В Праге женская сборная России сейчас бьется на новом командном турнире Кубок Билли Джин Кинг. Но многолетний руководитель нашего тенниса Шамиль Тарпищев в Чехию не поехал. Глава ФТР находится в Армении на сборе с молодыми теннисистами.
— Я среднегорье хорошо знаю, семь лет в Советском Союзе сборы проводил. Поэтому поехал. Специалистов уже нигде нет по среднегорью. Куницын и Андреев всегда на связи. Только что до вас мне звонили, — объяснил Тарпищев корреспонденту «Матч ТВ».
В интервью мы обсудили, почему он перестал быть капитаном женской сборной и сосредоточился на мужской. Также в этом материале:
- Каким для него было самое болезненное поражение нашей команды
- На кого из современных теннисистов был похож стиль игры Тарпищева в годы его спортивной карьеры
- Из-за чего он часто получал дисквалификации
- Как Тарпищев начал тренировать Ельцина
- Почему он не может сейчас уйти из МОК и ФТР
«После матчей Кубка Дэвиса отходишь дней пять независимо от результата»
— Меньше чем через месяц стартует финальная часть Кубка Дэвиса. Вы снова едете на турнир в роли капитана. Ведете подсчет, сколько матчей были в этом амплуа?
— На Кубке Дэвиса — 96. Если попадаю по этим параметрам в Книгу рекордов Гиннеса, то почему бы не посчитать?
— Разница в возрасте с каждым новым поколением игроков между вами и теннисистами увеличивается. Сложно ли находить взаимопонимание со спортсменами?
— Я тренирую с 1975 года, и за это время у нас в теннисе не было ни одного видимого конфликта. При этом все звезды, все эгоцентрики, у всех сильное «я». Значит, что-то в этом есть? Вы читали, чтобы в последние 45 лет у нас в теннисе был раздрай? По-моему, ничего такого серьезного не происходило.
— Может быть, просто не выносилось на публику?
— Чтобы у нас не выносилось? У нас выносится сразу даже то, чего нет.
— Вы ярко празднуете победы, но поражения принимаете достаточно сдержанно. Что творится в такие моменты внутри?
— Сидя на стуле в течение матча, я теряю от трех до пяти килограммов. Это происходит независимо от результата. После отходишь еще дней пять. Нагрузка сумасшедшая.
— Самое болезненное поражение в карьере?
— От Белоруссии в 2004 году. Когда нас Владимир Волчков обманул. Он сымитировал травму, чем ввел в заблуждение. Наши ребята расслабились, подумали, что дело сделано. В итоге Волчков вышел и обыграл неготового к матчу Южного.
— Долго отходили?
— Как обычно. Когда выигрываешь, отходишь по времени столько же, но только эмоционально ты в порядке. А когда проигрываешь, то находишься в депрессии. Вот и вся разница. Стул, на котором сидит капитан, мы называем электрическим стулом, потому что, сидя на нем, нервы горят.
— Мне кажется, что визуально вы стали смотреть матчи более спокойно. Вы так не считаете?
— Сейчас другой Кубок Дэвиса. Раньше же было пять сетов, а теперь — три. Раньше мы играли в классические шахматы, а теперь — в блиц. Для нашего поколения длинные матчи более интересны, а молодежи нужно побыстрей. В коротких играх тренер мало что может сделать, так как скорость очень большая. Поэтому другой теннис стал совсем. Пятисетовые матчи остались на турнирах «Большого шлема». Там та же интрига, что была на Кубке Дэвиса. Любой длинный матч — это детектив.
— Вы сейчас капитаните только в мужской сборной. Почему перестали в женской?
— Потому что тяжело. Объем работы возрос. С позиции развития тенниса проблем стало больше. Времени на все не хватает. Недалеко то время, когда я из мужской тоже уйду. Подрастают люди, которые могут управлять, учатся. Игорь Куницын и Игорь Андреев прекрасно справляются.
— Отличается ли капитанство с мужской сборной и с женской?
— С девочками мне всегда полегче было. Грубо говоря, если девушка обижается, то это ненадолго. Ими легче управлять, потому что можно использовать больше психологических моментов. Парни сложнее в управлении. Но, конечно, бывают разные люди с разной психологией. Чтобы ими управлять, нужно очень много находиться со спортсменами и вести картотеку «западников». А у меня просто нет времени следить за двумя командами. Это делать сегодня тяжело, потому что проблем у нас в спорте очень много. Я же еще и член МОК. Отстаивание наших позиций за рубежом отнимает много времени.
— Сложно распределять время между работой в Федерации тенниса России и в Международном олимпийском комитете?
— Легко распределять, когда ты управляешь временем. А если оно управляет тобой, то совсем сложно. Очень много совещаний, которые вообще ни на что не ложатся, но на них надо быть. Поэтому времени ни на что не хватает.
«Меня миллион раз дисквалифицировали. Затем жизнь научила терпению»
— С кем из современных теннисистов вы бы могли сравнить себя в годы вашей спортивной карьеры?
— Я любил играть в комбинационный теннис. Если говорить про стиль, то мне нравится Джокович. Вот в такой теннис я пытался играть.
— Не получалось?
— Почему же? Когда я уходил, то у меня с 1 января по 1 августа не было ни одного поражения. Подряд выиграл турниры сильнейших теннисистов. Мне тогда было 25 лет, расцвет сил. Но в то же время нам запрещали играть со спортсменами Южной Африки, Родезии. Боролись против апартеида. Когда меня пытались назначить старшим тренером, я два раза отказывался, потому что хотел играть. В третий раз мне сказали: «А кто тебе даст играть?» Так и получилось. Локаут. Два года бы просидел без турниров, потому что нас лишили права выступать на Кубке Дэвиса. Как в такой ситуации можно игроку выживать? Многие тогда завершили карьеру.
— Насколько довольны карьерой?
— Я победил на 11 турнирах, но, конечно, не доиграл. Еще можно было лет 10 выступать. Конечно, обидно, что сократили мою спортивную жизнь.
— Теннис же не очень жаловали в СССР. Не говорили, что вы занимаетесь немужским видом спорта?
— Когда первые шаги были, то говорили, что теннис «бабский». Но я жил в благоприятном районе — на 1-м Боткинском проезде у стадиона Юных пионеров. Там теннисная конкуренция сумасшедшая была. Ходил в школу номер 698, где училось много хоккеистов «Крыльев Советов». Они меня патронировали. Все друзья хоккеисты были, с Харламовым в институт поступал. Начинал учиться на кафедре хоккея, потому что кафедры тенниса еще не было. Поэтому не испытывал обиду. Зимой в хоккей играл, летом в футбол. Мне предлагали даже выступать в первой лиге. Поэтому спортивная жизнь у меня была многоплановая.
— Почему не ушли в футбол или хоккей?
— Результаты в теннисе раньше пошли. Так сложилось, что выполнил первый взрослый разряд, будучи в классе самым последним по росту. Тогда было сложно его выполнить. Поэтому в теннисе остался. Дальше пошли сборы, мероприятия, выезды, чего в 14 лет в футболе еще не было.
— Как обстояли дела с теннисной экипировкой?
— В 72-м у меня уже контракт был с формой Sergio Tacchini. Если говорить про более ранние годы, то у нас инвентаря не было: ни струн, ни тапочек. Сейчас страдаем за то, что у нас не было. Все ноги разбиты.
— Вы говорили, что у теннисистов за карьеру развивается эгоцентризм. У вас он развился?
— Конечно. Меня миллион раз дисквалифицировали. Можно сказать, что тренером я стал из-за духа противоречия. У меня рано погиб тренер в автомобильной аварии. Поэтому, учась в институте, я практически делал себя сам. Прорваться было сложно без тренера.
— За что дисквалифицировали?
— Например, пришел на корты, где тренируется министр спорта Павлов с Виталием Георгиевичем Смирновым. Говорит: «Шамиль, ты можешь объяснить, почему Крошина проиграла Билли Джин Кинг со счетом 6:0? Я бы вышел, тоже бы проиграл 6:0. Она делает двойные ошибки, и я делаю двойные». Я отвечаю: «Она рискует и не попадает, а вы просто попасть не можете». Раз — и меня на шесть месяцев дисквалифицировали. И таких отстранений на полгода было пять-шесть. Условно говоря, за восемь лет взрослой карьеры три с половиной года я потерял из-за ничего. То с Чили нельзя играть, то с ЮАР, то там дисквалифицировали, то тут выступил на тренерском совете, туда не послали, сюда не послали… Затем жизнь научила молчать и терпению. Это терпение далось мне тяжело.
— Не было того, кто вас мог направлять?
— Нет. Как уже сказал, мой тренер погиб. У каждого были свои наставники, которые их лоббировали, а меня некому было лоббировать. Только когда президентом Федерации тенниса Москвы стал Николай Николаевич Озеров, то вот он меня очень поддерживал.
«Ельцин — волейболист, у него подача хорошая. Я — профессиональный теннисист. Шансов нас победить вообще не было»
— Что имел тренер в те годы, когда вы начинали?
— Ничего не имел. Зарплаты средние были: 60-80 рублей в месяц. На уровне инженера, наверное.
— Не думали чем-то другим заниматься?
— Я зарабатывал футболом, играл за завод. За победу давали 10 рублей. В неделю было минимум три матча. Три раза выиграл — 30 рублей в неделю. 120 рублей в месяц — это уже были приличные деньги. Поэтому грех было жаловаться. В футболе у меня получалось.
— На какой позиции играли?
— В полузащите. Мы же теннисисты не устаем на футбольном поле. Я хорошо бегал, перекрывал много. Физически теннисисты везде выглядели лучше всех. Да и сейчас выглядят. Взять даже победы на Олимпиаде в Токио. Мы методическое письмо писали по подготовке к этой жаре. На второй неделе мы за счет физики лучше всех смотрелись.
— Вы начали тренировать в 25 лет. Как вас воспринимали теннисисты?
— Я был, наверное, младше всех членов сборной, которые у меня играли. Но у нас победы сразу пошли. В 1974-м выиграли у Чехословакии и Югославии. А в 1976-м вообще должны были выиграть Кубок Дэвиса, но нам не разрешили играть в полуфинале с Чили в Донецке (после военного переворота в Чили в 1973-м СССР разорвал дипломатические связи — прим. «Матч ТВ»). Я даже расписку писал, что гарантирую победу. Но все равно не дали. Чили должны были проходить, а потом бы Италию в финале у себя принимали. В итоге нас дисквалифицировали на два года. Результаты у нас были, поэтому доверие ко мне как к тренеру пошло. Раз остался, значит, все было в порядке.
— Были жестким тренером?
— Не могу сказать. У нас если спортсмен что-то не делал, то приходилось проявлять жесткость. Но, как правило, до таких моментов не доходило. Случился один казус, когда Борисов нагрубил врачу. Он первым номером команды был. Я его снял. Без него мы у Индии выиграли со счетом 4:1. Дисциплина была, все нормально. Я был более терпеливым, нежели жестким. Если ты вспылишь и что-то не так скажешь, то это конфликт. Если терпение есть, то многие вещи до конфликта не доходят.
— Вы много раз рассказывали, как познакомились с Ельциным. А как вы начали его тренировать?
— Неправильно приписывают, что он со мной начал. Борис Николаевич и до меня играл в теннис. После знакомства мне периодически в Москве кто-то звонил из его окружения: «Не можете поиграть в теннис?» Я, естественно, соглашался. Так было 5-6 раз. Затем это вошло в систему. Играли на «Дружбе» в Москве. Так потихоньку начали тренироваться. Много парных матчей сыграли. Он любил парные комбинации. Пара более эмоциональна, чем одиночка, и меньше физическая нагрузка. Он рассматривал теннис как средство релаксации. Когда играешь, то голова отдыхает, ты переключаешься и забываешь все проблемы, которые в данный момент есть.
— Не бывало, что во время игры вы могли забыться и как-то жестко ему что-то сказать, указать?
— В игре все может быть. Когда тренируешься, то, естественно, подсказываешь, что и как. Это нормально. У нас вообще всегда были очень хорошие диалоги. Он любил, когда ему возражают, спорят. У нас в этом плане был полный контакт.
— Как Борис Николаевич реагировал на поражения?
— Мы же в основном пару играли, и нам трудно было проиграть. Он — волейболист, у него подача хорошая. Я — профессиональный спортсмен. В основном же играли против руководителей. Шансов нас победить вообще не было. Из той когорты лучше всех технически был оснащен Назарбаев, наверное. Он еще когда учился, занимался теннисом. Тогда все играли: Лукашенко, Кучма. Мы и на выезде играли с Борисом Николаевичем пару в Южной Корее против президента Ро Дэ У и главы его службы безопасности. У нас таких матчей много было.
— Он называл вас другом, а вы его?
— Я к нему относился и отношусь очень хорошо, потому что считаю, что, если бы не он, то вполне реально в стране была бы гражданская война. По духу мы были одинаковые. Существовала разница в возрасте. Поэтому со своей стороны не имею права называть его другом. Но у нас были близкие отношения.
— Помните вашу последнюю встречу?
— Мы каждую неделю общались, поэтому не могу назвать, какая встреча была последней. У нас проходил Кубок Федерации. Он только прилетел откуда-то. Я ему позвонил, пригласил. Борис Николаевич сказал: «Я сейчас не сумею прийти. Мне надо обследоваться. После обязательно встретимся». На следующий день мы узнали, что такое несчастье произошло.
— Тяжело переживали его смерть?
— Не задавайте странных вопросов. Как бы вы переживали, если бы у вас умер близкий человек? Конечно, тяжело.
«Никто не сможет заменить меня в МОК»
— Оба ваших сына занимались теннисом. Это было ваше решение или их?
— Цели не было. Старшему я вообще мало внимания уделял, потому что в Кремле в это время был. Там работа круглосуточная. Семью вообще редко видел. Поэтому мне было проблематично готовить кого-то к профессиональной деятельности. Амир мог играть очень здорово. Часто побеждал, но в 14 лет сломал руку. Год не играл, а потом уже не так было. Младший стал мастером спорта.
— Не думали отправить их в западную академию?
— Нет. Я люблю Россию. Не хотел, чтобы куда-то мои уезжали, да и сам никуда не уехал.
— Вы рано стали тренером, а ваш сын Амир очень рано стал директором мужского турнира Кубок Кремля…
— Почему очень рано?
— Разве не в 19 лет?
— Нет. Не помню, в каком возрасте, но точно не в 19. Думаю, что в 25-27. Тогда Саша Волков был директором мужского турнира. Амир при нем работал, помогал. Он до сих пор хорошо играет. Сейчас во время подготовки сборной к Олимпиаде спарринговал с девочками. Спортивная жизнь более интересна, чем чиновничья.
— Вы давно руководите нашим теннисом, но при этом часто рассказываете, что никогда не стремились в кресло чиновника. Нет желания больше тренировать, работать со спортсменами, поменьше кабинетов — побольше кортов?
— Сегодня мой объем работы в МОК увеличился в несколько раз, потому что от нашей страны в комитете осталось двое: я и Елена Исинбаева. Никто не сможет меня заменить, потому что эту личную квоту я получил от Антонио Самаранча в 2004 году за заслуги перед МОК. Мои полномочия закончатся в 2028-м. Если я сейчас уйду, то это место России не достанется. Тогда будут еще большие проблемы у нас.
Если говорить про мою занятость тут, то в развитии тенниса в России тоже есть проблемы. Так как я член МОК, то имею доступ к губернаторам и всем, кто отвечает за регионы. А так кто сможет попасть к руководству, чтобы решать эти вопросы? Уйти — значит, ослабить возможности федерации. Поэтому вынужден быть здесь, даже если бы хотел уйти. Я освободился от женской сборной и сконцентрировался на мужской. Тогда у них были хуже результаты, чем у девушек. Естественно, надо было ребят поднимать. Вот. Удалось. Теперь в свою очередь помогаю женщинам, чтобы через 2-3 года они были с таким же результатом, как у мужчин. Поэтому пока процесс получается, нельзя уходить. Уходить нужно, когда сам не видишь пути развития.
— Время на собственные тренировки находите?
— Я стабильно играю один раз в неделю, второй — как получится.
— Что еще есть в жизни Шамиля Тарпищева помимо тенниса?
— Я вообще всю жизнь был театралом. Сейчас, правда, пореже хожу. Мы дружили с Абдуловым, Караченцевым. Коля Караченцев подстраивал свои концерты в театрах, чтобы прийти на матчи Кубка Дэвиса. Он даже в Австралию прилетал на турнир. Очень любил теннис и играл хорошо. К балету меня приучила Теплякова (Нина Теплякова — танцовщица, теннисистка и теннисный тренер. — прим. «Матч ТВ»). Поэтому знал Барышникова, Нуриева, играл в теннис с Лиепа. Круг общения у меня интересный. Скучать не приходится.
Больше теннисных интервью на «Матч ТВ»:
- «Решил дать теннису больше времени в своей жизни — результаты пошли вверх». Откровенный разговор с Даниилом Медведевым
- «Моя цель — всеми силами попасть на Итоговый турнир». Карацев взял второй титул, вошел в топ-20 рейтинга ATP и хочет большего
- О проигранном финале в Индиан-Уэллсе, вакцинации теннисистов и графике на остаток сезона. Интервью Андрея Рублева
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
