Футбол

«В первом классе клеил на подъезды листовки: «Сталин - сволочь». Самый необычный топ-менеджер нашего футбола

«В первом классе клеил на подъезды листовки: «Сталин - сволочь». Самый необычный топ-менеджер нашего футбола
Николай Ларин / Фото: © Николай Ларин
Большое интервью Николая Ларина, директора «Чертаново».

В мае 2018-го районная команда «Чертаново», состоящая только из своих воспитанников, вышла в ФНЛ. Команда выросла из школы, которую десять лет назад возглавил Николай Ларин, внук революционера, сын художника, а в прошлом - фанат с сотней выездов и скандальный тележурналист.

- Почему, попав в ПФЛ, вы смогли заявить только двенадцать игроков?

- Летом 2014-го Николай Толстых звонил мне из Бразилии, с чемпионата мира, и орал матом - из-за того, что я пробивал «Чертаново» место в ПФЛ. Я поддерживал Толстых, зная его искреннюю любовь к футболу, но из-за своего характера он переругался даже с людьми, которые были за него. Мне кажется, он видел врагов футбола во всех. Да, мы не профессиональный клуб, у нас дети и нам удобнее быть образовательной организацией, и я объяснял Толстых: по новому закону о спорте мы имеем право заявиться в ПФЛ. Молодая развивающаяся школа - почему нам не поиграть во второй лиге, где за последние годы исчезло сорок клубов?

Нас впустили, но разрешили заявить только игроков, которые находились в «Чертаново» не меньше трех лет - с пятнадцати до восемнадцати. Дошло до абсурда: мы не могли заявить чемпиона Европы U17 вратаря Лешу Кузнецова, который был у нас два года и триста пятьдесят дней. Поняв, что у нас набирается только двенадцать человек, я написал ночью письмо гендиректору РФС Анатолию Воробьеву, который нас поддерживал. В итоге сделали послабление, но мы все равно заявили не всех, кого хотели.

- Кого не удалось?

- Хотели взять нашего 28-летнего воспитанника Сережу Хабарова, игравшего за «Тамбов». Там он получал сто двадцать тысяч. Я ему сказал: «Тебе, как ветерану, можем дать семьдесят. Помоги нам на первом этапе». Он сорвался из Тамбова (у него и жена хотела вернуться в Москву), но выяснилось, что по регламенту нам нельзя брать игроков старше двадцати трех лет. И Сережа у нас за семьдесят тысяч играл год на КФК. Потом регламент изменили, он отбегал еще полтора сезона и стал спортивным директором «Чертаново».

Спортсмены футбольной школы «Чертаново» / Фото: © РИА Новости/Илья Питалев

- Четыре года назад «Чертаново» спасло карьеру Надежды Карповой. Как это было?

- Она мало играла в «Зорком». Наш тренер Сережа Лаврентьев убедил взять ее. Мы долго сомневались, и сначала она играла у нас за какие-то копейки, фактически бесплатно. Но у нее был стимул - соскучилась по футболу, хотела больше зарабатывать: стала прибавлять, пробилась в сборную. А потом так случайно вышло, что я был в Валенсии с юношеской сборной 1999. Позвонили: «Валенсия» хочет переговорить». Я чуть-чуть говорю по-испански. Съездил, встретился. Деньги за Карпову «Валенсия» не предлагала. Это мы заплатили 50 тысяч рублей, чтобы агентство Миши Прокопца правильно составило ей трудовой договор на два года.

- Почему вам не заплатила «Валенсия»?

- В женском футболе нет трансферов. Но как не отпустить в Испанию, такой шанс бывает раз в жизни. К тому же мы немного денег сэкономили, потому что у Нади была большая зарплата.

- Недавно ваш тринадцатилетний игрок Сергей Пиняев сыграл за «Манчестер Юнайтед». Как это вышло?

- Команда его года завоевала Madrid Cup, в котором участвовали «Реал», «Челси», «Ювентус»... Короче, тридцать один топ-клуб и «Чертаново». Пиняев там всех рвал. Через два месяца «МЮ» вышел на нас и позвал его на стажировку. Для этого нужно разрешение английской федерации футбола. Собрали кучу документов - вплоть до квитанций за оплату квартиры родителей Сергея в Саратове. Приехали в Манчестер. В первой игре за «МЮ» - против «Бернли» - Пиняев забил пять мячей.

Понравилась обстановка в «МЮ». И в «Чертаново»-то все на равных общаются, но там - еще круче. Четырнадцатилетний пацан с двух ног прыгнул в тренера и добавил: «Ты же сам вышел с нами играть».

- Что за африканец среди ваших болельщиков?

- Он из Буркина-Фасо. Барабанит во время матчей на национальном музыкальном инструменте. Два его сына (2005 и 2007 годов) занимаются в нашей школе.

Еще у нас два года занимался бразилец Кауа 2007 года. После того как его папа Ари Сантос, мини-футболист сборной Бразилии и «Барселоны», перешел в «Динамо», Московская федерация футбола разрешила ему играть в чемпионате Москвы, так как этот возраст еще не проходит отбор на первенство России. Кауа в одиннадцать лет говорит на английском, португальском, испанском и русском.

Николай Иванович Бухарин / Фото: © РИА Новости/Николай Свищев-Паола

- Как на вашем советском детстве отразилось то, что вы внук Николая Бухарина?

- Мы жили на Петровско-Разумовской. Периодически у нас проводили обыски. Чтобы не держать дома запрещенные книги, мы с родителями каждые выходные закапывали их в лесу на Левобережной. Однажды вернулись за книгами, а их нет. Настолько за нами следили.

В школе, как мне казалось, никто особо не знал, чей я внук. Меня никто не доставал. В первом классе я писал от руки листовки «Сталин - сволочь» и клеил на подъезды. Меня поймали, отвели в школу, но проблем там из-за этого точно не было.

- Почему?

- Учителя меня любили - я устраивал поездки нашего класса в Ригу, Одессу, Киев. Звонил в другие города и, представляясь завучем школы, предлагал: «Давайте наш класс приедет к вам. Будем спать на матах в спортзале. Через какое-то время мы примем вас в Москве». Несколько раз это проходило. На выпускном мне даже грамоту дали за организацию путешествий.

Потом у меня в Москомспорте даже была кличка Революционер. Наверное, в честь деда.

- Про Сталина писали под влиянием запрещенной литературы?

- Под влиянием того, что к нам в гости приезжал советолог Стивен Коэн, преподаватель Пристонского университета. Находясь рядом, я впитывал разговоры взрослых.

- Ваш отец Юрий Ларин только в двадцать лет узнал, чей он сын?

- Да, ему было меньше двух лет, когда отца расстреляли, а мать посадили. Его спасли родственники, но их тоже арестовали, и он попал в детдом под Волгоградом, на Средней Ахтубе. Я ездил туда. Там в здании детского дома сейчас находится краеведческий музей. Я подарил им папин альбом. Походил по местам, о которых он рассказывал. Вообще-то отец не любил алкоголь, но рассказывал, как однажды они напились и он заснул в канаве рядом с балкой, которая отделяла детдомовцев от местных жителей (там они часто дрались).

Еще отец рассказывал, что на стадион «Трактор» приезжало московское «Динамо» с Константином Бесковым. Гостиниц не было, и динамовцы жили прямо в вагонах. Попасть на матч было нельзя, но отец с другими мальчишками сделал подкоп и через него проник на стадион. Так что мы с папой болели за волгоградский «Ротор» и московское «Динамо». Папа рассказывал мне про знаменитого волгоградского вратаря Ермасова, у которого были наколки на ногах: «Они устали».

Свою мать отец впервые увидел в двадцать лет. Восемнадцать она провела в лагерях. Только перед встречей с ней он стал догадываться, что не так все просто и его отец - кто-то известный. Потом папа очень долго боролся за реабилитацию моего деда. Добился этого в 1988 году и смог вернуть себе настоящее отчество.

После этого итальянцы сняли фильм о Николае Бухарине и показали его на Венецианском кинофестивале. Отец из-за болезни не мог поехать, и мы с бабушкой четырнадцать дней провели в Италии. Мне было пятнадцать лет, и я вообще не спал две недели. Бабушка ложилась, а я гулял по ночным итальянским городам. Среди принимавших нас людей был глава компартии Джорджо Наполитано (нынешний президент Италии), и однажды мне сказали: «Лучше прожить в Италии две недели, как Коля Ларин, чем всю жизнь, как простой итальянец». 

- На какой футбол сходили?

- «Рома» - «Лацио». После матча была жуткая драка между фанатами. Я вышел со стадиона и не знал, куда деваться - хорошо, что никуда не побежал. Прижался к дому и смотрел, как они друг друга мутузят. Минут двадцать это продолжалось. Потом приехала полиция и разогнала их брандспойтами.

Николай Ларин с отцом / Фото: © Николай Ларин

- Как ваш отец стал художником?

- Сначала он строил гидроэлектростанции - например, в Саратовской области. Заболел туберкулезом и в диспансере познакомился с моей мамой. Она любила рисовать, потом стала журналисткой, работала в журнале «Наука и религия», защищала права верующих, перевела известную книгу «Приключения поросенка Плюха».

После знакомства с мамой отец тоже увлекся рисованием, добился успехов. Его работы - в Третьяковской галерее, в Русском музее, в частных зарубежных коллекциях. Была гигантская выставка в Манеже. Первая персональная выставка была в 1992 году в Театре Ермоловой, потом - в Центральном доме художника. Картины отца мне всегда нравились, но после его смерти - четыре года назад - я стал более пристально к этому относиться (кстати, дед тоже рисовал - у меня дома есть его картины).

- Где находилась мастерская вашего отца?

- В Козицком переулке, напротив Елисеевского магазина. Потом ее отжали. Сейчас бы я, конечно, этого не допустил. А тогда, в девяностые, ее переделали под офисы - говорят, потом она горела. Владимир Лукин (сейчас он президент Паралимпийского комитета) помог отцу получить другую мастерскую - на Академической.

- В восьмидесятые ваш отец пережил операцию на головном мозге?

- Да, из-за того что в детстве получил сильное облучение. После операции у него отказала правая рука, потом он рисовал только левой. Вскоре, в 1987 году, когда я был на выезде в Тбилиси, мама умерла от рака. Папа долго лежал в больнице. Ему помогала врач-реабилитолог, абсолютно замечательная женщина Ольга Максакова. Она стала его новой женой, а мне - близким родственником.

Папа потом говорил: «Я благодарен тебе, что, живя без родителей с тринадцати лет, ты не стал наркоманом». А наш райончик у платформы «Окружная» был так себе - назывался Хлам.

- В каком возрасте вы начали пробивать выезды за «Динамо»?

- В четырнадцать лет. Активно ездил с 1987-го по 1992-й. Помню, в Камышине стучался в номер Добровольского и Симутенкова: «Можно у вас на коврике поспать?» - «Ну, давай». С игроками были очень близкие отношения: с вратарем Лешей Прудниковым можно было гулять после игры вокруг стадиона и обсуждать матч, хотя он - олимпийский чемпион, а я - абсолютная оторва. Пускали фанатов и в клубный автобус - например, на выезд в Ярославль. Правда, перед этим я показал тренеру Адамасу Голодцу удостоверение футболиста «Чертаново»: «Я фанат «Динамо», но тоже играю!»

Другой случай: в 1992 году пробивал двойник Ставрополь - Владикавказ и выпал из поезда. Не удержался. Сломал два пальца на ноге. Они повисели немножко, потом их пришили.

- А поезд-то дальше поехал?

- Нет, это было уже близко к Москве, и поезд ехал медленно. Меня подобрали, а потом вынесли из поезда на полотенце.

- Самые опасные выезды - на Кавказ?

- У меня там проблем не было. К примеру, во Владикавказе народ добродушный. Только в шутку говорили до матча: «Если мы выиграем - угостим шашлыком. Если ничья - побьем вас. Если проиграем - зарежем». Для «Динамо» самые непростые поездки были в Днепропетровск, Вильнюс и Киев. Постоянные драки. Нас ждали, встречали.

В Днепропетровске нашу электричку баррикадировали с двух сторон. Мы пряжками солдатских ремней перекрывали двери. Они били стекла, лезли. В вагоне было месиво. На следующей станции Синельниково мы пару человек с проломанными головами сдали в больницу.

- Фанаты на проезд особо не тратятся. Как было у вас?

- Я всегда ездил бесплатно. Однажды добрался до Ташкента без копейки. В 1992 году пробили двойник Свердловск - Тюмень, после матчей два дня жили в вагонах, в отстойниках для поездов. Чтобы заработать, заходили в проходящие поезда, незаметно брали пустые бутылки, которые проводницы собирали в пакеты, и сдавали. В итоге в Москву я привез больше денег, чем у меня было перед выездом.

Ездил я и под сиденьями поездов, и на третьих полках. После кубковой игры с «Колосом» (Никополь) нас выкинули из поезда в Харькове. Я шел-шел и увидел открытую форточку в одном из купе стоящего поезда. Пока люди вышли погулять, я залез в это купе и спрятался на третьей полке, за чемоданами. Люди вернулись. Поезд тронулся. Часов через пять мне захотелось в туалет. Ну, очень сильно.

Еще час я потерпел, но понял, что надо что-то делать. Раздвинул чемоданы и слез на глазах у четырех изумленных человек. Сначала они орали с испугу, но я объяснил ситуацию: люди оказались нормальные - напоили потом чаем. Фанатский опыт стал для меня бесценным в дальнейшей жизни.

- Что стало с вашими друзьями из фанатского движа «Динамо»?

- Очень многие умерли. В основном из-за алкоголя. С некоторыми несчастные случаи произошли: одного парня машина сбила.

Николай Ларин в первом классе / Фото: © Николай Ларин

- Вы могли и разминуться с футболом?

- Я поступил в историко-архивный институт (нынешний РГГУ), где был конкурс четырнадцать человек на место. Через два года понял, что это не мое, и устроился по объявлению курьером на металлургический завод в Выксе. Так всем понравился, что через неделю мне вдвое повысили зарплату. Спустя полгода увидел новое объявление: «Требуется человек в съемочную бригаду АТВ - Авторского телевидения». Меня не отпускали из Выксы, но я съездил в последнюю командировку, вернулся ночью, положил под коврик оставшиеся деньги, билеты, записку с извинениями и уехал.

- Чем занимались на телевидении?

- Мы назывались АТВ-Интер. Снимали сюжеты и продавали западным компаниям. Например, «Московский комсомолец» написал, что в метро завелись крысы. Компания RTL попросила нас снять их. Крыс в метро не было, но я поехал на биофак МГУ и арендовал две клетки с ручными крысами. В шесть утра приехали на станцию «Тимирязевская», нагнали десяток знакомых, чтобы они читали газеты, а эти крысы просто сидели рядом на платформе. Потом мы посадили их обратно в клетки, вернули в МГУ и продали сюжет RTL.

Дальше поступил заказ снять, как делают аборт. Позвонил в больницу рядом с Павелецким вокзалом, представился руководителем Департамента здравоохранения: «Надо снять». - «Ну, приезжайте». Мы приехали, нас пустили. Никто ничего не проверил.

В Набережных Челнах снимали татарское национальное движение. С нами был журналист «Литературной газеты». Он случайно обронил свою ксиву, после чего у нас отобрали камеру, стоившую колоссальных денег, посадили в фургон и отвезли в кутузку, где мы два дня сидели без еды. Потом опять посадили в машину и куда-то повезли. Мы подумали: «Ну все, хана». Но привезли на вокзал. Пинком под зад в поезд: «Чтоб мы вас больше здесь не видели».

Другой эпизод: ехали на ужасно неинтересную съемку на протезный завод на Коровинском шоссе. За два светофора до завода взорвавшийся бензовоз столкнулся с троллейбусом. Начался пожар, выбежали горящие люди. Я был директором съемочной группы, так что принял решение достать камеры и все это дело снимать. Все удивлялись, что телевидение приехало раньше пожарных и «скорой».

- Сколько вы проработали на телевидении?

- Года два. Между путчами 1991-го и 1993-го. Было много интересных поездок. Например, в Кресты. Или в Калугу, в зону для престарелых уголовников, которые доживают жизнь и уже никуда не рвутся, потому что их кормят и поят. Все сидят очень давно, все в наколках. Такие персонажи, которых даже в художественных фильмах не увидишь.

Поскольку камеру у нас отобрали, мы вынуждены были арендовать ее у замечательного дядечки Якова Захаровича Райха, жившего на Смоленской площади. Он сдавал в аренду камеру и на эти деньги жил. В калужскую зону он повез нас на своих «жигулях». Ехал очень медленно и парировал мои жалобы: «Коля, лучше в семь часов дома, чем в пять - в морге».

- Где вы были во время путчей?

- В августе 1991-го - на баррикадах у Белого дома, хотя папа лег перед дверью квартиры и сказал: «Только через мой труп». Я перешагнул через него и ушел со словами: «Не могу стоять на обочине истории». Отец боялся за меня: танки, выстрелы. Мы две ночи жили в палатках. В 1993-м, когда по Белому дому бомбили из танков, мы тоже строили какие-то баррикады на Тверской-Ямской. Потом понял: футбол лучше политики.

Николай Ларин / Фото: © Николай Ларин

- Играя за «Чертаново», вы еще и работали в банке?

- Да, советником председателя правления. Заодно играл в третьей лиге против дублей московских команд. Один из первых моих матчей - против дубля «Спартака», куда перевели Андрея Пятницкого. Их тренер Сергей Родионов сказал нам перед игрой: «Пятницкий после травмы - поаккуратнее с ним». После этого наш полузащитник не приближался к Пятницкому ближе, чем на десять метров. Еще в игре с дублем «Спартака» мне удалось забить Руслану Нигматуллину. Я очень этим гордился. В 1995-м мне вывернули голеностоп в одной из игр, и я не выходил на поле больше года.

В 2004-м у команды «Чертаново» 1988 года рождения умер тренер Михаил Гора, и мой учитель Виктор Разумовский предложил руководству школы на место тренера меня. Позже я взял 1996 и 1999 годы. Этим командам помогал наш банк: возил на международные турниры, покупал форму, бутсы, мячи. Команды других возрастов существовали на деньги родителей. Им это не нравилось, и они стали задавать вопросы руководству школы.

Тогдашний директор, создатель «Чертаново» Борис Шевернев - замечательный человек. Но в семье произошла трагедия: отец пропал без вести и с дочкой случилось несчастье. Директор не мог дальше работать, и власть перешла главному инженеру, которому футбол был по барабану. Наслушавшись родителей, он стал меня душить: не давал манеж, не пускал в поездки, выписывал выговоры. Дело шло к моему увольнению. Воспользовавшись связями, я встретился с одним из руководителей Москомспорта Юрием Нагорных (будущим замминистра спорта - со всеми вытекающими).

- Просили сделать вас директором школы?

- Да. Говорил: «Я столько лет в «Чертаново». Поверьте: все будет нормально». Через три месяца все же уехал на сборы в Анапу. Звонок: «С вами хотят встретиться в Москомспорте». Оставил команду второму тренеру, улетел в Москву, вернулся, снова улетел - и так семь раз. В итоге мне сказали: чтобы стать директором, нужно уволиться из тренеров. Я переживал. Думал, это интрига: уволюсь, а директором не стану. Но все прошло нормально: в начале апреля 2008-го я возглавил школу «Чертаново». Все были в шоке. Главный инженер, который меня гнобил, проработал еще три года.

- С чего вы начали?

- Позвал бухгалтера, посмотрел бюджет и понял: с родителей не надо ничего собирать, и так все есть. Нужны сильные помощники. Поехал к агенту Леше Сафонову, помогавшему тогда московской школе «Смена». Сели пить чай. На кухонном столе увидел скомканный листок: резюме Дмитрия Поляцкина, руководителя академии Коноплева. Спросил: «Это кто?» - «Его зовут «Локомотив», «Спартак» и ЦСКА. Он к тебе не пойдет». - «Организуй нам встречу». Посмотрев нашу школу, Поляцкин сказал: «Я готов». Я ему: «Спортивные решения за тобой». Переоборудовали школу в интернат и стали искать ребят по всей России. В 2008-м наши команды играли в третьей лиге Москвы, а в 2013-м шесть игроков «Чертаново» стали чемпионами Европы U17. Сейчас даже команды «Чертаново-2» играют в более высокой лиге, чем в 2008 году основное «Чертаново».

Юношеская сборная России / Фото: © РИА Новости/Михаил Шапаев

- Из-за чего «Чертаново» разошлось с Алексеем Сафоновым?

- Считаем, нас сильно обманули. После победы на Евро U17 Леша и его агенты без нашего ведома собрали игроков и вскружили им головы: «Руководство «Чертаново» - плохие люди. Академию финансируем мы». Хотя это и близко было не так. Академию полностью финансирует Москомспорт. Сашу Зуева мы потеряли, но его можно понять: он мечтал о «Спартаке», и его туда привели. Рядом с Алексеем Сафоновым были люди, сделавшие все для того, чтобы мы расстались плохо.

- За Зуева вы получили слишком мало?

- Конечно. Школа его готовила-готовила и получила триста тысяч рублей. Сколько получили агенты, надо спросить у них. Тогда же выяснилось, что за других игроков, уходивших от нас в «Спартак» (Тимофеева, Кутина и т.д.), агентство Сафонова или его окружение получили деньги, а школе «Чертаново» пятьдесят процентов, о которых мы договаривались, не заплатили. Мы искали партнеров для развития школы, но ошиблись. Игроков не виню: тот же Артем Тимофеев и другие ребята повели себя солидно - помогают нашей школе.

- Как?

- Сейчас мы сотрудничаем с агентством Павла Андреева. Тимофеев перечисляет ему процент со своих контрактов, а Паша помогает школе. Оплачивает квартиры нашим футболистам. Часть денег уходит на оплату обучения в институтах ребят, еще не зарабатывающих больших денег. 

- При этом Алексей Сафонов купил «Чертаново» автобус и постелил поле.

- Да, перестелил поле в манеже. Затратил три миллиона семьсот тысяч рублей. Это нас и подкупило. За это он подписал всех футболистов нашей школы.

Никакого автобуса Сафонов не покупал. Автобус купил я. Деньги были, я же в банке работал. Как директор решил, что будет лучше пропиарить Сафонова перед родителями, чтобы они увидели, как он помогает школе и подписали с ним контракт. Леша перечислил деньги со своего расчетного счета, а я ему отдал наличными. Видимо, он об этом забыл.

- Почему от вас ушли лучшие игроки 1999 года?

- Это все та же проблема. Два сотрудника агентства Сафонова, работавшие у нас селекционерами, посчитали, что после нашего конфликта могут забрать игроков. Забыв, что получали здесь неплохую зарплату. Звонили родителям игроков, говорили, что агентство Сафонова перестало финансировать школу и «Чертаново» скоро закроется, надо срочно валить в другие клубы. 

- Куда ушли игроки?

- Ваня Лапшов - в «Локомотив». Кирилл Орехов и Данила Петрунин - в «Спартак». Артем Горбулин - в «Динамо». С другой стороны, к нам пришел Максим Глушенков, выгнанный из «Локомотива», и стал звездой нашей команды второй лиги.

ФК «Чертаново» / Фото: © ФК «ЧЕРТАНОВО»

- Почему ваш лучший бомбардир Антон Зиньковский не закрепился в «Зените»?

- Сначала он поехал в «Кубань», но ее тогдашний тренер (и наш нынешний) Игорь Осинькин посчитал, что Антон плохо отбирает, плохо борется, плохо возвращается, хотя он быстрый и техничный. Антон вернулся в «Чертаново». Мы отправили его на просмотр в «Уфу». Встретив, Антона, тогдашний тренер «Уфы» Игорь Колыванов предупредил Зинченко: «Еще один Зина подъехал. Тебе, похоже, хана». Но Антон проиграл Зинченко конкуренцию, и агенты предложили Португалию: «Будешь тренироваться в высшей лиге». Он приехал - оказалось, команда третьего дивизиона. В этот момент его попросил в аренду «Зенит-2». Там Антон ярко дебютировал, но потом сел на лавку. «Зенит» сказал: «Забирайте». Сейчас, знаю, они жалеют - могли выкупить его за копейки, а после возвращения в «Чертаново» он раскрылся и стал много забивать.

- Самый большой талант «Чертаново», который не раскрылся?

- Форвард Егор Никулин из Челябинска. Талантливый лентяй. Мы так и не нашли, где у него кнопка. Он познакомился с президентом «Лейрии» Сашей Толстиковым, и мы спокойно отпустили его в Португалию. Я лично звонил в РФС, умолял скорее оформить Никулину международный трансфер, чтобы успеть к игре с «Бенфикой». Ей он забил сумасшедший гол. Позвонил Толстиков: «Какой футболист! Супер!» - «Саша, спокойно». Дальше: все хуже и хуже. Океан, красивый город... Потом «Спартак» купил Никулина у «Лейрии», мы даже получили какую-то компенсацию, но ни в дубле, ни во второй команде Егор особо не играет. Надеюсь, он все-таки разберется внутри себя.

- От «Кубани» за своих чемпионов вы тоже получили меньше, чем хотели?

- Нет, получили реально хорошие деньги - и от клуба, и от агента Андреева. Именно на эти деньги мы просуществовали первый сезон в ПФЛ. На участие во второй лиге мы не получили из бюджета ни одной дополнительной копейки.

- Средняя зарплата тренера школы «Чертаново» - шестьдесят-семьдесят тысяч рублей?

- Средняя: шестьдесят семь. В других московских школах есть тренеры, которые собирают деньги с родителей и получают в два раза больше, чем наши.

- Выходит, один из лучших тренеров школы ЦСКА Денис Первушин перешел к вам не из-за денег?

- У него были предложения от других клубов, но он выбрал «Чертаново». Хочет работать с хорошими игроками и получать от этого удовольствие. Мы им очень довольны. Если найдем возможность заявить вторую команду в ПФЛ, то он один из главных кандидатов на то, чтобы ее возглавить. Это тоже стимул для него.

- Вы были очень близки к чемпионской сборной Дмитрия Хомухи. В чем это проявлялось?

- Я не входил в официальную делегацию, но поскольку в сборной было от шести до девяти наших игроков, ездил на машине на все их турниры. У нас была видеокамера, и мы втайне от УЕФА делали трансляции на нашем сайте. Когда возвращались с отборочного турнира, проходившего в Чехии, купили слишком много местного пива (школьные тренеры просили - все же его любят). Польскую границу проехали, а белорусы сказали: «Ребят, с таким количеством мы не можем вас пустить». - «Вылить?» - «Нельзя». «Давайте заплатим пошлину». - «Нельзя». - «Давайте оставим здесь». - «Нельзя». - «А что можно?» - «Не знаем. Возвращайтесь в Польшу». Мы проехали четыре километра и закопали пиво в польском лесу. Издали на нас глазел какой-то тракторист.

Следующий отборочный этап - в Англии. Опять на машине едем через Польшу и заезжаем на то место - посмотреть, что с нашим пивом. На месте. Вдруг подъезжают два польских пограничника с автоматами. «Что вы тут делаете?» - «Ой, не поверите. Откапываем свое пиво и едем в Англию». Пограничники заржали, а затем подошел тот тракторист и схватился за голову: у него полгода под носом было столько пива, а он и не знал. Я подарил ему двухлитровую баклажку, и он выпил ее залпом.

Потом сборная Хомухи выиграла Евро U17 в Словакии, а через два года дошла до финала Евро U19 - и повсюду мы ездили за ней на машине. Словакия, Северная Ирландия, Швеция, Греция. Правда, на чемпионат мира в ОАЭ добирались уже не на машине - ехать через Ирак немного побоялись. Хочется пережить такие моменты счастья, как победа на Евро или повышение «Чертаново» в классе, еще несколько раз.

Фото: Facebook*.larin.98, https://vk.com/fcchertanovo, РИА Новости/Илья Питалев, РИА Новости/Николай Свищев-Паола, РИА Новости/Михаил Шапаев

* Соцсеть, признанная в России экстремистской

Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.