Кокорина и Мамаева объединяет дружба, общий чек за угощения в тот злополучный день, общая обстановка вынужденного затворничества. Но каждый из друзей наедине со своей отдельной арестантской судьбой. Один бил стулом, другой, стараниями адвокатов, не хотел бы быть в этом замешан, потому что, в свою очередь, бил человека вместе с толпой. А вот от этого уже дистанцируется первый.
Они и сидят по-разному. Один 100 раз в день отжимается на брусьях и бегает с мячом по заснеженному тюремному двору, другой мучается с коленом и вызывает сомнения, что сохранил в застенке игровой вес.
По-разному ведут себя в публичном пространстве и два клуба. Хотя никакую позицию представителей «Краснодара» и «Зенита» в строгом смысле нельзя считать официальной. Есть личные точки зрения, тональность которых друг другу противопоставлена.
Для «Зенита» эта неприятная история началась еще при прежнем президенте Сергее Фурсенко, который по горячим следам происшествия поговорил с пранкерами и дал понять, что «отмазывать» за такое нельзя. Новый президент Александр Медведев осторожно высказался за новый шанс для каждого оступившегося. Кроме того, «Зенит» принимал участие в судьбе Александра Кокорина через положительную характеристику, заявленную на декабрьском заседании, а также в форме передачи Кокорину в тюрьму от Вячеслава Малафеева, о которой мы узнали из писем Кокорина на волю. Передача Малафеева в тюрьму, понятно, просто личная инициатива бывшего зенитовского вратаря.
Но за Кокорина неоднократно вслух заступался главный тренер команды Сергей Семак. В последний раз — буквально накануне начала судебных слушаний в эфире нашей программы «8-16». Семак признает, что задержан футболист обоснованно, но каждый раз возражает против затянувшегося содержания Кокорина под стражей. Семак не исключал Кокорина из заявки на Лигу Европы, он ждет игрока и надеется, что истекающий к лету контракт Кокорина будет продлен.
Позицию «Краснодара» в отношении Павла Мамаева формулирует президент клуба Сергей Галицкий. Эту тему на днях заострила в своем интервью с ним Елизавета Осетинская, и стало ясно, что вопросы о разрыве с футболистом контракта, действующего до конца этого календарного года, вызывают у Галицкого очень непростую реакцию. «Вы какое слово не поняли из русского?» — контратаковал президент своего интервьюера, которая попыталась уточнить, не усугубляет ли этот разрыв положения Мамаева в тюрьме.
Жена футболиста рассказала, что пока Павел под стражей, никаких действий по разрыву контракта фактически сторонами не производится. Но все-таки интересно понять: разрыв для «Краснодара» — способ помочь пока еще своему футболисту, потому что это демонстративный отказ даже от минимального давления на следствие и суд, которое могли бы чисто теоретически оказать любые ресурсы — в денежной или имиджевой форме — популярного клуба? Или, напротив, этим разрывом «Краснодар» присоединяется к общественному порицанию оступившегося игрока? Некоторые слова «из русского» так и останутся непонятными, если вообразить, что президент «Краснодара» высказывается только о Мамаеве. Но он объясняет, что говорит о жизни своего клуба вообще. Это просто другой масштаб ответственности.
Семак говорит о милосердии как руководитель небольшого однородного людского круга, а Галицкий — о назидании как лидер многотысячной организации. Он в большей степени скован долгом перед теми, за кого оказался в ответе. «Я не хотел бы быть тем человеком, который к этому дополнительно прилагает руку», — говорит Галицкий, развивая тему российской тюрьмы, которая «не санаторий у моря». Но дальше обстоятельно говорит про 11 тысяч мальчиков, ложащихся спать в футболках «Краснодара», для которых эта чудовищная история должна стать важным уроком.
Семак и Галицкий обращаются к принципиально разным аудиториям. В центре внимания тренера «Зенита» — судьба его игрока. Президент «Краснодара» высказывается о будущем своего клуба. Но если говорить о судьбах двух провинившихся, то вовлеченность Семака вовсе не противопоставлена отстраненности Галицкого. Это просто два педагогических типа: материнский («отпустите уже его, он все осознал») и отцовский («ладно, отпустите его, я с ним дома поговорю»). И понятно, что «мама с папой» не могут не оказывать влияния на процесс, даже если кто-то из них демонстративно отказывается что-либо предпринимать.
«Давление на следствие и суд» — категория, которая в идеальном мире должна быть исключена. Но попробуйте объяснить это тем, кого лично коснулось. Кто принимает близко к сердцу. Давление на это следствие и на этот суд уже объективно создано. Вопрос уже давно не в том, нужно ли оно, а в том, присоединяться ли к нему в какой-то форме. Но посыл того, кто выбирает между заговорить и промолчать, один: по возможности помочь или как минимум не навредить.
Дело Кокорина и Мамаева
- «Все будет хорошо, пацаны. Мы с вами!» Миранчуки, Дзагоев, Смолов и еще 16 футболистов, поддержавших Кокорина и Мамаева
- «Что делали два месяца 18 следователей?» Адвокат — о продлении срока Кокорину и Мамаеву
- «У меня был на руках контракт с «МЮ». Хроника падения Мамаева
- «Он не ищет себе оправданий. Такое поведение неприемлемо». Отчим Кокорина извинился за сына
- Кокорин и Мамаев. Важные эпизоды десяти лет дружбы
- Раскадровка видео инцидентов с участием Кокорина и Мамаева. Сейчас записи изучают в полиции
- Брат Кокорина тоже ударил чиновника и первым побежал избивать водителя. Кто он такой?