После ухода из «Факела» в профессиональном футболе о Владимире Дядюне почти не слышно. Логично было предположить, что экс-нападающий «Рубина», «Динамо» и еще ряда клубов завершил профессиональную карьеру, сосредоточившись на бизнес-клубе и выступлении за любительские и медиакоманды. На сайте «Википедии», в принципе, так и указано. Но сам Дядюн просит не торопиться закрывать эту дверь.
В трехчасовом разговоре с корреспондентом «Матч ТВ» он подробно объяснил, почему. А еще рассказал:
- о детстве на окраинах Омска, который в 90-х был футбольным городом;
- о начале карьеры в Казани, шаге от золотого «Рубина» и многочисленных арендах;
- о скандальном трансфере в «Динамо», отступных агенту и бесконечных травмах;
- о важных людях в карьере — Бердыеве, Красножане, Семаке и… Владимире Щербаке;
- о Медиалиге, букмекерах и бизнес-клубе для спортсменов.
БИОФАБРИКА, ТРИ ПАРЫ ШТАНОВ И 45-Й
— В России все считают Омск, где ты вырос, абсолютно хоккейным городом, особенно сегодня. Но в детстве все было не так, верно?
— В 90-е Сибирь вообще была очень футбольная, сейчас в это трудно поверить. Когда-то мы пацанами подавали мячи для «Иртыша», в перерыве выходили на пятнадцатиминутный «дыр-дыр» перед публикой. Так вот тогда на стадионе «Красная Звезда» натуральный газон был лучше, чем сейчас у многих клубов премьер-лиги. В Братске, Барнауле, Чите, Иркутске — везде были поля, полные стадионы, серьезные организации. И Омск был максимально футбольным городом: на «Иртыш» даже во втором дивизионе ходило в два раза больше, чем на «Авангард» в Суперлиге. А в городе проводился чемпионат по любителям. Такой, что сейчас Медиалига бы позавидовала.
— Масштабный?
— Три дивизиона: в каждом — по 10-12 клубов, команды по каждому году рождения! И по две взрослые команды на каждый такой «дворовый» клуб. Летом каждое воскресенье — тур, все едут в гости друг к другу. Команды были от заводов, от каких-то профсоюзов, домов творчества. Все-таки футбол — это спорт для бедных пацанов. Для хоккея нужны коньки, шлем, клюшка какая-никакая. Я вырос в клубе «Молния» с самой окраины города, с Биофабрики. В таком районе в 90-е далеко не каждый мог себе нормальные ботинки зимой позволить, не то что коньки.
— Но в хоккей все равно играли?
— Конечно. Кто-то где-то что-то зимой доставал. Шайбами не играли, а если мяча не было — играли замороженными собачьими какашками. Только в таких случаях вратаря было сложно найти (смеется).
— Расскажи про «Молнию» и Биофабрику, чтобы всем было понятно.
— Думаю, достаточно сказать, что на районе было две «достопримечательности»: находящийся на грани банкротства радиозавод имени Попова — при нем и создали «Молнию», а также знаменитая Исправительная колония № 6. Если помнишь, там несколько лет назад был бунт, кадры облетели всю Россию.
И каждый день я на эту окраину города гонял с другой окраины. Наш тренер, Владимир Анатольевич Щербак, всегда говорил: «Футболистами вы можете не стать, но людьми — обязаны, иначе вот тут за забором и закончите».
— В одном из интервью ты рассказывал, что условий у вас, мягко говоря, не было.
— Ну как, были, ха-ха. У «Молнии». А наш клуб не входил в системы государственных СДЮШОР — был частный спонсор, местный бизнесмен, торговавший солью. Он создал для клуба «базу»: выкупил заброшенный садик с разбитыми окнами, где на заднем дворе было «поле» — просто кусок земли вперемешку с песком и двое ворот. Собственно, там тренировались и зимой, и летом. Самое страшное было осенью в дождь: поле превращалось в месиво. Единственное, что там можно было тренировать в такую погоду — это выносливость и характер.
— Зимой там же занимались?
— Да, в -40 было интересно. На ногу надеваешь сначала обычный носок, потом носок из ангоры, целлофановый пакет, шерстяной носок, сверху — гетры. Мне тогда на зиму покупали китайские шиповки 45-го размера! В десять лет! Чтобы ты понимал, сейчас у меня бутсы 41-го (смеется). Чувство мяча было необыкновенное. Самое интересное, что мы от каждой тренировки кайфовали. Иногда специально скрывал от родителей температуру 38,5, чтобы пойти поиграть. У меня сын сейчас в плохом настроении встанет — «ой, пап, не пойду на тренировку»… Я, конечно, не заставляю — времена, условия и поколение уже другие — но стараюсь на своем примере что-то объяснить.
— Получается?
— Ну так… Знаешь, сейчас дети «четверочкой» играют, чтобы не пропало желание заниматься футболом, когда отбиваешь ногу после первого же удара. А у нас как-то в разгар зимы в зале разморозились батареи, и там несколько месяцев стояла температура ниже, чем на улице. Зима холодная, где-то -35 в среднем. В итоге мы утром на тренировку приезжали в трех штанах: двое спортивных, третьи — джинсы. Джинсы снимаешь, занимаешься, а потом перед школой верхние спортивные меняешь на джинсы — так и учишься. Мяч у нас был нифига не «четверка», а настоящий «Селект»: он и летом-то, как камень, а зимой в голову прилетит — не встанешь. Наши дети и половины бы такой тренировки не выдержали (смеется).
— Учились в спортшколе?
— Был специальный класс в обычной образовательной школе, сейчас это гимназия. Учителя к нам снисходительно относились, понимали, что с тремя тренировками на домашнее задание как-то времени не особо. Но на плохое поведение жаловались Щербаку. У него на это было одно главное наказание — легендарный «45-й».
— Пояснишь?
— Владимир Анатольевич — замечательный педагог, за спорные вещи никогда не наказывал. Но чтобы в команде из 25 чумазых пацанов была дисциплина, иногда мог наподдать в целях воспитания. Размер обуви у него — 45-й, и в те времена он часто ходил или в шиповках, или в бутсах. Ну дальше ты понял, ха-ха-ха.
«ПРОБЬЕШЬСЯ В ДУБЛЬ — ПОЛУЧИШЬ 8700»
— В «Рубин» ты попал после того, как ваша детская команда «выстрелила» на тогдашнем главном турнире юношей — Кубке России в Крымске.
— Мы туда несколько лет пробивались. Сначала город выиграли, потом зону «Урал», а еще стыки с саранской «Светотехникой». В итоге вышли в финал Кубка России, где выступали лучшие академии — «Спартак» с Дзюбой, ФШМ с Мамаевым, ЦСКА с Салугиным, а еще «Алания» с парнями, лет по 20-25 на вид. Все туда на самолетах летели, суточные получали, а нас в Крымск трое суток вез старенький автобус, который на обратной дороге тупо сломался. В итоге мы стали единственной командой на турнире, которая ни одного матча не проиграла. Но заняли только пятое место — просто из-за глупого регламента.
— В Казани было сложно первое время?
— Естественно. Я ехал туда в 16 лет, уверенный в своих силах, зная, что на Урале и в Сибири я всех возил спокойно. Приезжаю, а мне говорят: «Парень, ты даже пас нормально отдать не можешь, надо переучиваться». Раньше же не было переходного периода, ЮФЛ и чего-то подобного. Тебе 16 лет — у тебя три пути: дубль, молодежка и… все. В дубле были и 20-летние, и 22-летние ребята, с основы периодически спускали. Как-то в один момент спустили к нам сразу девять человек!
— Приехал на просмотр сразу после Крымска?
— Да, из нашей команды приехало пятеро, но контракт подписали только со мной. Сказали так: «Если будешь играть за 88-й год по городу, зарплата будет тысяча рублей в месяц. Если пробьешься в дубль — 8700». Это был 2006 год, очень хорошие деньги по тем временам, как бы смешно сейчас ни казалось. Я тогда умудрялся копить и что-то родителям отдавать. Но дубль у «Рубина» был слабый, условий тоже особо не было: приехал я еще на старую базу, новая только строилась. Тот «Рубин», в который приехал, и тот, что сейчас, — две разные реальности. Чтобы ты понимал, дубль тогда просто по парку бегал с мячом во время тренировок.
— Через год все поменялось.
— Уже в 2007 году дубль «Рубина» был топовый. Денег было много, «Рубин» усиливался испанцами, бразильцами, туда спускали хороших российских парней. Тогда как раз случилось первое разочарование в иностранцах — несмотря на все покупки, «Рубин» шел плохо, потому что многие легионеры приезжали просто зарабатывать, а не рубиться за клуб. А мы в тот момент начали показывать результаты, были в тройке, поэтому нас стали замечать.
«СОБИРАЮ СУМКУ НА БАЗЕ И БРОСАЮ ФРАЗУ: «ПОЙДУ-КА Я ОСТАВЛЮ «РУБИН» В ПРЕМЬЕР-ЛИГЕ»
— Помнишь первый разговор с Бердыевым?
— Слушай, ну разговор с ним нужно было заслужить. Поэтому я попал к Бекиичу уже только тогда, когда меня стали привлекать к основному составу. Понятно, что он следил за всеми молодыми. Вообще, оставить меня в Казани было его решением, но я об этом узнал гораздо позже.
— Дебют за основу хорошо помнишь?
— Да толком нет, на самом деле. То ли с «Сатурном» был, то ли с «Москвой». Помню свой первый гол за «Рубин», который по итогу оставил команду в премьер-лиге. Как было: 2007 год, до конца остается три тура. Нам предстояла игра с «Кубанью», идущей на предпоследнем месте и в трех очках от нас. Если мы не выигрываем, то они нас догоняют и мы вместе отправляемся в Первую лигу. Так как дальше у нас были ЦСКА и «Динамо», где шансов поймать очки было минимум.
В раздевалку приехали президент клуба, все «шишки», Бердыев всех собирает…
— Накачивали?
— Боссы говорят: «Решающая игра в сезоне! Надо побеждать во что бы то ни стало!» Я сижу расслабленный, понимаю, что дадут минут тридцать отыграть, не больше, а решать будут звезды.
В игре за дубль меня заменили пораньше, чтобы готовился. Собираю сумку на базе и парням бросаю фразу: «Пойду-ка я оставлю «Рубин» в премьер-лиге». В 2007-м было много раздолбаев, поэтому-то я и получил свой шанс.
— Выходит, оставил?
— Первый тайм — 0:1. Бекиич — злой, бросает: «Дядюн, выходишь сразу после перерыва». Меня выпустили справа в полузащите, я тогда где угодно играл. В итоге за десять минут до конца я забил после подачи углового, сделал счет 2:2. Мы сохранили разницу от «Кубани» в три очка — и в итоге остались в РПЛ. С «Динамо» и ЦСКА я уже играл в основном составе, и мы еще и с динамовцами три очка взяли. Тогда я заработал первые настоящие деньги — 320 тысяч рублей на премиях.
— Помнишь, на что потратил?
— Кажется, это пошло на квартиру для родителей в Омске. Взяли ее, чтобы потом сдавать.
— Путь в Казани от школы до «спасительного» гола у тебя получился стремительным.
— Тогда тренировался как бес с утра до вечера, из зала не выходил. Резко набрал мышечной массы. Сейчас понимаю, что многое неправильно делал: если бы занимался меньше, но правильно, то толку было бы больше. Только сейчас читаю нужные книги, изучаю процессы, там же все четко написано: сначала нужна точность действия, затем — скорость, потом — сила. Во всем, за что бы ты ни брался, не только в футболе. И это надо детям говорить, это нужно знать каждому ребенку.
— Почему не получилось закрепиться в том «золотом» «Рубине»?
— На сборах я забивал больше всех. И состав уже тогда был «огонь»: Ансальди приехал, Семак, Рыжиков пришел. Бекиич как раз тогда впервые увидел во мне нападающего. У нас первая игра должна была быть в Черкизове с «Локомотивом». Планировалось, что выйду в основе вместе со всеми топовыми ребятами.
Весь в предвкушении, на тренировке иду в дриблинг, и мне наступают на галик, рвут связки… До сих пор шишка на ноге об этой травме напоминает. Я со слезами на глазах полетел лечиться, и в Казань приехали Милошевич с Ребровым. Когда через месяц я вернулся, вариантов получать игровое время уже не было — пришлось ехать в «Ростов».
— У тебя на том сборе была забавная история с Семаком, расскажи.
— Когда я порвал связку, у него в этот день был день рождения. Это был крайний день сборов, на следующий день — улетать. Я лежу на втором этаже, морожу ногу, плачу, понимаю, что сезон летит к чертям. И тут взрослый человек, чемпион России, сам поднимается на второй этаж, к 19-летнему пацану, приносит тортик. Я к нему на «вы»: «Сергей, я по телевизору на вас смотрел, следил, буду потом детям эту историю рассказывать». А он: «Да нет, это я буду детям рассказывать, как 19-летнему Дядюну торт приносил». Представляешь, какой это человеческий поступок, хотя на самом деле это же ничего не стоит сделать?! Мелочь, а помню до сих пор.
— «Ростов» в том году был не самым плохим вариантом для аренды.
— Тогда, кстати, уровень первого дивизиона был очень-очень сильный. Нужно было играть, не только рубиться. В «Ростове» прикольно с премиями было: давали конверт с долларами прямо после игры или на следующий день. Мозгов вообще не было: бежал в первый обменник, все переводил в рубли.
— Помню, как ты забил в «Лужниках» «Торпедо» победный гол. Сколько после той игры была премия?
— Точно не вспомню. Но, думаю, в районе трех-четырех тысяч долларов. Премии были больше, чем зарплата.
— Безумные траты были?
— Меня как-то это все обошло. Жене — да, мог подарить какие-то дорогие часы, машину, себе сверхъестественного ничего не брал. В Казани взял «Мерседес» за 3,5 миллиона рублей и все десять лет на нем ездил, хотя он большую часть времени в гараже стоял — продал его с 38 тыс. км пробега.
— Вторая твоя аренда — в «Томь». По слухам, из тебя Непомнящий чуть ли не защитника сделал?
— Было такое. Дед подходит и говорит: «Слушай, я тебя крайним защитником вижу. У тебя — и скорость, и техника, и габариты. Парень ты работоспособный». Пришлось говорить, что я вообще отбирать мяч не умею. Непомнящий на полном серьезе: «Да у тебя лучший подкат в команде!» В итоге ко мне в команде эта фраза прилипла, пацаны то и дело в раздевалке травили, что у Дядюна — лучший подкат в лиге. А старики, смеясь, добавляли: «Плохой защитник — это защитник на жопе». Интересная характеристика, вопросов нет.
— Но в целом в «Томи» было хорошо?
— Все-таки это родная Сибирь, что ни говори. У нас там совсем другие люди — куда добрее, чем в западной части. Доброту, как водится, многие воспринимают как слабость, а верить людям хочется…
Но в Москве, Питере или даже Казани жизнь совсем другая, конкуренция выше. Саша Коренев, наш учитель в клубе (о нем еще расскажу), открывал бизнес в шести городах. Он говорит: меньше всего его обманывали в Новосибирске. Причем это не его какие-то ощущения, он это показывал по цифрам. Поэтому в Томске мне было комфортно. Щербак, когда он уже переехал сам в Москву, мне как-то сказал: «Знал бы, что тут так живут, воспитывал бы вас иначе». А я на первом этапе верил всем людям на слово и не понимал, как такое может быть, — в глаза тебе говорит одно, а через несколько минут делает совсем другое?!
— Занимал кому-то?
— Очень много и очень часто. Кстати, большая проблема для футболистов. Более того, я даже записывал специальное видео для нашего финансового клуба. Говорил: «Брат, сват, друг — прекращайте занимать». Меня один из друзей детства — сейчас он судит в премьер-лиге — «кинул» на 100 тысяч года три назад. А раньше сидели, общались, ходили куда-то. Естественно, не в деньгах дело, а в самом отношении. Им стыдно позвонить, признаться, объяснить, поэтому просто пропадают. Богаче или беднее я не становлюсь — тут вопрос веры в людей, в друзей. Потом кто-то с реальной проблемой постучится, попросит, а я уже задумаюсь — стоит ли? Вот остальным ребятам советую, что стоит фильтровать.
БЕКИИЧ ГОВОРИЛ: «НЕ ПЕРЕЖИВАЙТЕ. НО И НЕ БОРЗЕЙТЕ»
— Нальчик — один из лучших сезонов в карьере. Есть ощущение, что у тебя там получилось, потому что в городе ни на что не отвлекался: только база, футбол, тренировки. И тренер, с которым у тебя срослось.
— Не только в этом дело, у меня и до этого концентрация была только на футболе. И в «Рубине», и в Томске я только на базе жил. Здесь другой момент: мы выиграли с «Рубином» Кубок Содружества в январе, и меня отправили в аренду. Закрепиться в Казани было невозможно, там состав был подобран под Лигу чемпионов, поэтому меня даже близко не рассматривали. Вообще, тогда там никто не заикался о воспитанниках — нужен был результат здесь и сейчас. Я сидел в дубле и говорил: «Буду здесь играть!»
— Пока ты ездил по арендам, Бердыев поменялся?
— Естественно. До этого он, как любой советский тренер, сильно переживал после поражений. Это европейцы, когда проиграют, могут улыбаться, веселиться в раздевалке. Шмейхель же как говорил: «Когда выиграл — захожу в раздевалку, снимаю бутсы и забываю про игру. А когда проиграл — захожу в раздевалку, снимаю бутсы, идут в душ и потом забываю про игру». То есть концентрируешься не на негативе, а на будущем.
И Курбан Бекиевич стал другим, говорил после поражений: «Парни, не переживайте. Но и не борзейте». В 2011-м, когда легионеры устраивали «хи-хи да ха-ха», он спокойно объяснял, а не бесился. Он быстро из советского тренера превратился в специалиста европейского уровня, потому что Бекиич каждый день не стеснялся чему-то учиться, несмотря на свой возраст и титулы.
— С Красножаном было легче, чем с Бердыевым?
— Они очень похожи. Не зря большие друзья, часто общаются. Красножан — тонкий психолог, умеет правильно подойти к людям. Ты же помнишь: мы в Нальчике рвали всех, хотя состав звезд с неба не хватал. Только один матч проиграли по делу за весь сезон — «Зениту». Нальчикский «Спартак» всегда играл с позиции силы, до сих пор запомнил установку: выходили, понимая, что мы лучше соперника. Хотя в клубе мы были как нищеброды, я временами тренировался в старой рубиновской экипировке.
— Считается, что Нальчик показывал результат за счет антифутбола и глубокой обороны.
— Да ну, вообще не согласен. Мы побеждали за счет детальной подготовки к каждому сопернику. Перед матчем мы знали, на какой фланг кого нужно загонять и в какой зоне забирать мяч. Я не вспомню сейчас, когда я за «Спартак» забивал на контратаках. Мы загоняли каждого соперника в неудобную зону, создавали там численное преимущество, забирали мяч и проводили свою позиционную атаку. Плюс — физическая готовность. Мы тогда в Кисловодске тренировались до такой степени, что на последнюю гору я заползал на четвереньках. Если тебя не вырвало хотя бы раз — значит, плохо занимаешься.
— Самая жесткая в карьере?
— Нет, самая безумная в карьере — это у Саярыча, Рината Билялетдинова. До сих пор не понимаю, зачем нужны были три занятия в день. Периодически были тренировки ради тренировок, мы не понимали, как это поможет нам в играх.
— Статистика у тебя никогда не была какой-то сумасшедшей.
— Надо понимать, что есть разные типы нападающих. Грубо говоря, форвард — да, это тот, кто много забивает.
У меня была иная функция. Есть же в хоккее сдерживающее звено. Они что, должны забивать? Или у них другие задачи? Вот и мне звонили из «Химок» в свое время и говорили: «Дядь, возвращайся, пожалуйста, с тобой было так легко играть!» На меня можно было вынести, я там цеплялся, зарабатывал фол, и защитникам можно было подышать немного.
На эти вещи мало кто внимания обращает, смотрят только в сухую статистику. Но футбол — это не только цифры.
— Ты поиграл и в Первой лиге, и в разных клубах РПЛ. Были ли в карьере «странные» матчи?
— Имеешь в виду покупные? Нет, такого не было, к счастью. По крайней мере, я не знаю. Никогда не звонили, ничего не предлагали.
Были матчи со странным судейством. Самый очевидный пример — Нальчик. Когда мы перли в тройке, должны были выходить в Лигу Европы. Но в концовке чемпионата нас начали конкретно «прибивать», сейчас я понимаю, почему: не было у нас условий для того, чтобы играть в Европе, нам бы просто не дали лицензию. А команда была такая, что по игре мы были обязаны туда выходить. Поэтому «тащили» «Локомотив», а нас «прибивали».
«ТАЙНО ПРОШЕЛ УМО В «ЛОКОМОТИВЕ», НО ТУТ СМОРОДСКОЙ ПОЗВОНИЛ САЙМАНОВ»
— После Нальчика у тебя было четыре года в «Рубине». Это и есть пик карьеры, получается?
— Да, выходит так.
— Были другие варианты?
— Там же Красножан в «Локомотив» ушел и меня он с собой звал. И «Рубин», соответственно, пригласил на сборы. Я играю, забиваю там, но руководству говорю: «Хотел бы в «Локомотив» все-таки, потому что у Красножана у меня получается хорошо».
А Бекиич три года меня по арендам засовывал. Контракт при этом был небольшой — 90 тысяч рублей в месяц, хотя практически все вокруг получали миллионы. Красножан приезжал, разговаривал с Бердыевым. Тот отвечал: «Нет, Дядюна я не отдам».
— Почему?
— Я для себя это так объяснял: никогда у «Рубина» не было воспитанников в главной команде. Курбану Бекиевичу же тоже нужно было отчитываться: как академия работает, кого выпускает. И я был лицом этой школы. Меня считали воспитанником омско-татарского футбола, при этом я давал результат. Я пер, чувствовал себя на кураже.
Между сборами даже тайком выбрался на МРТ для «Локомотива». Мне нарисовали цифры, порядка полумиллиона евро в месяц. В принципе, дело даже не в деньгах было, я вообще о деньгах по ходу карьеры думал в последнюю очередь, поэтому и сейчас легко про них говорю. Хотел играть, быть востребованным и получать удовольствие от футбола.
— И почему не перешел?
— Потому что Смородской позвонил Сайманов и в крайне жесткой форме сказал, что Дядюн будет играть в «Рубине» — и это не обсуждается. Одновременно с этим Бекиич связался со мной и сказал самые важные слова: «Вижу тебя в основе, будешь играть». Ответил ему так: «Бекиич, вы меня три года по арендам отдаете, я вашего доверия не чувствую». Завершающим этапом этой истории стал разговор Сайманова со мной и моим отцом. Мы поговорили, и только тогда я понял, что действительно нужен «Рубину». Они сделали первый мой хороший контракт, и я остался. Думаю, это был правильный выбор — Красножан не так долго проработал в «Локомотиве», а я все «золотое» время в Казани застал, поиграл в Европе.
— Помнишь первый гол в Лиге чемпионов?
— Конечно. Киевскому «Динамо». Мы дома играли, у динамовцев был бомбовый состав, и Юрий Семин работал главным тренером. Мы выезжаем на игру, а вся Казань стоит в такой пробке, что даже с сопровождением не проехать. Мы понимаем, что опаздываем, поэтому вся подготовка к матчу была впопыхах. Бердыев — злой, а для меня матч был особенный, потому что вся семья, начиная с деда, за киевлян болела.
Когда матч начался, я еще вообще ничего понять не мог. Играем — и только тут я понял, что забил Шовковскому! За которым школьником омскими ночами по телевизору смотрел! Дед счастлив был, я ему потом футболку привез.
— Чьи-то футболки от звезд хранишь?
— Да я же вообще не менялся ни с кем. Хотя играли с «Челси», «Интером», «Ливерпулем», «Тоттенхэмом». Кажется, поменялся только с Давидом Луисом. И то, только из-за истории с ним.
— Что за история?
— Я заслужил место в основном составе на матч с «Челси». Выходим на «Стэмфорд Бридж», кайф! Идет подача в штрафную, а я же всегда до последнего играл на характере. В общем, тянусь за мячом, Чех играет на выходе, а Давид Луис тихонечко мне локоточком — бах. Я падаю, кровь хлещет, сотрясение. Меня поменяли после первого тайма.
После матча (мы его проиграли) меня вызывают, расстроенного, из раздевалки: мол, тебя там кто-то из «Челси» ждет. Выхожу — стоит Давид Луис, он извинился, мы нормально пообщались.
Когда через две недели пересеклись на поле, он обрадовался: «Ого, порубимся!» И после матча, как старые знакомые, футболками поменялись. Вот одно из исключений, а так я футболками почему-то не менялся, мало что осталось с тех времен.
«ИЗ 50 МИЛЛИОНОВ ОСТАВИЛ СЕБЕ 6-7. ОСТАЛЬНОЕ — ПЕРЕДАЛ АГЕНТАМ»
— Переход в «Динамо» — главная ошибка в карьере?
— Давай так, сначала нужно вернуться к моему, вроде и хорошему, но на самом деле не самому хорошему качеству — играть через боль. В «Химках», например, я с надрывом икры выходил играть. Дурак… Но я реально мог играть — порог боли высокий.
В тот год, перед Универсиадой, я ездил к сербской целительнице, чтобы она что-то сделала с костью на голеностопе. После самой первой травмы остались осколки, они постоянно воспалялись, по мячу больно было бить. В тот сезон, когда я 10 голов за «Рубин» забил, я же это через боль сделал. Но там были лучшие врачи, поэтому в Казани я стабильно играл, а не сидел.
— В отличие от «Динамо»…
— Когда переходил, меня Бердыев вызвал: «Хочешь в «Рубине» остаться?» Отвечаю: «Да, конечно, хочу». Но там включились агенты, начали с двух сторон «подогревать». Сейчас я понимаю, что нужно было общаться напрямую — с Бердыевым, с руководством. «Рубин» усилил атаку, взял Давыдова, а агенты это грамотно использовали: «Тебя в «Рубине» не видят, а в «Динамо» денег насыпят».
— Слушал только агентов?
— Были и другие аргументы. Меня тогда отправили на Универсиаду играть со школьниками, хотя тогда я уже был основным нападающим, успешно играл в Европе. Поэтому сильно удивился этому подходу.
Подхожу к Бекиичу, а он отрешенно говорит: «Да-да, я знаю, езжай». И пока я к Универсиаде готовился, маховик трансфера уже запустили, агенты лапши навешали. Оно и понятно: больше всех на этом переходе не я заработал, а агенты. Глупо, конечно: нужно было самому во все вникать. Хочешь, чтобы что-то хорошее было, — делай сам, а не пускай на самотек.
— Но ты же действительно заработал на остаток карьеры.
— Я ни о чем не жалею, конечно. Кто же знал, что через два месяца после моего трансфера развалится «Анжи» и «Динамо» будет главным выгодоприобретателем? Самба, Кокорин, Жирков, Смолов… Там три топовых состава.
Одновременно с этим — снова та самая травма, голеностоп начал опять воспаляться. Я сделал операцию, прочистил. По-хорошему, нужно было сразу поднимать вопрос о возвращении в «Рубин». Но к кому возвращаться? Или переходить ради того, чтобы там на лавке сидеть?
— Как тебе агенты сказали? Вот полтора миллиона евро — остальное отдашь?
— Они объясняли так: агентских выплат в этом переходе нет. Вместо них выписываем тебе «подъемные», их нужно будет отдать людям, которые работали над этим трансфером. Из 50 миллионов оставил себе около 6-7, остальное передал. Сейчас, конечно, я вижу всю эту схему, но тогда молодой и глупый был: сказали — значит, так надо.
— Схема понятная. Все выиграли, кроме твоей карьеры.
— Знаешь, я никогда никого из этих людей ни в чем не винил. Думаю, это система нездоровая, а не конкретные личности. Почему это все вышло в прессу? Думаешь, это я писал то письмо в РФС (письмо в 2014-м на имя президента РФС Николая Толстых о выплате своему агенту 54 млн рублей. — Прим. «Матч ТВ»)? Нет, конечно. Просто через меня Толстых хотел поприжать агентов. «Надо их нагнуть, — он говорил. — Ты же в этой ситуации прав на 100%». И дальше была Палата по разрешению споров, и Толстых выкинул все это в прессу. Я был абсолютно безграмотный, слушал «умных людей» и верил им на слово. «Подпиши, это тебя защитит, через суд потом выиграешь». Я подписал. А так делать в таком крупном бизнесе, как футбол, ни в коем случае нельзя.
— В «Динамо» была апатия из-за давления прессы и бесконечной «банки»?
— Эта история с агентами сильно влияла на мой психоэмоциональный фон. Кроме того, в «Рубине» я прекрасно понимал, что и как должен делать, а в «Динамо» меня сдвинули на фланг. Скажем так, ощущения были не из лучших.
— Почему у тебя совершенно не получилось возвращение в «Рубин»?
— По одной простой причине. Когда я переходил, думал: возвращаюсь в родной клуб, буду тут играть по-любому. Сейчас понимаю: нужно смотреть не на название клуба и историю взаимоотношений, а на людей, к которым ты идешь. Тогда в «Рубине» был уже не Бердыев — были Билялетдинов и другие люди в руководстве. И была уже совсем другая ситуация.
— Что привело к твоему отстранению…
— Слушай, это сейчас много источников, YouTube и открытость. В то время ничего такого не было. Тогда же я попал в информационный вакуум. Пришло новое руководство, которое хотело купить новых игроков, чтобы получить в свое распоряжение определенный бюджет. А 17 текущих игроков — на выход.
Я тренировался в этой группе, занимался поиском новой команды, было достаточно предложений. В тот же «Урал», например, хоть и с уменьшением зарплаты чуть ли не в пять раз. Я предложил: «Давайте перейду, будете докидывать мне что-то»? Руководство было готово доплачивать 200 тысяч, не больше, а разница была в миллион.
Времени было достаточно: я ездил на просмотры, при этом выбивал для себя условия, впереди был еще месяц. Считаю, нормальная история. Для меня ключевым был баланс — готов был пойти на меньшие деньги, но с пониманием, что буду получать игровую практику.
И тут я получаю травму хряща — того самого, из-за которого не играл в футбол больше года. Логично, что ни о каком трансфере не было и речи в тот момент. У меня — операция, остаюсь в «Рубине». Но в тот момент я оказался в некоем информационном вакууме: в газетах пишут, что Дядюн получает миллионы и не играет, сидит на попе ровно ради денег. И никто не знал, что у меня — повреждение хряща, я хожу на костылях и в шине, колено сдувалось.
— Почему ты сам об этом не сказал журналистам? Возможность-то была.
— Сейчас бы я ответил, конечно. Но тогда думал: зачем мне дополнительно рассказывать про свою травму?
— Как ты относишься к мнению: «Дядюн свою футбольную карьеру просидел на «банке» за большие деньги»?
— У меня было очень, очень много травм, которые я не афишировал. И я горжусь тем, что дважды возвращался в профессиональный футбол после этих повреждений.
А это мнение… Да, я мог играть больше, но в реальной жизни существуют определенные обстоятельства непреодолимой силы. У меня они были такие. Если оглядываться и смотреть на свою карьеру, то я ею доволен. Что касается денег — то всю дорогу сумму регулярно завышали. Но пусть думают, что я столько заработал (улыбается).
«ДЕНЬГИ НА КВАРТИРУ ОТНЕС В «ЗАМОСКВОРЕЦКИЙ», ОБЕЩАЛИ 30% ГОДОВЫХ»
— Самый очевидный вопрос этого интервью — ты закончил?
— Ха, меня твои коллеги регулярно спрашивают: «Дядя, карьеру-то закончил?» А я отвечаю: «Да я только начал!»
Ты же видишь уровень МФЛ, как эта история прибавляет, — это очень неплохая практика. Прошлым летом звал Нижнекамск. Говорили: «Приезжай, потренируйся, там посмотрим».
— Сейчас Медиалигу вообще можно считать продолжением карьеры, учитывая бюджеты.
— Я на самом деле двояко отношусь к этому делу. С одной стороны, я вышел на новый уровень: теперь могу играть, когда хочу, где захочу и за кого хочу. Медиафутбол реально развивает интерес к футболу в стране, расширяет аудиторию.
С другой стороны, я не согласен с ценностями, которые в МФЛ транслируются. А именно — пропаганда букмекерских контор. Я понимаю, это большие деньги и медиафутбол за счет них живет. Но «буки» — это проблема целого поколения, как в наши времена были водка или наркотики. Тогда тоже из телевизора нам говорили: «Алкоголь — это прикольно! Пейте, расслабляйтесь», президент пьяный на сцене танцевал, это считалось нормально.
Теперь все делают ставки, ваши коллеги оценивают коэффициенты. И никто не задумывается, сколько жизней прямо сейчас забирают букмекеры. Нам говорят: это выбор каждого, хочешь — играй или не играй. Уверен, то же самое когда-то говорили наркобароны.
— Не лицемерие ли играть в «Чисто Питер», спонсором которого является букмекер?
— Я стараюсь минимизировать все свои активности, связанные с букмекером. Не участвую в челленджах, пропустил турнир на «Газпром Арене», хотя всегда мечтал там сыграть хотя бы раз.
Да, на этом сейчас все зарабатывают. Они не понимают, что эта зависимость губит целое поколение. Лудомания — тот же самый алкоголь.
— Почему не поехал в Нижнекамск?
— Во-первых, я понял, что своей семье я сейчас нужен больше, чем футболу. Во-вторых, мне кажется, я в другом качестве футболу могу помочь лучше, чем просто играя в первой лиге. Своим примером, накопленным жизненным опытом я могу помочь молодым ребятам не совершать тех ошибок, которые совершил сам.
— Футбольных? Или финансовых?
— В том-то и смысл, что это не нужно разъединять. Помнишь историю банка «Замоскворецкий» из 2012 года? Когда все топовые российские футболисты собрали миллиард рублей, а он испарился? Это базовая история для нашего футбола. Появился некий деятель, обещавший 30% за три месяца. Вкладываешь деньги — тебе дается официальная бумага от банка с вкладом на 5% годовых, при этом на словах обещали 30%. Ну классно же звучит, да? Полтора миллиона туда ушло. И это копейки по сравнению с тем, что туда наши старшие вкладывали. Со всей страны футболисты туда деньги несли! Я вложился, через три месяца знаешь, что произошло?
— Человек пропал?
— Плюс 900 тысяч! Представляешь? На такое практически все известные футболисты того времени клюнули. По 30 миллионов кидали, по 100. Мы все деньги, которые откладывали на квартиру, закинули в «Замоскворецкий». А потом чудак действительно пропал… Ладно, мне было 25 лет. Но ни один из 35-летних парней, ни кто-то постарше не задумался: а кому это выгодно — бабки давать под 30%? Никто риски не оценивал, просто спокойно нес деньги.
Поверь, и сейчас есть истории, ровно то же самое. Может, не такие явные, но есть. Цифровые активы, псевдобиржи, еще какие-то мутные темы. Для этого мы и создали бизнес-клуб, чтобы научить ребят не попадаться на такие разводы, чтобы они могли своей головой думать и оценивать, чем они рискуют.
А у нас большинство — «ни бэ, ни мэ, ни кукареку». Ну какие 30%, брат? Да ты с таким процентом через год в списке Forbes должен быть! Какие риски, когда ты под такой процент деньги несешь? Условно 99%, сейчас это очевидно. К сожалению, как бы это ни смешно было, но только ограниченное количество людей это могут понять. Мы хотим этот круг людей расширить.
— Много людей?
— Скажем так, достаточно. Весной, например, вступили Кудряшов, Зайнутдинов, Рыжиков. Практически всех участников перечислю — ты их будешь знать. С лета и с хоккеистами работаем.
Мы могли бы взять очень много к себе, желающих было хоть отбавляй, но не все способны изменить свое мировоззрение, к сожалению. Всего через клуб прошло более 200 человек. Теперь люди хотя бы знают, как могут использовать свой капитал, понимают, как работает машина ЦБ, ФРС, экономические циклы. Грубо говоря, чтобы они, покупая дорогую машину, отдавали себе отчет, сколько они теряют на горизонте 1 год, 5 или 10 лет.
— Чем ваш клуб отличается от простых финансовых советников, которые берут деньги футболистов в управление?
— Это вообще другое, абсолютно. Мы в управление ничего вообще не берем — мы удочки раздаем. Наша задача — чтобы футболист, хоккеист и другие ребята сами умели управлять своими деньгами, своей жизнью и своей карьерой. Это ключевой момент. Мы даем информацию, а не прямые советы «вложи туда, вложи сюда».
Из особенностей — то, что мы стараемся объяснять все на футбольном языке. Грубо говоря, сравниваем с передачами: здесь ты такой пас делаешь, здесь такой, а тут можешь обрезать. Так до парней доходит, что такое волатильность, что такое доходность. Ты сам по этому интервью можешь понять, как мое мышление изменилось за полтора года: всего несколько прочитанных книг, несколько прослушанных семинаров, десяток разговоров — и уже начинаешь размышлять иначе.
— В чем задача?
— Моя глобальная идея заключается в том, чтобы у нас появлялись такие примеры, как: Бельерин, зарабатывающий колоссальные деньги на одежде, Веа — президент Либерии, Фламини с его инвестициями в биотех. На футболе жизнь не заканчивается.
Наши ребята — не глупее, но их нужно направить, научить распоряжаться финансами и найти для них интересное направление после игровой карьеры. Чтобы парни не просто доживали жизнь, отыграв 10-15 лет в премьер-лиге, а продолжали приносить пользу и своей семье, и стране.
— А если не глобально?
— Если говорить лично про меня, то сейчас одна из задумок — построить футбольный манеж в одном из городов. А еще в самое ближайшее время хочу запустить проект на YouTube и других платформах, где будем показывать жизнь как во время, так и после спорта.
- Дядюн заявил, что может вернуться в футбол через год‑два
- «Приостановил карьеру, пока не рассматриваю предложения» — Дядюн
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
