Считается, что из карьеры фигуриста есть только два выхода: за борт на место тренера и артистом в ледовых шоу. Альтернативный сценарий редкость, а потому каждый случай так привлекает внимание.
Евгения Косыгина последние пару сезонов известна тем, что придумывает костюмы для фигуристов. Помните черное рок-платье с чокером и перьями у Елизаветы Туктамышевой, в котором Лиза каталась в стильной программе от Ше-Линн Бурн? Эскиз этого платья нарисовала Косыгина. Работала она и с Морисом Квителашвили, и с Софьей Евдокимовой — Егором Базиным, и с другими.
В этом сезоне у Евгении много заказчиков среди российских топ-спортсменов. Планов и азарта делать что-то новое для вида спорта, которому отдала пятнадцать лет жизни, еще больше.
Я ехала к Жене, чтобы за кофе пообщаться с ней о стиле и костюмах. В итоге мы два часа гуляли по Тимирязевскому парку и говорили о вещах, молчать про которые нельзя. Фигуристы, даже бывшие, крайне редко соглашаются под запись вспоминать, через что они прошли, — в фигурном катании по-прежнему принято терпеть и скрывать, а не говорить вслух и менять что-либо.
- В чем смысл мотивации страхом и унижением, которая так часто применяется в спорте
- Почему к моменту завершения карьеры у фигуристов остается куча комплексов и нерешенных психологических проблем
- В чем сложность и преимущество сборов в Америке: где жить, как питаться и как попасть на тренировку
- Как можно сделать костюмы фигуристов лучше
- Почему Женя не боится сама искать заказы и иногда работать бесплатно
- Как смерть папы повлияла на ее мотивацию оставаться в спорте
- Зачем девочки в танцах на льду делают полный макияж даже на тренировки в 7 утра (а еще красят своих партнеров)
- Как хейтеры в интернете могут повлиять на самооценку спортсменов
Женя попросила обращаться к ней на «ты».
«Я хотела в этом году поработать с французами. Даже написала Габриэле Пападакис»
— Первый вопрос тебе как дизайнеру и экс-фигуристке. Насколько помогает выступать, когда ты довольна своим внешним видом на льду? Классный костюм по фигуре, удачный макияж, прическа в порядке.
— Это критически важно, я бы сказала. Недавний пример — Лиза Туктамышева. Она же у меня в это межсезонье не заказывала эскизы, с кем-то другим рисовалась, отшивала. На прокатах каталась в белом платье, которое не я придумала. И вот неделю назад написала: «Жень, нарисуй мне что-нибудь красивое на «Спартак», чтобы я себя чувствовала комфортно».
Это важно, потому что у тебя в программе много задач, которые нужно помнить. Костюм не должен мешать, отвлекать. Если ты себя королевой в своем платье не чувствуешь, это сразу скажется на результате.
— Допустим, ты прекрасно выглядишь в своем тонком платье с голой спиной. Не холодно так кататься? Сколько ни смотрю, не могу понять, как вы это терпите.
— Разминка разогревает мышцы, и когда выходишь на лед — тебе жарко. Бывают, конечно, очень холодные катки, но обычно под адреналином об этом не думаешь.
— Для кого из российской сборной ты еще в этом сезоне рисовала эскизы?
— Тиффани Загорски и Джонатану Гуррейро. Вике и Никите для Джексона (произвольный танец Синициной — Кацалапова). Я пока не уверена, что они взяли именно мой эскиз, но я им много вариантов предложила. Егору Базину и Лизе Худайбердиевой, причем на произвольный костюм будет меняться, скорее всего, — мы уже нарисовали новый. С Александром Самариным работала, но они как раз сшили что-то совершенно другое, не то, что я предлагала. Не знаю, можно ли мне об этом говорить, но смотреть на прокатах было грустно. На такую классную программу можно было придумать что-то поинтереснее. Пусть даже не из моих эскизов, но и не просто белая кофта с синими полосочками. Очень хочется видеть фигурное катание развивающимся в плане костюмов, особенно у мальчиков. Чтобы человек не только катался классно, но и выглядел классно.
— Это же первый сезон, когда у тебя в работе столько сборников сразу?
— Да. Раньше ко мне обращались постановщики, а сейчас сами ребята пишут. Значит, я что-то делаю правильно, и людям это нравится.
Я очень хотела в этом году поработать с французами (Пападакис — Сизерон). Даже написала Габриэле Пападакис, но она прочитала и не ответила (смеется) У меня была такая мини-мечта. Я могу бесплатно нарисовать для них, могу на показательные, если не костюм для программы. Но, видимо, уже потом когда-нибудь.
— Судя по твоему инстаграму* и нынешней деятельности, могу предположить, что дизайн костюмов начался с любви к рисованию.
— Мне всегда нравилось рисовать. Все дневники, тетради — учителя ругались, что оценки ставить некуда. Руки себе раскрашивала черной ручкой.
Про дизайн костюмов поначалу и мыслей не было. Просто в последний сезон в Тольятти ателье предложило нам эскизы, которые мне не понравились. А в голове же всегда представляешь, как могли бы выглядеть твои костюмы на выбранную музыку. Я решила попробовать нарисовать сама, не имея опыта вообще. Нарисовала, Коля (Морошкин — партнер Евгении) сказал: «Нарма-а-а-альна» (смеется). Мы пошли к Олегу Ивановичу, и он из двух вариантов выбрал один.
Потом сезон закончился, мы перестали кататься, и у меня как-то был разговор с Соней Евдокимовой про костюмы. Она собиралась шить платье, а я говорю — вдруг мастер тебя не поймет, а я пойму, я же твоя лучшая подруга. Так появился эскиз для Сони, а потом и для всей группы Судакова — абсолютно бесплатно, я просто хотела попробовать.
Следующим шагом уже были эскизы для детей, которым начал ставить программы мой бывший партнер. Первые заказы пошли, по сути, именно от него.
— Предположу, почему твои эскизы так нравятся фигуристам. Это не просто схемы платьев, это живые люди — в танцевальных позициях, в интересных стартовых или финальных позах.
— Да-а-а! Для меня важна подача. Чтобы человек посмотрел на эскиз и увидел себя. Я иногда даже лица прорисовываю.
Ну и потом, я же сама каталась. Конечно, я знаю, как должен сидеть идеальный костюм. Фигуру нужно как минимум не испортить платьем, а как максимум сделать ее лучше.
«Давайте просто пропишем в правилах, что голым на лед выходить нельзя»
— Кто приходит тебе в голову при мысли о стильных костюмах в первую очередь?
— Больше всего мне импонируют Саша с Ваней (Степанова — Букин). Например, их черные костюмы к Тимберлейку — там камней даже нет, но благодаря правильному крою фигура упакована идеально. Фактура интересная — сверху крупная сетка, а внизу обычная черная сетка. Вообще надо идти в сторону работы с фактурой, а не делать бифлекс на бифлекс на бифлекс и сверху еще аппликация из бифлекса (смеется).
— К вопросу о сетке. Почему у кореянок или американок сетка на платьях выглядит как эльфийское кружево, неотличимое от цвета кожи, а у наших девочек — часто нечто грубое, темное и коричневое? Незаметную сетку действительно так тяжело достать?
— Хорошую телесную сетку можно купить в Москве, можно заказать, проблем никаких нет. Мне кажется, это больше отношение мастеров, особенно когда все примерки проходят в присутствии спортсмена. Видно ведь, что она по цвету не подходит к коже, почему бы ее не поменять. Сразу вся работа будет изящнее.
— А сами девочки почему не говорят, чтобы им сетку поменяли?
— Ну, может, им норм. Загар как будто. Меня тоже это бесит, я стараюсь вообще по минимуму сетку планировать на эскизах. Маленькие дети — отдельная история, им нужно сетку, они же боди еще поддевают вниз, чтобы не мерзнуть. Но для взрослых стараюсь рисовать либо цветную сетку, либо вообще без нее, либо планировать мини-вставки сетки из салона свадебных платьев. Она тонкая, не тянется, но на треугольник в декольте, чтобы грудь не вываливалась, вполне подходит. И ее не видно.
— Может, такая сетка намного дороже?
— Не настолько она дороже, к тому же ее не километр нужен, а выглядит круто. Но с ней нужно аккуратно работать, потому что не тянется — в бока ее не вставишь, например. Можно только на менее подвижные зоны.
— Если бы ты могла изменить правила в отношении костюмов, что бы поменяла?
— Я вообще не понимаю, зачем нужны эти дурацкие правила по костюмам. Любые. Все вот эти соотношения голого и закрытого тела, запрет на брюки у партнерши в танцах…
— Как это вообще измеряется — соотношение голого и закрытого тела?
— Никак. Танцы на льду вообще довольно субъективный вид. Поэтому это просто момент контроля — если очень надо, можно таким образом придраться к костюму и снизить балл.
— Может быть, в ИСУ боятся, что кто-то просто выйдет кататься голым?
— Давайте просто пропишем, что голым выходить нельзя (смеется). Ну, и кто в здравом уме выйдет на лед голым, ну, серьезно.
«Я предложила сотрудничество Туктамышевой несколько лет назад. Ничего тогда не умела еще. Естественно, получилась фигня, Лиза поблагодарила и забыла»
— Можешь назвать костюмы, которые придумала не ты, но они тебе так нравятся, что ты хотела бы быть их автором?
— Костюмы Чок — Бейтс к египетскому танцу. Они дико красивые и сложные. Сетка — это мягкий материал, на котором сложно сделать ровные линии. А у Мэдисон весь костюм в линиях. Поэтому там что-то где-то подрисовано, подшито, чтобы получилось совершенно. Это тонкая дорогостоящая работа, не каждый фигурист может позволить себе такой костюм, но с этим ничего не поделаешь. Топовым спортсменам — топовые костюмы.
И еще к «Половецким пляскам» Оксаны Домниной и Максима Шабалина. Они (костюмы), помнится, переживали какую-то трансформацию, потому что судьям показались излишне театральными. Мы тогда как раз катались в одной группе в Одинцово, и я видела их на тренировках. Спустя столько времени они мне все равно кажутся невероятными.
— Что можешь рассказать про Оксану и Максима? Были какие-то забавные случаи за время тренировок на одном льду?
— Мы были мелкие, а они — мастера. Мы от них бегали по бортикам, чтобы нас не сбили. Максим мощный, статный, как крикнет что-нибудь «Ыааааа!» — у меня коленки подкашивались.
Помню, они репетировали показательный, который начинали лежа на льду. Алексей Юрьевич мне сказал — они сейчас встанут, а ты поедешь и уберешь кофту, — они на ней лежали. Они делают свои партерные вещи, Макс ее красиво поднимает, они встают… И я, во-первых, побежала раньше времени, во-вторых, споткнулась и упала им в ноги, кофту не забрала, Максим на меня чуть не наступил, тренер что-то кричит, а я лежу такая букашка на льду (смеется).
Но вообще они на нас никогда не ругались. Я смотрела на Оксану и думала: «О боже, я когда-нибудь тоже стану такой красивой принцессой!»
— Есть у тебя какая-то творческая мечта? Некий предел количественный и качественный, после которого ты скажешь, что довольна тем, что делаешь.
— Из того, что от меня не зависит, — чтобы не было правил в костюмах. Во-вторых, чтобы в трансляциях соревнований наряду с именами тренеров и постановщиков была строчка о дизайнере — имена тех, кто придумал и сшил костюм, маленькими буковками (улыбается).
Почему все знают постановщиков и хореографов, но не знают дизайнеров? Костюм иногда играет не меньшую роль в передаче образа. Особенно сейчас, когда мы все зависим от картинки, и важно, чтобы она была красивая.
Ну и еще. Чтобы на следующей Олимпиаде все заказали у меня костюмы, и чтобы я смогла на ней побывать и видеть это все своими глазами (смеется).
Есть еще мечта, не связанная с фигурным катанием: хочу поработать с цирком «Дю Солей». Когда-нибудь я им напишу письмо, возможно, они тоже не ответят, как Пападакис (смеется), но я все равно попробую.
— Откуда такая идея про цирк «Дю Солей»? И такой азарт в поиске новых интересных проектов?
— Некоторые мои идеи — ту мач для фигурного катания. Хочется создавать что-то экстравагантное и смелое. Использовать объемные детали, реквизит — то, в чем фигуристы ограничены.
Что касается азарта и амбиций, когда я начала этим заниматься, у меня не было сверхзадач. Я просто попробовала и поняла, что мне очень нравится. И поскольку очень хотела, всегда искала возможность работать. Не сидела в ожидании заказов, а сама писала людям. Например, как-то я предложила сотрудничество Лизе (Туктамышевой) несколько лет назад. Ничего тогда не умела еще, подача была другая. Естественно, получилась какая-то фигня, Лиза поблагодарила и забыла. Но у меня никогда не было страха, что мне откажут. Если интересно, я готова работать и бесплатно.
— У тебя был такой же азарт в отношении к спорту?
— Нет, никогда.
«Жирной точкой под прошлой жизнью, когда я поняла, что не хочу заниматься фигурным катанием, стала смерть папы»
— Помнишь день, когда ты проснулась и поняла, что больше не хочешь идти на каток?
— До этого дня я несколько лет говорила маме, что мне не нравится заниматься фигурным катанием. Но это было всегда в начале и в конце сезона — когда находишься в соревновательной движухе, нет времени рефлексировать. Мама говорила: потерпи, это просто тяжелое время, все пройдет.
Когда мы с Колей стали уезжать в Америку на сборы к Игорю Шпильбанду, я осталась одна без поддержки родителей, никто больше не говорил: «Соберись». Я начала понимать, что сама себя не могу на это настроить. Какое-то время мне удавалось терпеть, потому что в Америке атмосфера другая, тренеры иначе работают, ты идешь на тренировку с большим удовольствием.
Потом случился конфликт с нашим тренером Алексеем Горшковым — там в снежный ком все превратилось, была куча моментов негативных, — мы от него ушли. Сказали: «Давайте мы потренируемся в Тольятти у тренера Коли (Олега Судакова), а вы пока от нас отдохнете». Но ничего не наладилось, видимо, мы его сильно обидели.
Когда мы начали тренироваться в Тольятти, меня прибило наглухо — все под откос идет. Жирной точкой под прошлой жизнью, когда я поняла, что хочу заниматься чем-то другим, стала смерть папы.
Мне хотелось остановиться и все время проводить в семьей. Но так как сезон уже начинался, программы были поставлены, все было обговорено с Олегом Ивановичем, мы с Колей решили, что сезон докатаемся.
— Чего тебе стоило довести сезон до конца в таких условиях?
— Это было мегатяжело. Зачем себя насиловать и напрягаться, если нет больше человека, который больше всех всегда топил за меня? Помимо того, что он всегда финансово вкладывался, он еще очень гордился мной — вот дочь в Америку поехала, тут медаль завоевала. В большей степени я занималась фигурным катанием ради него — не хотела подводить.
Но мы поговорили с Колей и решили поступить по-честному, не бросая все на полпути.
— По твоим словам о партнере можно догадаться, что отношения у вас были по-настоящему теплые. Нечасто такое бывает в танцах на льду.
— Когда от меня ушел Сергей Мозгов, тренеры искали нового партнера, я пробовалась с разными мальчиками, но все было не то. Колю я нашла сама — когда мы начали общаться, он знал, что я одна, и в конце сезона его тоже оставила партнерша. Решили попробовать вместе — что мы теряем? Провели пару тренировок — супер. Техника, конечно, была разная, но в целом отлично. То есть это было наше с ним решение, несмотря на юный возраст, и мы успели подружиться до того, как начали кататься. Конечно, у нас бывали разногласия, как у всех, но я всегда понимала, что могу на Колю положиться.
Особенно это чувствовалось, когда мы начали подолгу жить за границей. Мне семнадцать, он на год старше. Приехали в Америку, никого не знали, у меня хоть какой-то английский был, а Коля вообще не говорил. Естественно, когда ты с человеком находишься все время рядом, вокруг нет друзей и семьи, ты либо с ним еще больше сближаешься, либо вообще теряешь контакт.
— После сочинского олимпийского цикла сборы в Америке стали для российских фигуристов редким событием, почти невозможным. Расскажи для тех, кто не имеет об этом никакого представления, как в Штатах устроены тренировки и быт?
— Мы редко жили в гостинице — это достаточно дорого, — обычно арендовали комнату. У Шпильбанда тогда катались Екатерина Рязанова — Илья Ткаченко, и мы с Катей жили у местной бабушки в маленьком домике, у нас была отдельная комната — две кровати. Бабушка иногда нас возила в большой магазин, где мы закупались продуктами на неделю, но готовить при этом не могли.
С передвижением было сложно, потому что мы тренировались в Детройте — он выглядит как промзона. Там ничего нет — дорога по прямой до катка и торговый центр да продуктовый магазин. Поначалу нас возили на каток тренер или Илья Ткаченко. Потом Катя себе тоже приобрела машину. Иногда мы просили ребят с катка на своем ломанном английском: «Хелп, плиз, гоу хом ми» (смеется).
По поводу тренировочного процесса — все удобно. Нас привозили на каток в 6 утра, и до 5 вечера мы там торчали. Первое время было тяжело — в России есть перерыв между утренними и вечерними тренировками, когда ты можешь пойти домой поспать. В Америке уроки идут подряд — лед с одним тренером, лед с другим тренером, потом в зал с хореографом, потом актерское мастерство. День отпахал, приехал домой, поел и лег спать.
— Насчет «поел и лег спать». У тебя не было там проблем с поддержанием формы? Говорят, в Америке отличаются и продукты, и ассортимент в кафе-ресторанах.
— С простой закупкой продуктов проблем нет. Фрукты в супермаркете продаются мытыми и нарезанными, очень удобно — бери и ешь. И если в доме, где ты живешь, есть кухня, проблем тоже нет. Мэдисон Чок приносила с собой контейнеры — вареную курочку, то-се, — она готовила заранее и весь день потом этим питалась.
У меня же были проблемы. Ты либо берешь еду с собой на каток, либо не ешь, потому что в кафетерии можешь купить только бургер. Но тебе надо следить за фигурой, и еще тренер ходит смотрит: жрешь — не жрешь (смеется). Поскольку готовить мы у этой бабушки не могли, покупали с Катей какие-то готовые салаты. Это было не супервкусно, но более-менее полезно.
— Каким тебе запомнился Игорь Шпильбанд?
— Мы с ним работали больше всего, потому что нам было нужно подправить технику. Он такой мегапозитивный. Вкладывается в тебя полностью — тот час, который ты должен с ним работать, он ни минуты не отдыхает и не отвлекается. Мне запомнилось, как он учил нас отношениям мужчины и женщины на льду. Партнер должен свою партнершу преподносить — вот у тебя есть прекрасный бриллиант в руках, и ты должен сделать все, чтобы показать этому миру, какая она красивая. Партнерша же должна слушаться партнера и помогать ему, чтобы он раскрыл ее как надо.
— Шпильбанд у вас числился в профиле ИСУ как хореограф, он успел вам что-то поставить?
— Нет, это делали именно хореографы. Как-то у нас было фламенко, и его ставила женщина, которая всю жизнь его танцевала. Она практически не разговаривала — то ли была немая, то ли совсем не знала английский. Мы приходили на урок, и она молчала, но эти ее движения и взгляды… Все было понятно. Игорь присутствовал, но изменений в хореографию не вносил — только в подачу и технику.
«На последние соревнования я себе сбрила висок»
— Начиная с 2007 года в мировых танцах на льду огромно влияние североамериканской системы подготовки. Если побеждают не американские и канадские танцоры, значит европейские ученики североамериканских тренеров. Ты думала когда-нибудь, почему так происходит? Возможно, дело в специализации? В том же Нови или Кантоне было принято под каждый вид подготовки выделять паре специалиста — отдельно на поддержки, вращения, скольжение, мимику и так далее.
— Все, что ты сказала, — правда. Там каждое направление детально изучается. У нас пара выходит на лед, и все толпой — тренер, хореограф, еще кто-нибудь — на них накидываются.
Но главное — мотивация. Там люди занимаются фигурным катанием, потому что хотят этим заниматься. Они знают, сколько стоит час льда, и никогда не будут полчаса коньки перешнуровывать у бортика. Если тренер отвлекся, ему скажут: «Come on, it’s time, давайте работать».
— Насколько в фигурном катании важно соответствовать общепринятым в фигурном же катании стандартам веса и красоты?
— Требования к весу есть во всех видах — в танцах, в парах, в одиночном. Девочки все время слышат — не жри, не жри, худей, худей.
Кардинально меняться обычно нельзя. Хотя я стриглась коротко и в рыжий красилась, но это потому что Алексей Юрьевич говорил: «Тебе надо меняться, ты должна быть другой, разной».
На последние соревнования я себе вообще сбрила висок. Лучше бы я этого не делала — отрастало потом ужасно. Это было завершение карьеры, я поняла — окей, уже можно, кому не нравится — потерпят один старт (смеется).
— Сложно было найти себя, отдав всю жизнь спорту?
— Первые полтора года я слонялась туда-сюда. Работала хореографом в танцевальных школах, не связанных с фигурным катанием. Рисовала немного. Чувствовала себя хреново в это время. После того как у тебя на протяжении 15-20 лет расписан каждый день, оказаться в обычном мире и не понимать, во сколько тебе встать, куда пойти и с кем общаться… Сложно. Жизнь и круг общения меняются полностью. Классно, когда есть друзья и интересы вне спорта. Я бы посоветовала всем детям и родителям об этом задуматься. Никто не знает, когда наступит эта точка невозврата.
— С Катей Александровской ты не была знакома (Екатерина Александровская — чемпионка мира среди юниоров в парном катании, покончившая с собой в июне 2020. — «Матч ТВ»)?
— Нет, не была. Ее история — это ужас ужасный. Я вот что хочу сказать: спортсмены, конечно, сильные люди. Столько всякого говна мы проходим на протяжении своей карьеры.
Начинается все с того, что тебя гнобят на тренировках, хотя тут как повезет. Я попала к человеку, который меня морально уничтожал. И чем старше я становилась, тем больше росла во мне неуверенность. У всех разная психика, на которую влияет множество условий, и кто-то говорит в итоге — да пошло оно все, я буду счастливым. А кто-то решает, что жизнь кончилась.
Я никогда не думала о самоубийстве, но просто ненавидела свою жизнь. И себя.
— Ненавидела себя, потому что не могла ничего изменить, как тебе казалось?
— Именно. Я вроде как ни за что не отвечаю, но понимаю свою безысходность. А я еще такой девочкой была, которая особо не сопротивлялась. Тренер сказал: «Иди разбейся в лепешку», — я пойду и разобьюсь. Мама сказала: «Иди работай на лед», — иду и работаю.
Я удивлена, что смогла после спорта обрести спокойствие. Хотя мне до сих пор все эти комплексы аукаются. И по поводу еды, и еще куча. Иногда бывают панические атаки. Я пробую йогу, правильное дыхание, вот это все, но помогает так себе. Поэтому в спорте так важно, чтобы был хотя бы кто-то, кто тебя поддерживает. А не просто: «Ты козел, плохо выступил».
— В чем смысл этой мотивации страхом и унижением, которая так часто практикуется в спорте? Она же не работает.
— На ком-то, видимо, работает. К сожалению. Проблема в том, что на тренере лежит огромная ответственность, потому что спортсмен от него зависит, большую часть жизни с ним проводит, верит ему. Кроме того, что тренер скажет, что ты жирный, подростком ты и сам себя воспринимаешь нескладным и отвратительным. Это все накапливается в голове.
— Мне всегда было интересно, почему, например, не мальчикам пойти качаться, а девочкам «не жрать»?
— Да, наверное, так исторически сложилось, что женщина виновата во всех грехах (смеется). И мальчиков в фигурном катании дефицит.
«Фигуристы, которые нуждаются в поддержке и понимании, продолжают жить с установкой, что они никчемные»
— Есть американская танцовщица Мэдисон Хаббел, далекая от традиционных представлений об идеальной партнерше как субтильной девочке. Как думаешь, как ей удается сохранять любовь к себе? Она выглядит абсолютно довольным собой человеком без комплексов.
— У американцев не так много комплексов, потому что за слова «ты жирная» можно попасть в суд. А у нас за это ничего не будет. Тебе вынесут мозг, ты пойдешь домой, поплачешь и… будешь худеть. Знаешь, мне так отозвалось интервью Лены Радионовой, как ее на лед не пускали из-за веса. Но почему-то никто не думает, что проблемы с весом могут быть гормональными, а еще все они от головы — ты не выдерживаешь давления, начинаешь есть, толстеешь, получаешь за это, и круг замыкается.
— На Олимпиаде-2018 инцидент с расстегнувшимся лифом партнерши не позволил французскому дуэту получить более высокие оценки за ритм-танец и, возможно, выиграть золотую медаль. Мне кажется, каждая фигуристка может представить себя на месте Габриэлы Пападакис в страшном сне. Ты думала, как повела бы себя в такой ситуации?
— Я думала о том, насколько нужно быть отважной, чтобы продолжать кататься, когда все видят твою грудь. И ведь они ни в чем не ошиблись, просто были не такими свободными и раскованными, какими могли бы быть. Я бы, наверное, остановилась, хотя… это же Олимпиада. С детства нас приучают: что бы ни случилось — едешь дальше. Если выключается музыка — едешь без музыки. Обрушивается потолок — докатываешь до конца, потому что второго шанса тебе не дадут.
— Ты ведь еще помнишь чемпионаты России, когда на них были пустые залы. Как тебе нынешний ажиотаж вокруг фигурного катания?
— Сколько вот недавно в Сызрани собралось людей — для нас когда-то это считалось бы полным залом. Чаще всего на чемпионаты России приходили болеть только родители.
У ажиотажа есть и обратная сторона. Поклонники и поддержка — это приятно, но иногда откроешь комментарии и думаешь: люди, вы вообще адекватные? Что вы пишете?
Я когда карьеру завершила, зависала в некоторых группах, искала свои фотки. Настолько отвратительные вещи попадались в комментариях, что у меня внутри все горело, я даже пару раз отвечала. Смотришь на аватарки — милые вроде люди, с котиками и детьми, а на деле… Это к вопросу о самооценке — сколько ненависти на нынешних фигуристов выливается. Я надеюсь, они ничего специально не читают, но что-то все равно просачивается.
— Раскрой секрет, зачем девочки в танцах приходят при полном параде даже на утренние тренировки?
— Так принято на соревнованиях. Я сначала удивлялась, что одиночницы приходят в трениках и с хвостиком. А мы — все накрашенные и одетые. Помню, на каком-то американском старте был очень ранний подъем, так я красилась перед сном водостойкой подводкой. И со стрелками этими спала. Иначе в три часа ночи, когда нужно было вставать, никогда в жизни бы нормально не накрасилась.
А сейчас не понимаю, зачем мы это делали. Сидят судьи, точно так же хотят спать, им вообще все равно, как твое лицо выглядит. Прокатал программу — молодец, иди в отель готовься выступать.
Когда я закончила со спортом, у меня повседневный макияж был, как грим на соревнования. Понадобилось время, чтобы перестать так ярко краситься и принять свое лицо. Могу сказать, что муж и его отношение ко мне повлияло и на мое восприятие себя тоже.
— Насколько я знаю, девочки партнеров на соревнованиях тоже красят. Бывает, что мальчики отказываются?
— Колю я всегда красила, даже не спрашивала — только тон. Можно еще щечки и скулы выделить, конечно, но обычно все просят «давай по минимуму». Но, если честно, я не понимаю, зачем — у мальчиков кожа обычно и так хорошая.
— Не буду называть имени, но знаю, что утро одной фигуристки обычно начинается с перечисления ее недостатков. Блеклая, страшная, бесцветная, толстая…
— Суровая правда, так оно и есть. И мне так говорили. У всех это повторяется, потому что тренеры одни и те же.
Бывшие спортсмены, которые это пережили и понимают ошибки тренеров, либо сами не хотят этим заниматься, либо имеют доступ к работе только с совсем маленькими детьми. А остальные работают так, как привыкли. И фигуристы, которые нуждаются в поддержке и понимании, продолжают жить с установкой, что они никчемные.
— От твоих слов внутри поднимается волна негодования, если честно. У тебя не осталось обиды на тренеров и эту систему?
— Мы с Алексеем Юрьевичем (Горшковым) расстались плохо, не общались вообще. Но тут как-то нужно было сходить на тренировку к ним, посмотреть на костюмы, которые я придумала одной его паре, в движении. И я так боялась, как мы встретимся с ним в первый раз за пять лет.
Но все прошло хорошо, он был искренне рад меня видеть. У них остались хорошие воспоминания, нет обид. У меня тоже. Прикольно было вернуться на каток, где я 15 лет прожила фактически. Получается, все было не зря. Это просто был сложный путь к тому, чем мне действительно нравится заниматься.
Читайте также:
- «Трусова и Косторная поспешили со своим решением». Сергей Добрин — о скандальных переходах сезона
- «В три часа ночи вдруг идея: а почему бы не перебросить Машу через себя?» Грузинские танцоры о креативе, национальной кухне и лучшем певце
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
