Владимир Зоткин участвовал в двух победных чемпионатах Европы среди юношей, а потом почти двадцать лет работал с клубами: в ЦСКА застал первую Лигу чемпионов, а в «Спартаке» — уход Червиченко и первые пять лет Федуна.
— В «Спартак» вы попали в стрессовой ситуации.
— В разгар бромантанового скандала. Сразу сказал: «Ребят, бромантан — допинг, но зачем вам его давали? От него же никакого эффекта». Это глупость или ошибка. Один врач был молодой, травматолог Артем Катулин, он не понимал всех тонкостей, но второй-то, Алексей Щукин — я его хорошо знаю, он опытный врач, работал потом в ФК «Москва». Для чего они давали бромантан? Кто им посоветовал? Это же пустышка. Мы еще в советское время выявили, что от бромантана нет никакого эффекта. Все равно что таблетка глюкозы. Или возбудитель — для пробуждения от дневного сна.
— С чего вы начали в «Спартаке»?
— Сказал Червиченко: «Произошел скандал. Нужно аккуратно спустить его на тормозах». Но через два месяца Червиченко решил меня уволить — беспричинно. Я сидел перед его кабинетом, когда туда шла делегация новых владельцев. Среди них были мои знакомые — спросили: «А ты чего тут делаешь?» — «Уволили. Жду встречи с Червиченко. У меня же контракт — хочу понять, как с ним быть». — «Червиченко тут скоро не будет. Подожди окончания нашей беседы. Мы тебя позовем». — «Куда?» — «Не твое дело. Жди». Назавтра меня пригласили на собеседование к новому генеральному директору Перваку.
— А там что?
— Ему принесли мою трудовую книжку. «Да, написано, что вы уволены». — «И что? Искать новую работу?» — «Нет, я о вас навел справки. Будете работать у нас».
— Невио Скала — первый иностранный тренер в вашей карьере?
— Да, очень грамотный специалист. Когда тренер по физподготовке перегрузил игроков по задней поверхности мышц, я почувствовал это и сообщил Невио. Он вызвал того тренера: «Врач говорит, что в любой момент могут произойти травмы». — «Нет, этого не может быть!» Андрей Талалаев перевел: «Он на тебя наехал». — «Да я понял. Но это мое мнение. Мнение врача. Я обязан предупредить тренера, что мышцы перегружены. Просто констатирую факт». Тогда Скала сказал помощнику: «Как доктор сказал, так и будет. Меняй упражнение». Через три-пять дней мышцы ребят восстановились.
— К кому из новичков «Спартака» были врачебные вопросы?
— У Неманьи Видича были проблемы со спиной: его нам потому и продали. Ему говорили: «С твоей пояснично-крестцовой грыжей можно уже заканчивать карьеру». Но Первак — жесткий, требовательный мужик — дал задание: «Видич должен играть. Как вы это сделаете, меня не волнует». Я сказал Лю Хуншену: «Придется сделать с Видичем что-то неимоверное». Главное было — не перегружать его, не дергать спину. Грыжу закачали мышцами, а боли Лю снял иглоукалыванием: Неманья к нему потом и из Англии прилетал лечиться.
— После бромантанового скандала «Спартаку» предлагали допинг?
— Предлагали. Я сказал: «Нет, ребят, мы ничего принимать не будем». Есть законы физиологии — их никто никогда не отменит. Можно любой организм довести до его предела — естественным путем. Главное — вовремя остановиться, чтоб организм при перегрузках не сломался. Если иммунитет падает, а физическая выносливость возрастает, вероятность заболеть, получить травму повышается. Сейчас не все спортивные врачи это понимают.
— Из «Спартака» вас уволили из-за эпидемии травм в конце 2008-го?
— Пришел Валерий Карпин и нас всех подвинул — мы с Васильковым стали ему не нужны. Да, были травмы, но они случались в основном из-за перехода с натурального газона на синтетику, которая тогда лежала в «Лужниках».
— После «Спартака» работали в футболе?
— Когда нас убрали из клуба, позвонил бывший директор клуба Евгений Смоленцев: «Есть возможность поработать в «Монако». Тогда его как раз купил Рыболовлев. Правда, команда шла на предпоследнем месте второй лиги. Ответил: «Я готов. Что нужно?» — «Посидеть в твоей любимой Германии и обследовать игроков — а мы решим, кого брать. Твоя задача: исследовать здоровье, скорость, выносливость». Я провел в Мюнхене три с половиной месяца, обследовал около тридцати восьми человек. Выбрали девятерых — Даниэля Субашича, Владимира Комана, Андреаса Вольфа и других, и за один круг они подняли «Монако» наверх.
— Чем занимаетесь сейчас?
— Медицинским обеспечением всех спортивных соревнований Москвы: Вот расписание на этот год: сноуборд на Воробьевых горах, легкая атлетика, футбольный Кубок легенд, Гран-при фехтования, московская регата, чемпионат мира по футболу среди артистов, хоккейный Кубок мэра, художественная гимнастика, пляжный волейбол.
— Почему оставили родной Ленинград?
— Мой отец — военный, так что я проехался с ним по всем флотам Советского Союза. В 1966-м добрались до военного городка в подмосковной Купавне, и когда папе предложили генеральскую должность на Северном флоте, он отказался: «Моему ребенку надо учиться. Я свое отслужил». Во времена Великой Отечественной он был механиком торпедных катеров, сопровождал конвои, шедшие из Англии и Америки.
— Как стали врачом?
— В школе легко давались химия, физика, биология, и после армии закончил в Москве третий медицинский институт, где входил в сборную по лыжам. Заведующим кафедрой у нас был Олег Николаевич Логофет, отец звезды «Спартака». С Геннадием Олеговичем мы дружили — закончив школу тренеров, он возглавил олимпийскую сборную СССР и позвал меня в свой штаб. Мы готовили команду к московской Олимпиаде, но потом ее тренером сделали Бескова, а Логофета отодвинули, и мы стали работать со второй сборной.
— Как превращались из простого врача в футбольного?
— По специальности я травматолог-хирург, а в футболе — немного другая специфика. Пришлось много заниматься самообразованием. Когда уезжаешь на сбор, из помощников у тебя только массажист, так что ты должен знать все — физиотерапию, восстановление, реабилитацию, питание. Фактически я заново учился. Несколько раз ездил в Тарту — повышал квалификацию. Это интересно: я узнал, какие качества развивает тренер и что должен делать футбольный врач.
— Что?
— Самое важное — качественное обследование футболистов. Сначала я ограничивался измерением пульса и давления, а со временем написал диссертацию на тему «Медико-биологические основы спортивного отбора футболистов-подростков», взяв методику из космоса.
— Как это?
— Раньше, отправляя космонавтов на орбиту, врачи не знали, как следить за их сердечно-сосудистой системой. Ученый Баевский разработал методику, по которой стали получать радиоимпульс. Сначала мы считали интервалы R-R (продолжительность сердечного цикла) линейками, а потом переключились на компьютеры.
— Самая необычная травма игрока вашей сборной?
— В Венесуэле ребята пошли купаться в океан, и один футболист наступил на морского ежа. А его иголки с зазубринами, и достать их очень трудно. Логофет волновался — игрок-то важный, а предстоял коммерческий турнир. Если бы попала инфекция, парень мог выбыть надолго.
— Как поступили?
— К счастью, с собой были скальпель и спирт: я сделал легкие разрезы на стопе и достал пять-шесть иголок. Пинцетом вытаскивать было нельзя — тогда бы сломались иголки, повредились окружающие ткани, попала грязь, началось инфицирование.
— Когда еще пришлось поволноваться?
— На турнире в колумбийском Медельине, где отравилось несколько сборников — возможно, экзотическими фруктами или овощами. Одного игрока даже повезли в местную клинику — случилось такое обезвоживание организма, что внутривенно вводили вещества, которые восстанавливали водно-солевой баланс.
— Вы работали со сборными с конца семидесятых до начала девяностых — чем это так нравилось?
— Так ведь с теми тренерами сотрудничать — одно удовольствие. Они были очень грамотными: хорошо разбирались в медицине, физиологии, знали иностранные языки. Логофет — итальянский и английский. Костылев, с которым мы с 1983-го работали с юношами, — английский. Потому мы и выиграли столько турниров в восьмидесятые. И ведь не принимали никакие допинги.
— Даже не думали об этом?
— А для чего он в футболе? Принимая допинг для физической силы, ты закрепощаешь мышцы — они теряют эластичность.
— На двух чемпионатах Европы, который выиграли с Костылевым, проводился допинг-контроль?
— Да, нас проверяли и ничего не находили, потому что мы ничего не принимали.
— После победы на юношеском Евро-1985 выяснилось, что два наших игрока — Панцулая и Ревишвили — на самом деле старше. Их возраст нельзя было проверить заранее?
— А как? Ребята приезжали со свидетельствами о рождения — о том, что они поддельные, мы не знали. После того случая федерация стала запрашивать в ЗАГСах подтверждение даты рождения.
— В 1990-м ваша сборная обыграла в финале Евро U18 португальцев с Фигу и Руи Коштой.
— Тогда в серии пенальти выручил Саша Помазун, а через год, на последней тренировке перед стартом чемпионата мира, он получил серьезную травму — мяч так неудачно попал в руку, что вывернул первую фалангу пальца и порвал мягкие ткани. Пришлось разрезать перчатку. Хорошо, что на стадионе в Гимарайнше была чистая перевязочная — почти операционная. Мы промыли Саше рану, зашили, но о том, чтобы назавтра он сыграл с Египтом, не было и речи. Сказал Костылеву: «Минимум шесть-семь дней Помазуна нельзя трогать».
— Его заменил Андрей Новосадов.
— И закрутилась кутерьма. Во втором тайме пошла атака на наши ворота, защитник не успел, Новосадов рванул на перехват и попал в кучу-малу. Вывих головки плечевой кости. Его сразу в реанимобиль — и на операционный стол. Была сложная операция, а мы остались без вратаря.
— Как выкрутились?
— Защитник Мамчур надел свою игровую майку наизнанку, чтобы отличаться от полевых игроков, и встал в ворота. Оставшиеся десять-пятнадцать минут он отстоял на ноль. Мы потом подшучивали: «Ты самый сухой вратарь мира». Сережа был капитаном той сборной: жесткий, честный парень.
— Костылев говорил, что Мамчура сгубила жизнь в хулиганском районе Днепропетровска.
— Да, кажется, он был там авторитетом среди своих сверстников — по кличке Боцман. Рос в тяжелых условиях. Я работал в ЦСКА, когда Сережа умер, — для всех это стало шоком. Перед этим его отодвинули от команды из-за нарушений режима — возможно, это и стало причиной смерти.
— Как в юниорской сборной появился Геннадий Тумилович?
— Когда у нас сломались оба вратаря, Костылев спросил: «Что делать?» — «Надо звонить Колоскову — пусть ФИФА разрешит нам вызвать третьего вратаря». Разрешили, и приехал великий спортсмен Тумилович.
— Костылеву он не понравился?
— Тумилович строил из себя звезду, а ему объяснили: тут чемпионат мира, вклинивайся — тебе нужно быть основным вратарем. Костылев очень хорошо разбирается в людях: видит и хорошие качества, и плохие. Тумиловича он отверг и сказал мне: «Делай, что хочешь — в следующем матче должен играть Помазун».
— И что вы сделали?
— Подложил салфетки, затейпировал и сказал: «Саша, постарайся беречь палец. Прячь его за другую руку. После второго тура снова дадим тебе отдых, чтобы разрыв сросся». Два раза в день я проверял его — чтоб не нагноилось, не воспалилось. В итоге он нас выручил, взял пенальти в решающей игре, и мы стали третьими на чемпионате мира.
— Потом — в ЦСКА или «Спартаке» — выпускали на поле игроков с недолеченными травмами?
— С первых минут — нет. Бывало, что во время матча заканчивались замены и мы просили травмированного игрока потерпеть.
— С тем же Помазуном в молодежной сборной столкнулся Валерий Минько.
— Это было в Греции. С той сборной работал другой врач, а я уже был в ЦСКА. Встретил Минько в аэропорту и, отправляя домой, сказал: «Если что, звони». В два часа ночи звонок: «У Валеры боли». Он снимал квартиру рядом с 67-й больницей. Повезло, что в ту ночь дежурным был хирург-уролог, который смог сделать необходимую операцию. Удалил Валере почку.
— В двадцать два года он мог закончить с футболом?
— Были сомнения. Мы долго советовались с Олегом Белаковским, который рассказал, что уже сталкивался с аналогичной ситуацией: в конце пятидесятых защитник Ермолаев потерял почку после матча в Горьком, но продолжил играть. «Правда, сейчас футбол более контактный», — добавил Олег Маркович. «Это его жизнь, его карьера, его деньги. Что будем делать? Я не уверен на сто процентов, что ему можно продолжать играть». Белаковский: «Я тоже». И так мы колебались дня три-четыре.
— Что потом?
— Вызвали Валеру: «По-человечески мы не против, но если с тобой что-то случится — в твоей смерти будем виноваты мы». — «И что я должен сделать?» — «Если ты подпишешь бумагу, что берешь ответственность на себя, то сможешь играть». — «Нет вопросов. Я хочу играть». Ни секунды не сомневался. Мы сделали ему бандаж на оставшуюся почку и на то место, где удалили. Так он и играл еще десять лет.
— C ЦСКА вы поучаствовали в Лиге чемпионов-1992, вместившей в себя волевую победу над «Барселоной» и отравление игроков в Марселе.
— После ничьей в Москве мы поняли, что наши ребята, много выигравшие с юниорской сборной, могут соперничать с великими игроками «Барсы». Начальник команды Мурашко наобещал огромных денег за победу и после 3:2 на «Камп Ноу» схватился за голову: где ж их достать. А футболисты-то — ребята жесткие: раз обещали — давайте. Ждать денег пришлось долго.
А насчет отравления в Марселе — оно обнаружилось уже во время матча. У ребят началось расстройство желудочно-кишечного тракта. Как можно было играть? Потому и уступили 0:6. «Марселю» ведь непременно нужно было победить с очень крупным счетом, чтобы опередить «Рейнджерс» и занять первое место в группе — оно выводило в финал турнира.
— В 2004-м вы пришли в «Спартак». Как отреагировали на решение Первака взять в медицинский штаб «Спартака» Лю Хуншена?
— Лю — очень грамотный специалист. Я сам занимался иглорефлексотерапией в середине восьмидесятых, когда она только зарождалась в Советском Союзе. Но там много нюансов — меридианы, потоки нервных импульсов… Чтобы разобраться во всем этом, нужно не менее тысячи лет. Я наблюдал за работой Лю: одному игроку он ставил пять иголок, другому — пятнадцать. В разные точки, в разных направлениях. Я спросил: «Объясни с точки зрения медицины, почему ты делаешь именно так». — «Доктора, это мое личное дело. Я учился, моя бабушка училась, прабабушка училась, прадедушка… Я это знаю». — «Так объясни. Я же вижу, что идет лечение». — «Я тебе этого не скажу. Только своим детям». У китайцев это в крови.
— Вратарю Алексею Зуеву вы посоветовали духовного психотерапевта?
— Он вратарь-то хороший, но эмоциональный, взрывной человек — мог наорать, полезть в кулачный бой. Я сказал: «Тебе нужно успокоиться. Обратись к иконе». Сначала он на меня обиделся, но потом у него произошел сдвиг. Сказал при встрече: «Владимир Николаевич, спасибо вам». Сперва он совсем уж рьяно ударился в веру, а потом стал спокойнее.
— Кому-то еще помогали психологически?
— Со всеми разговаривал — особенно после поражений. Например, от ЦСКА — 1:5. Говорил: «Не надо ни на кого сваливать. Виноваты все — и я в том числе». Тогда же Титова с Калиниченко отправили в дубль. Черчесов, видимо, рассудил, что ветераны не настроили себя и не потребовали от молодых полной отдачи.
С молодежью я часто беседовал насчет учебы. Убеждал: знания в голове — это ваше будущее. Один футболист «Спартака», который до сих пор играет, не закончил десять классов, а в клубе получил огромные привилегии. Еще и спорил со мной. Отвечал ему: «Поговорим, когда получишь какое-нибудь образование».
— В «Спартаке» при вас ежегодно менялись тренеры. Как это сказывалось на вашей работе?
— Старков и его помощник Клесов захотели привести еще одного врача, своего человека. Это нормально — тренер должен приходить со своим штабом, можно надеяться только на своих — кто не подведет, не обманет. При Старкове я стал главным врачом «Спартака» — контролировал дубль, школу, читал лекции, дописал диссертацию. Когда врач Старкова ушел, я предложил вернуть в «Спартак» Юрия Василькова, с которым мы работали при Федотове и Черчесове. Станислава Саламовича я знаю очень давно — с юношеской сборной Союза, когда у него еще не было усов.
— Вы оказывали медицинскую помощь и болельщикам «Спартака»?
— Были такие моменты: самый запоминающийся — во Владивостоке, где нашего болельщика ударили ножом. Пришлось включаться, помогать, чтобы привезти парня в Москву и госпитализировать. А как можно не помогать болельщикам? Они же летят в другие города ради команды, переживают. Значит, и мы должны за них переживать.
— Вы участвовали в госпитализации Федора Черенкова?
— Я постоянно с ним общался. У него были свои проблемы — по жизни и по заболеваниям. Я начал работать с ним еще в начале восьмидесятых — во второй сборной у Логофета. Он тогда играл и за клуб, и за несколько сборных, работал на три фронта — можно предположить, что чрезмерные нагрузки и вызвали его сдвиги. Приходилось много с ним ездить. Он находился под наблюдением определенных врачей. Долго — до самой смерти.
— Умер он из-за падения у подъезда?
— Да, упал в своем дворе на юго-западе — что именно произошло, никто не видел. Когда его привезли в больницу, было уже поздно.
— Вы и сейчас близки к «Спартаку»?
— Помогаю ветеранам клуба, когда им или родственникам нужна врачебная помощь, — завтра, например, придет Вася Кульков. С Сергеем Шавло мы ведем социальную программу Леонида Арнольдовича Федуна — помогаем детям с ДЦП: они тренируются два раза в неделю в спартаковском манеже. Мы следим за их здоровьем. Детишки растут, родители довольны. Просматривать детей приезжал даже тренер паралимпийской футбольной сборной.
— Какую из своих команд вспоминаете с особой теплотой?
— Юношеские сборные Костылева и Игнатьева. И «Спартак» — там была более семейная обстановка, более сплоченный коллектив, чем в ЦСКА девяностых. В 2007-м мы чудом не стали чемпионами. В Раменском в одном из последних туров Никита Баженов на бешеной скорости убежал, пробросил, вышел один на один и как дал выше ворот. Покатил бы точнее — и мы бы не упустили чемпионство.
Фото: РИА Новости/Александр Вильф, РИА Новости/Владимир Федоренко, личный архив Владимира Зоткина, РИА Новости/Геннадий Семенов, РИА Новости/Владимир Родионов, ПФК «Арсенал» Тула, РИА Новости/Александр Ступников, страница Алексея Зуева на Facebook*, РИА Новости/Александр Макаров
Читайте также:
- «Отцу отрубили ухо, сломали руку и ребра». Что пережил футболист чемпионского «Динамо»
- «В Советском Союзе чувствовал себя свободным человеком». Интервью испанца, забивавшего за «Спартак»
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
