- Почему вам в Пхенчхане не удалось повторить сочинский успех?
Уйалд: - Многое должно сложиться, чтобы победить в любом соревновании. В Сочи все сложилось в мою пользу: условия, погода, фанаты. Все за меня. В Корее были другие ощущения. Конечно, нет никаких оправданий. Может быть, десятое место – это не так уж плохо. Но было бы здорово выиграть. Я сделал все, что мог, учитывая ситуацию. Горд результатом и тем, через что прошел.
- Алена, перед Олимпиадой ты выиграла много соревнований. Что не получилось в Корее?
Заварзина: - В отличие от Сочи я действительно подошла в оптимальной форме. Перед стартом две недели очень активно тренировалась, морально готовилась к тому, что соревнования будут проходить в два дня. Я, наверное, опущу то моральное давление, под которым мы оказались на этой Олимпиаде: не были на открытии, ходили в форме олимпийских атлетов из России, на нас все смотрели и показывали пальцем. Возможно, я утрирую, но тем не менее мы были в уникальном положении. Это нечестные условия для всех спортсменов.
Соревнования планировались провести в два дня. Обычно все проходит в один. Поэтому я морально к этому готовилась. За пару дней нам решили поменять расписание и поставить все на субботу. Понимаю, что мы оказались в равных условиях и что так даже удобнее, как на обычных соревнованиях. Но морально была тяжело перестроиться. В четверг я «перегорела», и нужно было заново восстановить весь настрой на субботу. Я хорошо откатала четыре заезда, а в последних двух совершила ошибки.
В 1/8 я выиграла три сотых. Это очень мало на длинной трассе. Подумала, что нужно ускориться в дальнейших заездах. Начала сильнее задавливать доску, немного нервничать. Когда дошла до полуфинала, то там были те же соперницы, которым я проиграла на предыдущих соревнованиях. Было морально тяжело отработать. Когда допустила ошибку в полуфинале и попала в малый финал, то морально сдалась. Я очень хотела попасть в большой финал, несмотря на все преграды, на трагедию, которая случилась в семье, на то, что мы не знали – поедем или нет, на 17 допинг-тестов вне соревнований. Поэтому собраться было тяжело.
- На вас давил фактор сочинского успеха?
Заварзина: - На меня нет. Если ты выступаешь на соревнованиях и занимаешь какое-то место, то в следующий раз хочешь либо повторить, либо улучшить результат. Это обычный настрой. Я очень хотела золота, слишком хотела. Поэтому не сказала бы, что бронзовая медаль Сочи на меня давила. Скорее всего, она помогала. Те медалистки, которые хорошо выступили на прошлой Олимпиаде, в этот раз не были даже близки к пьедесталу. Если взять общий зачет двух Олимпиад, то я занимаю первое место.
Уайлд: - В Сочи у меня была миссия. Вся моя жизнь крутилась вокруг этих двух дней, самых важных дней в жизни. Перед Пхенчханом я чувствовал себя в каком-то смысле сломленным, мой олимпийский дух был мертв из-за того, что происходило до Игр. Кажется, 6 февраля я на сто процентов был уверен, что не поеду на Олимпиаду. Потом мне сказали, что я могу там выступить. Тогда подумал: «Знаете, все это уже не для меня». Слишком много страсти ушло. Может быть, меня мотивировали деньги. Но ничто так не мотивирует как настоящая страсть, любовь. В Пхенчхане было давление.
Конечно, я хотел выиграть. Но в то же время чувствовал себя абсолютно разобранным. Мне все надоело: мой вид спорта, люди, которые меня окружали, слышать слово «допинг», носить на своей форме логотип «Олимпийский атлет из России». Это просто унижало мое человеческое достоинство. Я был недочеловеком, две трети человека. Мне казалось, что мне не рады на этой Олимпиады. В общем, была какая-то ненависть. Она была моим главным мотиватором. А это плохой мотиватор. Я хотел, чтобы это все закончилось, отказаться. Хотел, чтобы у жены все получилась. Понимал, что у нее есть шансы, но иногда просто не везет. Для того чтобы занять верхнюю строчку, многое должно сойтись в один день.
- Вы чувствовали какое-то дополнительное давление от тех спортсменов или официальных лиц, которые находились в Корее?
Заварзина: - Я только чувствовала, что если достаю что-то из рюкзака и что-то пью, на меня смотрят очень пристально. Не сказала бы, что в нашем виде спорта есть какие-то прецеденты нечестного отношения или предвзятости. Был один такой случай в этом году, с которым мы разобрались, но в целом все относились к этой ситуации с пониманием. Много моих друзей попали в список неприглашенных. Одному богу известно, почему нас допустили. Это просто русская рулетка: одному повезло, второму – нет. Кто решает – неизвестно. До сих пор многие думают, что наших спортсменов не допустили по праву. Они не хотят вникнуть в проблему и считают, что мы все виновны.
Спорт – это единственное место работы, которые критикуется все миром, потому что многие не хотят твоего успеха. Как будто глобальная зависть. Ты молодец и герой, но как только оступился – тебе конец. Спортсмены, которые попали под санкции, сейчас в спорте не могут работать врачом или тренером. Они не могут вообще поехать на Олимпиаду. Я считаю это нечестно. Эта история должна получить большую огласку. Но сейчас Олимпиада прошла, и все про нее забыли. Также было после Рио. Вчера всех интересовало, сегодня – никому не нужно. Я уверена, когда у нас будет следующая летняя Олимпиада, то за 6-7 месяцев опять начнется. Возьмут нашего любимого Родченкова, откроют его новые дневники и мемуары, которые он напишет. Все опять закрутиться без какого-либо суда и следствия. Никто ничего не сможет сказать.
У спортсменов нет никаких прав. Мы не можем за себя постоять. Мы звонили в МОК и попадали на: «Пожалуйста, подождите. Ваш звонок очень важен для нас». И 18 специалистов переадресовывали нас на разные номера. Мы пытались узнать: едем мы или нет. 5 декабря объявили, что мы едем под особыми условиями. Прошел месяц – и вообще никаких новостей. Мы звоним в Олимпийский комитет, но никто не может даже проявить уважение к двукратному олимпийскому чемпиону, который, между прочим, работает на бренд Игр. Могли хотя бы сказать: «Ребята, вы едете», или: «Узнаете такого-то числа». Ничего. Мы просто сидим и ждем. И постоянные допинговые тесты. Не дай бог не оказаться дома в семь утра, или интернет не будет работать, или собака съест твой телефон. Ты должен всем. Прав нет ни на что.
- До Олимпиады с Виком связывалось одно американское издание. Можете подробнее рассказать эту историю?
Уайлд: - 11 мая 2016 года я получил письмо от The New York Times. В нем было сказано: «Ты принимаешь стероиды, и мы тобой займемся». У меня никогда не было нервного срыва до этого дня. Тогда я просто потерял контроль над собой. Следующие полтора года с того дня и было сформировано ощущение, с которым я ждал Олимпиаду. Помогли ли мне ОКР? Нет. Министерство спорта России? Нет. Мы одни сражались с моей женой. Каждый день задавался вопросом, как игрушка йо-йо: «Возьмут или не возьмут? Что вообще происходит?»
- Может быть, Олимпийский комитет России не мог помочь, там не понимали ситуацию?
Уайлд: - Никто меня не поддерживал. Никто не пытался сказать: «Все с тобой будет в порядке. Мы будем сражаться за тебя». Может быть, ОКР и Министерство спорта старались. Но я говорю о фактах. Моя федерация сноуборда России тоже ничем не помогла. Вот факты. Я не хочу сказать: правы они или нет. Просто говорю, как обстояли дела в моем случаем. Я даже не мог ничего сказать 18 месяцев. У меня не было права публично выступить и заявить: «Я не являюсь частью всего этого». Если бы сказал: «Родченков – это чувак, наполненный дерьмом», то он сказал бы, что я тоже принимаю допинг.
- А что конкретно хотело издание The New York Times?
Заварзина: - Они просто хотят тебя спровоцировать на какой-то комментарий. Например, если ты скажешь: «Я ничего общего не имею с этой историей», то они выкинут из заголовка «ничего общего» и останется «Вик Уайлд – допинг». Все. И потом ты на всю жизнь остался связан с этой историей.
- Вик, как отнеслись ко все этой ситуации твои американские коллеги?
Уйалд: - Когда они общаются со мной, то поддерживают. Неизвестно, что они говорят, когда я их не слышу. Но напрямую никто не высказывал, что я не должен соревноваться. Глупо было бы это говорить мне в лицо. У нас маленькая группа спортсменов. Мы, конечно, не лучшие друзья, но помогаем друг другу. Надеемся на лучшее будущее для друг друга, потому что у нас небольшой вид спорта, мы не футболисты. Я очень рад, что все закончилось. Это был хороший урок, который показал мне, что не всегда все бывает идеально. Сейчас иду дальше по жизни и уже не посвящу себя олимпийскому движению. Конечно, я сегодня в этой майке, но эти кольца на ней уже ничего для меня не значат.
Заварзина: - Знаете, есть люди, которые делают себе татуировку с олимпийскими кольцами. Интересно, где они сейчас? Закрашивают их и пишут плохие слова рядом? Я тоже в детстве верила в олимпийское движение. Смотрела на твои выступления, Жени Плющенко, Алексея Немова, Светланы Хоркиной, Алины Кабаевой. Смотрела со слезами. Горела поехать на Олимпиаду. Но последние четыре года, с тех пор как МОК изъял одну нашу дисциплину из программы, не основываясь ни на чем, посеяло зерно сомнений в сознании. Олимпийский комитет – это большая маркетинг-машина, ориентированная на зарабатывание денег. Если ты скажешь им это в лицо, то они оскорбятся.
- После Олимпиады в Пхенчхане у тебя, Вик, была операция. Расскажи об этом.
Уайлд: - Да, как только закончились Игры, мы поехали в Инсбрук, и там мне сделали операцию на колене. Мы знали, что в какой-то момент ее нужно делать. Было ясно, что я не закончу сезон. Сейчас все хорошо заживает. Вероятно, вернусь к октябрю-ноябрю. Буду снова заниматься сноубордом. Что касается Олимпиады, то больше не буду инвестировать столько энергии в нечто, что меня не уважает. Почему я должен отдавать Играм четыре года? Поэтому я буду продолжать заниматься сноубордом. Может быть, на очень высоком уровне, но не ради Олимпиады.
- Возможно, ситуация кардинально поменяется перед будущими зимними Играми.
Заварзина: - Как она может поменяться?
- В лучшую сторону. Может быть, всем разрешат выступать.
Заварзина: - Это, мне кажется, научная фантастика.
Уайлд: - Что касается меня, то хотел бы, чтобы Томас Бах передо мной извинился. Не хочу говорить за всех, но думаю, что он много перед кем должен извиниться. Как со мной обходились – это неправильно. Четыре года пройдут, все переменится. Посмотрим. Может быть, к лучшему.
- Алена, что у тебя в планах?
Заварзина: - Я закончила сезон в очень хорошей форме. После Олимпиады выиграла чемпионат России, два серебра на Кубка мира подряд. Поэтому хочу следующий сезон откатать и выступить на чемпионате мира. Скорее всего, на этом все. Потому что у меня нет моральных сил продолжать бороться и плыть против течения. Не только мирового течения, но и внутри страны.
- Вы планируете завести детей?
- Давайте, подождем и посмотрим. Не в ближайшее время, не вот-вот.
- О чем вы мечтаете?
Заварзина: - Думаю, что у нас примерно одна и та же мечта, как у всех людей в мире. Мы хотим благополучия своим близким, своим детям, жить в мирное время, радоваться каждому дню, наслаждаться собой и друзьями, любить свою страну, уважать свою улицу и иметь какие-то идеалы, за которые не стыдно. У меня нет каких-то материальных желаний. Просто хочу быть счастливой. Чтобы мои друзья, семья и муж были счастливы. Хочу иметь счастливых детей.
Уайлд: - Согласен с супругой. Я немножко отдохну от соревнований и буду чуть менее серьезно ко всему относиться. Я вообще с нетерпением ждал момента, когда смогу стать частью русской культуры, больше понять о ней. Планирую проехать на мотоцикле до Магадана этим летом, в июне собираюсь на Камчатку.
Открыть видеоФото: РИА Новости/Рамиль Ситдиков, Андрей Голованов и Сергей Киврин
Читайте также
«Несколько месяцев перед Олимпиадой я жила в аду». Откровенное интервью Алены Заварзиной
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
