Елизавета Кожевникова выиграла серебро Альбервилля-1992 и бронзу Лиллехаммера-1994 в могуле, комментировала на ТВ горные лыжи и велоспорт, а сейчас практикует как спортивный психолог и рассказывает «Матч ТВ», почему наши спортсмены всю жизнь накапливают в себе страх, оказываются из-за этого плохо тренированными и побеждают только в «хорошую погоду». Но это еще можно поправить.
Ты дрожишь, твои ладони потеют. Ты не можешь метнуть копье
- Современный атлет начинает соревноваться очень рано. Когда он еще ребенок, который очень доверяет миру и тем людям, которые его окружают, - это родные и тренер. И с ним происходит страшная вещь: он начинает соревноваться на полном серьезе, потому что этого требует система. И если он проигрывает, в нем прописываются очень мощные рефлексы типа «я выигрываю – я хороший, я проигрываю – я плохой». И, раз прописавшись, этот опыт никогда не устраняется. В психологии это называется переносом.
Все знают, что ребенка нельзя запихивать во всамделишные соревнования до 9 лет. Это было аксиомой в советской системе. А современное поколение в сборных как раз выросло из детей, которых родители отправили заниматься спортом в конце 90-х. На Олимпиаде в Нагано российские чемпионы уже получали квартиры, машины и большие деньги. Родители стали отправлять детей в спорт как в профессию, где они будут зарабатывать. Соответственно, родители стали инвестировать, а тренеры – давить и спрашивать, ставить ребенка в режим ранней селекции: «чем раньше мы начнем соревноваться, тем больше я заработаю».
Для этого ребенка любая соревновательная ситуация, где он не выигрывает, приравнивается к угрозе для жизни. А что происходит с твоим телом, если я скажу, что ты заходишь в опасную зону? Ты дрожишь, ладони потеют, у тебя нарушена мышечная координация. Ты уже не бросишь копье или камень в керлинге, не проедешь слалом.
Все наши победы – только в «хорошую погоду»
- В чем наше отличие от «импортного» спорта? Я беру программу швейцарского лыжного союза. Знаю, что то же самое происходит с подготовкой лыжников в Австрии. До девяти ребенка развивают как мультиспортсмена, чтобы он понимал, как пользоваться своим телом, эмоциями, как себя позиционировать в коллективе. В девять он принимает осознанное решение заниматься тем или иным видом спорта. А когда это решение становится моим, то нагрузки я одобряю, я их хочу переживать.
А что происходить с нашими, которых мама привела в четыре года на хоккей? «Тебе нравится играть?» - «Нравится». А дальше он забывает, что надо переваривать нагрузки. И каждый раз, когда он в них втыкается, он обнаруживает, что это не его решение. «Я не люблю бегать кроссы, я не люблю приседать со штангой». И к первому недостатку, ощущению постоянной угрозы, присовокупляется второй: неумение тренироваться столько, сколько нужно, в состоянии дискомфорта. И получается, что в 99% случаев наши спортсмены недотренированы.
А за границей отношение такое: «я вижу нагрузку как возможность, и эта возможность отправляет меня на следующую ступень развития». У наших же нагрузка – это то, от чего надо бессознательно защищаться. И за годы карьеры они набирают огромный объем невыполненной работы. Находясь внутри стрессовой ситуации, атлет не осознает своего избегательного поведения, например: «я бросил гонку, потому что шел холодный дождь».
Я показываю им статистику, фрагменты трансляций, чтобы позволить осознать, как все выглядит снаружи. По-настоящему успешно у наших получается соревноваться только в «хорошую погоду»: когда нет давления, когда нет сверхответственности.
Последний образ такой: «и закончу я на помойке нищим»
- Эти помехи в специальной литературе называются «состояния pop-up», они, как всплывающие окна рекламы: появляются у атлета вдруг, словно внезапные кошмары: «я не преуспеваю, я ничего не могу, а я 20 лет этим занимаюсь, а что будет дальше? Я проигрываю, я не могу, меня сейчас тренер отругает, меня выгонят из сборной». Финализируется этот ряд образом: «И закончу я на помойке нищим». Пока он переживает этот ряд, он не может играть, потому что фокус направлен внутрь, на все эти чудовищные мысли.
Когда все хорошо – эти угрозы не всплывают. А когда возникает давление – атлет превращается в беспомощного ребенка. Представьте себе, что в этот момент он переживает состояние человека, к виску которого приставлен ствол: все, что ты чувствуешь, – страх. Страх катастрофы, быть брошенным, быть неидеальным, униженным, наказанным. Ты никак не можешь соревноваться, потому что в этот момент ты просто «спасаешь себя».
Мы, русские, к этому особенно предрасположены, потому что четыре наших последних поколения создали генотип тревожного человека. Мы - дети, внуки и правнуки людей, которые всю жизнь боролись с угрозой. И наш фокус направлен на самозащиту. Вот почему мы всегда такие критичные, на стрёме. И эти pop-up окна, которые в нас всплывают в момент соревновательного давления, имеют феноменальную силу. И с ними почти ничего нельзя сделать, если специально не тренировать атлета на вылавливание этих вещей.
Сумерки. Ты бежишь через виноградник с фонариком на лбу
- Мы начинаем борьбу против собственного мозга. Против собственных рефлексов. Человек должен понимать, что мысли, которые в момент проигрыша к нему приходят, - это лишь текст. Лишь судорожная активность мозга. Им можно не верить. Все спортсмены констатируют у себя мокрые ладошки и дрожание рук, это универсальная реакция тела. И первое, что нужно объяснить человеку: в этот момент ты не бросаешься реагировать, ты ждешь, пока это состояние пройдет. А дальше мы начинаем развивать активное внимание, чтобы оно преобладало над рефлекторным. Но за два месяца работы нам предстоит побороть привычки, которые копились целую жизнь.
Пример. Мы с гонщиком работаем сессию, он получает итоговое упражнение: берешь фонарик, надеваешь его на лоб и в сумерки отправляешься бегать по пересеченной местности, в виноградник. Важно удерживать свой фокус, свой взгляд на точке, в которую светит фонарик – на 20 метров вперед, не смотреть себе под ноги. Фишка этого упражнения в том, что ты поймешь: твое тело умное, оно способно читать рельеф, обостряется сенсорика, ускоряется скорость реакции. Ты тренируешь свое тело привыкать к дискомфорту и не выбегать из него слишком быстро. Необходимость бежать по незнакомой поляне вызовет негативные реакции: «почему я должен заниматься этой глупостью?», и параллельно спортсмен наблюдает, как тело продолжает делать свою работу, невзирая на раздражение. Это гениальное упражнение, оно моделирует состояние спортсмена в тот момент, когда он проигрывает.
И что мне отвечает гонщик? «А можно я не побегу? Можно я лучше что-нибудь другое сделаю?» Вот так работает его алгоритм ухода от нагрузки. Все, что непривычно, что выводит из зоны комфорта, что не согласуется с предыдущим опытом, он начинает отвергать. «Что я как дурак буду бегать по винограднику с фонариком?»
Делаю бросок и не думаю, что сегодня на ужин
- Все спортсмены высокого уровня – «нарциссы». «Я же раньше делал вот так, и это приносило успех». Я в них вижу себя. В их возрасте я была такая же. Они пытаются старым ключом открыть новую замочную скважину. Поэтому первый месяц мы с ними просто разбираем их переживания, эти живые скелеты в шкафу. И начинаем идти от противного. Мы не успокаиваем спортсмена, не пытаемся отменить этот опыт: он уже в них есть. Он прописан в теле, и тело его никогда больше не сможет проигнорировать. Мы раскрываем перед спортсменом карты. Описываем механизм того, что с ним происходит. Начинаем моделировать плохие ситуации, учимся их принимать, через них дышать, расслабляться. И атлеты понимают, что эмоция начинает испаряться. Мы просто пожили с ней в контакте три минуты. Бам! И аффект прошел. Бам! И телесное состояние стало другим. Оказывается, было не страшно. Нормально все, мы выдерживаем.
В момент, когда спортсмен расслабляется и дышит, он переключается с винегрета своих мыслей на тело. А это значит, что он опять может играть. Потом мы медитируем. Учимся видеть: вот ряд мыслей, они могут быть страшными, а вот – я, наблюдающий. Простое упражнение, две-три минуты. Но если ты его накатываешь на протяжении года – набегает хороший «километраж». И в момент, когда жуткие детские мысли активизируются, ты понимаешь, что они – просто текст. Страхи переводятся из подсознания в сознание. Мы открываем шкаф со своими скелетами и добиваемся того, что они нам просто надоедают, превращаются в белый шум.
Если спортсмены все выполняют, то двух месяцев программы достаточно, потому что она подразумевает полное переключение в режим постоянной тренировки внимания: я пью кофе – и не делаю больше ничего, не отвлекаюсь на телефон, не смотрю телевизор. Я делаю разминку и тотально в это вовлечен. Я готовлюсь кинуть камень и в этот момент не думаю, что на ужин: я тотально вовлечен в свой бросок. И когда эти процедуры охватывают вообще всю твою жизнь, у тебя общий объем этого активного фокуса доходит до нескольких часов в день. И за два месяца ты хорошо натренирован.
Если требуется больше времени – это знак, что они не занимались. Но я делаю все, чтобы они работали. Я им объясняю на языке атлета, на языке человека, который испытал это сам и продолжает испытывать, объясняю на языке журналиста, потому что вижу примеры из разных видов спорта, как это работает. Нет человека, который мог бы это лучше объяснить, не скажу – в мире, но у нас в стране – точно.
Фото: «Матч ТВ», РИА Новости/Виталий Белоусов, РИА Новости, Спортивная Федерация фристайла Томской области, Из личного архива Елизаветы Кожевниковой
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
