Футбол

ЦСКА в первой лиге: шаровая молния, змеи, Матросская тишина и авария у кладбища

Денис Романцов — о четырех самых жутких сезонах в истории ЦСКА.

Как умудрились вылететь?

ЦСКА шел к этому почти пятнадцать лет. В 1970-м впервые после роспуска команды лейтенантов стали чемпионами, но получили за это от министра обороны Гречко только фотоаппараты и радиоприемники. На следующий год финишировали двенадцатыми. «Главная причина: нам не дали обещанные квартиры, — объяснил мне полузащитник ЦСКА (1970-76) Александр Кузнецов. — Лично мне обещали сразу после чемпионства, когда уговаривали подписаться на офицера. Я подписался, собрался жениться, но квартиру ждал два года. В итоге мы чуть не вылетели — спаслись в последнем туре во Львове: «Карпаты», простимулированные нашими конкурентами, бились до крови, но мы добыли ничью 2:2, которая нас устроила.

Возле нашей базы часто гулял председатель правительства Косыгин с дочерью и охранником. Однажды он спросил нашего массажиста Павла Мысина, бывшего боксера: «Чего так плохо играете?» — «Да тренеров часто меняют». — «А чего их часто меняют?» — «Да потому что плохо играем». Идеальное объяснение».

Команде не помог ни хоккейный тренер Тарасов, вынуждавший игроков бегать с блинами, ни призыв в армию лидеров «Спартака» (Папаева, Ольшанского, Хидиятуллина) и молодежной сборной, ни найм единомышленников Лобановского — Олега Базилевича и Юрия Морозова. Насильный рекрутинг ослаблял другие команды (да и то некритично), а ЦСКА превратил в конвейер равнодушных временщиков.

«В команду вообще никто не шел по своему желанию. Может, только Володя Федотов. Остальные старались отслужить и уйти», — признался мне Александр Кузнецов, а его однофамилец Дмитрий, полузащитник ЦСКА (1984-92), добавил: «По шестьдесят человек проходило за сезон — я даже не знал, как кого зовут. Брали людей, которые не хотели играть».

Юрий Морозов / Фото: © РИА Новости / Игорь Уткин

ЦСКА вылетел в 1984-м с Юрием Морозовым. «Тот год вспоминаю с отвращением, — сказал тренер Игорю Рабинеру в 1993-м. — Проработав несколько месяцев, я понял, что в команде ненормальная атмосфера. Ситуацией верховодила группа игроков, которая не билась за интересы команды, а делала свои дела. Ближе к концу чемпионата я кое-кого отчислил, но было уже поздно. Тем более что и материальные условия были такими, что в страшном сне не приснится».

«Морозов — большой тренер с непростым характером, — сказал мне защитник ЦСКА (1982-88) Андрей Мох. — Ему набрали талантов из первой и второй лиг, и он пытался обновить состав. За сезон прокрутил человек тридцать. Валентин Николаев, вызвав меня в молодежную сборную, спросил: «Что у вас там в ЦСКА? После каждого поражения меняете пять человек». Я в том сезоне и в основе поиграл, и в казарме посидел.

Огрызнулся на Морозова на базе, а он: «Так, Мох, сапоги!» Извинений не принял: «Даже слушать не буду. Посиди пару недель в роте». Я тренировался и играл в дубле, а затем поехал в Баку и сразу в основе вышел. Вернулся — и снова оказался в роте. Там же сидели Татарчук, Пятницкий, Иванаускас. Мы вставали в шесть утра с другими солдатами, но маршировать по плацу и убирать территорию нас не заставляли — разве что на КПП стояли. Вот так меня кидало. Теперь-то я благодарен Морозову. Кто-то скажет, что он им жизнь испортил, но многих сделал сильными футболистами. Он здорово разбирался в игре, просто обладал в ЦСКА излишней, неограниченной властью».

Среди тех, кого Морозов отчислил в 1984-м, — Александр Тарханов. «Он считал, что ветераны завязаны в сдаче игр, — продолжает Андрей Мох. — Были, конечно, моменты, когда едешь в азиатские республики и очки тебе не сильно нужны, но у нас-то было по-другому. В шестом туре Валерий Глушаков не забил в манеже пенальти «Зениту» (на восемьдесят пятой минуте), и вскоре Морозов отправил его в Ростов с обвинением в сдаче игры. Конечно, Глушаков невиновен. Зачем сдавать в шестом туре? Потом в похожем стиле Морозов убрал Тарханова и Колядко. Больше он любил работать с молодыми — наверно, их проще стегать. Со мной он очень жестко обращался. Но, может, так и надо было».

Виктор Сокол и Александр Тарханов / Фото: © РИА Новости / Игорь Уткин

Вылет — не худшее, что могло случиться с ЦСКА в 1984-м. В июне в самолет команды попала шаровая молния: «Вылетали в Ташкент из Чкаловского на маленьком самолете, — вспоминает Андрей Мох. — Всем раздали бутерброды. На взлете — глухой удар в самолет, и пыль посыпалась. Мы с Кузнецовым: хи-хи, ха-ха. А вратарь Валера Новиков от шока замер с бутербродом в руке. Вбежал бортпроводник: «Всем пристегнуться». Отказал один из трех моторов, самолет просел и мог не выдержать. Мы снова сели в Чкаловском и стали ждать другой самолет. Морозов: «Теперь можем летать всю жизнь — точно не упадем».

В 1985-м хоккейный ЦСКА обыграл в Суперсерии «Лос-Анджелес», «Эдмонтон» и «Монреаль», баскетбольный попал в топ-4 Европы, гандбольный вышел в финал Кубка кубков, волейбольный начал поход за девятым Кубком чемпионов, а футбольный дебютировал в первой лиге.

А там что?

Атмосферу, в которую тридцать пять лет назад погрузилась команда Морозова, в «Русском фан-вестнике» описал фанат по кличке Арлекино, единственный, кто пробил выезд Ташкент — Джизак: «Я взял билет на самолет за шестьдесят пять рублей и полетел. В Ташкенте оказался один, хотя думал, что кто-то поедет. Жара под тридцать, выпить нечего… На стадионе был аншлаг, тысяч пятьдесят зрителей (счет — 1:1). Но никто не наезжал, хотя я в такую жару был в шарфе (их тогда носили, невзирая на погоду), даже обидно было — я из Москвы, а на меня никто внимания не обращает. После футбола подошел к Юрию Морозову, попросился в самолет до Джизака. Но он меня ненавязчиво послал подальше.

Пошел на вокзал. Там спрашивают: «Какой именно Джизак вам нужен?» Их оказалось штук семь. Говорю: «Самый крупный, где в футбол играют». В автобусе не было свободных мест, дал водителю пятеру и сидел на полу. Ехать до места часов семь-восемь. Наконец автобус остановился в степи, и я вышел. Передо мной огромные кусты и тропинка через них в город. Город! Это едва тянуло на поселок городского типа… Пошел к стадиону. Там паслись коровы и козы и стоял мужик, переставлявший на стенде турнирную таблицу. Спросил у него, где гостиница, он сказал, что ее нет. Пригласил на ночлег к себе. Первую ночь я ночевал в беседке. Семья мужика покормила меня, сам мужик сделал вокруг беседки круг веревкой — чтобы не пролезли змеи и скорпионы.

Фото: © Facebook* Андрея Малосолова

Вторую ночь провел в местной библиотеке после знакомства с чуть ли не единственной здесь русской девушкой-библиотекаршей. Она родом из Питера, а в Джизаке была на практике. Сказала: «Все равно воровать здесь нечего, так что ночуй». Единственная неприятность была только в том. что я наткнулся на змею. Перепугались мы оба — я ломанулся в одну сторону, а змея — в другую. Оказалось, эту сволочь в библиотеке прикармливали — стояло блюдечко с молоком, как я думал, для кошки… Стадион был битком, тысяч десять народу. Я под парами портвейна нацепил на себя шарф, достал флаг. Когда игроки увидели парня с хаером и шарфом метра в два, они аж заколдобились. На этот раз я даже шизил в одно рыло, тем более что наши выиграли 3:2».

ЦСКА добыл в Джизаке волевую победу благодаря дублю полузащитника с подходящей фамилией Коняев, призванного из Рязани, а в остальных матчах чаще забивал Валерий Шмаров из Воронежа. ЦСКА вцепился в него после победы «Факела» над «Спартаком» в четвертьфинале Кубка-83/84.

«Я был курсантом летного училища и призвать меня не могли, но в августе мне понаставили двоек на сессии и отчислили, — говорил мне Валерий. — Дозаявки закончились — ЦСКА меня взять уже не мог, поэтому отправили в Хабаровск на перевоспитание. Чтоб я не бегал от армии. Задержался там на пять месяцев. Бегал за дубль хабаровского СКА. В заявку меня внести не успели, но наш нападающий Игорь Протасов сломал ногу, и я играл под его фамилией и номером. Голов одиннадцать-двенадцать успел набить и помог ему стать третьим бомбардиром турнира.

За сезон с ЦСКА в первой лиге я забил двадцать девять голов. Двадцатилетний футболист стал лучшим бомбардиром первой лиги — такое впервые в истории случилось. Другое дело, что осенью, когда я засобирался домой и мы неудачно провели несколько матчей, меня начали пугать то Афганистаном, то морфлотом. Юрий Морозов, тренировавший тогда ЦСКА, за меня заступился: «Он футболист — пусть играет дальше». В итоге отделался тем, что целый месяц разгребал снег лопатой у легкоатлетического манежа. Я хотел вернуться в Воронеж, а руководство ЦСКА посчитало, что я таким образом подрываю их авторитет: лучший игрок и бомбардир — и вдруг рвется из команды. Решили проучить меня перед остальными игроками. Состав у нас хороший подобрался: Татарчук, Иванаускас, Штромбергер, но так, как меня, больше никого не наказывали».

Фото: © Facebook* Вальдаса Иванаускаса

Тут Шмаров ошибся — Иванаускаса наказали сильнее: «Побыл на дне рожденья одного игрока пять минут, поздравил и уехал с базы в Москву. Кто-то настучал. Устроили собрание, — сказал мне Вальдас. — Пытали меня: «Откуда восемь бутылок? Кто еще пил?» Допрашивали, как пленного немца. Но я никого не сдал и ни за что отсидел с Брошиным двенадцать дней на губе. В знаменитой Матросской тишине. Когда привезли нас с Брошиным, все зааплодировали. В девять утра приезжало руководство и распределяло — кто где работает. Прямо как в «Операции «Ы». Сегодня на стройке вкалываем, завтра на какой-то ферме… Самое неприятное было, что попал туда без вины.

Но, хоть играть пришлось в первой лиге, ЦСКА — интересный период. Я жил в новом городе, общался с великими хоккеистами. Во многом это горький опыт, но, думаю, он пошел мне на пользу. Меня очень любила знаменитая пятерка: Ларионов — Макаров — Крутов — Фетисов — Касатонов. Они на третьем этаже жили, а мы на втором. Видел их предсезонку у Тихонова. Это нереально. Обычные люди не выдержат таких нагрузок. Мы смотрели на них, как на богов, а они относились к нам, как к младшим братьям. Уважали и жалели. Знали, что у нас нет денег, что футбольный ЦСКА — бедная команда. Помогали как могли. Привозили и дарили магнитофоны. Для нас в середине 80-х это была большая радость. Еще помню, что Фетисов и Ларионов называли меня Немцем».

После того как Иванаускас выпал из состава осенью 1985-го, ЦСКА выиграл шесть матчей подряд и пробился в переходный турнир за места в высшей лиге. «Отметили это, погуляли, и лишь затем началась подготовка — лучше бы нас на базе заперли, — признал Андрей Мох. — Все равно мы играли неплохо, заслуживали большего, но «Даугава» сдала две игры «Нефтчи». Сверху поступило указание — оставить «Нефтчи» в высшей лиге, так что мы бились только за второе место. Нужно было обыграть «Черноморец», а мы закончили вничью».

Почему после возвращения в высшую лигу снова вылетели?

После демобилизации Шмарова главным бомбардиром ЦСКА стал 26-летний Сергей Березин из Благовещенска, в молодости забракованный «Спартаком». С помощью талантливых хавбеков Татарчука, Савченко, Кузнецова, Пятницкого, Колесникова, Брошина и Медвидя он забил девятнадцать мячей, вытащил ЦСКА из первой лиги, но во втором матче сезона-1987 ударился головой о бетонный пол «Олимпийского» и из-за перелома основания черепа почти месяц провел в коме.

В центре атаки Березина заменил Валерий Масалитин из Белгорода, которого здорово поддерживал спартаковец Игорь Корнеев. «За мной Петров приезжал, хоккеист. Мне страшно было, но интересно. Это же Москва! — говорил Масалитин Юрию Голышаку. — В ЦСКА «Волгу» 24-ю дали, я ее тут же продал тысяч за сорок… В ЦСКА, думаю, год поиграю и в «Спартак» переберусь. Лечу с молодежной сборной на турнир во Францию, возвращаюсь — в аэропорту никто не встречает. Что за дела? В ЦСКА я или где? Махнул в Белгород. Включаю телевизор — ЦСКА с «Гурией» играет. Сам позвонил, узнал, что меня заявили: «Приезжай срочно, с Тбилиси будешь играть!» За два дня до матча примчался на базу, Морозов с порога на меня недобро смотрит: «Лишний вес есть?» — «Да вы не смотрите на мое лицо, — отвечаю, — оно у меня всегда круглое!» В первом же матче забил грузинам два мяча — 2:1 выиграли».

Через два месяца Масалитин забил единственный гол в игре с «Араратом», после чего ЦСКА до последнего тура забыл о победах. «Те, кто только пришел в команду и кому еще два года играть, те пахали. А кому играть оставалось всего ничего, они и вели себя соответственно, шаляй-валяй. Многим было абсолютно безразлично — останется команда в высшей лиге или вылетит. Самое главное было — доиграть до дембеля так, чтобы в роту не отправили», — объяснял Андрей Пятницкий Елене Вайцеховской.

«Морозов — хороший тактик, теоретик, но очень тяжело работал с людьми. Ребята собрались молодые, начали здорово, но после первой же неудачи тренер стал резко менять состав. Потом признавал, что не стоило из одной крайности в другую кидаться. К тому же накачивали нас в Министерстве обороны, генералы постоянно заходили в раздевалку», — жаловался мне вратарь ЦСКА (1987) Вячеслав Чанов.

Вратарей в ЦСКА тренировал помощник Морозова Валентин Бубукин. «Один из моих любимых тренеров. Юморист, — говорил мне дублер Чанова Юрий Шишкин. — По сей день передаю его слова молодым ребятам. Помню, подколол меня: «Юра, смотри. Видишь у меня во рту пианино?» — «Не понял, Борисыч». — «Ну вот же — пианино!» — «Да где?» — «Видишь золотой зуб? Копил дочери на пианино, но на эти деньги все-таки зуб себе вставил».

В своей книге «Вечнозеленое поле жизни» Бубукин вспоминал: «В Архангельском Морозов селился в последней по коридору комнате. А посредине — класс для занятий с телевизором и видиком. Приносили нам кассеты с американскими триллерами, боевиками. Тогда еще к этому не привыкли. Сидим вечером, смотрим, разинув рты. А Морозов считал это ниже своего достоинства, запирался у себя в комнате и составлял конспекты. Ну и выйдет в туалет или еще куда. Пройдет мимо, только взгляд бросит. А потом мне вставляет: «Вот ты, Борисыч, сам как ребенок. Нет чтобы смотреть, как итальянский «Интер» играет, ты гонишь сплошную порнуху!» — «Юр! Не поверишь, прямо, как специально! Как ты идешь, так какую-нибудь голую задницу показывают! Посиди, посмотри, увидишь, что нормальный фильм». — «Да что сидеть! Одни бабы голые на экране!»

Фото: © личный архив Андрея Моха

Еще Морозову досаждали корреспонденты. А он, человек серьезный, неулыбчивый, говорил мне: «Валь, иди, скажи им что-нибудь, достали они меня. Я прихожу на пресс-конференцию, у них в руках блокноты, ручки, записывают: «Валентин Борисович, можете назвать отличительные черты вашей команды?» — «Могу. Дело в том, что они молодые и небольшие, так что одеваются в ‚Детском мире‘, а вот презервативы покупают в магазине ‚Богатырь‘. Это их отличительная черта». Сняли нас после 1987 года, когда в решающем матче с «Зенитом» не попали в пустые ворота. Садырин потом, когда пришел в ЦСКА, рассказывал, что наши «богатыри» сдали игру».

Проиграв «Зениту», ЦСКА вернулся в первую лигу. «Сидим в раздевалке — Морозов приходит. «Все, — говорит, — я вас бросаю и рад, что лиц ваших больше не увижу. В частности, Галямин, твоего!» Галямин услышал, мужества набрался: я тоже, говорит. очень рад, что больше ваше лицо не увижу», — вспоминал Масалитин.

Фото: © ЦСКА

«Все думают, что армия организация богатая и нам жилось хорошо. На самом деле по уровню оплаты мы находились где-то среди команд второй лиги, — признался Олегу Винокурову защитник ЦСКА (1981-91) Дмитрий Галямин. — Премиальные за победу были до смешного малы, и получалось, что в первой лиге нам играть выгоднее, чем в высшей. Ведь в первой-то мы могли одержать больше побед».

При этом, по словам Владимира Татарчука, в высшей лиге игроки получали за победу в шесть раз больше, чем в первой, — триста рублей вместо пятидесяти.

Почему опять зависли в первой лиге на два года?

Вместо Морозова назначили 65-летнего Сергея Шапошникова, запасного форварда команды лейтенантов конца сороковых. «Золотой, душевный человек (на таких людях должна держаться Россия), но не военный, а с такими плохими детьми, как мы, нужно быть жестким», — сказал мне Андрей Мох.

Среди призывников-1988 был и Валерий Карпин из таллинского «Спорта»: «На первую тренировку вышел в кедах — не было бутс. За это мы ему сразу напихали, потому что его сразу поставили в нашу команду, — вспоминал Мох. — Парень с характером, не дровосек, но в девятнадцать лет заиграть в ЦСКА было почти нереально».

«На его позиции играл Миша Колесников — хавбек с неимоверной скоростью, — объяснил мне Хасанби Биджиев, вратарь ЦСКА (1988). — Валера — игрок другого плана, более комбинационного. Чаще играл Колесников, но все видели, что Карпин — талантище. В команде его любили, и меня удивило, что он ушел из ЦСКА». «Карпину не хватало игрового времени, и он поехал в Воронеж, откуда перешел в «Спартак», — добавил Александр Кузнецов, второй тренер ЦСКА рубежа восьмидесятых-девяностых.

Фото: © Личный архив Юрия Шаламова

Михаил Колесников в 1988-м забил шесть мячей, последний — в искрометной перестрелке с ростовским СКА (4:3). «Хабаровский и ростовский СКА, как старшим по званию, безропотно отдавали нам очки, — сказал Колесников Александру Кружкову в 1995-м. — Играли как-то с Ростовом. Договорились на 3:2, у них Пападопуло должен был дубль сделать. Все шло по расписанию, как вдруг один чудак ростовский, и отнюдь не Пападопуло, нам забил. Сценарий пришлось срочно менять. 4:3 в итоге закончили».

После той игры ЦСКА набрал лишь очко в матчах с «Зарей» и «Ростсельмашем». За два тура до финиша команда Шапошникова откатилась на четвертое место. В предпоследнем туре лидеры ЦСКА согласились сдать матч «Гурии», делившей второе место с «Ротором». «Извиняюсь перед Шапошниковым, что участвовал в разговорах с представителями «Гурии», предлагавшими деньги, — сказал мне Андрей Мох. — Просто в тот момент мы поняли, что сезон провален, и согласились отдать матч. Об этом знали все игроки ЦСКА, кроме трех. Один из них [Игорь Корнеев] забил в первом тайме три мяча, легко оббегая грузинских игроков, гулявших перед этим всю ночь. Выиграли 5:2. После матча вернули все грузинам до копейки.

Фото: © личный архив Андрея Моха

Шапошников догадывался о предложении «Гурии». Сказал перед игрой: «Вам не могли не занести, но предупреждаю о последствиях». Можно сказать, припугнул, зато после победы пробил нам поездку в ГДР, чтобы мы поправили финансовые дела. За это ему тоже большое спасибо».

«После пяти сезонов правления Морозова и сменившего его Шапошникова мы страшно обозленные были, — говорил Татарчук Дмитрию Пасынскому. — Даже думать о том, чтобы остаться в ЦСКА, не хотели. Представь себе: на протяжении стольких лет слышать после каждого поражения: «Отправим вас в танковую дивизию. Будете не с мячиком на поляне баловаться, а под танки — обкатываться в полной амуниции». Новый тренер Павел Садырин, по-моему, был в шоке. Две минуты просто сидел и молчал. А потом говорит: «Давайте вместе поработаем месяц-другой. И тогда вы решите: уйти или остаться».

На самом деле было чуть сложнее. «В 1988-м начальник команды пообещал от себя дополнительные премиальные — пятьдесят и сто рублей за ничью и победу. Потом начальник сменился, и обещание забылось, — сказал мне второй тренер Александр Кузнецов. — Перед первой тренировкой Садырина мы с другим помощником Копейкиным зашли в манеж, а ребята сидят в углу: «Тренироваться не будем. Нам должны деньги». Мы передали это Садырину. Он позвал Диму Кузнецову, капитана: «Чего комедию ломаете? Могли же мне сказать. К чему бунтовать? Рассчитаемся с вами в течение недели».

Все тренеры принесли из дома, у кого сколько было, сняли с книжки. Потом в заграничных поездках нам все вернули». В итоге остались все, кроме Моха, Афанасьева, Глушакова и Биджиева. («В ЦСКА сложилась тяжелая финансовая ситуация. Я не был офицером и не получал доплату за звание, — сказал Хасанби. — Садырин уговаривал остаться, но Семин позвал в «Локомотив» на место Черчесова, вернувшегося в «Спартак», и я решил, что это шаг вперед».)

«Плюс игроков ЦСКА был в том, что мы имели доступ к военторгам, — признался мне полузащитник Дмитрий Кузнецов. — Ты мог спокойно идти и покупать продукты, которых не было в магазине. Телевизоры фирменные, дубленки, шапки меховые, дезодоранты — их только в «Березках» продавали. Дают три ковра — и в команде жребий тянут, кому они достанутся. То же самое с мебелью — румынской и югославской. Потом перепродавали. В 1989-м все получили по «девятке». Ну, как получили, за свои деньги — дали открытку, чтоб в очереди не стоять. Ты едешь получаешь и перепродаешь. В основном кавказцам. Они платили двойную цену».

Как вернулись в высшую лигу?

Фото: © ПФК ЦСКА

С Садыриным ЦСКА стартовал с семи побед в восьми турах. В девятом предстояла игра с «Гурией». «В Грузию прилетели на военном самолете, — вспоминал Садырин в журнале «Спортивные игры» в декабре 1989-го. — Меня разыскали два местных респектабельных молодых человека и предложили проиграть: «У нас очень сложная ситуация». Предлагали вернуть нам два очка в Москве во втором круге или принять солидный гонорар… Они ушли ни с чем. Однако на этом не успокоились. Минут за двадцать до игры эта же пара снова пустилась в уговоры. Теперь сумма за согласие на поражение почти удваивалась. Пытались убедить меня не бить зря ноги, намекали на то, что выиграют в любом случае.

Началась игра. Любое нарушение правил трактовалось в пользу хозяев. Судья Попов не дал явный пенальти в ворота «Гурии». Не засчитал и наш гол, забитый по правилам. Был момент, когда судья дал свисток, сорвав опасную атаку «Гурии», а когда ее игроки в недоумении остановились, засуетился: играйте, дескать, свистел не я, а кто-то с трибуны… А уже при счете 1:1, видя, что хозяевам победа не светит, придумал пенальти в наши ворота. При таком судейском хулиганстве нам все равно было не избежать поражения.

С подобным арбитражем мы больше не встречались. Но была еще одна история — вновь в Грузии. И тоже в первом круге. На матч с «Торпедо», переживающим не лучшие времена, мы прилетели в Кутаиси накануне. Главного тренера автозаводцев Дзодзуашвили я хорошо знал, и его просьбу сыграть вничью, как и предлагавшийся гонорар за очко, отверг, стараясь превратить все в шутку. Мы имели заметное преимущество. Забили гол. Но стоило не засчитать мяч, забитый после свистка судьи, зафиксировавшего нападение на нашего вратаря, как на поле выбежали несколько сот человек. Игрокам ЦСКА и судьям пришлось спасаться бегством в раздевалку.

Там, поняв, что назревает большой скандал, Дзодзуашвили набросился на меня с кулаками. Досталось и нашему кинооператору. В ложе, откуда он вел съемку, его избили, пытаясь сломать дорогостоящую камеру, вырвали оттуда кассету и разорвали на глазах пленку».

ЦСКА обладатель Кубка СССР 1991 года / Фото: © РИА Новости / Игорь Уткин

«Продолжать игру, понятное дело, отказываемся, уже помылись, переоделись. Вдруг приезжает мэр города и умоляет доиграть матч во избежание еще большего беспорядка, — вспоминал Михаил Колесников. — Куда деваться — согласились. А по дороге на поле арбитры нам тихо говорят: «Ребята, надо вничью сыграть, иначе отсюда мы не уедем». Ладно, думаем, черт с ними, с двумя очками, жизнь дороже. Расступаемся, а тут еще кутаисцы никак забить не могут. В конце концов Малюков срубил кого-то в штрафной. Пенальти. И их лучший бомбардир Мегреладзе наконец-то забил. Зато в Москве мы кутаисское Торпедо» 8:1 разгромили. Через пятнадцать минут уже 5:0 вели». Хет-трик удался Масалитину, который поспорил на ящик шампанского с другим белгородским игроком Геннадием Сошенко, что станет лучшим бомбардиром первой лиги. За два тура до конца Валерий отставал от Мегреладзе на пять голов, но забил «Спартаку» (Орджоникидзе) с «Нефтчи» восемь и выиграл спор.

Главному русскому бомбардиру девяностых Олегу Веретенникову в 1989-м повезло меньше. «Я сыграл на Кубок с Саратовом, на тридцатой минуте Садырин меня заменил, мне показалось, что в ЦСКА у меня не пойдет, поэтому я сбросил сумку с балкона, обошел базу с другой стороны, доехал до аэровокзала и улетел в Свердловск, — сказал мне Олег. — Тогда не было космических цен на билеты — улететь можно было легко. Пришло письмо, что мне нужно возвращаться. Побыл в ЦСКА еще несколько дней. Угрожали, что буду убирать снег во Владивостоке или Хабаровске, но благодаря Плахетко и Штромбергеру меня перевели в СКА Ростов. Молодость, горячка — может, и нужно было перетерпеть».

Через пару месяцев после матча с «Соколом» армейцам предложили сдать игру «Шиннику» в обмен за дефицитные автомобильные шины. ЦСКА отказался и победил 3:1 — забили Кузнецов и дважды Корнеев. Потом «рафик», в котором с двумя ящиками шампанского возвращались в Москву Кузнецов, Еремин, Масалитин, Фокин, Татарчук, Брошин и администратор Кардивар, не вписался в поворот недалеко от кладбища и улетел в кювет. «Машина всмятку, а у нас ни царапины!» — вспоминал Кузнецов в «Разговоре по пятницам». Через пять дней после аварии Кузнецов открыл счет в домашней игре с «Гурией». Победа 4:1 на пять очков оторвала ЦСКА от преследователей. На финише команда лишь раз потеряла очки — проиграли в Ростове СКА, боровшемуся (неудачно) за выживание.

«Итак, прощай первая лига, — написал Садырин в журнале «Спортивные игры» после сезона-1989. — Она многое дала нашей команде. И прежде всего, помогла становлению коллектива. И еще игры. В новом сезоне ЦСКА ждут более строгие экзаменаторы. Но, если честно, боязни нет. Если сумеем показать все, на что способны, удача от нас не отвернется».

Через два года ЦСКА стал чемпионом. 

Читайте также: 

* Соцсеть, признанная в России экстремистской