Иван Игнатьев покидает «Рубин» и уходит в аренду в «Крылья Советов». Пока о трансфере не было объявлено официально, форварду еще нужно пройти медобследование, но принципиальные договоренности об аренде достигнуты, о ней сообщат до 28 января.
В непростой момент Игнатьев согласился дать большое интервью «Матч ТВ», в котором откровенно рассказал:
- О разногласиях с «Краснодаром»
- О проблемах в «Рубине»
- Об образе плохого мальчика
- О произошедшем в красноярском ночном клубе
- О посещении психолога
- О смерти мамы
- О мыслях стать тренером или агентом
- Об отношении к лимиту и многом другом
— Видел, ты играл за «Рубин» в товарищеском матче против «Факела» в четверг.
— Это была скорее вынужденная история. «Рубин» только начал сборы, нужно распределять игровое время между футболистами. Просто другого варианта не было, народу не хватает. Многие пропускают этот сбор из-за большой нагрузки в первой части сезона.
— В чем была сложность твоей ситуации в Казани? Не мог найти вариант с арендой?
— Искал аренду довольно давно — это так. Мне нужно двигаться дальше, потому что в «Рубине» в какой-то момент я остановился. Сложность была в том, чтобы найти оптимальный вариант: и для меня, и для «Рубина».
— Почему сорвалась аренда в «Урал» летом?
— Мы говорили с Григорием Ивановым, я был готов, но на уровне руководства переговоров не сложилось.
— С «Зюльте-Варегемом»?
— Тогда вообще не знал об этом варианте, но потом мне прислали бумагу с конкретным предложением. Видимо, в тот момент меня еще не хотели никуда отдавать, а когда желание появилось, то стало поздно, бельгийцы нашли другого футболиста. С Европой всегда так: либо сейчас, либо нет. Они не ждут месяцами.
Рад, что все решилось и я наконец-то буду играть в ближайшее время.
— Ты не был готов на ФНЛ?
— Рассматривали варианты только в РПЛ. Знаю свои способности: я — хороший футболист. Но футбол непредсказуемый: сегодня ты на коне, завтра — под конем. Нужно работать и доказывать.
— У тебя контракт с «Рубином» до 2024 года. Очевидно, что надо было идти на компромисс по зарплате. Был готов к нему?
— Необходим был особый вид компромисса, чтобы все стороны были заинтересованы — и я, и клуб. Конечно, изначально был готов к понижению зарплаты, но существовала точка, ниже которой я не хотел опуститься, не хотел себя недооценивать. Условно, идти на понижение в 3 раза я не хотел.
Любой разумный человек, кто бы там что ни говорил, отказался бы от такого сокращения. Мы ведь думаем о своем будущем, у меня есть семья, племянники. Только я могу их обеспечить, дать шанс в жизни. Обычные трудяги в среднем городе, им нужна моя помощь.
— Что скажешь о работе со Слуцким?
— Он добился высоких результатов в нашем чемпионате. Хороший тренер, но такой же человек, как и любой другой — с плюсами и минусами. Во многих аспектах мы с ним не сходимся. И футбольных, и человеческих. Так бывает, особенно в футболе. Абсолютно нормальная история.
— Со стороны казалось, что Слуцкий и Яровинский постоянно поддерживали тебя.
— Было бы странно, если бы люди из одной структуры поливали друг друга, да и вообще выражали публичное недовольство. Это было бы неправильно и с профессиональной точки зрения. Недопонимание внутри коллектива везде могут быть, однако это не должно уходить во вне. Почти никто не знает, что на самом деле происходит внутри команд, так устроен футбол. И это правильно.
— Ты мог открыто выразить несогласие с тренером?
— Никогда открыто не предъявлял ему претензии, но в рамках личных бесед мог выразить мнение. Он развернуто отвечал. В этом плане ему в России мало равных. Может минут 20 подробно рассказывать, еще и подкалывать в процессе.
На самом деле очевидно, что я полностью потерялся в футболе «Рубина». Меня просто нет. Не знаю, тактика это или что-то еще. В своей голове, когда я переезжал в Казань, представлял все совершенно по-другому. Это полезный опыт для меня и понимание, каким разным может быть футбол. Не всегда наши ожидания совпадают с реальностью.
— Почему вообще решил перейти в «Рубин»?
— Из-за Слуцкого. Хотел поработать с тренером, который выигрывал трофеи. Рассчитывал, что он даст мне толчок вверх. Все сложилось тогда еще и потому, что он был сильно заинтересован во мне — это всегда важно.
— Слышал, что «Краснодар» не рассчитывал на тебя и решил продать. То есть трансфер в «Рубин» — не твоя инициатива. Это так?
— Да, я тогда не понял их позицию, почему так произошло. Были разногласия по новому контракту, но мы их урегулировали. Вскоре после этого клуб решил меня продать. Не стал препятствовать, настаивать, что хочу остаться, но я действительно не хотел уходить. Но не мог же сказать: «Как так? Оставьте меня». Неудобно такое говорить, да и все равно ни на что бы не повлияло. «Если вы так хотите, хорошо».
— Есть догадки, с чего вдруг такая резкая перемена? Хотели продлить контракт, продлили и тут же выставили на трансфер.
— Думаю, сыграл мой образ плохого мальчика, который формировался еще с академии. Переживали, что буду нарушать дисциплину и негативно влиять на имидж клуба. Не знаю, что-то щелкнуло, и они решили, что меня лучше продать.
— Не считаешь себя плохим мальчиком?
— Самое главное не то, что говорят, а то, о чем молчат. Да, попадаю в истории, но это не отражает всей картины и не говорит обо мне как о человеке, спортсмене. Может быть, кто-то меня сильно не любит, но мой образ из медиа — это вообще не я.
Поверьте, это сплошь и рядом везде. Все отдыхают, это нормально. Все люди. На тренировках всегда выкладываюсь на 100%, ни одной не пропустил без уважительной причины. Никогда ко мне не было претензий в этом плане ни от кого. Но мне создали образ в интернете, который поддерживается. Может быть, кому-то это удобно?
Правда, я не понимаю кому. Я никому не делал ничего плохого.
— Ты тепло относишься к Мураду Мусаеву?
— Мы списывались в пятницу, общались. Никаких вопросов к нему, хотя еще со времен академии у нас было куча историй. Никогда не скрывал, что у меня сложный характер, но он добрый и искренний человек. Однажды я забыл про командный ужин и пошел по своим делам. Он ждал меня все это время, потом жестко отчитывал. Но у нас всегда было человеческое общение, я знал, что выйду и отдам все за него на поле.
— Не расстроился из-за слов Галицкого? В сентябре он сказал, что ты не игрок основы для клубов из топ-5.
— Нет. Человек, который столько вложил в развитие нашего футбола и страны, имеет право на любое мнение. Максимальное уважение к нему.
Сергей Николаевич — очень эмоциональный человек, он может и поменять позицию. Людям на такой высоте это свойственно из-за большой ответственности. Многое слышал в свой адрес, это абсолютно нормальная история.
— Агент Денис Лахтер очень жестко по тебе высказывался. Говорил, что ты кинул его: отказался встречаться и обсуждать переход в Серию А.
— Там вообще все было не так, как он рассказал. У меня были агенты на тот момент, поэтому очевидно, что неправильно видеться с ним. Сказал ему, что у меня тренировка или мероприятие с Adidas, я точно не помню. Но я ему вежливо написал, объяснил, что не могу.
Он зачем-то прилетел. Окей, но почему я должен с ним встречаться? Никаких обещаний и договоренностей между нами не было. Вариант из Серии А? Таких людей, которые рассказывают про варианты в Европе, — миллион. Каждый день всплывают и сейчас, говорят о ничем не подкрепленных вариантах.
— Ты хочешь рассказать свою версию произошедшего в клубе в Красноярске?
— Могу сделать это пошагово. Мы приехали с друзьями в ночь с 5 на 6 января отметить мой день рождения. Сняли отдельную комнату, сидели в своем зале, никого не трогали. В один момент мы пошли в туалет и по пути мой друг решил взять коктейль у барной стойки. Мы минут 20 стояли, пока бармен делал вид, что не замечает его. Мой друг свистнул ему, чтобы обратить не себя внимание. Бармен подошел, налил ему и все. Через две минуты ко мне подошли охранники и сказали, что я послал бармена.
— Ты этого не делал?
— Я вообще ничего не делал, просто стоял рядом. Охранники начали брать меня за руки и выводить. Я говорю: «Ребята, зачем? Сам могу выйти, если у вас претензии». Они вывели меня в холл. Повторяю им: «Я ничего не сделал. Позовите бармена, он вам подтвердит, разберемся». Они сбегали дважды туда-обратно и на третий раз разрешили нам вернуться. Наш вечер продолжился, мы так же спокойно отдыхали в своей комнате.
— Провокация, чтобы снять видео?
— Просто рассказываю, как было на самом деле. Но я был в шоке наутро. Меня поздравляли друзья с праздником и кидали ссылки на новости. Что за бред? Я обалдел.
— Ты был сильно пьян? Мог забыть о том, что нахамил кому-то?
— Нет. Я никогда сильно не напивался. И агрессия — это вообще не про меня.
— Самое дикое, что тебе прилетело в директ.
— Хотел бы отметить, что очень многие меня поддержали. Вот везде пишут, что я был пьяным. Но никто не может этого утверждать, нет ни одного видео, которое бы позволяло делать такие выводы. Какое право вы имеете на это? Разве это правильно?
— Тебя узнавали в клубе?
— Конечно, подходили, здоровались.
— Отметил день рождения хоть нормально?
— Да, и не считаю, что не имею на это право. Если честно, то даже и не сильно парился. Ну сколько можно уже? Конечно, неприятна вся эта волна в новостях и негатив от некоторых людей, но что я могут сделать с этим?
— Тут — окей, все понятно. Но сторис с бутылкой пива ты сам выставил. Согласен, что это неправильно?
— Никогда не спорил, что неправильно транслировать подобное в инстаграм* и выставлять напоказ. Но я не вижу ничего криминального в том, чтобы расслабиться в отпуске с друзьями. Мы по полгода как в интернате. Соблюдаем режим, просыпаемся в одно время, едем на тренировку, летим на игру — и так по кругу. Два раза за год мы имеем право расслабиться. А то, что я выложил это в инстаграм* — 100% неправильно.
— К такому негативу можно привыкнуть?
— Первое время мне было очень тяжело. Меня закидывали статьями, очень сильно переживал. Много думал о том, такой ли я плохой на самом деле, замыкался. Но постепенно осознал, что не следует так остро на это реагировать.
Если четко понимаю, что я не такой человек, каким меня пытаются выставить, то зачем я должен из-за этого переживать? Постепенно стало легче. Близкий человек никогда не скажет про меня плохого. Никогда не делал никому ничего плохого. Да, я своеобразный, но точно не плохой.
— Ты хотел пойти к психологу. Дошел?
— Сходил на одно занятие и понял, что она говорит те же вещи, которые и сам понимаю. Нормально себя чувствую.
— В марте у тебя умерла мама. Как ты это пережил?
— Очень тяжело. Представляешь, самый близкий человек в жизни внезапно уходит навсегда. Позвонила сестра и сообщила, это шок: в моменте как будто переносишься в другой мир. В секунду осознаешь, что больше не будет голосовых сообщений, звонков и переживаний.
Мама очень переживала из-за всех этих новостей, они читала вместе с бабушкой все это в том числе в инстаграме*. Приходилось разговаривать, успокаивать, хотя многих моментов все равно не объяснишь. Вот эти все провокации, ложь от СМИ. Чувствовал, что близкие переживают в три раза сильнее меня.
— Она очень многое значила для тебя?
— Поддерживала во всех ситуациях. Всегда. И очень любила. Больше всего расстраивает, что она не смогла в полной мере оценить мои главные достижения, а таковые еще впереди. Уверен в этом, как и в том, что она оберегает меня сверху, помогает. Жаль, что не смог ей многое сказать и показать в мире, но у меня остались племянницы, племянник.
— Слышал, что ты не хотел уезжать из Ачинска в Краснодар и Москву (звали «Чертаново» и ЦСКА), чтобы не оставлять маму одну.
— В раннем возрасте — да. Она и сама не понимала, как можно отпустить ребенка в другой город, в какой-то интернат. Папа умер, когда мне было 6, поэтому решиться было непросто. Долго откладывали, но в итоге мой первый тренер Владимир Николаевич Тетерин убедил, что надо цепляться за шанс.
— Что случилось с мамой?
— Оторвался тромб. Ситуация, которую вообще не предвидишь. Просто оторвался тромб. Много нервничала.
— Ты можешь назвать свое детство счастливым?
— Двоякое ощущение. Тяжело категорично сказать, что оно было счастливым или несчастным, но по итогу все вышло хорошо. Очень люблю футбол, он дал и продолжает давать мне кучу положительных эмоций.
Знаешь, академия «Краснодара» после Ачинска — это возможности, но там у меня не было детства. Условно, уже не мог попрыгать с гаражей.
— До 13 лет не напрыгался?
— Даже руки ломал, но этот период у обычных детей длится гораздо дольше.
— Много времени проводил во дворе?
— Каждый день. Играли в футбол, ходили в сады воровать ягоды — как тогда говорили, «харьковать». В нас часто стреляли солью, а тот, кто подобрее, просто выходил и сам предлагал ягодку.
В футбол мы играли с типичными для провинциального города воротами: одни были нарисованы на стене теплостанции, а другие на железяках, где выбивали ковры и сушили вещи. На асфальте, коленки вообще не заживали.
— Ачинск — нормальный город для жизни?
— Все познается в сравнении. Если сравнивать с поселком на 10 тысяч человек, то нормальный. Там даже есть KFC, другие рестораны, кинотеатры. Это не глухой город, где некуда сходить, он стабильно развивается. Однако если ты хочешь добиваться максимальных целей, то, конечно, нужно уезжать в миллионники.
— Ты боишься одиночества?
— Нет, сейчас даже люблю побыть один. Хотя иногда может стать тяжело, хочется с кем-то пообщаться. Я боюсь одиночества в старости, дай бог, дожить. Вот в старости это страшно, а сейчас могу спокойно с этим справляться.
Сестра, племянники, бабушка — ей невероятно тяжело, она потеряла дочь, переболела коронавирусом, стараюсь ее поддерживать. Очень сильный человек, она со всем справляется, верю, что еще долго проживет.
— Ровно один вопрос про расставание с девушкой. Уважаешь ее за то, что она не пошла на ток-шоу рассказывать, какой ты плохой? Это сейчас модно.
— Там и рассказывать нечего на самом деле. Были моменты, в которых мы не сходились, все постепенно угасало, но мы прошли свой путь и получили опыт. Категорически неправильно идти на ток-шоу и на всю страну рассказывать личное. Ну, нельзя так. Ты ведь жил с этим человеком, делился сокровенным. Не знаю, что толкает людей на это.
Мы нормально расстались. До сих пор поздравляю Арину и ее родителей с праздниками.
— Все эти непростые события 2021-го сильно повлияли на тебя в плане футбола?
— Можно предположить, что это действительно так. Все в твоей жизни влияет на футбол, мы — люди, мы переживаем. Сложилось плохо абсолютно по всем фронтам, но мне грех жаловаться, потому что много людей вокруг, у которых все еще хуже. У инвалидов, у тех, кто растет в детских домах, и так далее.
Когда видишь столько проблем, то думаешь про свои проблемы: «Значит, так надо, значит, ты должен пройти этот путь, по-другому никак». Осознаешь, что у тебя есть булка под кроватью, вода и еда и все не так уж и плохо. Никогда не буду жаловаться, только позитив и оптимизм.
— Ты жертвуешь деньги на благотворительность?
— Я не люблю об этом говорить. Добро любит тишину.
— Это я спросил. Ты даешь пример другим людям. Сколько примерно в год?
— Около миллиона, но точно не считал.
— Почему ты это делаешь?
— Вижу много людей, которые в этом нуждаются. Они тоже имеют право на достойную жизнь.
— Большинство считает, что ты больше не вернешься на прежний уровень. Это мотивация?
— Хочу доказать в первую очередь себе. Мой уровень футбола в «Рубине» — это вообще даже близко не то, на что я способен. Именно себе, самая главная борьба — с самим собой. Уверен, что могу играть совершенно по-другому и все получится.
— Думал над тем, чем займешься, если вдруг все-таки не получится?
— Обычно футболисты начинают задумываться об этом в 25-26 лет, поэтому у меня еще есть время. Но уже сейчас понимаю, что мне было бы интересно стать тренером, ведь получаю опыт у самых разных специалистов. В процессе понимаю, что вижу многие ситуации по-другому. Иногда мне правда кажется, что будет очень интересно во все это погрузиться в далеком будущем, а иногда и не хочется этого.
Агентская деятельность — тоже интересно. А может, все пойдет совершенно в другом направлении, сделаю бизнес. У меня есть умный двоюродный брат, который очень правильно мыслит. Мы с ним в этой жизни точно не пропадем, как бы там ни было.
— По-прежнему сильно любишь футбол, как тогда, когда пинал мяч на асфальте во дворе?
— Конечно, но я за искренний футбол, который вне всяких разочаровывающих ситуаций. Иногда начинаешь париться: «Блин, а у нас футбол — это вообще как?»
Давай не будем в это лезть. Но я стараюсь получать максимальный кайф от игр, это прекрасный вид спорта, прежде всего своей непредсказуемостью.
— Как ты относишься к лимиту?
— Если бы в Россию везли Халка, Вагнера, Жо — тех легионеров, у кого ты реально учишься и перенимаешь опыт, то это большой толчок для клубов и русских игроков.
Вот сейчас хотят отменить лимит, а топовых легионеров как таковых мало. Не понимаю, почему у нас в стране принято так хейтить своих игроков и молиться на иностранных. Хотя они не показывают каких-то запредельных результатов, приезжая за невероятные деньги. Человек за 15-20 миллионов должен быть намного круче наших, чтобы у него можно было учиться.
— Кто топ?
— Например, Азмун, Малком, Крыховяк. Это хорошие примеры, но больше обратных.
— Кто тебе сейчас больше всего нравится из молодых ребят в РПЛ?
— Серега Пиняев. Именно с футбольной точки зрения, на медийную мне все равно. Нравится, как он двигается, работает с мячом, взрывается.
Читайте также:
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
