Немного о личном
Поведал Виктору Васильевичу Жлуктову, чтобы втереться в доверие, историю из личной жизни. Делюсь и с вами.
Футбол — летом, зимой — хоккей, а больше пацанам ничего и не нужно: трудно поверить, но в нашем советском детстве, задолго до эпохи интернета, так оно и было, у всех одинаково, что в Москве, что в Инте. Не исключая Алма-Аты, в которой на уровне мастеров хоккей с шайбой в одну калитку проигрывал хоккею с мячом и хоккею на траве, зато на дворовом уровне — царил без конкурентов.
Легендарный лужниковский диктор Валентин Валентинов, на чьем уникальном баритоне выросло не одно поколение спортсменов и болельщиков, так уж вышло, дружил с моим отцом. В свое время Валентина Федоровича судьба на недолгое время заносила к нам в Алма-Ату: влюбился, женился, поработал на Казрадио, развелся, уехал в Москву, где и сделал себе громкое имя.
Все знаменитые советские хоккеисты ходили у Валентинова в добрых приятелях, со всеми он был на «ты», это я на расстоянии четырех тысяч километров знал точно. Ну и вот, уезжая однажды в московскую командировку, отец получил сыновний наказ: привезти цветочек аленький, то есть настоящую хоккейную клюшку, пусть даже сломанную, хоть половинку, неважно, чего дяде Вале стоит?
И что бы вы думали? Цветочков оказалось два, они до сих пор перед глазами. Желтая как кукуруза ЭФСИ с рабочей пометкой фломастером: № 17 (то есть Харламов). И синяя как небо Jofa: № 22, Жлуктов. Jofa — вообще космическая: длинная, легкая, загиб крюка такой, что шайбу чуть ли по радиусу катать можно, лопата какая-то хитрая, с расширением от пятки к носу, гладкая — под лаком, не в стекловолокне. Да и вообще made in Sweden.
Отвал, в общем, юной советской башки. По всем параметрам.
В хоккее чисто по мастерству я был никто даже в местных дворовых масштабах. Но, блин, с двумя такими палками вариантов нет: по-любому король. Поднялся в иерархии — выше некуда. На нашу коробку с соседних районов пацаны приезжали, чтобы пару раз в борт щелкнуть, если можно. Я не жадничал, честно. Делился с каждым своим небывалым фартом. Никто не уходил обиженным...
Вот как-то так. Судьба бесценных артефактов покрыта мраком тайны: канули без следа в эпоху глобальных перемен. Невыразимая печаль.
«Если клюшка будет вечной, конвейер встанет»
— Меня, помню, сильно удивлял вот этот факт, — говорю я Жлуктову 40 лет спустя. — Почему у Харламова — всего лишь ЭФСИ («Экспериментальная фабрика спортивного инвентаря». — «Матч ТВ»), а у Жлуктова — целая Jofa?
— Нам, сборникам, клюшки по индивидуальному заказу поставлялись, именные, у каждого же свои же запросы. Котировались в основном Jofa, Titan и Koho. Видать, Валерке в новой партии что-то не понравилось, а пока ждал другую — переделал под себя то, что было под рукой.
— Ага, ЭФСИ, значит, не звездный бренд. Так я тогда и думал.
— Мне Titan больше всего нравился. Я же габаритный, а чем длиннее клюшка, тем сильнее она вибрирует. Titan — очень крепкая палка была, дополнительно проклеенная для жесткости. Да я еще и сам дорабатывал где надо эпоксидкой. Но и финны хороши, никаких вопросов. Я был как-то на фабрике Koho в Турку, наблюдал процесс, очень интересно. Дерево сушится не как у нас: хлоп заготовку в печь, она там ночь постоит — и готово, пошла в дело. Нет, дерево доводится до нужного процента содержания влаги естественным путем. Поэтому капиталистические клюшки и легкие были, и в то же время крепкие.
— «Легкие» — очень относительно. Современная пластиковая, думаю, раза в два легче.
— Наверное. Честно сказать, клюшки последних разработок я в руках не держал, как-то не доводилось. Только вижу, что ломаются они как спички. Ну, это и понятно, бизнес есть бизнес: если клюшка будет вечной, конвейер встанет.
— Дурят, значит, вашего брата?
— Это нормально, маленькие профессиональные хитрости. Везде же так в потребительском производстве. Даже немецкий автопром, лучший в мире, рассчитывает эксплуатацию без поломок примерно на три года, а дальше — извините, надо снова в машинку вкладываться. Техника должна ломаться, иначе спрос заглохнет.
***
— Я в расстройстве. Перерыл весь интернет и понял, насколько мало, оказывается, про вас написано, сказано.
— Ну и хорошо. Чего светиться лишний раз? Чем хвалиться? Я к этому делу очень ровно отношусь.
— Нет уж, давайте восстанавливать историческую справедливость. Вот вы приехали в Москву из своего далекого далека, вам 17. Легенда гласит, будто в ЦСКА Виктор Жлуктов оказался чуть ли не случайно: напросился однажды потренироваться — и все, попал, одевай погоны. Неужели так просто?
— Так да не так. У нас в Инте классный директор шахты был. Он в школу все музыкальные инструменты купил, я в оркестре играл, праздники и демонстрации шахтеры отмечали под наш аккомпанемент.
— Ваша партия?
— Кларнет.
— Владели им в совершенстве?
— Как говорил наш учитель: «Жлуктов из общего строя не выбивается». Ну и спорт в шахтерском городке всемерно поощрялся. Поэтому я с малых лет очень спортивный пацан был, нормально так подготовленный. Первый мой вид — хоккей с мячом, очень его любил. А кроме мячика — волейбол, баскетбол, лыжи, шайба. Помню, не хотел почему-то за сборную Инты по волейболу играть в чемпионате республики среди юношей, так директор ДЮСШ приехала к нам домой, отцу нажаловалась, тот за ремень: ты чего? Пришлось играть… Отец меня по утрам будил перед школой: пару километров пробежишься в лесу по снежку, а там градусов 25, нырк домой! Позавтракал — и на уроки.
В Инте была очень неплохая хоккейная команда, понятно, что по имени «Шахтер». В 1968 году мы даже играли по своему возрасту на призы клуба «Золотая шайба» в Воскресенске. Несколько дней назад с Юрой Ляпкиным говорили, вспоминали как раз то время. Я почему-то кроме Рагулина, Александрова и других великих хоккеистов пацаном отмечал для себя еще и Ляпкина. Может, потому, что он приходил тогда на наши игры, смотрел «Золотую шайбу»? «Юрий Евгеньич, — спрашиваю, — ну-ка признайся: ты в 1968-м за Воскресенск никак гонял?» — «В «Химике» был, точно». Вспомнилось, надо же…
У нас в команде два парнишки играли, москвичи, братья Оськины, и когда родители в столицу с северов вернулись, один из них пошел в гору, неплохо выглядел по юношам. Меня заело: думаю, раз он подошел, чем я хуже? Это уже в Москве дозрела мысль, когда приехал поступать в МАИ. Еще и с логистикой повезло: едешь по абитуриентским делам на 23-м трамвайчике, можно по пути соскочить и посмотреть, как Тарасов гоняет основную команду: Фирсова, Рагулина, Мишакова, Михайлова и всех остальных. Наблюдал за ужасными тарасовскими тренировками, все думал: вот на черта оно нужно, такое мучение?
А однажды попал на тренировку юношей, главным там был Александр Николаевич Виноградов, первый чемпион мира в составе сборной СССР, 1954 год. Потом выяснилось, что ему как раз нужен был центральный нападающий, уж не знаю почему. «Хочешь попробовать?» — «Давайте». Сунули коньки, клюшку, налокотники — и больше ничего. Побегал со всеми, видать, не опозорился, Сан Николаич посмотрел на меня так внимательно, оценивающе, головой качнул... Ну и потихоньку пошло-поехало.
— А в институт-то поступили?
— Нет. Но тогда же студенческий хоккей был сильно развит, на первенство Москвы такие зарубы шли, что вы! А ЦСКА был связан с МАИ. Помогли мне все-таки зачислиться, спасибо большое. Проучился полтора курса на заочном, а потом ушел: начался уже серьезный хоккей.
«Пришлось с нуля все доказывать, а кое-кому — даже на кулаках»
— В то время уже мечталось о больших победах — Олимпиады, чемпионаты мира?
— Да как-то, знаете, ровно все шло, своим чередом. Юноши, молодежь — играл себе да играл, получал удовольствие, прибавлял потихоньку. Но желание пойти выше, конечно, всегда было, крутилось что-то такое внутри. Наверное, это называется честолюбием, но не уверен. А к нам на тренировки частенько заглядывал Константин Борисович Локтев, который помогал Тарасову в главной команде. В ЦСКА как раз заканчивал Фирсов, нужен был центральный. Локтев ко мне: «Ну-ка, давай, приходи на тренировку». Я немножко испугался, честно скажу. Колебался, мучился в сомнениях: один же в Москве, без родителей, посоветоваться особо не с кем.
В 1974 году, если не ошибаюсь, молодежная сборная СССР выиграла в Ленинграде экспериментальный чемпионат Европы, Тарасов приезжал на матчи, смотрел пацанов. Мне дали «Лучшего нападающего» — ну и все, на этом терзания Вити Жлуктова закончились. Мне просто выбора не оставили. Тренер армейской спортшколы Юрий Иванович Моисеев, олимпийский чемпион Гренобля, посадил меня в свой «Москвич» голубого цвета — и на Угрешскую, на призывной пункт…
30 лет я ЦСКА отдал, и ни об одном дне не жалею.
— Красная армия всех сильней?
— Однозначно!
— Очень скоро, в 1976-м, вы стали олимпийским чемпионом. Помните точку перехода: вот вы никто, один из многих, — а вот уже знаменитость, звезда?
— Мне тут пару дней назад друг позвонил. Сидим, говорит, тесной компанией, разговоры разговариваем, ты представляешь, чего накопали? Из 1954 года рождения только ты в сборную Союза поднялся, а больше никто в люди не вышел — так он сказал. Я задумался: точно. С 1952-го народу немало, включая Владика Третьяка, 1953-й — Серега Капустин, 1955-й — Борька Александров…
А на вопрос так отвечу. После Олимпиады 1976 года поехал я домой, в Инту. Прямого рейса нет, пересадка в Ухте, и там вдруг пересекаюсь с местным «Нефтяником». А в команде — ребята, с которыми я по классу «Б» играл. И вот они мне тоже задвигают: «Как же у тебя получилось, ты ведь такой же, как мы?» Я говорю: «Сам не знаю, парни, объяснить невозможно».
Потом, позже, я понял, что переломный момент все-таки был, когда я в себя поверил. Анатолий Владимирович на базе в Архангельском стал со мной индивидуально работать. Он отдыхал всегда после обеда, а однажды говорит: «Разбудите-ка меня в пять вечера, молодой человек». Там лестница есть — не та большая, которую в «Гусарской балладе» показывают, а деревянная, ведущая к церкви Юсуповых, — вот на ней я тысячу потов пролил. До сих пор не перестаю удивляться, что такой великий человек обратил на меня внимание. Я, конечно, наизнанку выворачивался, чтобы хоть как-то оправдать доверие.
— Но большого таланта вы за собой не замечали?
— Да нет! Говорю же — даже мысли такой не мелькало!
— Стало быть, спортивное счастье пришло через труд и характер.
— Именно так все и пришло. Я ведь не москвич, я из какой-то дыры приехал, пришлось с нуля все доказывать, а кое-кому — даже на кулаках, куда деваться? Ну что поделать, бог силушкой не обидел, никому я не уступил, поставил себя как надо.
— Вы про игру или про быт тоже?
— Все решалось в основном на площадке. Но это недолго продолжалось.
***
— Олимпиада — высшая точка взлета, советскому спортсмену дальше уже не подняться, можно только повторить…
— Так точно. Я долго не мог поверить, что попал в состав. Локтев, который помогал в сборной Кулагину, успел втихаря шепнуть мне, Борьке Александрову и Сереге Бабинову: «Ребята, едете». Думаю, решающую роль сыграли матчи клубной Суперсерии — до Нового года и сразу после. «Рейнджерс» мы 7:3 убрали, «Бостон» — 5:2, с «Монреалем» сгоняли 3:3. Кулагин в Монреаль прилетал, а мы там немножко дали гари, прилично выглядели. Вот Борис Палыч, мне кажется, и пришел выводу: этих надо брать.
— Вам только-только исполнилось 22, вы олимпийский чемпион, и всем понятно: взошла новая звезда.
— Ну-у-у, звезда…
— Я знал, что вам не понравится, но правда дороже, какой бы горькой она ни была. Да, взошла новая яркая звезда. Многих советских сборников той поры манили в НХЛ. Вас тоже?
— Конечно. Но потом, позже. В 1978 году нарисовался вариант с «Миннесотой». Я был в приятельских отношениях с Лу Нэйном, защитником сборной США, на чемпионатах мира мы несколько раз пересекались. А потом он стал генеральным менеджером «Миннесоты». Вот он звал. Но обратился Лу вообще не по адресу: я женился недавно, у меня ребенок, я секретарь комсомольской организации, капитан Вооруженных сил.
— Что нужно было сделать, чтобы попасть в НХЛ?
— Остаться. Сбежать.
— А если бы предложение было легальным — подписались бы?
— В 1978-м я был окрепший уже, отдавал себе отчет в том, что там мощный хоккей. Конечно, любопытно было.
— Это просто совпадение, что Хельмут Балдерис, с которым вы довольно долго играли в одной тройке, на закате карьеры, в 37 лет, уехал именно в «Миннесоту»?
— В Миннеаполисе большая латышская диаспора, поэтому он туда и рванул. Я так предполагаю. Он же свободный художник был, никем не задрафтован, мог выбирать.
— Характеристика «свободный художник», мне кажется, и к манере игры Балдериса имеет отношение: технарь ажурный, выдумщик, артист.
— Как сказать, как сказать… Техника у него была великолепная, это точно. Катание, скорость, мышление — все на высшем уровне, но он ведь еще и боец был. Никого не боялся! Другое дело, что Хельмута все время подстегивать надо было: вперед, вперед, вперед!
— Давайте разрешим вечный спор: у кого все-таки усы были круче: у Балдериса или у Жлуктова?
— Я-то усы до сих пор ношу, а он предал идеалы, сбрил. Я держусь — отец же из-под Ростова родом, казак, так что гены работают. Но первым из нас Капуста дал заднюю.
— Капустин разве тоже усач был?
— Да, случился такой отрезок: единственная тройка усатых в советском хоккее. А может, и в мировом, не знаю. Но у Сереги так себе усишки вылезли, жиденькие. Вот он, видать, и обиделся на нас с Балдой.
— Балда?
— А как еще? Толстый, он же Капуста, и Балда.
— И третий?
— Длинный.
— Толстый, Длинный и Балда. Шикарно, Гайдай отдыхает... Сергей Капустин очень рано ушел, в 42 года. Что случилось?
— Не буду грех на душу брать: толком даже и не знаю. Это 1995 год, я уже был военным чиновником, по делам хоккея на траве крутился, помню, в Испании. Прилетаю, мне кто-то из ребят звонит: сегодня хоронят Капусту. Я в шоке: как так, что, где? Конечно, примчался, немного опоздал, закопали уже… Какой-то конфликт случился: то ли били его, то ли что. Несчастный случай.
— Я читал про заражение крови.
— Тоже слышал: купался, поранился, заражение крови, больница. Говорят, хотел оттуда сбежать Серега. Или даже сбежал…
— Вы ведь земляки с ним.
— Железная дорога режет Коми ровно пополам, там по ветке друг за другом Ухта, Инта и Воркута. Ухта — Капуста, я — Инта, Андрюха Николишин — Воркута.
«У меня плантация, и она вся ваша!»
22 февраля 1980 года сборная СССР потерпела сенсационное поражение в матче второго группового этапа Олимпиады в Лейк-Плэсиде. Команда США, составленная из студентов, обыграла лучшую сборную мира со счетом 4:3 и взяла золотые медали. В Америке этот матч получил название «Чудо на льду», в СССР о нем предпочитали не вспоминать.
— Говорят, в 1977 году после автомобильной аварии с вашим участием за вас вступился лично председатель КГБ СССР Юрий Андропов. Неужели правда?
— Правда в том, что я сбил человека. На Ленинградке, возле метро «Аэропорт», на мигающем зеленом. Там и сейчас примерно то же самое, насколько знаю: выход из метро, небольшой тротуар — и сразу проезжая часть. Парнишка молодой, студент: выскочил вот прямо под меня, я по правой крайней полосе ехал.
— Насмерть?
— Что вы! Слава богу, живой. Он в лобовое стекло влетел, трещина в височной части, другие повреждения… Андропов здесь точно ни при чем, а из хоккея я выпал примерно на полгода. Большую роль сыграл председатель суда Московского военного гарнизона, болельщик ЦСКА, близкий друг Тарасова. А также медаль «За трудовое отличие». И 60-летие Октябрьской революции, в честь которого была объявлена амнистия. Отскочил, грубо говоря. Сняли с меня судимость.
— Признали себя виновным в той ситуации?
— Торопился, сбил человека. Виноват.
— Какая у вас машина была?
— Еще «Жигули», но уже «трешка». Итальянской сборки. Шоколадного цвета. Это было очень круто.
— Дайте угадаю: в номерах можно было обнаружить две двойки.
— А как же! 00-22.
— Еще раз угадаю: позже появилась «Волга», номера повторили.
— Конечно!
— Это стоило денег или достаточно было фамилии?
— Нужный мне офицер ГАИ хоккеем увлекался, и ему достался баул. Настоящий, коховский. Это был лучший подарок для него. Тогда в похожих ситуациях о деньгах как-то не принято было говорить. Сделал тебе человек добро — ответь ему хорошим подарком.
***
— Вы, Владимир Петров, Александр Мальцев, Владимир Васильев, многие другие свидетели и участники «чуда на льду» говорили: американцы вышли на матч против сборной СССР в состоянии небывалого энтузиазма. Под допингом, проще говоря. Действительно допускаете такую возможность?
— Сто процентов! Стоишь на вбрасывании, человек сквозь тебя смотрит, и зрачки у него — больше шайбы. Тогда наша сборная была самая настоящая машина, против нас три периода никто не выдерживал, это объективно. А студенты все 60 минут гоняли как заведенные, вообще на себя не похожи были. Даже не сомневаюсь: приняли. И Эрик Хайден тогда пять дистанций в коньках выиграл.
— Думаете, результат из этой же серии?
— Конечно. Тем более там папа фармацевт.
— Проигранный Штатам матч — самый трагичный в карьере?
— Самый трагичный. Самый глупый. Самый странный. Перед Олимпиадой спарринг был, мы их в Нью-Йорке 10:3 хлопнули, это тоже сыграло негативную роль. Ну и, конечно, Тихонов жестоко ошибся. Владик Третьяк больше двух никогда не пропускал, нельзя было Владика менять! Я ничего против Вовы Мышкина не имею, он классный вратарь, но Владика при 2:2 менять было нельзя.
— Виктор Тихонов в своих ошибках признавался потом долго и мучительно, выдавал признания частями, — то в одном интервью, то в другом.
— Но хоккеистам по-любому досталась большая часть вины. Вот чем отличается великий Тарасов от Тихонова: выигрывает — команда, проигрывает — тренер. У Анатолия Владимировича было только так.
— Но вы же провели матч действительно ужасно…
— Очень плохая игра плюс стечение обстоятельств: гол на последней секунде первого периода, шайба, просочившаяся в прорезь между ботинком и лезвием конька Сережи Старикова… Но все же знают, что мешает плохому танцору.
— Даже представить трудно, какая атмосфера была в раздевалке после игры.
— Тяжелая. Опустошение абсолютное. Потом Борис Саныч Майоров зашел: «Ребята, осталась игра со шведами, давайте готовиться». Сколько мы им там накидали? Уже и не помню, девять, что ли…
— Я так понимаю, к Тихонову у вас сложное отношение.
— Вот именно это слово. Много говорить не хочу, но чтобы вы понимали: лишь двух великих тренеров мне повезло встретить в жизни — Тарасова и Александра Яковлевича Гомельского, с которым жизнь свела уже после окончания карьеры. «Ну что, директор, все воюешь?» Это как раз про Тихонова, про тот странный период времени, когда ЦСКА непонятным образом раздвоился. Сколько сил, нервов, времени ушло, вспоминать страшно! Тихонова поддерживал министр обороны маршал Сергеев, потому что в тихоновском ЦСКА его сын играл, а все равно победа осталась за нами.
***
— Ваше поколение — выдающееся, легендарное, великое, каждый достоин памятника. И мне вот интересно: штампуя победы одну за другой, вы ощущали себя историческими личностями?
— Да ну бросьте, какие там личности! Но цену мы себе знали, конечно, и много раз убеждались, как в стране любят хоккей. Идем такие по Алуште, помню, — красивые, веселые, холостые, там у нас курс молодого бойца проходил: Вова Лутченко, Валерка Харламов, я, еще кто-то из ребят. Вдруг визг тормозов, пыль, вылетает из «жигуленка» человек, чуть ли не в ноги бросается: ребята, у меня плантация там, в горах, она вся ваша, поехали!
— Не пугайте. Плантация чего?
— Да клубники! Вот таких эпизодов очень много было. В общении с людьми сразу ясно становилось, что мы и правда неплохие спортсмены: нас ценят, любят, уважают за то, что мы делаем для страны, извините уж за пафос. А еще больше я это ощутил, когда начал работать в Спорткомитете Министерства обороны и ездить по округам. Просто с людьми стал общаться каждый день, а не раз в год, как раньше, когда ты 11 месяцев в золотой клетке, и не то что болельщиков — семью почти не видишь.
— Вопрос чисто по игре: главные козыри хоккеиста Виктора Жлуктова? Про работу корпусом все в курсе.
— У меня почему-то получалось вовремя приезжать в ту точку, где должна была оказаться шайба.
— Чутье или расчет?
— Вот я и сам думаю. Выиграли, помню, чемпионат мира 1978 года в Праге, подходит вдруг моя преподаватель математики в МАИ — жена дипломата, оказывается. И с таким, знаете, искренним восторгом: «Виктор, чувствуется, что вы очень любите математику!» Так или иначе, но в нашей мясорубке мне и правда удавалось неплохо ориентироваться. Центральный нападающий — особенная роль, его место в гуще событий. Что центральному делать на лицевом борту противника, за воротами, откуда невозможно забить? Это дело крайних.
— А раздача — разве не ваша работа?
— Моя, конечно, когда начало атаки. Как Рагулин меня учил: «Ты, главное, на выходе из зоны откройся, а я разберусь». И точно: пас прямо в клюшку — и полетели, крайние по бортам, я шайбой распоряжаюсь.
— Вы крепкий такой мужик, фактурный. Нравилось вам драться — ну так, знаете, чисто для адреналина кулаки почесать?
— Нет, это не мой случай. Какое от драки удовольствие? Удовольствие — обыграть, отдать, забить, победить. Если вспышка, если ситуация требует — ну что ж, надо, значит надо, понеслась. Один раз простишь — на шею же сядут. Нас, помню, прям серьезно наказали однажды за драку. Дело было в Праге, чехи на Владика полетели, мы встали за него, помесили их немножко. Председателем Спорткомитета был Павлов, вот он делал нам внушение: с канадцами и американцами — пожалуйста, с финнами и шведами — нет проблем, а с чехами зачем? Они же наши братья по соцлагерю!
— Не так давно общался с Якушевым, он говорит: ему от канадцев больше, чем Харламову, доставалось: «Валера быстрый, ловкий, а я пока на своих ходулях развернусь»…
— Очень даже понимаю, сам такой. Чем больше мишень, тем проще в нее попасть. Один раз по молодости оказался не готов, в Канаде мы играли: двинули от всей канадской души, я улетел куда-то, сотрясение было, зашивали. Да, упираться на площадке приходилось каждую секунду, всегда быть начеку. Как Тарасов учил: «Молодой, башка у тебя должна крутиться на 360 градусов!»
— Для вас стало открытием, что существует такая профессия, как тафгай?
— Так их в мои времена и не было.
— В СССР — точно. Но настал же день, когда вы узнали: есть, оказывается, специально обученные ребята, которым не надо играть в хоккей. Ну, там, у них.
— Тафгай — чаще всего игрок ниже среднего уровня. Советский хоккей — это был чистый спорт, у нас и в голову такое амплуа никому прийти не могло, оно просто не вписывалось в понятия. А за океаном хоккей — спортивное шоу. Тафгаи для того и появились, чтобы заводить зрителей. Но я их работу все равно не принимаю. Драка есть драка, никто не против, когда по-честному и вовремя. Помахались, разошлись — и давай дальше играть в хоккей.
— Кто из ваших современников мог бы стать серьезным тафгаем?
— Евгений Мишаков. Валера Васильев подходяще дрался.
— Фетисов?
— Слава — да. Только дай повод.
— Вы говорили как-то, что принимали участие в становлении Фетисова «как мужика». Что имеется в виду?
— Вячеслав Александрович был по молодости такой… Я бы сказал, но вы же не напечатаете все равно.
— Видимо, разгильдяй?
— Вот именно, созвучно. Но хоккей для него — это все, сразу понятно: смысл жизни. Поэтому учить его уму-разуму было несложно.
«Что прошло — мое, что будет — неизвестно»
Жлуктов завершил карьеру очень рано, в 31 год. Если в самых общих терминах — по состоянию здоровья. Полученные в хоккейных битвах травмы спровоцировали со временем проблемы с позвоночником и привели к полной атрофии мышц ног.
— Что думаете про сегодняшний ЦСКА? Нравится вам команда?
— Честно скажу: в начале сезона относился настороженно. Плохо начали — ни идеи, ни игры. Но потом смотрю — вроде полегчало. Разнесли по звеньям двух бегунков, Андронова и Телегина, ротацию стали проводить, подпускать молодых. Жизнь потихоньку наладилась. Правда, сейчас команда немножко подсела, на мой взгляд, но это, может, и хорошо: еще 11 матчей в регулярке, к плей-офф должны подойти в порядке.
Так что я изменил отношение к Игорю Никитину. Приходилось слышать, что он не готов быть главным: второй, мол, да, хороший, но и только. Теперь не согласен. Мнение изменилось в лучшую сторону.
— В этом сезоне у нас есть свое «чудо на льду» — «Автомобилист» с его невероятной стартовой серией: 25 побед в 26 матчах. Примерно так ЦСКА Жлуктова играл в прошлом веке. Что это вообще было?
— Почему было? «Автомобилист» и сейчас неплохо выглядит. Там и подбор игроков хороший, и тренер толковый, Андрей Мартемьянов. Я его помню, он был у нас в ЦСКА в свое время, его из Свердловска призывали. С удовольствием смотрю за этой командой: дисциплина, самоотдача, скорость, мысль, бьются в каждом матче. А еще, мне кажется, в Восточной конференции упал уровень топ-клубов, и это тоже в плюс «Автомобилисту».
— Ваши слова: «Я никогда не был против энхаэловцев, но мне немного непонятно: если кто-то играет в НХЛ, он автоматически сильнее хоккеиста из КХЛ?» А разве нет?
— Нет, конечно. Вы посмотрите внимательно чемпионаты мира: иногда в сборную такие люди приезжают, что даже фамилию потом толком не вспомнишь. Кто же это такой, думаешь? Что он тут делает? Или скажите: вы когда-нибудь видели, чтобы Саша Овечкин на чемпионате мира сильно сыграл?
— Видел!
— Один раз? А энхаэловец должен так выглядеть всегда, если уж позвали из-за океана. Чтоб всем и каждому было ясно: этот — лучший! Настоящий профессионал! Так что еще раз подтверждаю: пропуск в НХЛ — необязательно знак качества. Там много разных факторов, это же хитрый бизнес.
— Вы застали НХЛ без шлемов. Другая была лига, другой хоккей?
— В 1977 году канадцы всех насмешили, помню: приехали на чемпионат мира в Вену со справками — в шлемах нам бегать противопоказано, голова болит. А ИИХФ эти справки в корзину: играйте по нашим правилам. Фил Эспозито шлем до последнего предела раздвинул, выглядел смешно. 11:1 и 8:1 — так мы с ними в том году сыграли.
— Вот вы Овечкина ругаете, а он побил рекорд Сергея Федорова и стал нашим лучшим бомбардиром в НХЛ.
— Знаю-знаю, как не знать? Утром первым делом — в интернет за новостями. Племянники лет пять-шесть назад подарили ноутбук, я все ворчал: зачем он нужен, что вы мне тут подсовываете? А теперь без интернета ни шагу.
— Продвинутый юзер?
— Йес. Личные кабинеты везде, где надо, от ЖЭКа до налоговой, никого своей коляской напрягать не надо. Вся деловая и личная переписка — в почте, все документы — на флэшке. Фильмы, конечно, когда хочется отдохнуть от хоккея. А еще очень уважаю снукер. Новый мир для себя открыл!
— О, тут мы с вами полностью совпадаем.
— Серьезно? Как я днями за Джадда Трампа на «Мастерсе» болел, когда он Ронни уложил! Первый кумир в снукере у меня был Джон Хиггинс, а теперь вот за Трампа притапливаю.
***
— Чисто юбилейный вопрос, он же философский: много было у вас в жизни ошибок? Есть о чем сожалеть?
— Все принимаю, даже ошибки. Что прошло — мое, что будет — неизвестно, поэтому живу настоящим. Дом, семья, внуки — вот и счастье. Две девочки и пацан.
— За вами водился такой грешок: играть через боль. Там, где можно было дать грамотную паузу, вы делали вид, будто все в порядке, и снова выходили на поляну. Где-то скрепя зубы, где-то на уколах…
— Я к боли привычный. От рождения высокий болевой порог, это все замечали, включая стоматологов. Ну, не знаю, наверное, так и в хоккее было: терпел, пока терпелось. Но и об этом я ни в коем случае не сожалею.
— Один из таких случаев привел к роковым последствиям.
— Значит, судьба.
— Вам трудно жить?
— К своим трудностям я давно привык. Нормально у меня все, не нужно за меня переживать. Я счастливый человек.
— По дому на коляске передвигаетесь?
— Только на ней, других вариантов нет и уже не предвидится. Есть у нас в Москве специализированный стационар для пациентов с тяжелыми ограничениями — «Преодоление» называется, его возглавляет Любовь Петровна Кезина. Я был у них осенью и сейчас планирую еще на месяц заехать. Там замечательно, мне очень понравилось: душевно, спокойно, процедуры, бассейн, общение. Все, что нужно человеку, чтобы поддержать состояние.
— Круг вашего повседневного общения, если не считать семьи, — в основном люди хоккея?
— Да, и главным образом по телефону. Ребята часто меня тормошат, зовут куда-нибудь подышать, поболтать, развлечься, но я обычно в отказе. Это же целая история — выползти из дома. Спецмашина с подъемником, вот это все. Слишком много со мной хлопот. Но иногда все-таки выбираюсь. В особо теплые компании.
— На матчах ЦСКА вас можно увидеть?
— Борис Петрович Михайлов тысячу раз звал, но еще в старый дворец, а там условий для инвалидов — никаких. На Автозаводской в этом плане, говорят, нормально. Если еще позовут, туда можно будет сгонять.
— А ну как президент Путин пригласит на матч Ночной хоккейной лиги куда-нибудь в Сочи?
— Приглашали, и не раз. От таких вариантов всегда отказываюсь. Что вы, самолеты — это точно не для меня. Не люблю я загружать хороших людей своими трудностями.
— Знаю, что в былые времена вы увлекались рыбалкой и охотой, а также всякими домашними самоделками. Сейчас есть хобби для души и для рук?
— А как же? Вот закупил давеча торцовочную электропилу, ждет меня на даче. На стусле под 45 градусов уже не могу ровно запилить. А вообще у меня арсенал богатый.
— Что мастерите?
— Да все подряд. На даче вся кухонная мебель — моя. Сидишь себе на заднице на полу: режешь, пилишь, точишь, и никаких тебе колясок.
— Вы верующий человек?
— Жена верующая, а для меня это сложный вопрос. Не представляю, как у некоторых получается: вчера был убежденный атеист, а сегодня, глядишь, из храма не выходит. У меня есть икона, еще бабушка подарила давно-давно, вот с ней немножко разговариваю, да. Батюшка как-то приезжал… К вере надо прийти, а я пока в дороге. Мне так кажется.
— У меня к вам большая просьба.
— Весь внимание.
— Пожелайте себе, пожалуйста, чего-нибудь очень хорошего. Настоящего, большого, светлого — чтобы не только вам стало тепло, но и нам всем тоже. И я тут же перестану донимать вас своими вопросами.
— Это запросто. Всем — крепкого-крепкого здоровья.
— Всем?
— Значит, и себе тоже. Здоровья, долгих лет жизни и чтобы дома все было хорошо. Вот три простых пожелания. От них не отказываются.
Читай также:
- «Овечкин мог бы играть в Русской Пятерке». Эксклюзив «Матч ТВ» с Сергеем Федоровым
- Евгений Артюхин: «13 миллионов рублей — неплохие деньги для КХЛ»
- «Федоров рад, что его догнал именно я». Эксклюзив «Матч ТВ» с Овечкиным
- «Париж для хоккеиста не отличается от Череповца». Пять вопросов Вайсфельду
Фото: РИА Новости/Юрий Сомов, РИА Новости/Александр Макаров, РИА Новости/Дмитрий Донской, РИА Новости/Игорь Уткин, Denis Brodeur / NHLI / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, РИА Новости/Владимир Федоренко, Focus On Sport / Contributor / Focus On Sport / Gettyimages.ru, Melchior DiGiacomo / Contributor / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, Андрей Голованов и Сергей Киврин, Василий Пономарев / Эдгар Брещанов / Sportbox.ru, Claus Andersen / Stringer / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, Tai Chengzhe / Contributor / Visual China Group / Gettyimages.ru, РИА Новости/Антон Денисов, РИА Новости/Алексей Никольский
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
