Врач Валентин Беляевский вспоминает Игоря Гамулу, рассказывает, как определить, когда игрок симулирует травму, и объясняет, почему бойцам нельзя худеть на 20 кг.
— Вы были врачом в «Ростове», потом работали в ММА-клубе «Беркут» и лиге АСВ, а сейчас занимаетесь частной практикой в Москве, консультируя бойцов ММА. Что было до этого?
— Закончил Ростовский медицинский университет, «Травматология и ортопедия». После учебы отработал около полутора лет в городской больнице: оперировал, занимался травматологией, спортивными травмами. Через несколько лет пришлось переучиваться в Москве в РУДН на врача спортивной медицины.
В семье у меня все врачи, поэтому с выбором профессии было проще.
— У студентов-медиков регулярно спрашивают про страшные практические занятия. Что самое страшное?
— Для меня каких-то отталкивающих моментов во время учебы не было. У нас были и те, кто терял сознание и от вида крови, и от запахов в ожоговом центре, в морге. Я таких моментов не помню. Может, потому, что с первых курсов уже работал в больнице санитаром, медбратом, потом помощником врача. Было, что и трупы в морг отвозил.
Все спрашивают о негативных моментах, а у меня есть и яркое впечатление от присутствия в роддоме на родах — это очень позитивный момент в учебе.
— Было как в фильмах — выходишь из операционной, стягиваешь повязку, тяжело дышишь, крупные капли пота?
— Эмоции есть всегда. Помню, когда на втором курсе впервые попал в операционную в отделении травматологии Ростовской центральной городской больницы. Мы дежурили, я как медбрат работал с врачами. Привезли пожилого мужчину, автобус переехал ему ноги, нужно было ампутировать обе конечности. Ситуация страшная: это была первая моя операция, а ампутации считаются тяжелыми случаями.
— Ситуация: на улице случается несчастье, прохожие выкрикивают «Есть врач?!" Насколько часто это возникает не в кино?
— Очень часто. В Москве на МКАДе был случай с летальным исходом: я был в пробке, когда рядом со мной столкнулось несколько машин. Уже приехали сотрудники ДПС, но не было скорой. У одного из пострадавших была остановка сердца, хотел помочь, а вместо этого пришлось ругаться с гаишником, который, говорил, что я не имею права трогать пострадавшего. Объяснял, что я врач и что нужно начинать реанимацию. Но противоположная сторона глупо упорствовала.
Приехавшая бригада врачей начала реанимацию, но с опозданием. На следующее утро прочитал, что тот человек скончался в больнице. Это случай, когда мы не спасли человека.
В Ростове возле аэропорта была большая авария, проезжал мимо, пришлось оказать помощь, проводить реанимационные мероприятия. Был случай, когда женщина прямо передо мной падала в эпилептическом припадке, угрозы жизни не было, но надо было знать, что делать.
— Как из городской больницы попасть в ФК «Ростов»?
— Из футбольного клуба позвонили на кафедру, нужен был молодой травматолог в дублирующий состав, без семьи, до 30 лет. На кафедре дали мой телефон, так я начал там работать, сразу после собеседования. Работа в футбольном клубе специфическая, им нужны несемейные, потому что там и живешь, и работаешь. Все время с командой. Я в принципе был болельщиком «Ростова», не то чтобы горячим, но много знал о команде, на выездах с ними бывал, интересовался судьбой игроков, поэтому согласился.
— Судя по времени, вы должны были работать с тренером Игорем Гамулой, который известен яркими фразами и сумасшедшими нагрузками на сборах.
— На самом деле нагрузки у него не такие уж и большие, если сравнить с тренировочным процессом других тренеров. Вся его работа основана на его же харизме, эмоциях, особенном юморе. В первый год была долгая притирка, потому что я как врач с клиническим опытом попал в спортивную команду, а там совершенно другая среда. Врач в спортивном клубе больше, чем врач. Это и организатор, и фармаколог, и аптекарь, и диетолог, в том числе и столовая с меню — то, что к медицине слабо относится. Приходилось не только давать рекомендации по питанию, но и смотреть за тем, что готовят повара, проверять качество продуктов. В тренировочном процессе участвуешь, делаешь расклад по нагрузкам.
— Повара прислушивались?
— Была история. В 2011-м году генеральным директором стал Юрий Белоус и стал сразу наводить порядки. Многие футболисты его не устраивали, он просил, возможно, не сам, а через кого-то разорвать контракт. Игроки отказывались, потому что им не все выплачивают по разрыву контракта. Футболистов в наказание стали отправлять в молодежку.
Теперь представьте: у нас в молодежном составе оказались Кириченко, Чеснаукис, Радич, Блатняк. И нас всех вместе отправили в Кисловодск на сборы, которые больше напоминали ссылку: санаторий «Родник» советского уровня, без ремонта. И все эти ребята с высокими зарплатами, которые привыкли к другим условиям, живут там. Еда ужасная, настроение у всех подавленное из-за такой ситуации. Они понимают, что не должны тут находиться. Надолго запомню: котлеты без соли и бесконечный «Нарзан». Пробовали договориться с поварами, а они говорят: «Мы так 30 лет готовим и менять ничего не будем». У кого была возможность — ели где-то еще. Мы — на базе.
— Как люди из основы играли с молодыми?
— Тренировки не пропускали, по горам бегали, все беговые упражнения выполняли. Понятно, что без удовольствия. Кириченко, помню, приговаривал, что свое в таких условиях уже отбегал. Поля там, конечно, ужасные для футболистов такого уровня. Надо было играть с молодежкой при настрое, что им это не нужно, что у них уровень другой. Видно, что на опыте могут обыграть соперника, выкладываясь даже процентов на 50. Гамула понимал все, выпускал их не на весь матч, чтобы не поломать. Ведь один футболист стоит больше, чем вся молодежка.
— Бывает, что 18-летний игрок дубля «Ростова» на приеме у врача становится звездой?
— Есть и такое. В дубле играет молодежь, которая еще мало чего добилась, но каждый уже чувствует себя звездой. Если футболист из дубля сыграл хотя бы пять минут в матче за основу, то он уже считает, что может подергать бога за бороду. Даже в основном составе этого гонора гораздо меньше. Я работал со Стипе Плетикосой, Артемом Дзюбой. С ними было вполне комфортно.
— Без звездности?
— Ну вот за Дзюбой не замечал такого. Иностранные футболисты (например, сербы) очень скромно себя вели. Мы и вне работы неплохо общались, перезванивались. Чеснаускис мог посидеть вместе со всеми в кисловодской столовой спокойно, а потом поехать в ресторан. Футболисты прекрасно понимают, какие доходы у обычных людей, они ведь были такими же. Полоз играл в молодежке до того, как стать высокооплачиваемым футболистом.
— Я слышал, что спортсмены часто думают, что все зарабатывают на их уровне.
— А я не слышал. Например, если случалось обедать вместе, то обычно даже разговор не заходил, кто заплатит. Был случай, когда Блатняк меня на мой же день рождения позвал в сербский ресторан и заплатил за всю компанию.
— Как так?
— В «Ростове» есть сербский ресторан, настоящий, там сербы работают, кухня сербская. А Драган оказался в дубле, у него тогда были проблемы с икроножной мышцей, он у нас дни и ночи проводил в реабилитационном центре. Мы и блокады ставили, и процедуры проводили, и реабилитацией занимались. И в мой день рождения Драган пришел с утра на процедуры. Разговорились, я проговорился про свою дату, хотя не отмечал, поскольку рабочий день был. А он говорит: «Собирайся, надо поздравить». По-моему, в этот момент кто-то еще из ребят был: массажист, администратор, несколько парней из молодежной команды. Приехали, Драган накрыл стол, очень душевно посидели. Приятно было.
Как тренируется Криштиану Роналду
— Главная сложность именно в медицинской практике врача футбольного клуба?
— Если в обычной практике человек получает травму, то его стараются максимально обездвижить, обезопасить, а если я скажу тренеру, что мне надо футболиста ограничить в движениях, загипсовать, то меня просто уволят на следующий день. Тренер может потребовать назвать конкретную дату полного восстановления спортсмена. Приходится давать ход методикам, способным максимально быстро вернуть человека в строй, обсуждать с коллегами все возможные варианты. Надо кровопускание — сделаем кровопускание, иголки, блокады, все, что возможно. Иногда это не укладывается в медицинские рамки, то есть как врач-клиницист понимаешь, что нельзя выпускать игрока на поле, а тренер требует.
— Чудесные исцеления были?
— Чаще наоборот, были ситуации, когда думали, что получится, а в итоге спортсмену нужны были более длительные периоды восстановления. Например, разрыв мышцы мы смотрим на УЗИ. Если расхождение до 10 мм, примерно можно представить, за какое время разрыв срастется, образуется рубец и игрока можно выпустить на поле. Но как это будет происходить точно, определить очень трудно. И эта постоянная балансировка между медицинскими показаниями к восстановлению и требованиями тренера напрягает.
Надо понимать, что когда мы лечим футболиста, он не лежит на кушетке. Он постоянно функционально тренируется, он работает с реабилитологами, физиотерапевтами.
— А тренеры говорят: «Хватит, выпускайте его».
— Что касается медицинских аспектов, то четко помню, что Гамула их понимал лучше, чем Божович. Он прислушивался к нам по поводу того, что касалось медицины. Видимо, в его карьере были эпизоды, заставившие серьезно задуматься о последствиях недолеченных травм. Это сложные психологические моменты: врач как прослойка между тренером и футболистом. Нужно и футболиста на ноги поставить, и тренеру угодить.
Бывают моменты, когда травмы симулируются — не хочется лететь в Томск или Чечню на последние игры, а хочется уже домой, отдохнуть. Приходится говорить человеку, что с медицинской точки зрения он готов к игре. А иногда бывает наоборот: футболист травмирован, а тренер не верит и подозревает врача.
— Насколько для врача сложно понять, что травмы нет, а игрок симулирует?
— Приходят и говорят, что «болит нога», начинаю задавать вопросы и слушаю ответы. Чаще всего на них и «засыпаются». Например, игрок говорит, что порвал мышцу, при надавливании говорит, что больно, а когда растягиваю — не больно. Такого не может быть. Есть мышечные тесты, есть клиническое понимание картины, поэтому симулировать травму не так просто, как может показаться.
— Кто-то из врачей говорил, что может за несколько минут понять, как игрок провел ночь перед тренировкой: спал или веселился. Что для этого нужно?
— На сборах, когда есть ежедневный осмотр по утрам, мы смотрим, кроме давления и пульса, много других показателей: так называемые ортостатические пробы. На их основе можно легко понять, что футболист делал вчера, во сколько лег спать, сколько спал. Причем тут нельзя списать это на перетренированность, там показатели меняются плавно, а если сильно недоспать, отличия будут уже на следующий день. Недисциплинированные есть, как минимум в приставку могут поиграть до утра. Но сосудистая система, эмоциональный фон все расскажут о человеке.
— В ММА люди дисциплинированнее?
— Вообще любители повеселиться встречаются везде, но в ММА однозначно процент меньше. Мне кажется, сам спорт обязывает, даже не потому что это единоборства, а вообще — в командных видах спорта есть возможность переложить ответственность на кого-то. Кроме тебя есть десять человек команды плюс тренер, плюс врач. Это иногда не специально происходит, а на подсознательном уровне. А когда ты выходишь в клетку, на ринг, даже в теннисе один на один с противником, то здесь за результат отвечает только спортсмен, перекладывать ответственность не на кого.
— Почему из денежного футбола вы ушли в смешанные единоборства, где всем платят скромнее?
— У «Ростова» возникли серьезные финансовые трудности, нам не платили зарплату по восемь месяцев. И очередная задержка стала последним аргументом в пользу ухода. Если бы продолжали нормально платить, я бы остался. При этом футболистам платили регулярно, согласно их контрактам. И когда ты соотносишь зарплату футболиста в два миллиона и нашу в 40 тысяч рублей, понимаешь, что дело не в том, что клуб в принципе бедствует, просто считают, что из твоей зарплаты могут брать, чтобы затыкать дыры.
— Вам остались должны?
— При увольнении со мной рассчитались полностью. Но перед этим пришлось серьезно поругаться именно по финансовым вопросам, на вопрос о задержках в зарплате Гамула сказал: «Не нравится — уходи». По этому же вопросу поругался и с главным бухгалтером. Я ответил, что как только мне отдадут заработанное, я уйду. Деньги нашлись в две минуты, и мне сказали: «Ты же сказал, что уйдешь? — Уходи». И я ушел.
— Куда?
— Однажды к нам на базу приехал Евгений Новиков, президент клуба «Пересвет» с бойцом Александром Шаблием. Им нужен был врач для сопровождения спортсмена при подготовке. Стали сотрудничать, выиграли бой. В ММА информация быстро расходится, а при этом медицины нет. Получилось, что моя профессия оказалась востребованной среди бойцов ММА. Они начали друг другу звонить, приезжать, причем не только из Ростова. Так я стал сотрудничать с лигой ProFC, а когда уволился из футбольного клуба, почти сразу уехал работать в Чечню в клуб «Беркут».
Есть такой известный спортсмен Беслан Исаев, очень хороший человек, мой друг. Когда для меня встал вопрос, куда идти работать, Миша Колобегов, тоже из «Пересвета», позвонил Беслану и спросил, не нужен ли врач в «Беркуте». Меня пригласили на собеседование, приехал в Грозный и через 15 минут разговора они сказали, чтобы ехал в Ростов собрать вещи.
— Что мне нужно знать, если я перееду жить в Грозный?
— Прожив там год, я этот регион уже никак особенно не выделяю. Съездить в Чечню или, скажем, в Брянскую область для меня одно и то же. Хотя если бы меня раньше спросили, готов ли я пойти врачом в тот же «Терек», то ответил бы: «Только за большие деньги».
Потом ситуация немного поменялась: мне начали нравиться единоборства, следил за боями в ММА и интерес стал доминировать. В плане некоторых привычек сложно. Вечером куда-то сходить выпить пива не получится, потому что там баров и алкоголя вообще нет. Чувствуется, что пока не так развита инфраструктура, как в том же Ростове. Бывает, покупки по работе заказываю из Москвы и Ростова, даже что-то из одежды — тоже приходится ехать в Ростов.
— «Беркут» выглядит очень состоятельным клубом, но в ММА. Вы выиграли в деньгах по сравнению с «Ростовом»?
— Зарплата была больше. Но если бы в «Ростове» все выплачивали вовремя, то вместе с премиальными получалось бы больше. Плюс жил дома.
В футболе в топовых клубах платят премиальную часть, для персонала это существенно. Когда я пришел в «Ростов», руководителем был Белоус. Я устраиваюсь в дубль и нам отменяют премиальные. Зачем дублю платить премии? Пусть они стремятся в основной состав. При этом премий не платили как персоналу, так и футболистам. А персоналу-то куда стремиться, как им можно попасть в основу?! И первый год я жил на зарплату меньше, чем в больнице.
— Что нужно было делать в Грозном?
— Изначально столкнулся проблемой — в клубе вообще не было спортивной медицины, когда я приехал. Ноль! Никто не представлял даже, что это такое — ни руководство, ни спортсмены, ни тренеры. Майрбек (Майрбек Хасиев — глава клуба «Беркут» и лиги АСВ. — «Матч ТВ») сказал: «Ты знаешь, тебе и карты в руки, делай, что хочешь. Все что надо купим, сделаем». Организовали кабинет по функциональной диагностике и лечебный. Появился персонал: два фельдшера, старшая медсестра. Понемногу занимался их обучением, одновременно подтягивал материальную базу.
Надо было объяснять спортсменам, кто я и для чего я здесь: многие приходили ко мне со шприцом и просили сделать укол. Когда спрашивал, что это за препарат, отвечали: «Это нормально, коли».
Там тренировалось около 200 спортсменов, плюс очень много спортсменов выступало в лиге. Начал собирать информацию, кто и как готовится, у кого какие проблемы. Сложность была в том, что я должен был быть и главным врачом «Беркута» и главным врачом на турнирах АСВ. Причем там тоже, кроме непосредственно работы на турнирах, надо было создавать документацию. Мы первые ввели строгий медицинский допуск на турниры, то есть бойцы стали перед турнирами привозить результаты МРТ головного мозга, справки, чего нет в Fight Nights и М-1.
Три главных промоушена в России. Чем они отличаются и что нужно знать
Несколько недель спал по три-четыре часа. Это у тебя 200 спортсменов, а ты для каждого спортсмена один. Кто-то мог в два часа ночи позвонить и на что-то пожаловаться, кто-то в четыре утра.
— Сложно убедить бойца ММА не тренироваться?
— Ну вообще от меня требовалось как раз не говорить такого, а придумать способ, как тренироваться. Это в поликлинике тебе первым делом могут сказать «не занимайся вообще ничем», а мне так нельзя, мне нужно рассказать бойцу, что он может делать с той или иной травмой.
— Бывает, что человек не подозревает, что травмирован?
— Очень часто, много случаев, когда ребята с переломами еще некоторое время тренируются. У меня были случаи: приезжали делать рентген по одной проблеме, а я вижу у него срощенный старый перелом. Спрашиваю, ломал ли руку. Ответ: «Нет». То есть человек даже не подозревал, что тренировался с переломом, и он в итоге у него сросся.
— На турнире вы еще и как катмен работали (человек, который в перерыве устраняет повреждения на лице спортсмена. — «Матч ТВ»). Когда все сводится к одной минуте, намного сложнее?
— Даже 45 секунд, потому что еще нужно выйти и уйти. Сложно потому что очень мало информации. Вот в России известен только Дмитрий Лучников в боксе, и все. Очень много приходится узнавать опытным путем, некоторые вещи, которые кажутся нелогичными, но работают лучше, чем ты думаешь. Как врач я понимаю как остановить кровотечение, но в условиях октагона — это уже немного другое.
В боксе, наверное, сложнее потому что больше раундов. Больше от тебя как от катмена зависит, там тебе надо прогнозировать на возможные 12 раундов. Если ты после второго увидел опасность, надо предполагать, что будет к десятому-одиннадцатому.
— Каким должно быть рассечение, чтобы врач дал рекомендацию снять бойца с поединка?
— У меня, кстати, было забавное совмещение, я был одновременно катменом и врачом на турнире. То есть я мог по ходу боя «оценить» собственную работу, если рефери приглашал меня в восьмиугольник. Ну и наоборот, когда в перерыве я работаю с повреждениями бойца, на них и как врач смотрю.
Смотрят обычно, останавливается кровотечение или нет.
Тем более снимают не всегда из-за сечки, я могу увидеть, выйдя обрабатывать рассечение, что боец уже в состоянии близком к нокдауну и может в тяжелый нокаут упасть. Тогда рекомендую останавливать.
— В футболе игрока с кровоточащей раной не пускают на поле, в ММА «немного» другая ситуация.
— В ММА вообще проблема, что у каждого промоушена есть свой регламент и везде могут быть свои нюансы. С медицинской точки зрения в футболе более правильный подход, потому что в открытую рану можно действительно занести инфекцию во время боя как от не стерильной поверхности восьмиугольника, так и от своего соперника в случае двух открытых ран.
— Если бы катменам разрешили зашивать раны, это можно было бы успеть сделать за минуту?
— Успеть зашить можно даже за 15 секунд, если заранее посмотреть, что рассечено и продумать, как это сделать. Заранее приготовить оборудование. Но так, думаю, не будут делать, поскольку вот мы зашиваем, боец идет дальше драться и в эту область пропускает удар, шов расходится, нить еще больше повреждает края и будет еще больший разрыв и деформация краев кожи.
— Можно ли потерять в бою настолько много крови, чтобы это сказалось на функциональном состоянии?
— Скорее, нет. Во-первых, теряется преимущественно капиллярная кровь. Во-вторых, чтобы это сказалось на выносливости, нужно потерять очень много крови. Мы иногда перед боем даже наоборот делаем кровопускание спортсменам.
— В чем суть?
— Если грубо считать, у нас из пяти литров крови циркулирует только четыре, еще литр находится в депо и основном депо крови — это как раз капиллярная кровь, которую теряешь при рассечении. А кровопускание обновляет кровь, улучшает регенерацию, это полезно, убрать 100–200 мл.
— На народные методики насмотрелись?
— Много у кого тренер выполняет функцию врача, и часто, конечно, их советы странные. Ну потому что это банально не их профиль. Есть поверие, что после сгонки хорошо восстанавливает мед, если его развести в воде — это заканчивается осложнениями, связанными с желудочно-кишечным трактом. Большинство считает, что кокосовое молоко хорошо восстанавливает. А раз кокосовое — значит, и обычное. Начинают пить его. Тоже неправильно. Кто-то говорит, что за сутки до боя нужно есть мясо, как можно больше. Потому что это белок — очень хорошо.
На самом деле, когда я расписываю питание спортсмену, мы буквально по часам и по граммам распределяем, что когда нужно съесть.
— Есть ощущение, что сейчас мы начнем узнавать ММА с худшей стороны, потому что постепенно людям, которые были первопроходцами, становится плюс-минус 50 лет. Скоро начнут вылезать проблемы со здоровьем. Сходу можно вспомнить две скоропостижных смерти известных бойцов в этом году.
— Плохо, что кто-то только после этого поймет, что когда ты гоняешь по 15–20 кг четыре раза в год, это не очень хорошо закончится через 10–15 лет. К 40–50 годам можно заработать хроническую почечную недостаточность как минимум. Будет нарушение минерализации костных тканей, могут быть проблемы с суставами, биохимические проблемы. Когда я переехал в Грозный, нужно было еще и объяснять, что если ты решил согнать так много, то нужно загружаться фармакологией, кроме витаминов.
Как выглядят и что делают бывшие соперники Федора Емельяненко
— Насколько можно уменьшать собственный вес перед взвешиванием?
— Мы остро обсуждали этот вопрос в АСВ, и я настаивал на цифре 10 процентов от твоего веса в межсезонье. Если весишь 100 кг, можно согнать 10 без существенного вреда для здоровья. Вообще по медицинским справочникам потерять больше 10% жидкости от массы тела считается реанимационным случаем.
К сожалению, люди часто не понимают, какие это могут быть последствия для здоровья. Дождались, что умер спортсмен в One FC. Кажется, только после этого поняли, как это опасно.
— Второй вопрос, который вы лоббировали в ММА, введение допинг-контроля?
— Да. Тут сложно. Я в целом не против допинга, потому что в сложнокоординационных видах спорта, в игровых видах, например, в единоборствах, половина списка WADA может быть легализована и не дать особых преимуществ. Скорее это просто помощь спортсмену при восстановлении и тренировочном процессе.
— Вас тоже немного смешит, когда в обсуждениях в интернете человек, раз в неделю выпивающий в том или ином эквиваленте 200–300 мл этилового спирта, рассуждает, что пойманные на допинге спортсмены — это химики, убивающие свою печень и будущих детей.
— Половина из того, за что человек может быть пойман на допинге, продается в аптеке. Про милдронат писали, но есть еще несколько таких же примеров. Проблема скорее не в допинге, а в его бесконтрольном применении, особенно когда речь уже идет об анаболических стероидах.
— В российских ММА-промоушенахдопинг-контроля нет, ряд спортсменов не под диктофон говорит о том, что использует те или иные препараты. Играет ли это ключевую роль в поединке?
— Ключевую — точно нет. Тем более в России это не столько контролируется организациями, сколько сами спортсмены не всегда понимают, как и что использовать. Если уж говорить о допинг-программе, то ее тоже нужно подбирать с учетом сильных и слабых сторон, даже с учетом соперника. Есть примеры, когда человек с помощью химии делает себя еще более сильным, но добивает последнюю выносливость и ко второму раунду вообще не может драться от усталости.
— В «Беркуте» вас отказались понять и вы ушли?
— Нет. В плане работы мы друг друга устраивали полностью, но в каких-то частных, жизненных моментах мы не сходились и разошлись. Конкретнее сказать будет сложно.
— Сейчас вы занимаетесь частной практикой в Москве?
— Да. Здесь, наверное, из-за недостатка материальных средств к врачам идут уже в последнюю очередь, но это неправильно. Тренер, врач, катмен и массажист в спорте высших достижений — разные люди, а не один человек в лице тренера. Они должны в команде присутствовать всегда.
— У нас пока главное «отпахать»?
— Это огромная проблема, что спортсмены субъективно оценивают свое состояние. Все определяется по их ощущениям и по ощущениям тренера. А потом человек или сон теряет, или аппетит, или начинает болеть. Даже травмы часто появляются на фоне перетренированности. В Чечне мы даже закупили специальную систему «Стабилан», которая могла оценивать с прогнозом на несколько дней вперед перегруз нервной системы, потому что именно она вперед реагирует на перетренированность.
Качалка, выносливость и сила удара. 9 главных вопросов о тренировках боксеров
На самом деле кажется, что раз в год хотя бы один спортсмен на этом обжигается. Проблема в том, что в ММА у многих вообще нет системы подготовки, каждая тренировка часто без учета всех других в комплексе. В Советской системе год был разбит на циклы, каждый цикл был посвящен развитию конкретных качеств. А у нас, во-первых, тренироваться начинают уже только под бой. Плюс нет системы совмещения тренировок с фармакологической поддержкой, нет системы периодизации объемной работы, скоростно-силовой работы, технической. Это нужно разбивать по циклам, а у нас он на неделе может и побегать, и побороться, и с весами позаниматься, и кроссфитом. Главное устать. По потенциалу у нас спортсмены могли бы выступать намного лучше, чем сейчас.
Подпишитесь на новые тексты про ММА и бокс на «Матч ТВ»
Текст: Вадим Тихомиров
Фото: vk.com/acbmma, РИА Новости/Антон Денисов, соцсети Валентина Беляевского, Артем Шервуд
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
