«Было страшно на него смотреть». Выбраться из психологической ямы Матвею Елисееву помогла жена

Большое интервью Анны Елисеевой – о спортивной психологии, муже и проблемах, из-за которых она завершила карьеру. Поднимаем опубликованное перед началом сезона интервью в день, когда Матвей Елисеев взял бронзу Кубка мира.

На Игры в Корею наша биатлонная сборная поехала в усеченном составе — всего четыре спортсмена. На Олимпиаде они выступили неудачно: в личных гонках ни одного заезда в топ-10, в смешанной эстафете — только девятое место.

После Пхенчхана карьера наших участников Игр сложилась по-разному:

  • Татьяна Акимова, которая показала в Корее лучший результат среди россиян в личных гонках (15 место в индивидуалке), решила взять паузу в выступлениях
  • Антон Бабиков не смог пробиться в основу и почти весь сезон 2018/2019 провел на Кубке IBU
  • Ульяна Кайшева попала в первую команду тренерским решением, но после двух неудачных этапов (70 и 79 места в спринтах, 34 место в индивидуальной гонке) отправилась в резерв

И только Матвей Елисеев прошел отбор в Контиолахти и весь сезон выступал на Кубке мира (за исключением североамериканских этапов), взял серебро в пасьюте на чемпионате Европы, был в составе бронзовой эстафетной четверки на ЧМ-2019, занял место в топ-10 в гонке преследования на этапе КМ в Холменколлене.

В интервью Матвей рассказывал, что испытывал проблемы после Олимпиады и даже думал о завершении карьеры, но выбраться из ямы ему помогли психологические сессии с женой. Мы встретились с Анной после отборочных стартов в Тюмени, где Матвей занял два четвертых места. В интервью она рассказала:

  • Почему не сложилась ее карьера биатлонистки
  • В каком состоянии был Матвей после Игр в Пхенчхане
  • Как Анна решила стать спортивным психологом
  • С каким вопросом чаще всего к ней обращаются биатлонисты
  • Почему муж платит ей деньги за психологические сессии

«Подходила к Драчеву и спрашивала по поводу работы психологом в сборной. Ему было интересно»

— С какой целью вы летали в Тюмень?

— Скучаю по мужу. На самом деле мы очень мало времени проводим вместе. Когда Матвей прилетает, то у меня бывают какие-то дела. Не успеваешь с ним побыть столько, сколько бы хотелось. Плюс у него были отборочные соревнования. Это довольно нервная история. Хотела просто поддержать.

— Чем отборочные старты отличаются от других?

— Для многих спортсменов часто это один из главных стартов сезона. Всем хочется выступать на высоком уровне. Для этого ребята тренируются. Самый ужасный ночной кошмар — когда ты не попадаешь никуда и остаешься в России. Не потому, что в России плохо. Просто у каждого есть амбиции. Находясь там, проще себя реализовать. Ты тренируешься и соревнуешься с ребятами, которые на уровень выше. Соответственно, ты быстрее растешь. Плюс в России холодно, снег перемороженный. В Европе снег более быстрый, и тебе нужно к нему адаптироваться. Поэтому сложно выступать, сразу приехав из России.

— Находясь в Тюмени, запостили фотографию в инстаграме*, где смотрите в трубу. Занимались пристрелкой Матвея?

— Это фотография со сбора в Чайковском. У них был стрелковый тест. Посмотрела стрельбу Матвея, кучность его выстрелов. Я же сама биатлонист. Разбираюсь немножко. Просто было интересно.

— Под фото вы написали: «Буду стараться вести эфир мужской гонки, если не будет других задач на трассе». Это какие, например, задачи?

— Думала о том, что Матвей может поставить меня где-нибудь с палкой на подъеме. Такое бывает. Когда ездила на Кубок мира, то тоже стояла с палкой. Меня муж просил находиться на конкретном месте. Может, надо было подкричать, где ему сложно. В этот раз спросила: «Нужна ли помощь?». Он ответил: «Не нужна». Тогда я встала, где мне удобно.

— Сейчас вы — коуч-фрилансер или имеете какое-то отношение к сборной?

— Больше как фрилансер. Работаю с ребятами из разных видов спорта. Также создаю курсы для спортсменов. Как оказалась, единственная в России, кто это делает. Сейчас у меня курс про настрой, был марафон по управлению эмоциями. В дальнейшем другие темы собираюсь разбирать. Курсы нужны для людей, у которых нет времени или денег на психолога. С ними можно экстренно помочь себе и не отставать от тех, у кого есть возможность работать со специалистом. Также работаю в инновационном центре при Олимпийском комитете России. Провожу психологические тестирования спортсменов.

— В биатлонной сборной не хотели бы поработать?

— Я подходила к Драчеву весной, спрашивала. Ему было интересно. Сейчас в молодежной сборной работает специалист. Мне отчасти кажется, что я эту идею им подкинула. В любом случае порадовалась. Хорошо, что у ребят появился такой специалист. Насколько поняла, тренеры довольны, и у ребят есть какие-то продвижения.

— Во главе у нас стоит основная сборная. Почему не взяли психолога в первую команду? Хотят сначала протестировать на молодежи?

— Не знаю. В основной сборной ребята уже взрослые, в плане устоявшиеся. Не факт, что они будут воспринимать человека со стороны, ему доверять. Возьмут человека, а вдруг он не будет востребован? Пойдут ли к нему ребята? Возможно, так рассудили. Если кому-то из биатлонистов основы будет нужно, он сам сходит к специалисту.

«Ездила на сборы с группой Шипулина. Была очень мотивирована, что меня и сгубило»

— Расскажите, как закончилась ваша карьера. В сезоне 2015/2016 вы завоевывали медали на Кубке IBU и даже дебютировали на Кубке мира в Ханты-Мансийске, а затем пропали.

— В Ханты-Мансийск я приехала после этапа в Мартелле. Там была очень сложная высота. Я отбежала три гонки. Нас со Светой Слепцовой отправили на Кубок мира. Мы были никакие. Состояние просто убитое. Очень много ночных переездов, которые выхолащивают. Плюс гонка была на акклиматизации и на реаклиматизации. В Ханты-Мансийске поняла, насколько я хотела попасть на Кубок мира и насколько не готова там бежать. Я бежала как рыба, которую выбросили на сушу. Мне не хватало воздуха. В итоге это была самая худшая гонка в карьере. Тем не менее хотела попасть в пасьют. Понимала, насколько здесь круто, и я хочу бегать дальше даже в таком ужасном состоянии.

— Что было после Кубка мира?

— Потом организм начал давать слабину. Здоровье постепенно ухудшалось. По-моему, в тот год меня не взяли в команду, хотя я проходила в нее. Сказали, что не выполнила критерии отбора. Хотя из тех девчонок, которые отобрались в команду не через отборочные старты, на Чемпионатах России никто не выполнил критерии отбора. Но я не стала отчаиваться. Решила работать самостоятельно. Была очень мотивирована и заряжена.

— Тренером у вас был Николай Лопухов?

— Личным тренером был его сын — Евгений Николаевич. А в тот год работала с Николаем Петровичем. Мы тогда ездили с Шипулиным, Крючковым, Гербуловым на сборы. Еще Наташа Гербулова была из девочек. Получилось классное сотрудничество. Думала, что могу только мечтать о таком тренерском составе. Была очень мотивирована, что меня и сгубило. Пропустила момент, когда начались проблемы с аппетитом и засыпанием. Мне все очень нравилось, но в какой-то момент осознала, что нахожусь в жесткой яме. Матвей мне говорил: «Аня, вы очень много делаете. Не надо так». Отвечала: «Нет. Я сильная. Я справлюсь». Заработала сильнейший перегруз, заболела мононуклеозом.

Два месяца лежала с температурой. Потом мучительно долго восстанавливалась. Затем начала потихоньку отходить. Летом решила, что мне не нужны супер-мега-амбиции, хочу просто выступать на соревнованиях и получать удовольствие. Стала попадать в призы на Кубке России, но снова заболела мононуклеозом. У меня была постоянная череда болезней после нагрузок. Организм был подкошен. В какой-то момент поняла, что хватит себя мучать, надо заканчивать и думать, что делать дальше.

— Несмотря на болезни, не хотелось попасть в сборную, чтобы больше проводить времени с Матвеем?

— Конечно. Именно поэтому я тренировалась, когда меня не взяли в команду. И это была именно та мотивация, которая заставляла меня вставать с кровати, когда состояние было, как будто тебя шестеро били ногами. Но восстановления не было совершенно.

— Как Матвею сообщили о том, что собираетесь завершать карьеру?

— Он посмотрел мои отборочные соревнования. Я тогда минут пять проиграла Светлане Мироновой. Все было совсем грустно. Я очень хотела поехать в Европу, грезила этим. Понимала, что если каким-то образом отберусь, то просто не выдержу этой нагрузки — постоянные гонки, переезды, высота. Нужно было думать о будущем здоровье.

— Когда в итоге закончили?

— Наверное, в позапрошлом декабре.

«Муж был моим подопытным. На нем училась. Говорила: «Матвей, у меня новая техника. Мне нужен кролик»

— Какой был дальнейший план после завершения карьеры?

— Вообще никакого. Когда сидела дома с мононуклеозом, то по стенке ходила. Не могла до магазина дойти без передышки. Тогда мне было грустно от того, что поняла, что спорт — это не вся жизнь, а я не знаю, чем дальше буду заниматься. Могла то время использовать с умом, чему-то учиться, подтягивать какие-то знания. В итоге сидишь в каком-то ужасе. Потом еще год потренировалась и закончила.

Затем занималась подготовкой свадьбы. Муж был на сборах. Я выбирала, ездила, смотрела, что-то отфильтровывала, а потом с Матвеем уже принимали совместные решения. У меня было занятие. А затем уже в марте пошла учиться на нейрокоучинг. В какой-то момент поняла, что мне такого специалиста не хватало рядом, когда я выступала.

Муж был моим подопытным. На нем училась. Говорила: «Матвей, у меня новая техника. Мне нужен кролик». Он сначала говорил: «Ты опять мне свои вопросики будешь задавать?». А потом ему понравился этот метод исследования, и он сам стал подходить: «Давай еще это обсудим». Начал какую-то пользу от этого получать.

— В насколько глубокой яме он находился после Олимпиады в Корее?

— В очень глубокой. Мысли были либо заканчивать, либо брать перерыв. Я видела, насколько ребята были заряжены на Олимпиаду. Они тренировались не для того, чтобы на нее отобраться и просто поучаствовать, а с настроем занять на Играх самые высшие места. В итоге результаты были не те, которые они ожидали. Разочарование Матвея нельзя передать словами. В какой-то момент мне было страшно на него смотреть. На чемпионат России он не хотел ехать. Все говорили, что надо выступить для попадания в сборную. Он отказывался.

— Насколько понимаю, проблемы возникли у всех биатлонистов.

— Да, мы разговаривали с ребятами. Проблемы были жесткими. Мне кажется, что еще не все до сих пор смогли отойти. У них не было праздника, который они ожидали. Говорили, что их посылали родину защищать, а они непонятно как выступили. Изначально возложили на них большую ответственность.

— Вы видите свой вклад в то, что Матвей лучше всех из олимпийской четверки справился с этой ситуацией?

— Какой-то вклад есть. Наши первые сессии, когда поднимались эти болезненные темы, дали ему какое-то душевное облегчение. Я спрашивала: «Ты мог бы лучше? Ты над этим работал? А вы были к этому готовы? Вы по сезону показывали этот результат? Что ты от себя хотел? Прыгнуть выше головы?» В итоге начали разбираться. На что были готовы, то и показали. Ни к кому претензий быть не может.

Но он бы не справился с этой ситуацией, если бы не был профессионалом своего дела. Меня очень радовало, что-то, что мы с ним обсуждали, он делал. Ему не надо было напоминать и сидеть над ним, как с ребенком. За счет этого он приобретал внутреннюю уверенность, умение справляться с собой, понимание своих слабых моментов, над которыми Матвей работал. То есть здесь не только мой коучинг, а его собственная работа.

— Вы назвали его кроликом. Не было беспокойства, что эти эксперименты могут загнать его в еще в более глубокую яму, а не помочь?

— Нет. Мы острых тем особо не касались. В любом случае я всегда смогу его поддержать как жена. Я все равно им горжусь. В какой-то момент он сам понял, что эта катастрофа в его голове больше, чем она есть на самом деле. Когда он это понял, то его отпустило. Изначально ситуация казалась патовой. Я же ни к чему его не подталкиваю, ничего не навязываю. Он сам к чему-то пришел, и это его воодушевило, дало мотивацию.

— Ваши сессии проходят в формате «вопрос-ответ»?

— В основном. Плюс я давала ему какие-то упражнения, технику на расслабление, на абстрагирование, на внимание. Что еще прорабатываем.

— Что самое неожиданное вы узнали о муже за время этих сессий?

— Насколько он ответственный при всей своей кажущейся безответственности.

— Муж платит за ваши сессии?

— Да. Скорее, это больше условная история. Все равно деньги остаются в семье. Но есть такая договоренность. Во время сессии человек к чему-то приходит. Почему нельзя работать бесплатно? Человек выйдет и забудет. Это продукт, который ты не ценишь, так как ты ничего за это не отдал. Деньги, которые он мне перекидывает на карту, — это не зарплата. Это согласие на то, что он будет работать над этим дальше, так как за это заплатил.

«Только один спортсмен обратился заранее. Обычно у меня на сессиях слезы, потому что все плохо»

— Насколько востребован коучинг в нашей стране?

— В спорте вообще не востребовано. Во-первых, потому что нет этой культуры. Во-вторых, многие тренеры старой закалки против. Были ситуации, когда приходил психолог и спортсмены заканчивали со спортом, команды разваливались. Наверное, это плохо себя зарекомендовало. Если тренер против, то у тебя тоже меньше доверия. Есть те, кто понимают, что это нужно, но спортсмен не идет — не верит, что проблему можно решить за счет такой работы. Когда им о проблемах заикаишься, то человек открещивается: «Не-не-не. У меня нет проблем. Я не такой. Ребят, вы что?» Как будто нужно диагноз поставить, чтобы человек к тебе пошел.

Я на учебе часто общаюсь с успешными предпринимателями. Люди приходят не когда у них все плохо, а когда хорошо и они хотят лучше. Я всегда ребятам говорю: «Не ждите, когда будет все плохо. Потом придется разгребать. А это время. Приходите, чтобы было лучше». У меня был только один спортсмен, который пришел заранее: «У меня весной важные международные соревнования. Переживаю, что тренеры будут много требовать, а я начну выходить из себя». Пришел месяца за два. В итоге выступил на соревнованиях очень хорошо. Обычно человек приходит — и на сессиях слезы, потому что все плохо. Проще предупреждать проблемы, выходить на новый уровень. Я сама хожу к коучам для того, чтобы двигаться вперед, убирать мешающие мне проблемы, не бояться, быть свободной и спокойной.

— С каким вопросом чаще всего подходят биатлонисты?

— Обычно хотят понять, как собраться и что делать, когда у тебя жесткое волнение, как сделать так, чтобы на тебя не действовал гнет соревнований, как суметь успокоиться.

— И как это сделать?

— У меня марафон посвящен настрою. На самом деле это целая совокупность тем. Не может в два притопа три прихлопа все получится. Нужны навыки.

— Допустим, к вам подходит с таким вопросом биатлонист перед отборочными соревнованиями. Ему же нужно получить быстрый ответ.

— Ответы получаю от них я. Могу дать какие-то техники из спортивной психологии, которые помогают отвлечься. В основном я выясняю, что человеку помогает успокоиться. А как раньше было? Что для этого нужно сделать? Как это делают другие? Различные моменты, когда человек понимает, что реально его успокаивает. «Музыка мне поможет? Не знаю. Книжка? Нет. Разговор с любимым человеком? О! Поможет». Такие моменты всегда индивидуальные. Это работа с собой, как с личностью, у которой есть свои сильные и слабые стороны. Она лучше, чем работа по шаблону.

— Цель в этой профессии у вас есть?

— Да. Я сейчас работаю над собой в плане профессионализма. Хочу больше знать и понимать. Хочу создать онлайн-курсы, может даже онлайн-школу для спортсменов, чтобы любой мог проработать ту или иную тематику. Это в будущем, конечно. Пока рано об этом говорить. На поток еще ничего не поставлено. Но есть задумка поднимать психологическую образованность в России. Убеждена, что очень часто спортсмен не может себя реализовать не потому что чего-то не умеет, а потому что он что-то не знает. Так как это знание никто не преподносит. Чтобы были ресурсы, не просто в интернете, где все разрозненно и можно потеряться, а где есть конкретный набор — берешь, делаешь, получаешь результат.

«Тренеры видят, что когда я приезжаю к Матвею, он не разваливается, а наоборот, становится собраннее»

— Я видел вас на этапе в Антхольце, чемпионате Европы в Минске. Как вы планируете поездки на сезон?

— У нас очень рандомные поездки. Сейчас договариваюсь с одной командой. Хочется работать более системно и постоянно. От этого будет зависеть, буду ли я больше ездить на биатлон.

— Команда, с которой договариваетесь, — не биатлонная?

— Нет. Из другого вида спорта. Ко мне обращаются люди из разных видов. Даже была девочка из пулевой стрельбы. В инстаграме* же у меня нет разделения. Если человеку интересна тематика, то он подписывается. Мне было бы интересно попробовать себя в другом виде спорта. Но нужно обязательно глубоко знать специфику этого спорта. Иначе ты не сможешь работать со спортсменами.

— Когда приезжаете к мужу на соревнования, ставите тренеров в известность?

— Матвей ставит. По крайней мере, я прошу, чтобы он обязательно спрашивал. Но сейчас, мне кажется, он расслабился в этом плане. Тренеры не против. У них нет удивления: «Ты опять здесь?». Когда тренер рад тебя видеть, то ты больше свободы чувствуешь.

— Живете в этих поездках отдельно от Матвея?

— На соревнованиях отдельно. На сборах, если есть возможность, то живу с ним. Думаю, тренеры знают, что Матвей будет нормально спать, есть и отдыхать. Здесь проблем нет. Они видят, что когда я приезжаю, то он не разваливается. Наоборот, становится собраннее.

— А если вы устроитесь в другую команду на постоянную работу и перестанете приезжать, то он не развалится?

— Нет, 100 процентов. Он уже такой прокачанный парень. Все думают, что я его личный психолог. Это не так. Часто спрашивают: «Как Матвей? Настроен?». Говорю: «Не знаю. Спросите у него». Есть какие-то острые моменты, и бывает, что мы их обсуждаем. В любом случаем, он сам справляется. Где-то заранее обсуждаем, где-то просто нужна больше моя поддержка как близкого человека, а не как специалиста.

— Если сравнить Матвея сейчас и год назад, он сильно изменился?

— Думаю, за этот год он многому научился. Стал более зрелый и по-другому рассуждает. Это круто.

Читайте также:

* Соцсеть, признанная в России экстремистской