«Я катаюсь не столько за себя, сколько за память о Денисе Тене». Большое интервью Сергея Воронова

Из этого интервью вы узнаете:

• Почему Воронов не принимал участие в чемпионате России
• С какими эмоциями он исполнял произвольную программу, поставленную погибшим Денисом Теном
• Как Сергей относится к расширению шкалы оценок в фигурном катании 
• Почему он дал бы две золотых медали одиночникам на чемпионате мира в Сайтаме
• За что Сергей благодарен своей семье и всем тренерам
• Какие ощущения от фигурного катания может заменить только полет в космос

Странно и нелепо произносить слово «ветеран» в отношении спортсмена, который соревнуется, прыгает четверные прыжки, выигрывает медали этапов Гран-при и отбирается в финал серии. Если даже ему 31 год. Поэтому Сергей Воронов — никакой не ветеран, а просто самый опытный среди всех ныне соревнующихся одиночников не только в России, но и в мире.

На своем первом чемпионате России он катался в компании Евгения Плющенко, Ильи Климкина и Сергея Добрина и стал шестым. В 2006 году — страшно подумать — оценки ставили еще по старой системе судейства.

Прошло 13 лет. В мужском одиночном катании сборной России поменялось все, кроме Воронова. Он же за это время дважды стал чемпионом России, серебряным и бронзовым призером чемпионата Европы, бронзовым медалистом финала и многократным призером этапов Гран-при.

В сезоне 2018/2019 Воронов добротно выступил в серии Гран-при, но не смог принять участие в чемпионате России из-за травмы. «Матч ТВ» встретился с  фигуристом в конце марта и поговорил о его планах на будущее, осмысленном понимании фигурного катания, жизненных ценностях и о том, почему от спорта и соревнований невозможно отказаться без последствий.

— Сергей, последний раз я ожидала увидеть вас на чемпионате России в Саранске. Но вы не вышли на тренировку, а позже появились новости о травме. Что тогда произошло?

— Начинаем не с самой приятной темы, конечно, но слов из песни не выкинешь. Первую половину сезона я провел удачно, насыщенно. У меня на руках были билеты в Саранск — я должен был улетать на чемпионат России вечером, в 23:00, — не со всей командой, а более поздним рейсом. На «Аэрофлот» билетов уже не было.

Утреннюю тренировку провел нормально, а вечером решил просто покататься. Пришел в зал размяться и неудачно приземлился с прыжка. У меня это колено периодически побаливает — последствия хронической травмы, за которой нужно следить. Но, видимо, на тот момент был такой перегруз, что организм банально не выдержал. Одно неудачное неловкое движение, и случился рецидив. Жалко, конечно. История не терпит сослагательного наклонения, но, наверное, я мог сказать свое слово в этом сезоне, не потерялся бы. С другой стороны, значит, так должно было быть. Время проходит, время лечит. Я смотрю вперед. Хочу еще кататься, и мне есть что сказать.

— Сейчас, получается, вы уже в порядке и тренируетесь?

— Да, абсолютно. Никакого криминала и не было, просто организму требовался перерыв в нагрузках, чтобы восстановиться. Теоретически можно было рвануться и попробовать выступить в Саранске, но такие травмы — кот в мешке. Результат мог быть печальным. Сейчас я тренируюсь, ставлю программы новые. Задумки и идеи есть. В будущее — следующий сезон — смотрю с оптимизмом и желанием кататься. Мне кажется, в моем статусе и в нынешних обстоятельствах желание и свежесть — самое важное.

— Что ощущает человек, который накануне национального отбора травмируется и фактически досрочно заканчивает сезон?

— Опустошение. Ты весь сезон идешь, идешь, а на решающем рубеже спотыкаешься. Чуть-чуть тебе не хватило. Дотянуться рукой уже, кажется, можно — и осечка. Разочарование. Все этапы пройдены, финал Гран-при преодолен, теперь можно выступить на домашнем турнире перед родной публикой, которая всегда меня очень тепло встречает. Я люблю выступать в России. Но не получилось. Слава богу, как-то я это пережил. Потребовалось время. Падать можно, и это часто бывает со спортсменами. Но главное — подниматься. Не на словах, а на деле.

— Вы бы согласились со мной, что умение подниматься — это прокачиваемый с возрастом психологический навык? Не врожденное качество.

— Это глубокий интересный вопрос. Я думаю, 50/50. Отчасти это качество или есть, или нет. А остальное является результатом пережитого опыта.

Например, вы любите свою работу? Значит, идете работать каждый день не из-под палки. Вот моя работа, или ее можно даже назвать образом жизни, — она нелегкая. Это только со стороны может казаться, что все просто и сладко. Нет, спорт — тяжелый труд, а спорт высоких достижений — адский труд и целый комплекс сопутствующих проблем, которые тебе нужно решать и существовать в них. Но если расчистить всю эту шелуху, останется главное. И это главное ты или любишь и получаешь от него кайф, либо для тебя оно лишь средство для приобретения каких-то других благ.

Я никогда бы не докатался до такого возраста, не прошел бы столько стартов, не пережил бы все, что пережил, если бы не любил сам процесс — кататься, прыгать. Если бы не любил весь этот механизм, начиная от изматывающих тренировок и заканчивая стрессовыми ситуациями на соревнованиях.

— Про новые программы вы готовы поговорить сейчас?

— Я всю свою карьеру был сторонником подхода сначала сделать и показать, а потом об этом говорить. Могу только сказать, что мне очень нравится музыка, которую мы выбрали. Теперь задача в воплощении ее в программу и в жизнь. Если все получится, тогда можно будет обсудить.

— Вы исполнили в этом сезоне на соревнованиях четверной риттбергер. Если я правильно понимаю его механику, это фактически прыжок с места — без толчка зубцом, без маха. Как можно с места выпрыгнуть так высоко в воздух и скрутить при этом четыре оборота? Какие должны быть физические качества человека?

— У каждого спортсмена есть удобные и любимые и неудобные нелюбимые прыжки. У меня риттбергер входит в первую категорию. Тройной всегда был мне удобен. В первую очередь поэтому я решил учить четверной риттбергер.

Я честно признаюсь себе в том, что есть прыжки, которые мне нелегко даются, и пытаться добавить к ним еще один оборот было бы нелогичным. Риттбергер — адекватная задача, она мне по силам.

Да, риттбергер исполняется без зубца, с дуги. Но там есть все-таки маховое движение левой ногой. Ты можешь себе помочь рывком наверх частью бедра. Для многих еще сложность в том, что риттбергер исполняется с хода назад. У меня это особого дискомфорта не вызывает.

— Чтобы сделать четверной риттбергер, нужна больше быстрая крутка или высота отталкивания?

— Для любого четверного крутка играет роль. Но меня больше бог наделил талантом высоко прыгать, тем и стараюсь брать. Кто еще сейчас прыгает четверной риттбергер, Юзуру Ханю только?

— Еще молодой итальянский мальчик Даниэль Грацль.

— Да, но он юный. Юные сегодня прыгают, а завтра — неизвестно. Если говорить о тех спортсменах, кто состоялся, — то только Ханю. Но даже у него риттбергер нестабильный. Коварный прыжок. Не зря он третий по сложности из всех четверных.

— Ваша произвольная программа этого сезона была поставлена Денисом Теном и получилась посвященной ему. Расскажите, как шла работа над ней, с какими мыслями исполняете ее на соревнованиях. (Денис Тен — бронзовый призер ОИ-2014, ставший жертвой нападения грабителей, трагически погибший в июле 2018 года. — «Матч ТВ»)

— Я был в тупике, в том смысле, что за короткий срок нужно было решить вопрос с постановкой произвольной программы. Связывался с разными известными хореографами — кто-то был занят, кто-то не очень хотел. Нужно было принять решение — или я все-таки нахожу хореографа и ставлю программу, или откладываю это дело на начало предсезонной подготовки. Мне не хотелось откладывать — там хватает работы по раскатыванию себя и набору формы. Этим лучше заниматься, когда новые программы у тебя в кармане.

Решение пришло спонтанно. Как-то утром я листал инстаграм*, увидел сториз Дениса, и в голове все сложилось. Я его давно знаю, мы хорошо общались, и он человек очень разносторонний и эрудированный не только в плане спорта, но и вообще по жизни. Просто приятный в общении.

Я написал ему прямо: «Денис, ты ставишь программы?» Он сказал, что нет. Спрашиваю: «А попробовать не хочешь?» — «Да, а кому?» Он удивился, что речь обо мне. Засомневался: «Я тебе не испорчу?» У меня была четкая уверенность, что нет, не испортит. Кто-кто, но только не он. Денис тогда готовился к шоу в Казахстане, но нашел в своем плотном графике время. Мы ставили программу в двух городах — Алма-Ате и Астане.

Честно говоря, это была, пожалуй, самая моя приятная в карьере работа над программой. Денису было интересно. Он вникал в процесс до мелочей. Скажу такую фразу, может, она покажется кому-то громкой. Говорят, что гениальные люди всегда в себе сомневаются. Денис — сомневался.

Незадолго до смерти он мне написал, спросил: «Серега, ты катаешь программу, все ли нравится? Или поменял на другую?» Ему было небезразлично. Мы немного не успели ее доработать, должны были встретиться летом. Увы, не успели.

Я со своей стороны принял принципиальное решение, чтобы этой программы не касалась ничья рука, кроме Дениса. Не знаю, верно или нет, но для меня это единственное правильное, честное решение. Просто уважение к человеку, которого не стало.

Катать эту программу для меня было огромной ответственностью. Начиная с открытых прокатов на Ходынке, я понимал, что катаюсь не столько за себя, сколько за память о Денисе. С критикой в свой адрес я как-нибудь справлюсь. Но его работу хотелось представить достойно. Чтобы о нем хорошо сказали. Он был не только спортсмен высочайшего уровня, но и профессиональный постановщик. Надеюсь, мне в большей степени это удалось.

Открыть видео

Хотя программа была, конечно, сложная. Прежде всего в моральном плане. Я вставал в стартовую позу, и на плечи падала огромная плита. Поддерживал себя лишь одной мыслью — я просто обязан кататься настолько сильно, насколько возможно. Отдать все, оставить себя на льду.

Я рад, что представил эту программу мировой общественности. И в Японии, и в Европе, и в Канаде, и в США. Надеюсь, что откуда-то сверху на меня смотрел Денис, и ему не было стыдно.

— Идею костюма вы обсуждали с Денисом тоже или она пришла уже после его смерти?

— Костюмы я всегда делаю со своей командой, и в любом творческом процессе есть споры, недопонимания. Только таким путем можно прийти к истине. Этот раз не стал исключением.

Мне костюм нравится. Я читал разные мнения, хорошие и не очень, но все же за мной решающее слово.

Денис мне очень четко объяснил программу — образ, суть. Он сделал хорошее сравнение: «Серега, Росомаха же бессмертный (музыка к программе — саундтрек к фильму «Логан». — «Матч ТВ»). И по меркам фигурного катания ты тоже вроде как бессмертный», — и он рассмеялся. Мы тогда сидели в центре Алма-Аты в кафе, не успев начать работать на льду, и я подумал, что Денис реально творческий чувак. Он видит и чувствует дальше, чем я, чем многие другие люди. И я очень благодарен судьбе, что не только встречался с ним на льду как с соперником, но и он мне передал частичку своего опыта.

— Готовясь к интервью, я смотрела протоколы соревнований, где вы выступали, вплоть до 2007–2008 года. Тогда катались Жубер, Ламбьель, Такахаши — фигуристы-легенды. В протоколах практически не было ГОЕ +3 и оценок за компоненты выше 9. Сейчас же первая шестерка мира и тройка Европы как минимум просто купаются в близких к максимуму оценках. Фигуристы сегодня реально настолько лучше или судьи перестали себя сдерживать?

— Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что действующему спортсмену не очень этично говорить о судействе. Только если делать это абстрактно.

Та плеяда была классной, факт. Но теперь стала больше градация оценок. Раньше +3 — потолок, нынче — средняя норма. Правильно ли это? Может быть. Мужчины делают больше четверных. Прогресс не стоит на месте. Появились такие феноменальные спортсмены, как Натан (Чен. — «Матч ТВ»). Он реально не такой как все. Необычный мальчик, очень талантливый.

К чему это приведет? Я не думаю, что таких, как Чен, будет много. Чен, Юзуру Ханю, Шома Уно уникальны — но их можно пересчитать по пальцам одной руки. И вполне понятно, почему их оценки так высоки.

Если они делают прыжки даже не очень хорошо, их все равно будут оценивать чуть лучше, чем других. Им в плюс пойдет даже прыжок с борьбой, как раз за борьбу. Это такая поправка на гениальность, если хотите. Оправдано ли это? Мы знаем, что даже экстраординарные фигуристы могут ошибаться. Так значит, когда они катаются чисто, каждую свою оценку они заслуживают.

Я не думаю, что в ИСУ сидят глупые люди. И со стороны судить всегда легче. Они принимают решения путем обсуждений, пытаются найти тот путь, который будет на пользу фигурному катанию.

Ошибаться могут все, даже президенты и академики. Чтобы признать ошибку, должно пройти какое-то время. Что именно, регресс или прогресс, станет следствием расширения шкалы оценок, выяснится чуть позже. ИСУ наверняка исходит из лучших побуждений, стремится развивать наш вид спорта.

— Кто произвел на вас наибольшее впечатление на чемпионате мира?

— Самое сильное — безусловно, Натан Чен и Юзуру Ханю. Я бы дал за произвольную две золотых медали. Ханю так не катался даже на Олимпиаде. Настолько четко, с таким вызовом себе и всему сообществу: «Да, я ошибся, но я буду бороться за свое место». Все это было в его взгляде. У меня мурашки бегали, когда он катался.

И не менее крут был Натан. Он видел часть проката Ханю, ждал, пока лед очистят от игрушек. Его так разозлило это. Вышел как настоящий мужик и продемонстрировал, чего стоит.

Натан очень скромный парень, хотя он как раз имел полное право показать так после проката (Сергей поднимает вверх указательный палец) — что он номер один. Это было бы совершенно заслуженно и без показухи. Настолько легко, технично, точно он все сделал.

Не надо забывать, кто его тренер. Я очень рад за Рафаэля Владимировича, что у него появился ученик, способный выиграть абсолютно все.

— Мне показалось, что Арутюнян радовался победе даже больше, чем Натан.

— В свое время Рафаэля Владимировича, когда он тренировал в России, очень притесняли. Ему не давали ход. Теперь многое поменялось, стало более открыто и демократично. Но все равно условия работы в США ему, вероятно, подходят больше.

Он же доказал, что фантастический тренер.

— Вы ведь много лет тренировались под его началом. Каким он вам запомнился в работе?

— Тут все просто, можно одним словом сказать — фанатичным. По-другому не надо и неинтересно. Нужно либо тащиться от своей работы и любить ее до потери пульса, либо поискать что-то другое.

— В одном из интервью вы говорили, что с 10 лет родители отпускали вас одного в Сокольники на каток. Это был 1997 год примерно. Разгар 90-х, небезопасный город — какой у вас был маршрут, случались ли опасные ситуации?

— Моя дорога занимала примерно полтора часа от Отрадного до Сокольников. Можно было ехать только на метро, но я всегда любил наземный транспорт и старался часть маршрута проезжать на автобусе или маршрутке. Сейчас я это вспоминаю с ностальгией. Меня захватывал адреналин — я был один в большом городе! Даже не подозревал, что меня могут подстерегать какие-то опасности. От серьезных вещей судьба уберегла. Я по дороге уроки делал, читал, писал задания по литературе. Это было счастливое время, несмотря на все трудности.

— Есть ли какой-то каток в Москве, где вы себя чувствуете как дома?

— Я давно там не был, но мой дом на всю жизнь — дворец спорта «Сокольники». Сейчас там ведется тендер, если я не ошибаюсь. Его планируют не то снести, не то реконструировать.

Если я приезжаю туда и оказываюсь на льду, то это просто до слез, честно говоря. Вроде бы столько времени прошло, а я до сих пор помню запах детства, раздевалок. Там были ларьки такие, где продавали вкусные плюшки с сахаром. Эти воспоминания возвращают меня в отчасти счастливое и беззаботное, отчасти тяжелое время. Я не из какой-то суперобеспеченной семьи. У меня все было, но я понимал, что мама и бабушка мне отдают последнее. Отца не стало, когда мне было 2 года.

Я рад, что хотя бы немного смог окупить усилия семьи даже не в плане денег, а в плане затрат труда, времени и сил. За деньги счастье все равно не купишь, оно в ином измеряется.

— Мне кажется, такое ответственное отношение к своей карьере является некоторой приметой времени для спортсменов, рожденных в 80-е. Для тех, кто развивался в спорте в период неопределенности и безденежья 90-х. За именами далеко ходить не надо — Плющенко, Ягудин, Тотьмянина, Слуцкая и многие другие.

— Моя бабушка говорила так: талант должен расти голодным. Я очень хорошо понимаю, что она имела в виду. Речь не о буквальном физическом голоде, а о том, что находясь в нетепличных условиях, человек будет стремиться к большему и лучшему. По крайней мере, в России это именно так работает. В Америке или Японии другой менталитет и другие законы жизни.

Наверняка есть единицы спортсменов, опровергающих этот постулат. Но они исключения, не правило. Не благодаря, а вопреки.

— Большинство родителей юных фигуристов сейчас придерживаются правила, что без подкаток не получится добиться успеха, выйти на серьезный уровень. Как в 90-е обстояли дела с подкатками?

— Тогда они тоже были, правда, в чуть меньшем объеме. Я даже ходил иногда, если родители могли оплатить. Что касается того, можно ли обойтись без них, все зависит от условий в группе, от тренера, от желания ребенка, от его данных, которые тоже нельзя не учитывать. Это очень многофакторная модель. Если паззл собирается воедино, тогда да, все получится независимо от наличия подкаток. А если все время что-то выпадает, то дело не в подкатках, скорее всего. Может не хватать желания, трудолюбия. Вообще дети редко бывают трудолюбивы, их этому приходится учить. В довольно зрелом возрасте работать через не могу меня научил тренер. Я ей за это реально благодарен. Она меня подтолкнула к тому результату, к которому я никак не мог прийти, хотя топтался рядом.

У меня было много тренеров. И далеко не всегда люди расстаются, потому что кто-то из них плохой. Причин может быть множество. Все мои наставники были отличными специалистами, каждый вложил в меня то, что мог и умел, и, мне кажется, в этом моя сила. Каких только подходов к работе я не видел за свою карьеру. Иногда можно посмотреть на льду на человека минуту, и сразу видишь, у кого он тренировался. Опытный глаз это считывает.

— Какая из сфер, связанных с фигурным катанием, вам ближе — тренерство, шоу, административная работа? Директором катка, может, хотели бы стать?

— (Смеется.) Все у нас обычно хотят быть директорами, президентами и начальниками. В основном потому, что это власть и деньги.

Если же говорить серьезно, то директор катка — ответственная работа. Нужно выстроить весь механизм — подобрать команду, самому разбираться во многих вещах. Вести переговоры с администрацией города, договариваться о каких-то мероприятиях. Нужно иметь управленческие качества. Ты не можешь просто прийти с улицы и стать директором катка.

В шоу покататься всегда интересно. Я недавно выступал у Ильи Авербуха. Зрители, атмосфера — приятно. Но соревнования дают такой адреналин, какой ничем заменить нельзя. На шоу ты тоже чувствуешь публику, обмениваешься с ней энергией, получаешь позитивные эмоции. А соревнования… это какой-то наркотик.

— Один фигурист говорил мне, что спортсменов можно назвать адреналиновыми наркоманами. Невозможно представить себе обычного человека, который добровольно подвергает тело огромным нагрузкам, а потом еще психологическому тяжелому стрессу, каким всегда являются серьезные соревнования.

— Абсолютно. На старте с психологической точки зрения у тебя измененное сознание. В обычной жизни ты можешь быть любой — спокойный, расслабленный, серьезный, — но в здравом рассудке. А на соревнованиях входишь в такую пограничную зону. Тем, кем ты был эти 3-4 минуты на льду во время проката, ты не будешь уже даже в кисс-энд-край. Там совсем другие гормоны начинают работать.

Что может сравниться с нахождением в этой пограничной зоне? Не знаю, наверное, полет в космос, управление огромным «Боингом» в качестве командира корабля, профессия военного летчика. Что-то, связанное с постоянным риском.

— Я с некоторым страхом и задумчивостью размышляю о том, чем смогу это заменить, когда уйду из спорта. Лазать по скалам, прыгать с парашютом? Может быть. Но ты все равно постоянно ищешь, как наркоман — дозу, что-то, что даст тебе такую же комбинацию гормонов и ощущение себя, как на соревнованиях.

Если оставить это как есть и не пытаться найти замену, станешь раздражительным, вспыльчивым.

— Интересно получается. Обычно человек, наоборот, стремится к тому, чтобы избегать боли, стресса, неудобств. А спортсмены создают себе экстремальные условия для здоровья и психики на постоянной основе.

— …И когда ты справляешься с этими условиями, это самая большая награда. Медали и призовые — лишь следствие. Первично именно удовлетворение от того, что ты сделал, сдюжил, смог.

— Был ли кто-то в спорте за все это время, кто особенно поразил вас своей волей, упорством и неприятием боли?

— Таких примеров огромное количество. На Олимпиаде каждый третий медальный случай — героизм.

Вот хоть Алена Савченко. Это же только снять шляпу можно. Какое должно быть терпение и вера в себя, в нового партнера, в команду, чтобы пройти такой путь.

Евгений Плющенко — чем не пример стойкости. Елена Исинбаева, Усэйн Болт. Криштиану Роналду, наконец. Какой бы ни был португалец распиаренный, он прежде всего пашет на тренировках как проклятый. Какое там место Роналду занимает в списке богатейших людей на земле? Он мог бы вообще ничего не делать уже давно, у него все есть. Но он не просто формально остается в спорте, а продолжает вкалывать.

Как говорила одна тренер, уже сегодня мною упоминавшаяся: как потопаешь, так и полопаешь. Смешная фраза, но она отражает действительность в спорте.

— Воспоминания о какой программе заставляют ваше сердце биться чаще?

— Их так много, сложно выбрать. С каждой программой ты живешь целый сезон, потом отпускаешь. Наверное, самая яркая, но тяжелая — произвольная этого сезона. Не она сама по себе, а трагедия, которая за ней стоит.

— Я бы из всех ваших программ особенно выделила Muse — Exogenesis.

— Был такой фигурист Адьян Питкеев. Ему Александр Жулин поставил программу под эту музыку. Помню, когда услышал ее, понял — она меня просто на молекулы разлагает, и я безумно хочу ее скатать. Очень крутое ощущение, когда от музыки у тебя вырастают крылья. С Muse так и было.

Открыть видео

Музыка в принципе одна из величайших вещей, придуманных человечеством, но для меня она играет особую роль, я вообще по возможности в тишине не катаюсь.

— В предванкуверские времена (перед Олимпиадой-2010. — «Матч ТВ»), еще когда вы катались в Питере, вы говорили, что Канада кажется идеальным местом для тренировок и жизни. Сейчас бы так же ответили?

— (Смеется.) Нет, конечно. Мне было тогда чуть больше двадцати лет, и мне просто нравилось все североамериканское, начиная от «Старбакса» и заканчивая образом жизни.

Канада — отличная страна, там приятно побывать и даже пожить пару месяцев — здорово. Но мне больше нравится в Москве. Весь этот суматошный хаос, скопление людей. Условия для тренировок в Москве сегодня прекрасные, да и в Питере вроде тоже. Мне нравится и Ванкувер, и Торонто, но жить я хотел бы в своей стране. Я вообще горд тем, что удостоен чести представлять Россию на международном уровне. Наша страна — носитель великих спортивных традиций.

— О чем мечтаете?

— (После паузы.) Про спорт говорить банально. Если бы мне было 15 лет, сказал бы — хочу стать олимпийским чемпионом. Однако свои спортивные желания сейчас я оставлю при себе.

Если говорить о жизни, мне так нравится то, чем я занимаюсь и как живу, что о большем не мечтается. Хотя в последнее время появилось сильное желание научиться кататься на мотоцикле. Все близкие против категорически, а я так хочу! Может быть, потому что давно не соревновался, скучаю по сильным ощущениям. Еще хотелось бы полетать на боевом истребителе. Рисково и несбыточно, но пусть будет.

Читайте также:

• Чистое золото: детальный разбор пути Алины Загитовой к победе на чемпионате мира
• Тутберидзе пришла к Познеру. А ее ученица сделала тройной аксель, как и было обещано
• «Это как настроить скрипку Страдивари». Интервью с тренерами лучшей команды России по синхронному катанию
• Нейтан Чен — чемпион, студент, красавчик. История американского вундеркинда

* Соцсеть, признанная в России экстремистской