- В пилотном Кубке Европы участвовало семнадцать команд. ФРГ, Голландия, Англия и Италия побрезговали новым турниром, а наша сборная, пройдя в 1/8 финала венгров, миновала четвертьфинал — испанцы отказались играть «по политическим причинам».
- Финал четырех Евро-1960 состоялся во Франции, на родине автора идеи турнира Анри Делоне. В первом полуфинале сборная СССР тренера Гавриила Качалина разгромила со счетом 3:0 чехословаков, оснащенных будущим обладателем «Золотого мяча» Йозефом Масопустом. В финале команде Яшина и Нетто предстояла встреча с югославами, поборовших хозяев, — 5:4.
«Поле на «Парк де Пренс» было огорожено решеткой, даже скамейка запасных»
На следующий день после победы в полуфинале наша сборная отдыхала в Марселе. Потом махнула в Париж — на необычном для 1960 года двухэтажном самолете. Преодолев грозовой фронт, сборная сразу после приземления рванула на виллу (тоже двухэтажную) в Шантийи, освободившуюся после поражения французов.
К финалу четырех сборная Качалина подошла без основного правого защитника — динамовца Владимира Кесарева: «Во Франции мне аппендицит вырезали. Причем в марсельском госпитале не зашили шов, а заклеили. Приехал домой, меня тут по всем больницам возили, показывали — как надо аппендицит лечить. Через два года шва вообще не осталось, — говорил мне Кесарев. — Вместо меня в двусторонке играл начальник команды Андрей Старостин. Так Понедельник от него ни разу не убежал. Андрею Старостину за пятьдесят было. Понедельник жаловался: «Я не знаю, что делать. Сюда покажу — он не идет, туда — не идет». Опыт».
В играх же Кесарева заменил тбилисский динамовец Гиви Чохели: «Грузины прибавили советской сборной элегантности, — отметил нападающий сборной-1960 Валентин Бубукин в книге «Вечнозеленое поле жизни». — А срочная замена Кесарева на Чохели — свидетельство большого потенциала нашей команды. Среди жестких московских защитников, которые, как говорится, «вставляли от души», появился техничный и добрый грузин, что не сказалось на общем результате. Гиви прекрасно играл головой, чувствовал пас, а за пределами поля отличался тонким юмором».
Перед полуфиналом Гавриил Качалин — в нарушение футбольного суеверия — пустил в командный автобус женщину, супругу хозяина марсельской гостиницы. Игроки разозлились, но решение тренера не оспорили, а через три дня после победы уже сами настояли на том, чтобы на парижский финал с ними поехала хозяйка виллы — теперь это стало хорошей приметой.
«В день финала над Парижем с утра плыли тучи. Весь день шел серенький, то слабый, то немного посильнее, теплый дождь, — писал Игорь Нетто в своей книге «Это футбол». — Играли мы вечером, при электрическом свете. Не могу сказать, чтобы очень много было зрителей. Нам говорили, что парижане, огорченные проигрышем своей команды, охладели к Кубку Европы».
«Поле на «Парк де Пренс» было огорожено решеткой, даже скамейка запасных. Ни тренер, ни кто другой не могли выйти на поле, — писал Валентин Бубукин. — Когда кого-то подбивали или сводило ногу, судья поднимал руку, открывали дверь, врач вылетал, оказывал помощь — и обратно. Там специальный человек стоял у двери.
Ко всеобщему удивлению и радости, перед игрой в раздевалке не было никого из «ответственных лиц». Когда в Москве играли, обязательно кто-то из ЦК приезжал: «Вы знаете, страна смотрит, вы обязаны…» Типичная накачка, действующая на нервы. Здесь присутствовала только наша футбольная артель.
Врач Алексеев вдруг при всех сказал:
— Сегодня понедельник. Хочу сказать, что Понедельник в понедельник забьет гол.
На что Витька ему ответил:
— Если не забью, я тебе начищу!»
«Дождь все шел. Первый тайм мы проиграли»
«Дождь все шел, — писал Нетто. — Готовясь в раздевалке к выходу на поле, я думал, что этот дождь еще больше осложнит и без того трудную игру. Особенно для защитников. Им в мокрую погоду всегда труднее: тяжело оттолкнуться для рывка, мгновенно перейти к борьбе за мяч с нападающим. Трудно будет и вратарю Льву Яшину. Скользкий тяжелый мяч способен на всякие неприятные неожиданности…
Внимательно слушал я тренера: «Твоя задача — в основном играть против их центрфорварда Галича, несколько оттянутого назад. Но не увлекайся, не ходи за ним глубоко. Играй с каждым, кто окажется в твоей зоне. Юра Войнов будет больше подыгрывать нападению».
Югославы играли в нападении вчетвером, причем Шекуларац, вышедший на поле правым крайним нападающим, играл блуждающего форварда, стремительно маневрировал, — вспоминал Нетто. — Первый тайм мы проиграли. В один из моментов Галич, использовав прострельную передачу, головой, с близкого расстояния, забил гол».
Спустя два месяца форвард «Партизана» Милан Галич стал с семью мячами лучшим бомбардиром победного для Югославии футбольного турнира римской Олимпиады — и тоже открыл счет в финале. Но главной югославской звездой был Драгослав Шекуларац. Режиссер Марьян Вайда посвятил ему комедию «Шеки бьет, берегись» (с самим Драгославом в главной роли), а Джанни Аньелли предлагал рекордный контракт в «Ювентусе» (шестьсот тысяч долларов в год) — форварда не отпустило югославское правительство.
Осенью 1962-го Шекуларац посреди матча с «Радничками» ударил судью Тумбаса и был отстранен на полтора года, после чего играл в Германии и США. На излете шестидесятых Драгослав переехал в Колумбию, где за пять лет сменил четыре клуба, а в середине семидесятых мелькнул в ФК «Париж» и канадской команде «Сербские Белые Орлы». Там он начал тренерскую карьеру. Она тоже вышла нескучной: Нью-Йорк, Гватемала, Австралия, Белград, Мексика, Саудовская Аравия, Марбелья, Южная Корея.
Многогранность Шекулараца проявилась и в его увлечении шахматами. В восемьдесят один год, за несколько недель до смерти, он сыграл вничью с Анатолием Карповым. Но шестьдесят лет назад на «Парк де Пренс» ничьей быть не могло.
«Не было в игре никакого просвета. Настроение стало совсем мрачное»
Нападающий советской сборной Валентин Иванов, автор дубля в полуфинале, в книге «Центральный круг» вспоминал свои ощущения от первого тайма: «Не было в игре никакого просвета. А когда югославы забили нам, настроение у игроков и тренеров стало совсем мрачное.
В раздевалке во время перерыва мы сидели унылые и молчали. Дверь то и дело открывалась, входили разные люди — тренеры, журналисты, сотрудники нашего посольства во Франции. И все торопились в тень, в темный уголок, и тоже умолкали и стояли, потупив глаза. Тишину нарушал монотонный голос Качалина, сердито распекавшего нас, каждого по очереди. И тут, второй раз на моей памяти и снова в самый нужный момент, произнес речь Андрей Старостин. И снова нашел самые нужные и точные слова».
«Ребята сидели словно в воду опущенные, — вспоминал Андрей Старостин в своей книге «На футболе». — Искушенные бойцы Яшин, Нетто, Войнов, Масленкин, Метревели, Месхи, Иванов, удрученные неожиданным началом, ушли в себя. Какая-то обреченность читалась на их бледных лицах. Нет, здесь требовались не замена игроков или смена тактической системы. Нужно было слово. И не мягкое, ободряющее. Нужна была встряска, чтобы пробудить от летаргии окаменевшие сердца. Понадобился резкий окрик: «Чего вы испугались!»
«Как же так? Нас рисуют русскими медведями, рекламу нам создают, — передавал слова Старостина Валентин Бубукин. — Мы должны заломать, мы должны рекламу оправдать. Вить, Валь, соберитесь, покажите, как надо играть. Ну, что вы! Витьку (Понедельника. — matchtv.ru) бьют с обеих ног!»
Бубукин завелся от слов начальника, и через четыре минуты после перерыва стал соавтором нашего первого гола: «Я засадил метров с тридцати. Вратарь почему-то посчитал, что возьмет этот мяч легко. А ведь мог сделать шаг навстречу. Мяч во вратарской в траву полетел, как блинчик на речке по воде, с отскоком. Защитники уже по позициям стали расходиться, а наши-то знали, что, если я замахиваюсь, то отдавать не буду. Так что Метревели уже дежурил на отскоке. Вратарь сложился и отбил Славке на ногу. 1:1».
Интересно, что Бубукин мог и не попасть в сборную на полуфинал и финал. Андрей Старостин писал, что видел в двужильном, техничном и умном форварде «Локомотива» одного из лидеров атаки сборной, но тот столкнулся с травлей болельщиков: «Один раз в игре он ударил с близкого расстояния и не забил гол. Другой раз не ударил, и потому тоже не забил. Кто-то на трибунах свистнул. В следующий игре два раза подряд ошибся в передаче. Зрители вспомнили прошлые ошибки, свистки умножились. И стали они преследовать его за малейший промах. Несправедливая и жестокая нетерпимость с каждым разом все более усложняла игру для футболиста. Чем больше свистели и улюлюкали трибуны, тем больше делал ошибок Бубукин.
Балагур, весельчак, душа коллектива, полный ко всем доброжелательства, всегда жизнерадостный, Валентин заскучал. Мы посоветовались сначала между собой, «на руководстве». Потом с ведущими игроками — Левой Яшиным, Игорем Нетто. Предстояла последняя игра перед Кубком Европы: пойти на поводу у зрителя и не брать на финальные игры — или «наперекор стихии» взять в поездку за рубеж?»
Задачу помог решить сам Валентин. Дело происходило накануне игры. Мы жили на сборе в подмосковном доме отдыха «Озеры». В солнечный июньский день вся команда отдыхала на берегу озера. В гости к ребятам приехали жены, друзья. Обстановка была самая непринужденная. Смех, шутки, воспоминания, анекдоты. Обычно Бубукин, неистощимый в рассказах, всегда был в центре внимания. На этот раз грустный, с опущенной головой, сидел в одиночестве, потом подошел ко мне:
— Можно вас на минуточку.
Мы остановились в тени за огромным кустом сирени. На его лице застыла виновато-горькая улыбка смущения. Я видел, как ему тяжело. Большой спортсмен переживал драму, находясь в расцвете творческих лет.
— Андрей Петрович, не ставьте меня завтра.
С озера доносился веселый смех, запах сирени разливается вокруг, теплое синее небо раскинулось над нами — живи, и радуйся! — а мы стоим с Бубукиным, и на душе у обоих тягостно…
— Ладно, посоветуемся, — коротко ответил я ему и, чувствуя, что слова утешения сейчас ни к чему, крепко хлопнул его по плечу. С такой же просьбой он обратился и к Качалину.
Мы спрятали Бубукина от раздраженного зрителя. На эту игру его не поставили в основной состав, но из сборной команды не исключили, а, наоборот, предупредили, что в следующем официальном матче на Кубок Европы за рубежом он будет играть в основном составе.
«Противника надо додушить»
В конце второго тайма финала Валентин Иванов мог забить победный мяч, но не попал в почти пустые ворота. Преимущество наших в физической подготовке все же сказалось — в дополнительное время. «Как же мы были тогда благодарны Качалину. За то, что он мучил нас кроссами, стартами, штангой. Мы перелопатили физического труда на две команды, — писал Бубукин. — Все это сказалось в овертайме. В маленьком перерыве Гавриил Дмитриевич сказал:
— Все, спокойно, игра перешла в наши руки. Мы завоевали пространство, осталось его освоить. И противника надо додушить.
У несчастных югославов уже пять-шесть человек со сведенными ногами играли. А мы рот пополоскали, и снова в бой. За семь минут до конца, после хорошей комбинационной атаки Миша Месхи прошел по флангу и выдал пас на Витю. Гол!»
Автор победного гола попал в финал благодаря заботе тренера. За несколько недель до поездки во Францию у Понедельника участились приступы астмы. Тогда Качалин отселил его от команды в отдельный двухэтажный домик, поближе к озеру (позже Понедельник узнал, что там же держали в плену фельдмаршала Фридриха Паулюса). Также Качалин рискнул взять не до конца здорового форварда в Марсель — в надежде, что под французским солнцем тому станет лучше. Так и вышло.
После гола Понедельника югославы темпераментно навалились на ворота Яшина, но наша сборная, дружно защищаясь, выстояла. Спустя сорок лет Драгослав Шекуларац сказал в интервью сербскому изданию «Вести»: «Мне до сих пор снится тот матч. У нас была отличная команда, в полуфинале мы выбили хозяев, и я был уверен, что возьмем трофей. Но против русских нам вечно не везло. Мы упустили несколько моментов, а соперники играли хуже, но в овертайме Понедельник был безжалостен. Он помешал нам отпраздновать потенциально главный триумф в истории нашего футбола».
Валентин Иванов писал в своей книге: «Когда мы совершили круг почета вдоль скрытых темнотой позднего вечера трибун и пошли в раздевалку, я подумал: до чего же плохо было бы нам сейчас, не будь с нами человека, сумевшего найти несколько таких нужных слов. И ведь он, глубоко знающий футбол, не сделал ни одного замечания по ходу игры.
Сколько я слышал всяческих разносов и накачек. Но никогда не производили они такого целительного воздействия, как несколько добрых слов Старостина».
Спортивный журналист Леонид Горянов (прошел в войну от Москвы до Берлина, получил пять боевых орденов и стал подполковником) в книге об истории советской сборной подчеркнул вклад в победу тренера Качалина: «Доводилось слышать и от тренеров, и от руководителей нашей федерации, и от футболистов, — что Качалин консервативен в своих взглядах, любит старину, очень неохотно от нее отказывается.
Я в корне не согласен с этим. Если изучить «консерватизм» Качалина в пору его творческого расцвета (середина и конец пятидесятых годов), то он состоял в глубокой, принципиальной приверженности к красивому, атакующему, агрессивному футболу. «Консерватизм» заключался в том, что он искал и приводил в сборную не только игроков-виртуозов, но и игроков-мыслителей, игроков-тружеников.
«Консерватор» Качалин первым увидел в ростовской команде класса «Б» Виктора Понедельника и утвердил его в должности основного центрфорварда. «Консерватор» Качалин впервые отказался от традиции преимущественно московской ориентации сборной и в 1960 году расширил ее географию до необычайных размеров, введя в состав представителей девяти клубов.
Одной из творческих удач Качалина я считаю выбор двух крайних нападающих — темпераментных южан Славы Метревели и Михаила Месхи. Быстрые, техничные, злые, безупречно сыгранные между собой, одинаково хорошо владеющие дриблингом, точностью паса, сильным ударом, умные тактики, они, как два могучих крыла, придавали сборной силу, поднимали ее в большой полет».
«Президент «Реала» подарил каждому хорошие часы»
«Победу отмечали в ресторане на Эйфелевой башне, — говорил мне защитник Владимир Кесарев. — Президент «Реала» Сантьяго Бернабеу подарил каждому хорошие часы, а затем раздал всем по конверту. В каждом из конвертов лежал контракт. «Я не обещаю, что все вы будете в мадридском «Реале», но в чемпионате Испании заиграете точно. Посмотрите контракты — и милости просим». Затем обратился к Яшину: «Вам предлагаю самому вписать в контракт свою будущую зарплату».
Бубукин посоветовал вратарю: «Напиши ему три лимона долларов. Только не забудь шесть нолей поставить». Лева карандашом написал и еще для верности пересчитал: раз, два, три… Отдал Бернабеу. Тот посмотрел и говорит: «Окей, нет проблем». Мы все одурели», — написал Бубукин.
«Следующим утром нас пригласили в посольство на чай, — добавил Кесарев. — Вручили конверты с деньгами. Посол сказал: «А конверты от Бернабеу сложите вот сюда».
«Нам по сто пятьдесят долларов выдали премиальных, — уточнил Бубукин в книге «Вечнозеленое поле жизни». — Я жене Зое шубу купил из искусственного меха. Она ходила, как царица.
Еще в Париже начальник делегации Постников, заместитель председателя спорткомитета, разрешил нам выпить по бокалу шампанского. В переводе на русский это означало, что руководство официально разрешает нам отметить победу, но так, чтобы без безобразий. И нам так стало приятно, что мы, не стыдясь, не тайком выпьем стакан-другой хорошего вина.
Валя Иванов, Юрка Войнов, Лев Яшин, я и, по-моему, Игорь Нетто собрались у Левы в номере. Лев нажал на кнопку, и нам принесли соломенную бутыль, литра три французского вина. Он расплатился, потом Валентин нажимает, потом я. В общем, всю ночь нажимали».
Назавтра игроков доставили на правительственных ЗИМах из Шереметьево в Лужники, где играли «Спартак» с «Локомотивом». Тренер железнодорожников Морозов тащил Бубукина на поле, но тот отвертелся, сославшись на утомленность после победных мероприятий. Вратарь Маслаченко, сидевший в сборной под Яшиным, противопоказаний не имел и, отработав все девяносто минут, помог «Локо» сыграть вничью (1:1).
Потом игроков позвали в Кремль — вручать ордена. «Мы уже, в принципе, знали, кому что, — писал Бубукин. — Козьмичу — орден Трудового Красного Знамени. Мне — Знака почета. Ордена Ленина ни у кого не было. За Олимпиаду ребятам давали, а здесь, наверное, решили, что турнир рангом ниже. И уже перед самой церемонией нам сказали: «Товарищи, не расстраивайтесь, произошли небольшие изменения».
Оказывается, председатель президиума Верховного Совета Брежнев посчитал, что слишком жирно давать такие награды футболистам. Как мне потом рассказывали, когда ему принесли указ на подпись, он подумал и говорит: «Бубукин? Он же мужик работящий, медаль ему «За трудовую доблесть».
На ней написано «Труд в СССР — дело чести». Всем на ранг понизил».
Открыть видеоКубок Европы-1960. Финал. Париж
СССР — Югославия — 2:1 д. в.
Голы: Метревели, 49. Понедельник, 113 — Галич, 43
Читайте также:
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
