«Потратил два миллиона. Хочу разжечь огонь в детях, чтобы у них были цели в жизни». Как исправить в стране ситуацию с велоспортом

«Потратил два миллиона. Хочу разжечь огонь в детях, чтобы у них были цели в жизни». Как исправить в стране ситуацию с велоспортом
Ильнур Закарин / Фото: © Tim de Waele / Staff / Velo / Getty Images Sport / Gettyimages.ru
Ильнур Закарин — про сезон, дальнейшую карьеру и детские сборы, которые велогонщик профинансировал частично из своего кармана.

Ильнур Закарин в этом сезоне сменил команду, оказавшись в российской «Газпром-Русвело», и, таким образом, перешел из высшего эшелона профессионального велоспорта в первый. Это моментально отразилось на количестве гонок в исполнении Ильнура, которые российские болельщики могли смотреть, — транслируют все же в основном крупные старты, куда команда Закарина просто так заявиться не может — ей нужно приглашение от организаторов.

Олимпиада сложилась для Ильнура не лучшим образом — он должен был ехать только групповую гонку, но финишировать в ней не смог, сошел. На чемпионате мира не стартовал, завершил сезон почти сразу после ОИ. Все это немного озадачило, а когда в конце сентября Ильнур объявил о проведении сборов для детей из малоимущих семей на Кипре, вопросов появилось еще больше, и прежде всего — что дальше с карьерой.

«Сезон получился суперпровальным»

— Сезон завершили очень рано, последней гонкой стал «Тур Польши» в августе, предыдущие годы гонялись до октября. В чем причина?

— Сезон как-то не складывался, были травмы, поэтому мне дали время перезагрузиться, чтобы я завершил сезон пораньше и начал подготовку к следующему тоже пораньше.

— В этом году у вас всего 45 гоночных дней, общий объем гонок составил 7140 километров. По сравнению с 2016–2018 годами, когда общий километраж составлял порядка 10-12 тысяч, тоже немного. Это стало исключительно следствием раннего завершения или были другие причины?

— Именно из-за раннего завершения. Вообще, если оценивать этот сезон, то могу сказать, что он был суперпровальный. Нигде не получилось показать результаты, да, были места в десятке в общем зачете многодневок, но это не то, что я хотел.

— Гонок не хватило?

— Перед началом этого сезона мы обсуждали мой календарь, гонки, которые я должен ехать. Но на некоторые из них нашу команду просто не пригласили. Это повлияло на график подготовки.

— То, что не получается ехать гонки Про-тура, сильно мешает?

— Мешает. Я провел много временил в командах Про-тура, где план на то, через какие гонки подводиться к основным стартам, всегда выполнялся четко. А сейчас для участия в гонках Про-тура нам надо получить приглашение. И даже если мы его получаем, то сложно бороться с командами высшего эшелона, готовясь через гонки уровнем ниже. Там другая конкуренция, скорости, усилия, и сложно после этого стартовать в высшей лиге велоспорта.

— Коронавирус вас зацепил?

— Я не болел, как-то все это меня обошло. В мае сделал вакцинацию на Кипре европейской вакциной. Ничего не почувствовал, все прошло нормально.

— Упомянули травмы в этом году. О чем именно речь?

— На многодневке «Тиррено-Адриатико» упал и, несмотря на небольшую скорость в тот момент, ушиб бедро, которое затем меня какое-то время тревожило. После этого все как-то не заладилось. Сразу после «Тиррено-Адриатико» поехал «Вуэльту Каталони», но даже не смог ее доехать, сошел именно из-за бедра. Состояние улучшилось только где-то к маю.

— И тем не менее в июне на чемпионате России, куда ваша команда «Газпром-Русвело» заявилась полным составом, не удалось выиграть групповую гонку. Почему?

— Я не был назначенным лидером команды, мы смотрели на ситуацию по ходу гонки, решали уже исходя из того, как она развивалась. И когда Артем Ныч добавил, мы просто не смогли ответить. Никаких договоренностей о том, что меня должны везти на победу, не было.

«На Олимпиаду прилетел очень поздно, и меня именно в день групповой гонки накрыла акклиматизация. Это моя вина»

— В Токио на Олимпиаде вообще сошли. Что там случилось? Были заявления, что техничка не смогла передать питание.

— Нет-нет. Зная, какие ситуации бывают на гонках, я взял с собой достаточно еды, и то, что не довезли питание, на меня вообще никак не повлияло. К Токио я подводился через гонку на Сардинии, и хотя она мне совсем не подходит, чувствовал я себя нормально, атаковал, и команда была настроена хорошо. На Олимпиаду прилетел очень поздно, за полтора дня до старта, и меня именно в день групповой гонки накрыла акклиматизация. Это моя вина, я уже извинялся за это. Было жестко, да. Я сошел. Слабость началась еще на пригорках до основных подъемов, я смотрел на пульс, он был 180-190 ударов, а мы еще даже до гор не доехали.

— Поздний приезд на Игры был сознательным выбором?

— Мы обсудили этот момент со спортивным директором команды и с доктором. Решили, что за полтора дня я еще не успею попасть в акклиматизационную «яму», проеду гонку и вернусь домой. Можно было приехать и за десять дней, но получилось как получилось.

Ранее в карьере у меня были гонки в Китае и Аргентине, я прилетал в Рио в надежде стартовать на ОИ-2016 и, исходя из этого опыта дальних перелетов с заметной сменой часовых поясов, думал, что успею проскочить.

— Может быть, уже возраст сказывается?

— Не хотелось бы в это верить, но возможно и такое.

— Продолжая о возрасте — недавно объявил о завершении карьеры Вячеслав Кузнецов, вы сверстники. Ваше поколение уже начинает уходить, нет ощущения, что ваши лучшие годы позади?

— Я все это, конечно, понимаю, но хотелось бы завершить карьеру с достойным результатом. У нас и сорокалетние выигрывают, а мне до них еще восемь лет, хотя, конечно, я не собираюсь столько гоняться. Но следующие год-два я постараюсь выжать из себя все, чтобы потом уже не было мыслей, что последние сезоны я проехал без нужной мотивации. Если беру еще год-два на профессиональную карьеру, то проеду их с азартом и полной самоотдачей. Потому что если завершить карьеру, выступая без серьезных амбиций, то это потом будет тебя долго преследовать.

— Давиде Ребеллин, который продолжает гоняться в 50 лет, примером не стал?

— Да, он гоняется, но я бы так не хотел, отдавать себя до конца жизни велоспорту. У него в последние годы уже нет результатов, и кататься просто для чего-то я бы, наверное, не смог. И не смогу.

«Кайфую от того, что вижу. Устаю адски, но мне нравится то, что я делаю»

— И тем не менее сейчас, после провального, как вы сами сказали, сезона, вы, вместо того чтобы отдыхать и восстанавливаться, проводите кэмп на Кипре для детей. Для чего и зачем?

— Началось все с того, что я в инстаграме* спросил, почему в России не делают качественные карбоновые рамы для велосипедов. Началось обсуждение, и пришли к тому, что в России нет культуры велоспорта, непонятно, кому это все продавать, нет спроса. Это было полгода назад, и затем у меня зародилась идея попробовать организовать такой кэмп в межсезонье, когда у меня еще довольно-таки спокойные тренировки.

Мы собрали детей из десяти регионов, все из малообеспеченных семей. Я оплатил перелет, массаж, йогу, потратил порядка двух миллионов рублей собственных средств. Это помимо спонсорской помощи.

— Зачем?

— Я не ставлю задачу развить велоспорт в России или вырастить чемпионов, но хочу разжечь огонь в этих десяти детях, чтобы у них были цели в жизни, чтобы они захотели, приехав домой, начать что-то делать. Мы приглашаем на кэмп гостей, которые смогут, рассказывая свои истории, их мотивировать, я езжу с ними на тренировки, мы показываем, как устроен профессиональный спорт. И сейчас, смотря на детей после пяти дней кэмпа, я реально кайфую от того, что вижу. Устаю адски, но мне нравится то, что я делаю.

— Хорошо, вы за неделю показали им «как надо». Но они вернутся в Россию и увидят «как есть». Окунутся обратно в российские реалии.

— Да, я понимаю, что дети вернутся, допустим, в общежитие, где живут с родителями. Но я хотел показать им, какой может быть жизнь, к чему нужно стремиться. И я очень надеюсь, что они захотят как можно скорее вернуться к этим условиям. Если бы они их не увидели, то не знали бы даже, что это такое. Я решил показать им это все, чтобы придать смысл их тренировкам, развитию карьеры.

— Как проходил отбор детей на этот кэмп?

— Я много думал, как все это организовать, было много вариантов, например, провести какие-то соревнования. Но это все нереально тяжело, и не смогу я так найти детей, которые действительно будут из малообеспеченных семей. Поэтому пошли другим путем: у нас в «Газпром-Русвело» двадцать гонщиков, все из разных регионов, и я попросил десятерых из них, чтобы те поговорили со своими первыми тренерами, работающими с детьми, знающими, кто как едет, у кого какая ситуация в семье, и подобрали мне по одной семье из каждого региона для этих сборов.

В результате мне прислали номера телефонов, я связался с родителями, поговорил — и вот, они здесь.

— Ильнур, у нас в Про-туре едут два человека, на «Тур де Франс» в этом году не было ни одного российского гонщика, вам не кажется, что наш шоссейный велоспорт деградирует?

— Вы спрашиваете меня, как будто я министр спорта России и должен отвечать на такие вопросы. Я — спортсмен, и почему так происходит, честно — не знаю. Ну, почему? Я делаю свою работу, а за кадры и организацию велоспорта в России отвечают другие люди.

Но то, чем я сейчас занимаюсь, этот детский кэмп, надеюсь, станет каким-то небольшим толчком к исправлению ситуации, развитию велоспорта, приходу детей в секции. В дальнейшем я собираюсь проводить такие сборы раз в квартал. Я не могу ответить за то, что произошло с велоспортом в России, но хочу как-то это исправить.

— Если вкладывать по два миллиона раз в квартал, то получится восемь за год. Готовы тратить такие деньги из своего кармана?

— Стоимость кэмпа гораздо больше, просто я именно своих потратил два миллиона. Сейчас переговорил с некоторыми компаниями, которые готовы вкладывать средства в эти сборы, и я готов развивать все с их помощью.

— Не думаете, что в итоге это может вылиться в создание юниорской команды, например?

— Хотелось бы, конечно, так думать, но в данный момент я просто хочу проводить эти сборы и видеть эмоции детей, а что в итоге получится — я не знаю. Команда, еще что-то — будет видно. И даже если ничего не получится, я все равно рад, что вывез этих детей, и видеть их эмоции — уже счастье.

Другие материалы автора:

* Соцсеть, признанная в России экстремистской