Велосипед без тормозов, жим ногами 850 кг и взорванные покрышки — лидер сборной России рассказывает «Матч ТВ» о том, как ему живется на треке и за его пределами.
Денис Дмитриев — единственный россиянин, который входит в элиту мирового мужского спринта в велоспорте. Он три раза становился чемпионом Европы, выиграл по два серебра и бронзы на чемпионатах мира и не раз забирался на первую строчку в рейтинге Международного союза велосипедистов среди спринтеров. В Рио ко всем этим наградам прибавилась олимпийская бронза.
А еще он очень похож на голлливудского актера Джейсона Стейтема. И дело не только во внешности — оба сделали себе имя на скорости. Стейтем — когда снялся в «Перевозчике», Дмитриев — когда выиграл первое в истории России серебро на чемпионате мира-2013 по спринту на велотреке.
— У меня есть друг, тоже спринтер, только из сборной Германии — Максимилиан Леви. Чаще всего с ним сравнивают, а не со Стейтемом. Спрашивают постоянно, не братья ли мы, — рассказывает Дмитриев. — Хотя и со Стейтемом был забавный случай. После соревнований в Японии пошли большой компанией в ресторан, выпили немножко японского сочу. Это такой напиток, сладкий, слабоалкогольный. Один из моих японских друзей решил развлечься и как закричит: «Стейтем! Стейтем!». И на меня пальцем показывает. В общем, после этого со мной, наверное, весь ресторан перефотографировался.
* * *
Разговаривать с Денисом Дмитриевым нужно очень осторожно — есть опасность, что уже на следующий день захочется поехать в «Крылатское» и зайти на вираж. Но сделать это совсем непросто: трек имеет наклон 42 градуса, а скорость движения по нему достигает 80 км/ч.
— Когда едешь по треку, нельзя закрепощаться, — говорит Денис. — Работать должны только ноги. Ошибка большинства любителей — это то, что они очень крепко держатся за руль и тем самы закрепощают верхнюю часть тела: мышцы спины, мышцы пресса. Из-за этого велосипед становится неуправляемым. Есть хорошее английское слово — flexible. Нужно быть таким, эластичным. И тогда все получится. Вообще ездить на велосипеде — это как плавать: один раз в жизни научился и забыть невозможно. Нужно просто доверять своим инстинктам.
— Страшно же.
— Страшно. Но со страхом надо подружиться. Именно подружиться, потому что перебороть его нельзя. Бесстрашные люди — это сумасшедшие, они долго не живут. А настоящие экстремалы как раз научились пользоваться своим страхом, в нужное время включать инстинкт самосохранения.
— Вы помните, как сами впервые проехали?
— Конечно. Первое время рассказывал всем, что буду выступать только на шоссе. Когда тренер предложил попробовать на треке, долго отказывался. Но в итоге сдался и пришел пробовать. До этого его в глаза не видел. Сел на трековый велосипед, а он немножко отличается от шоссейного. Все время надо крутить педали, нельзя ноги останавливать и нет тормоза (чтобы остановиться, велосипедист постепенно сбавляет скорость — «Матч ТВ»). Катался по кругу. У нас есть так называемая зона тихой езды, и вот я ехал, смотрел на вираж и думал: «Господи, как на эту стену можно забраться?» Уже почти сдался. Не верил, что получится. Но я очень упертый — овен по гороскопу. И, наверное, было дело принципа — даже если не стану в итоге трековым гонщиком, хоть кружок, но должен проехать по-настоящему. И проехал.
— Вы не раз говорили, что мама особенно сильно хотела вырастить из вас спортсмена. Откуда у нее такое стремление?
— Она у меня очень активная. Сама занималась танцами, каталась на фигурных коньках. Но в те времена профессия спортсмена ценилась не очень сильно. Ее родители посоветовали ей учиться. А свои детские мечты она решила воплотить во мне. Сейчас она на пенсии уже, но подрабатывает в обувном магазине. Она молодец, все время в движении.
— А про вас она говорила, что вы были ленивым.
— Вот тут не согласен. Я просто долго себя искал. Когда мне что-то не нравится, меня заставляют что-то делать, я делаю, но с большой неохотой. В детстве мне больше всего автомобили нравились. У дедушки были «Жигули» — копейка. Он мне периодически давал порулить. Выучил со мной все марки автомобилей. Разобрать или собрать что-то, конечно, не мог, но вот ключи подержать или найти и подать какую-то нужную деталь — легко.
— Потом увлеклись дзюдо.
— И дзюдо, и плаванием, и футболом. Но футболист из меня вообще никакущий был. Хорошо, что я это понял, в отличие от некоторых членов сборной России. В дзюдо у меня получалось и очень нравилось. Велоспорт был как дополнительная нагрузка. Но как-то наступил такой момент, что нужно было выбирать. Мой тренер по дзюдо — очень хороший мужик — дал мне отличный совет: «Ты — классный парень, у тебя все получается, и ты наверняка станешь большим чемпионом, но у меня есть друг-велосипедист, мы с ним вместе занимались, он уже полмира объездил, а я здесь работаю, так что выбирай велоспорт». И я выбрал.
* * *
Серьезно заниматься велоспортом Денис начал в конце 90-х, сразу после кризиса.
— Когда только-только пришел, дела были совсем плохи, у спортшкол не было ни инвентаря, ни денег на сборы. Выживали, как могли. Мама воспитывала меня одна и все тащила на своих плечах. Очень много работала, старалась обеспечить меня всем необходимым. Велоспорт — дорогое удовольствие. Как сейчас помню, как велосипед собирал. Тренер дал мне хорошую раму, но не было оборудования, запчастей. Мы с мамой за свой счет покупали все. По тем временам получилось что-то около 500 долларов. Целое состояние. Мы его, правда, не сразу собрали, постепенно все покупали: сегодня педали, через неделю еще что-то. Но в итоге я был одним из самых модных в «Крылатском» велосипедистов.
Получить что-то готовое могли только заслуженные спортсмены. Вся молодежь, как мы говорили, каталась на дровах. Сейчас, конечно, все совсем по-другому. Практически на себе прочувствовал, как у нас в стране развивается велоспорт, какое внимание сейчас уделяют со стороны Минспорта, со стороны федерации. Наш президент Макаров Игорь Викторович внес очень большой вклад в наше развитие, в том числе и из своих личных средств. А не так давно создали велосипедную команду «Газпром-РусВело» и подхватили эти начинания. Получилось сделать заметный рывок. Две олимпийские награды — хороший результат (кроме бронзы Дениса Дмитриева, у сборной России по велотреку есть серебро Анастасии Войновой и Дарьи Шмелевой в командном спринте — «Матч ТВ»).
— Сколько сейчас стоит хороший профессиональный велосипед?
— Мой велосипед, на котором я выступал на Олимпийских играх, стоит 15 тысяч евро. Но это абсолютно готовый гоночный вариант. Сел и поехал.
— Как долго нужно вкладываться самому спортсмену, чтобы была какая-то отдача?
— Если знаешь, чего хочешь, записавшись в хорошую спортшколу уже через год можно выйти на автоматическое обеспечение. Экипировка, велосипеды, сборы, питание — за счет школы. А если в возрасте 17–18 лет получится выиграть юниорские чемпионаты Европы или мира, то начнут еще и зарплату платить. Неплохую. Естественно, меньше, чем в футболе, но в целом достойно — рекомендую всем.
В шоссейных гонках ситуация еще лучше. У них есть гонки вроде «Тур де Франс». Их победители точно могут себе ни в чем не отказывать. Но и на треке можно хорошо заработать. Конечно, во дворце с золотым унитазом жить не получиться, но получать удовольствие от жизни и быть при этом материально обеспеченным вполне реально.
— А реально перейти в сознательном возрасте из трековых гонок в шоссейные?
— Кто выступает на длинных дистанциях на треке, тот может даже совмещать. У нас есть итальянец Элиа Вивиани. Он сейчас выиграл Олимпиаду на треке в дисциплине омниум (соревнования включают шесть дисциплин: круг с хода, гонку по очкам, гонку с выбыванием, индивидуальную гонку преследования, скретч и гит с места — «Матч ТВ»). Но при этом он на контракте в самой крутой шоссейной команде — Team Sky. У спринтера, скорее всего, так не получится. Специфика другая. Усэйн Болт никогда не сможет стать марафонцем. Вот и у нас так же.
— Как вы тренируетесь? В чем эта специфика?
— Много разной работы. Это и разные упражнения на треке, и по шоссе катаемся, и в тренажерном зале занимаемся (здесь Дмитриеву покоряются рекордные 850 кг при жиме ногами — «Матч ТВ»). Психология очень важна. Нужно верить в то, что ты делаешь. Моя главная ошибка была в том, что я тренировался, выполнял всю работу, но мне казалось, что это неправильно, что спортсмены мирового класса, которые регулярно побеждают, делают что-то совершенно другое. Я сам в себя не верил. То же самое происходило на соревнованиях. Я выходил на старт, видел чемпиона мира и мне казалось, что это какой-то робот непобедимый, хотя он сделан из тех же костей, что и я.
Спринтер должен уметь взрываться в одночасье. В 20 секунд интенсивной работы нужно вложить все силы, которые у тебя есть. Например, люди, которые бегают марафоны, тратят огромное количество энергии. Вот спринтер со своим организмом делает то же самое, но только за 20 секунд. Все отдать в такой короткий отрезок — это огромный стресс. Иногда после финиша долго приходишь в себя: темно в глазах, пульс зашкаливает. Но я знаю много спортсменов, которым это даже идет на пользу. Мой первый тренер, например, занимался спринтом. Ему сейчас 80 лет. И я каждому желаю так выглядеть и так себя чувствовать в 80 лет. Он бегает, он прыгает — такой бодрый.
* * *
Олимпийские игры в Рио стали в карьере Дмитриева третьими и самыми успешными.
— Первый олимпийский опыт — это Пекин, в 2008 году. Для меня это был праздник. Я был молодой и изначально планировался как запасной. Но меньше чем за две недели до старта у нас случился форс-мажор. Ребята упали на тренировке. Один сломал ключицу, второй просто получил большой ожог на бедре, и оба выбыли. В итоге меня и еще одного парня поставили в основной состав. Естественно, никаких высоких результатов мы не показали — 10-е место было лучшим результатом. Но опыт колоссальный. Я смог узнать, что такое олимпийская атмосфера. И прекрасно знал, что будет на той Олимпиаде, на которую я уже поеду целенаправленно бороться за медали. А это очень важно. В том же Пекине я всю Олимпиаду проходил, что называется, с открытой варежкой — под таким впечатлением был. В таком состоянии серьезно бороться за медали практически невозможно.
— В Рио ехали с каким настроением — ничего же непонятно было: отстранили или нет?
— Перед Играми мы два месяца сидели на сборе во Франции, поэтому я не следил особо за новостями. Внутренне был почти на сто процентов уверен, что все будет хорошо, и старался не реагировать на всякие вбросы со стороны прессы и чиновников.
— Трек в Рио построили поздно.
— К основным соревнованиям трек был полностью готов. Он не был готов в марте, когда хотели провести тестовые соревнования, их и не было. Но у нас были фотографии, наш человек ездил его снимать — собрали всю информацию.
Вообще полотно получилось хорошее. Качественная древесина — кстати, сибирская лиственница. Сейчас самые крутые треки делают из нее. Единственное, мне показалось, что в Рио она была чуть-чуть не досушена, поэтому иногда было ощущение, что колеса в ней немного вязнут. Но условия у всех одинаковые, все ездили по одному и тому же треку, поэтому жаловаться не на что.
— От организации Олимпиады какие впечатления остались?
— Могу так сказать: из мои трех Олимпиад Рио — на третьем месте. У нас были Кубки мира и в Колумбии, и в Мексике, в Аргентине я был на сборе. Когда мы приехали в Рио, некоторые начали жаловаться. Я даже не выдержал: «Ребята, что вы хотитете от Южной Америки? Здесь везде так. К этому надо проще относиться». Для меня никаких сюрпризов не было. Знаете, некоторые иностранцы и про Москву много могут рассказать. Ко мне недавно приезжал друг из Австралии. Так он первое время просто в ужасе был от того, какие у нас пробки и от того, как у нас водят. Для него это был шок. Но мы-то этого не замечаем. И даже он через некоторое время втянулся. То же самое с Бразилией. Для тех мест это нормально. Они сделали все по-максимуму. Для Бразилии все было хорошо.
— С едой были проблемы, особенно с правильной. Для вас, насколько я знаю, это очень важный вопрос.
— Еда была не спортивная, а уровня самого простого пансионата из российской глубинки, невкусная, да. Но если постараться, походить-повыбирать, можно было собрать необходимый набор микроэлементов и витаминов. Кроме того, зная, что едем в Южную Америку, и могут быть проблемы с питанием, позаботились обо всем заранее. Взяли с собой маленькую электрическую плитку, взяли продукты. Нам в обед очень важно получать длинные углеводы. Лучше всего подходит итальянская паста. Мы взяли с собой кастрюльки, накупили пасты, пармезанчика, хорошего оливкового масла. И готовили себе очень хороший обед. А на ужин всегда можно было найти либо курицу, либо говядину с салатиком даже в столовой.
— Как вам город? Почти каждый, кто там был, привез какую-то интересную историю.
— В городе я практически не был. У нас был один день свободный. Съездили только к статуе Христа-Искупителя. Было очень много людей. На некоторых фотографиях их потом в фотошопе затирал. Честно говоря, там толкались все. Сама статуя не впечатлила. Я думал, что она намного больше. Но вид на Рио открывается потрясающий. Мы еще приехали, когда вечерело, получилось, что застали дневной Рио и ночной.
Форс-мажоров у нас никаких не было. Но до сих пор смеюсь над историей бронзового дзюдоиста, которого на пляже где-то ограбили. Вообще навалять бронзовому призеру, по идее, могут только два человека — чемпион и вице-чемпион. Я бы на его месте постеснялся рассказывать эту историю. Только выиграл медаль и не смог за себя постоять. Как так вообще?
— Вы выигрываете олимпийскую медаль, а в России все равно знают только футболистов. Вас удручает, что вы — лучший в виде спорта, совершенно не популярном в народе?
— Велоспорт и правда не очень популярен в нашей стране. Хотя он зрелищный, очень динамичный. Но в нем нужно немножко разбираться. И, к сожалению, у нас пока нет крупных соревнований, чтобы люди моглий прийти, посмотреть, втянуться. СМИ не очень освещают это дело. Я сейчас стараюсь привлечь как можно больше внимания, чтобы дети шли в спортшколы и начинали заниматься.
— Спортшколы есть. А треки?
— Их практически нет, даже в Москве. Велотрек в «Крылатском» уже не соответствует международным стандартам. Он — 330 м, а весь мир уже выступает на 250 м. Для тренировок сборной, например, он не подходит. Есть велотрек в Санкт-Петербурге, но он частный. Даже если ты член сборной, когда приезжаешь туда, не можешь тренироваться в то время, когда тебе удобно, а тренируешься только в то время, когда там свободно. Хорошего центра для подготовки сорной команды нет.
Приходиться тренироваться за границей. Даже немножко обидно становится. Когда готовились к Олимпиаде, приехали во Францию и рассказали директору трека, что будем выступать в Рио, он так обрадовался, начал сразу помогать. Отодвинул все детские секции, сделал для нас окно в удобное время, чтобы мы могли прийти и абсолютно спокойно делать скоростные тренировки. Трек был только наш. И все условия: нужна дополнительная комната — вот вам комната, нужен душ — вот вам душ. Обеспечили практически всем.
* * *
— Со стороны велогонки на треке выглядят как полное безумие — очень экстремально. А какой спорт самым сумасшедшим считаете вы?
— Любой вид спорта экстремальный, даже шахматы. Если получается особенно скучная партия, можно уснуть и встретиться глазом с ферзем, например. Если серьезно, наверное, все что связано с единоборствами. Ты выходишь — и сражаешься голыми руками практически. Близко к какому-то животному миру даже. Много травм. Спортсмены наносят друг другу удары, все друг друга ломают. Зато из этих ребят вырастают настоящие мужчины.
— Ваша самая экстремальная гонка?
— Кубок мира в Колумбии. Ехал квалификационные 200 м, и у меня взорвалась задняя покрышка на скорости под 80 км/ч. Когда взрывается покрышка, особенно на вираже, шансов удержаться практически нет. Я услышал хлопок сзади и в ту же секунду понял, что не еду по треку, а лечу. Получил кучу всяких повреждений, ожогов, но ничего очень серьезного. Первая мысль после падения была о том, что надо просить перезаезд. Мы очень готовились к этому этапу, много работали, и эта подготовка не должна была закончиться ничем. Я стартовал одним из последних в квалификации. Организаторы пошли навстречу, дали минут 15, чтобы переодеться и обработать раны. Дали перезаезд. Я каким-то чудом прошел квалификацию. После падения все болело. А потом появился какой-то азарт, а может, даже эта боль помогла. В итоге через утешительные заезды добрался до финала и выиграл. Это абсолютно незабываемый момент. Ну и я лишний раз доказал всем, что русские спортсмены не чувствуют ни боли, ни страха.
— В жизни скорость любите?
— Я не агрессивный водитель, но иногда нравится и ускориться. Один раз разгонялся на автобане в Германии. У меня там друг живет, тоже велосипедист. У него хорошая машина — BMW М-серии. Очень быстрая. Разогнался до 270 км/ч. И В Америке однажды очень сильно нарушил. Но там был хайвей, и я знал, что камер нет. Мы арендовали Сhevrolet Сorvette, очень мощный, злой. Установил свой личный рекорд — разогнался до 280 с чем-то. Жалко даже, что до 300 км/ч не хватило, совсем чуть-чуть.
— Вы что-то видите, когда несетесь по треку?
— Слежу за соперником. Очень важна реакция. Все происходит на скорости. Малейшая ошибка ведет к поражению. У нас идет заезд и в зависимости от того, что происходит, тактика меняется каждую секунду. Это все происходит на уровне инстинктов.
— Чтобы выстраивать какую-то тактику, нужно достаточно хорошо знать соперников. Вы всех знаете? Как изучаете?
— Соперники одни и те же, мы регулярно встречаемся. Все, кто находится в топ-15, друг друга знают, стиль каждого, кто как ездит. С некоторыми я вообще выступаю с юниорских времен, когда мне было 17–18 лет. Кроме того, во время всех соревнований ведется съемка. У нас есть специальный оператор. Снимают как меня, так и моих соперников. В любой момент можно любого из них просмотреть.
— И британцев? Почему они сейчас недосягаемые?
— Это для меня очень интересный вопрос. Не могу пока на него ответить. Но у них точно есть какой-то секрет, потому что то, как они прибавляют именно к Олимпийским играм, выглядит удивительно. Некоторые даже начинают возмущаться уже. Не спорю, у них в составе есть титулованные спортсмены, которые талантливы, которые на слуху. Но есть люди, которые ничего собой не представляли, ни разу не попадали даже в топ-15, а на Олимпиаде творили чудеса. Вот, например, парень, который третий круг едет в командном спринте. В марте на чемпионате мира он проехал свой круг на один результат, а на Олимпиаде в августе уже на 0,7 секунды быстрее. Для спринта это очень много. Это космос. Если бы он проехал на 0,3 быстрее — на нашей скорости это расстояние, равное трем корпусам велосипеда. За пару месяцев улучшить так свои результаты практически невозможно. Кто-то может тренироваться четыре года и сбросить 0,1–0,2 со своего лучшего результата. И это много. А человек приезжает и за три месяца сбрасывает со своего лучшего результат 0,7. Для всех это был шок. Подозрительно, как минимум. Мне мой коллега, иностранец один, после малого финала написал: «Поздравляю! Ты был первым после роботов».
— К Токио успеете разобраться?
— Должен. Чтобы все честно было. Бронза у меня есть. Я понял, что Олимпиада, по сути, такой же старт, как чемпионат мира или чемпионат Европы. Они мне уже покорялись. Пора бы и олимпийское золотишко взять. К тому же люблю Японию. Хорошая страна, интересная. Думаю, у них будет очень крутая Олимпиада.
«Бросишь велоспорт – пойдешь торговать на рынок». История велосипедистки Анастасии Войновой
«Когда меня не отпустили домой, рыдала двое суток». История вице-чемпионки Рио-2016
Текст: Марина Крылова
Фото: Getty Images
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
