- Как за десять лет сделать в футболе то, что многим не удается за сто?
- Почему Рюссхольма обвиняли в убийстве футбольной демократии?
- Как ему помогли Хави с Пуйолем?
- Почему Швеция — Клондайк хороших футболистов?
Президент шведского клуба «АФК Эскильстуна» Алекс Рюссхольм подъезжает к офису своей компании Busmarket в южной части Стокгольма и провожает в кабинет на втором этаже. За десять лет команда Рюссхольма поднялась из низшей любительской лиги в высшую, а недавно была в шаге от Лиги Европы.
— Мы хорошо начали этот сезон, в полуфинале Кубка попали на АИК с Ларссоном, Эльюнусси, другими звездами и сделали их по пенальти. Их лучшие игроки промазали, и мы вышли в финал. Были в одном шаге от Лиги Европы, но продули 0:3. Несколько наших звезд заболели, а вратарь, по-моему, просто сдрейфил от волнения — и вышел резервист. Для нас сам выход в финал — огромный успех, но победа еще и принесла бы несколько миллионов евро от участия в евротурнире.
— Ваш кабинет заставлен сувенирами. Откуда они?
— От Назарбаева. Из Чечни, Дагестана, Грузии. Золотой дракон от китайцев, которым я как юрист помогал налаживать бизнес в Казахстане. Один из любимых сувениров: древние бутсы. Сам я в футбол не играл, поэтому мне преподнесли их со словами: «Говори всем, что это твои первые бутсы».
А вот молоток в виде берцовой кости от ученика Сальвадора Дали Яна Наливайко — он был женат на шведской модели и жил здесь. Говорил мне: «Будешь им гонять футболистов, когда плохо играют». Вот подарок агента Сальваторе Баньи, бывшего капитана «Наполи». Когда мы вышли в высшую лигу, ко мне стало ездить много людей из разных стран — предлагать игроков и сотрудничество.
— Когда стали приглашать иностранных игроков?
— В третьей лиге, до этого — по закону не имели права. Но в Швеции и своих иностранцев хватает. Есть даже команды, образованные по национальному признаку. Например, «Далькурд» — клуб курдов, «Акрополис» — греков.
— После «Уфы» и «Арсенала» к вам приезжал Эммануэль Фримпонг. Чем запомнился?
— Колючий парень. Видимо, быстро стал звездой, но карьера не задалась, и это отразилось на характере. Очень эмоционально реагировал на критику. Молодые неизвестные игроки боролись за место в старте, а он думал, что будет играет только потому, что он Фримпонг. Жил временами, когда считался будущим талантом. И не заиграл здесь.
Та же проблема у Тайе Тайо, бывшего игрока «Марселя» и «Милана». Мы рассчитывали, что он станет лидером в настоящем, а он жил старыми заслугами.
— Почему у вас не задержался Шариф Мухаммад из «Анжи»?
— Неплохой игрок, но в 2017-м мы успешно вылетели и, как часто бывает, футболисты решили, что достойны играть в высшей лиге, а вылет — не их вина и проблема. В этом году похожая ситуация с воспитанником «Локомотива» Сандро Цвейбой. Хороший защитник, но играл мало: получал карточки, травмы, а после вылета посчитал, что должен выступать на более высоком уровне. Психологически я это понимаю.
— Кто из иностранцев больше всего помог?
— Вратарь Джанлука Курчи. В прошлом году он больше половины матчей сыграл на ноль и побил шведский рекорд, державшийся лет сорок. А потом сработали агенты. Курчи — отличный вратарь, но с немного неуравновешенным характером. Сам говорил, что неудача в Германии (0 матчей за два года в «Майнце») повлияла на его психику и семейные обстоятельства.
Он собирался заканчивать карьеру, но благодаря нашему знакомству с его агентом дал себе еще один шанс. В прошлом сезоне несколько раз порывался уехать по семейным делам, но остался, здорово отыграл, а в конце года сказал: «Алекс, отпусти. Я должен ехать». Его отпустили, а он перешел в шведский «Хаммарбю». Это некорректный поступок. Больше я с его агентом работать не буду, хотя он продолжает предлагать игроков.
— Сотрудничать с футбольными агентами труднее, чем с партнерами по основному бизнесу?
— Не хочу обижать всех агентов, но я недолюбливаю эту братию. Строя с нуля автобусный бизнес, я никогда не встречался с таким лицемерием и обманом, как за двенадцать лет в футболе. До создания клуба я был наивен и очень удивился, что быть нормальным, прямым, честным человеком в футболе — значит, быть белой вороной.
«Я был готов служить в Афганистане»
Рюссхольму — шестьдесят один. Первую половину жизни он провел в Советском Союзе.
— Росли в Ростове?
— Провел там детство и отрочество. В рабочем городке на Юфимцева — это мой дом. А родился в Обнинске, где строили первую в мире атомную электростанцию. На ней работал мой отец. Потом мы много колесили, а когда мне было семнадцать, приехали в Питер, где все мои дедушки и бабушки. Когда-то они имели владения в Финляндии, но потеряли их из-за войны.
— Правда, что вы жили в детском доме?
— В школе-интернате. Расставшись с отцом, мама на неделю отдавала туда нас с братом, а на выходные забирала. Я учился там первые классы, а потом учителя сказали: «Забирайте его из интерната, чтоб не деградировал». Мама зарабатывала, времени на воспитание не имела, а я в основном рос на улице, так что хорошо знаю все ростовские закоулки.
Мама — боевая женщина, перенесла в детстве блокаду, а потом была с матерью эвакуирована по льду из Ленинграда в поселок Ставропольского края. Когда его оккупировали немцы, моя бабушка умерла от тифа, и мама в четырнадцать лет осталась сиротой (ее отец в сталинские времена погиб при невыясненных обстоятельствах). С тех пор мама очень самостоятельна. Отказывается сейчас жить с нами и часто меня ругает. Она одна из наших главных болельщиц, отслеживает все матчи.
— Служили вы в Каракумах?
— В Байрамали. Туркмения. Очень жарко. Один туркмен от солнечного удара умер прямо на плацу во время строевой подготовки. Еще была сильная дедовщина. Из-за нее застрелился то ли внук, то ли внучатый племянник профессора Иоффе — прямо в карауле. Было много самострелов. Слабые ребята там не выдерживали. Жалко было на это смотреть.
— Как выдержали вы?
— Очень много дрался. Меня мутузили по ночам, накрывая подушками, и однажды я вынужден был выстрелить из автомата, из-за чего чуть под трибунал не попал. Больше всего меня возмущало, что самые слабые, чмошники, через год становились самыми жестокими и издевались над призывниками, выплескивая на них свою ущербность. Я старался защищать интеллигентных ребят, потому что им доставалось больше всего.
— Как вас изменило то время?
— Раньше я был простым пацаном с уличными понятиями о чести и достоинстве, а потом увидел, как унижают людей, и встал перед выбором — стоять в стороне или получать за то, что заступился за кого-то. Хотя я еще интернате многое повидал: один мальчик копил деньги на велосипед, но их украли — и он повесился. Это трудно вспоминать без слез.
— Вы могли попасть в Афганистан?
— Я демобилизовался в мае, за месяц до того как туда стали забирать ребят. Туда перевели многих моих сослуживцев — насколько знаю, все погибли. Можно сказать, мне повезло, хотя, честно говоря, в тот момент я был готов служить в Афгане — но меня туда не позвали.
— Почему после армии стали бороться с преступностью?
— Я готовился поступать на исторический факультет. У меня был выдающийся наставник — Лев Самуилович Клейн. Я мечтал стать археологом, но пересилило детское желание ловить бандитов. Занимался этим много лет и не жалею (юридическое образование пригодилось мне после переезда в Швецию).
Но с перестройкой началась каша-малаша, смутные для всех времена, и стало некомфортно. Среди моих коллег все, кого я уважал, ушли с работы.
— Вы уже в молодости заняли руководящую должность?
— В двадцать семь лет был нерядовым офицером. Без подробностей, потому что это была закрытая служба. Я боролся с организованной и неорганизованной преступностью. Пригодился уличный опыт борьбы с наркоторговцами, приобретенный в Ростове.
— Почему уехали в Швецию в тридцать лет?
— Закончив службу, стал искать работу. У мамы был рак груди, и она поехала на лечение в Кисловодск, где ее прооперировали. Вскоре я переехал туда, чтобы поддержать ее, и устроился юрисконсультом.
Потом моего друга, горского еврея, зверски убили: закатали в ковер, пытали, сломали позвоночник. Жену с детьми хотели сжечь на летней кухне. Они спаслись, но у жены друга появились проблемы с психикой. Страшная история.
А я хотел нормально работать, спокойно воспитывать детей, у меня не было политических мотивов для отъезда, но на меня вышел менеджер концерна Scania, который открывал филиалы в Украине, России, Прибалтике. Я стал их юристом.
— В Питере оставалась ваша дочь от первого брака?
— Она жила в Питере, под Новый Год поехала к подружке в Москву, а потом ее нашли мертвой в квартире. Передозировка. Я точно знал, что она была нормальной девочкой, любила животных… Кто-то ее накачал. Темная история — возможно, связанная с моей предыдущей службой.
— Как вы стали здесь бизнесменом?
— В 1998-м основал компанию Busmarket. Сначала мне помогала Scania, потом Volvo. Начал с того, что около тысячи автобусов поставил в Россию и Казахстан (в том числе и футбольным клубам). Сейчас занимаемся продажами, сервисом, утилизацией автобусов и недвижимостью.
— Трудно было учить шведский после тридцати лет?
— Да. Я и сейчас говорю хуже жены, учившей шведский в университете. Сначала меня кинули на три месяца ускоренных курсов, но я только азы нахватал. Дальше сам читал, учил, все понимал, но плохо воспринимал на слух. Сложная фонетика. Мне казалось, что я говорю, как они, а на самом деле звучало совсем по-другому.
Я никогда не скрывал свою национальность (специально взял фамилию Рюссхольм — Русская гора), а многие переехавшие боялись, что их из-за происхождения на работу не возьмут. Лет двадцать пять назад ехал здесь с одним знакомым русским архитектором в метро, и он стеснялся говорить на родном языке.
«В этом бизнесе меньше грязи, чем в футболе»
Из офиса Busmarket c Алексом и его женой, тоже участвовавшей в создании развитии «АФК Эскильстуна», перемещаемся в китайский ресторан самообслуживания Kina Thai.
— Моя жена Ольга Остедт — внучка знаменитого лингвиста Розенталя. Она журналист, я юрист, а занимаемся автобусами, лошадьми, собаками и футболом. Автобусный бизнес достаточно консервативен, внедриться в него практически невозможно. Потребовалось очень много времени, чтобы нас приняли. Но в этом бизнесе меньше грязи, чем в футболе.
— С Ольгой познакомились в России?
— Уже здесь. Ольга преподавала в школе русский язык моему старшему сыну, а ее дочь занималась с ним музыкой у одного педагога. Вообще Швеция — музыкальная, певучая нация, а вот театр и балет здесь слабые, поэтому, когда наши приезжают на гастроли, жена берет меня за шкирку — и идем.
Кстати, брат жены Игорь живет в Москве и болеет за «Спартак». Он ходячая футбольная энциклопедия. Мне, работающему в футболе, иногда неудобно перед ним из-за того, что знаю гораздо меньше. В мае он гостил у нас и я познакомил его с бывшим президентом УЕФА Леннартом Юханссоном — Игорь не верил своему счастью.
К сожалению, вскоре Леннарт умер. Он поражал простотой. Подойдешь к нему на собрании: «Как ваше здоровье? Как дела?» — «Да я-то ладно. Ты-то как?» — «Фанаты ругают». — «Это от непонимания. Держись. Все наладится».
— Год назад вы ходили на матч Швеция — Россия. Меня тогда удивило, что вокруг «Френдс Арены» жгли костры в урнах. Зачем?
— Для украшения. Шведы очень любят огонь. Постоянно зажигают свечки, огонечки. Иначе в холодное время года здесь гнетущая атмосфера — рано темнеет. Несмотря на высокий уровень жизни, много самоубийств. Думаю, погода влияет.
— В Швеции почти двадцать лет жил игрок сборной СССР Сергей Пригода. Общались с ним?
— Не успел — два года назад он умер. Болел — думаю, от жизненной неустроенности. Говорят, талантливейший человек, тренер от бога, но, когда наша академия была не очень известна, ни он о нас не знал, ни мы о нем. Мне рассказали о Сергее слишком поздно. Я очень сожалел, что не мог взять его на работу.
— В юности вы были пятиборцем. Чего достигли?
— Был кандидатом в мастера спорта, выступал за юношескую сборную России. Стал чемпионом Ростова по фехтованию. Полюбил конный спорт. В получасе езды от Стокгольма у нас конюшня на восемь лошадей. Наш сосед — Бьорн Ульвеус из ABBA. Наша младшая дочь с детства занимается конкуром и сейчас тренируется в Дании с тренером шведской сборной.
— Чем заняты другие дети?
— Старший сын — бизнесмен. Младший — следователь полиции в Стокгольме. Старшая дочь закончила королевскую музыкальную академию по классу фортепьяно. Жила в Лондоне, сейчас в Париже. Профессиональная пианистка, гастролирует. Сын жены Роберт играет в нашей команде, но пропустил сезон из-за травмы. Несколько лет назад он ездил на футбол в Санкт-Петербург и привез оттуда столько новых словечек, что у меня просто уши вяли.
— В футбол пришли из-за Роберта?
— Да, он занимался в школе АИКа, а потом в клубе возник некий конфликт (кажется, между родителями и тренерами), и несколько детей не знали, что делать. Они бросились в другой клуб Стокгольма «Броммапойкарна», но там элитное развитие только у первой и второй команды, а младше — по двадцать четыре группы в каждом возрасте, и тренируют родители. Перспективы сомнительны.
Жена Ольга затянула меня на родительское собрание, где решался вопрос, что делать с детишками. Родители обратились ко мне: «Алекс, помоги. Нам негде играть». Требовалась экономическая помощь.
— И вы с нуля создали футбольную академию?
— Да. Начали с восемью способными детьми, которые не закрепились в других клубах, но хотели тренироваться. Сплоченные ребята, жалко было их разъединять. Сначала мы арендовали искусственные поля возле школ, а зимой даже в гараже тренировались. Потихоньку разрослись, за три года собрали команды всех возрастов, к нам выстроилась очередь, но в то же время меня сильно критиковали.
— За что?
— Я настаивал, чтобы детей с раннего возраста тренировали профессионалы с четкой методикой и философией, а не родители, как тут было принято. В Швеции же правило — футбол для всех, — и меня обвиняли в нарушении демократических принципов, в том, что в моей академии детей тренируют как профессиональных футболистов, хотя это не так: скорее их профессионально готовят к элитному футболу.
Я был уверен, что при консервативном обучении дети не будут развиваться. Нужны серьезная конкуренция и соперничество с сильными командами. Много лет мы с женой вместо отпуска ездили в автобусе с нашими детскими командами на турниры в Италию и Испанию.
— Зачем вам это?
— Кто-то, заработав деньги, живет на Багамах и покупает дорогое вино, а мне интереснее развивать юных футболистов. Сначала у меня не было амбиций пробиться в высшую лигу, я фокусировался на создании хорошей академии и долго этому учился.
Раз десять ездил в Барселону, общался с тренерами, методистами, Гвардиолой, Хави, Пуйолем. А потом спец по юношескому футболу Хосе Франко спросил: «А что у тебя в Швеции?» — «Да ничего. Общественные поля. Все принадлежит народу». — «База есть?» — «Нет». — «Тогда забудь все, чему научился. У тебя нет предпосылок для развития».
— А вы что?
— Вернувшись, купил в Стокгольме землю, построил жилье для футболистов, тренажерный зал. А вот зал для тренировок не дала построить коммуна. Спросили: «Кто там будет тренироваться?» — «Ребята из моей академии». — «У нас политика — если есть зал, то там могут тренироваться все». — «Да, но после моих ребят». Это коммуну не устроило.
— Обидно?
— Я не жалуюсь. Семь лет боролся, а потом предложили перевести клуб в Эскильстуну (100 км отсюда), и я продал ту землю.
— Что из увиденного в Барселоне сильнее всего потрясло?
— Когда закончилась тренировка, Пуйоль и Месси стали собирать обрывки тейпа, раскиданные по полю. Сами носили ворота. Я впечатлился до слез. Понял: вот такое отношение хочу в АФК.
Потом я два часа говорил с Хави, тем же Пуйолем. Они вели себя как нормальные ребята, а не суперзвезды. Карлес шутил, подбадривал моего сына Роберта: «Давай-давай, жду тебя в составе «Барсы» через пять лет».
То, что я увидел тогда, дало мне сил на многолетнюю борьбу за развитие моей академии.
«Фанаты выходили с плакатами: «Убирайся в российский ГУЛАГ»
— Ваш клуб вырос из академии?
— Из нежелания бросать дело на полпути. То, что мы за десять лет превратились из команды восьми детей в команду высшей лиги — нонсенс для Швеции. Есть клубы, которым сто лет, а они никогда не забирались даже во вторую лигу.
Меня обвиняли в том, что для такого быстрого подъема я покупал клубы более высоких лиг. Конечно, это не так.
— А как?
— Сначала я якобы купил клуб седьмой лиги. Но кому нужно покупать любительский клуб предпоследнего дивизиона? Просто у нас были проблемы с полями, а они находились на границе нашей коммуны, и мы завязали сотрудничество. За них стали играть наши 18-19-летние ребята и поднялись в пятую лигу.
Потом меня обвиняли в покупке «Весбю», который фактически был фарм-клубом АИКа и не совсем добросовестно вел экономическую политику. Они серьезно задолжали налоговой и поставщикам. Их собирались банкротить. Игроки разбежались, АИК перестал спонсировать, а долги повесили на руководителей «Весбю». Один из них позвонил мне: «Алекс, мы очень глубоко. Выручай».
— Выручили?
— Сначала усомнился — зачем мне это? У «Весбю» — только название и принадлежность к третьей лиге, которой их из-за банкротства лишили бы через два дня. В итоге тот человек уломал меня. Знал, на что надавить. У меня играли 19-20-летние ребята, которые переросли любительские лиги и просились в профессиональную команду, а ее-то я и не имел. Был выбор — отпустить их в свободное плавание или поместить их куда-то.
Мне сказали: «Вот и поместишь их в «Весбю». И я купился. Заплатил несчастные долги и на три года стал президентом двух клубов — АФК и «Весбю».
— Денег хватало?
— Экономически было очень тяжело, но в спортивном плане это себя оправдало. Команду третьей лиги я усиливал футболистами со стороны, но на шестьдесят процентов она состояла из игроков нашей академии. Я не просто болтал, а реально делал ставку на своих воспитанников. Было интересно, получится ли. В итоге через несколько лет мы поднялись во вторую лигу.
— Почему в 2013 году вы урезали игрокам зарплаты?
— У меня хороший, но средний бизнес, и мне не хватало ресурсов для финансирования двух клубов. Для сокращения расходов я слил АФК и «Весбю». Персоналу и игрокам честно сказал: «Не могу платить зарплаты, как во второй лиге». Кто не готов к этому — свободны. Кто верит в меня — идем дальше. Две трети разбежались.
— Кто остался?
— Например, директор Хосе Франко, который несколько лет трудился в АФК бесплатно, подрабатывая таксистом. Благодаря таким людям мы и выжили.
Когда дела в автобусном бизнесе пошли не очень хорошо, ревизор сказал: «Ты больше не можешь финансировать футбол через свое предприятие». С тех пор я вкладываю в клуб личные накопления.
— Это убыточное дело?
— С точки зрения бизнеса АФК — самый неудачный мой проект. В основном я только трачу, но не жалею об этом. Это мой выбор. Правда, жена шутит: «Ты думал, это будет хобби, а сейчас больше хватаешься за сердце».
Меня считали сумасшедшим, но я вырвался из трясины низших лиг и вырастил хороших игроков: наш воспитанник Филип Рогич забил «Локомотиву» в первой же игре за «Оренбург», а Отман Эль-Кабир неплохо выглядит в «Урале».
— Почему вам угрожали фанаты?
— Они выходили с плакатами: «Рюссхольм — убийца футбольной демократии. Убирайся в российский ГУЛАГ». Дескать я всех купил, быстро поднялся, но у меня клуб без традиций.
Я отвечал: «С детства уважаю традиционный футбол: сам в Ленинграде болел за «Зенит». Но у меня новый клуб, не имеющий десять тысяч болельщиков, которые платили бы членские взносы. Ему нужна меценатская поддержка, которую я и оказываю».
Многим не понравилось, что я стопроцентно управляю клубом. В Швеции же нередки случаи, когда фанаты наезжают на правление — недавно «Кальмар» плохо сыграл, и выбежавшие на поле фанаты чуть не избили его тренера. Считают, что имеют на это право, так как владеют 51 процентом акций клуба. И клуб вынужден подчиняться.
Такая власть дороже всего для реакционной части болельщиков. И я в их глазах стал губителем футбольной демократии. Не знаю, к чему эта ненависть. За тупым фанатизмом ничего не стоит — ни любви к клубу, ни поддержки. Просто пьяное безумие.
— Как вы реагировали на угрозы?
— Меня они особо не пугали, но фанаты слали угрозы на телефон моей 91-летней мамы, зарегистрированный на мое имя. Это полный идиотизм. То, что они отстаивают, — никакая не демократия. Все футбольные клубы существуют как предприятия. Покупают игроков, продают, платят зарплаты. Так зачем же лицемерить?
Считаю, традиционный футбол остался во временах, когда переход игрока в другой клуб становился трагедией, а сейчас они ежегодно летают туда-обратно. Если мой подход к руководству клубом убивает традиции и недемократичен, тогда и весь английский футбол недемократичен. Я открыто говорил это главному спортивному чиновнику Швеции Эрикссону (бывшему шефу Интерпола).
Меня ведь обвиняли даже в том, что я сделал своим детским командам хорошие автобусы — потому что другие не могут себе это позволить.
«После финала Кубка судьи праздновали с победившей командой»
— Как нашли Отмана Эль-Кабира и Филипа Рогича?
— Отман играл во второй лиге, не блистал, но мы увидели в нем задатки. Отман — сложный человек. Кровь бушует. Но мы дали ему шанс, и он заиграл, живя на построенной мной базе в спартанских условиях. Потом продали его «Юргордену», откуда он улетел в Россию.
Рогич сидел на скамейке в «Эстерсунде», сначала перешел к нам в аренду, а потом на постоянной основе. Со временем стал капитаном. Другой наш воспитанник, Мохамед Буя Турай из Сьерра-Леоне, недавно стал чемпионом с «Юргорденом», забив золотой гол. У нас он всю зарплату отправлял домой, а сам голодал. Узнав об этом, мы предоставили ему бесплатное питание.
Правда, сейчас он заболел. Поехал в сборную, и его укусил комар. Он же пошел не к врачу, а к какой-то знахарке. Теперь вся нога черная, как уголь. Надеюсь, с ним все будет нормально. Я точно знаю, что им интересуются английские клубы.
— Продажи этих игроков помогают клубу?
— Трансферы внутри Швеции приносят совсем небольшие деньги. Слезы. Самое обидное, что всех лучших игроков (того же Буя Турая) я напрямую предлагаю российским клубам, потому что чувствую, что они того стоят, а мне говорят: «Нам нужны игроки из топ-клубов». Иначе — удар по престижу.
У меня сейчас есть нигерийский форвард Самуэль Ннамани. Техничный, мощный, быстрый, настоящий буйвол. Подойдет любому российскому клубу. Его привез из Сербии наш спортивный директор Неманья Милянович. Нам говорили: «Да кого вы берете?» А он не только стал нашим лучшим бомбардиром, но и оказался мягким, веселым парнем. Я бы с удовольствием общался с ним и в обычной жизни.
— С кем общаетесь в российском футболе?
— Мой друг — Дмитрий Черышев. Лет пять-шесть назад он по-товарищески тренировал ребят моей академии, рассказывал об испанском футболе. А налаживать контакты с президентами российских клубов, увы, не хватает времени. Это большое упущение. Я бы с удовольствием посетил клубы РПЛ. Например, очень интересен «Краснодар». Сергей Галицкий сделал примерно то же, что и я.
База для сотрудничества огромна: молодым игрокам полезно поиграть в Швеции, да и мне проще напрямую взаимодействовать с клубами, минуя агентов и других прилипал. Швеция — Клондайк хороших футболистов. Если, например, африканец адаптировался здесь — значит, это игрок с нормальными мозгами, который заиграет в любой сильной лиге.
— Однажды Галицкий увидел в тренажерном зале по телевизору игру Маурисио Перейры из «Лануса» и вскоре сказал селекционерам: «По-моему, это то, что нам надо». С вами такое бывало?
— Ох, много кого хотел бы купить, но я, к сожалению, не Галицкий. Нет таких возможностей. Бюджет нашего клуба — самый низкий в Швеции. У «Мальме» — 500 миллионов крон. У нас — 25 миллионов крон (2,5 миллиона евро): это то, что я могу выжать из своего кармана.
Трудно выживать с таким бюджетом. Я считаю каждую копейку и вообще не покупаю игроков — обхожусь свободным агентами и арендами. Поэтому мы и балансируем между высшей и второй лигами. Если бы появился партнер и бюджет немного увеличился, мы бы закрепились наверху.
— Прошлогодний выход в высшую лигу не помог с партнерами?
— Спонсорские вливания потихоньку растут, но в основном появились только люди, которые хотели управлять моими деньги. Меня это не устраивало.
— Почему АФК переехал в Эскильстуну и как это отразилось на популярности клуба?
— Раньше мы играли на тренировочной базе АИКа. Она не подходила для профессионального футбола, а перестроить ее коммуна не дала. Тогда нам предложили играть на неплохом стадионе Эскильстуны.
До переезда наши матчи собирали триста болельщиков, сейчас — три тысячи. А по числу зрителей в интернете мы вообще четвертые в Швеции. Возможно, сказались и окружавшие нас скандалы. Многие, наверно, смотрят в ожидании, когда же Рюссхольм обанкротится.
— Сталкиваетесь с судейской несправедливостью?
— Бывает. Встречались с «Мальме». При счете 0:0 мы навесили в штрафную, и их защитник умышленно выбил мяч рукой. Только слепой бы этого не увидел. В прошлый раз мы сделали «Мальме» 3:1, потом обыграли их в товарищеском матче и они боялись, что история повторится. Судья потом извинился перед нами. Но результат-то сделал.
После финала Кубка тоже был скандальчик. Судьи праздновали в одном ресторане с победившей командой. Пили винцо. Потом говорили, что случайно там оказались, но мы-то знали, что их заранее пригласили.
— Ваш спортивный директор Милянович был главным тренером, но осенью покинул пост из-за недовольства группы игроков. Что случилось?
— Фокусы агентов. Сами знаете, как они реагируют, когда клиенты не играют. Критикуют клуб, накачивают игрока: «Ты хороший, а тренер плохой». Большинство агентов преследует быстрые личные интересы. Я с такими людьми быстро рву отношения.
Так же и со спортивными директорами. Нашего предыдущего несколько лет назад признали лучшим в Швеции, но я узнал, что он за моей спиной договаривается с агентами. Проверил — подтвердилось. Вызвал его и уволил.
— Почему в 2019-м снова не удержались в высшей лиге?
— Не хватило единства. Некоторые игроки, особенно взятые в аренду, больше думали о своей карьере, чем о клубе. Пытались показать себя и не играли на команду.
Хотя все решалось в последнем матче. Забей мы — и остались бы. Но Ннамани в самый важный момент не получил мяч. При этом он даже с травмой колена играл, сжав зубы, а забивной Ади Налич, арендованный у «Мальме», пропустил матч, сославшись на травму. Команде не хватило души. Мы проиграли ментально.
Зато многие клубы Швеции возглавляют бывшие наши тренеры. В «Гетеборге», чьи фанаты больше всех против меня выступали, — Поя Асбаги, который работал у нас с 17-летними. В «Юргордене» в прошлом году — Озкан Мелкемичел, тренировавший нас три года.
Наши коллеги из клуба «Броммапойкарна», у которых занимается две тысячи детей, говорят, что мы своим взлетом внесли в шведский футбол свежий воздух. Считают, что мы создаем условия, заставляющие сытые, довольные собой большие клубы шевелиться и беспокоиться о развитии. Сейчас уже у всех клубов появились элитные академии. Я разбудил их.
Читайте также:
- «Карпин ревновал и убрал Унаи при первой возможности. Я поступил бы так же». Интервью друга Эмери, игравшего за «Спартак» и ЦСКА
- «Наш футбол надо тряхануть по полной». Как актер из фильма «Брат» стал президентом футбольного клуба
- «В первом классе клеил на подъезды листовки: «Сталин - сволочь». Самый необычный топ-менеджер нашего футбола
