армяне, кстати?
Фото: РИА Новости/Александр Вильф, ФК «Торпедо», Gary M. Prior / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, личный архив Владислава Бондаренко, РИА Новости/Виталий Тимкив, globallookpress.com, Эдгар Брещанов / Василий Пономарев / Sportbox.ru, Gallo Images / Stringer / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, РИА Новости/Алексей Филиппов
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
