Как меня проверяют антидопинговые агентства. Колонка Вероники Степановой

Как меня проверяют антидопинговые агентства. Колонка Вероники Степановой
Вероника Степанова / Фото: © Федерация лыжных гонок России
Олимпийская чемпионка рассказывает, как устроено допинг-тестирование и почему использовать запрещенные препараты сейчас просто бессмысленно.

В прошлом месяце прошла информация, что меня не включили в так называемый «регистрируемый пул тестирования» международной лыжной федерации FIS. Поскольку я не раз довольно громко FIS критиковала, кому-то пришло в голову, что здесь есть некая связь.

Никакой! Но это повод поговорить об антидопинге вообще.

Давайте сначала разберёмся, как международное допинг-тестирование устроено.

У меня, как члена сборной России, есть две основные обязанности.

Первая: не употреблять допинг осознанно либо по глупости.

Вторая: исполнять все требования допинг-офицеров и своевременно заполнять онлайн-формы в международной системе ADAMS.

Немного упрощая… Неважно, в какой пул тестирования ты входишь, ты должна каждый день отмечать в приложении ADAMS часовое окно по выбору и точное место, где тебя можно найти для взятия биологических проб. По чьему заданию допинг-офицеры приедут тебя проверять, никакого значения не имеет — процедуры абсолютно одинаковы. Кто это был у тебя в гостях в 6 утра — РУСАДА, WADA или международная федерация — узнаешь лишь из сопроводительных бумаг, которые подтверждают, что ты сдала тесты в соответствии со всеми правилами.

Пункт 5.5.3 антидопинговых правил FIS оповещает, что атлет информирует антидопинговые организации о своем местонахождении лишь в ADAMS и нигде более. Это не дело тестируемого решать, кто, где, когда его/ее будет проверять. В тех же правилах говорится, что проверки — это вопрос взаимодействия между национальными антидопинговыми агентствами и самим FIS, а как оно происходит — большой секрет антидопинга.

Что я точно знаю, так это то, что ни в регистрируемом (основном), ни в расширенном пулах тестирования FIS нет многих нынешних лидеров сборной России. Как нет там и практически никого из моих соперниц по юниорским и молодежным чемпионатам мира из других сборных. В любом случае, в этом нет никакого скандала — видимо, их проверяют национальные антидопинговые агентства, как и меня. А меня, кстати, проверяют примерно раз в месяц.

Вероника Степанова / Фото: © Личный архив Вероники Степановой

Офицеры допинг-контроля неизменно вежливые и морально устойчивые люди. Других, видимо, на эту работу не берут — большинство спортсменов относится к встречам с ними, как к ситуации, с которой ничего нельзя поделать, но никакой радости не вызывающей. Ливень всегда застает тебя на кроссе или велотренировке, когда ты максимально далеко от базы.

Допинг-офицеры всегда стучатся в твою дверь в максимально неудобный момент, когда долго не могла заснуть из-за шумных соседей например. Или подходят к тебе в момент, когда ты отдала все силы на лыжне и думаешь не о победе, а том, как поесть и в душе очутиться. А вместо этих «наград» — плюс-минус час с допинг-офицером. Кстати, когда церемония награждения задерживается, это почти всегда значит, что свидание затянулось, а прервать его не может никто.

…Я не буду категорически утверждать, что это бесполезно и что допинг абсолютно изжили из спорта, в том числе лыжного. Потому что не имею права так обобщать в принципе. Сейчас осознанно принимать допинг — это все равно что догола раздеться в районе Красной площади и надеяться, что никто не узнает, не зафиксирует, не снимет.

Про всякие переливания и прочие осознанные способы применения допинга говорить не вижу смысла. Мне кажется, это делают люди из той же категории, что верят, что именно они выиграли новый айфон онлайн. «Я самый умный, мне всегда везет!»

Но допинг, увы, можно легко принять по невнимательности.

Классический пример — псевдоэфедрин. В любой итальянской аптеке вам безо всякого рецепта продадут лекарство от насморка с ним. Да, там на упаковке есть надпись doping. Небольшая, на тыльной стороне. Можно и не заметить.

Поэтому я уверена, что никакой допинг намеренно Тереза Йохауг не принимала — ей просто это не нужно. Именно поэтому «привозила» она всем остановку и после отбытия дисквалификации, когда ее проверяли чуть ли не каждую неделю.

Тереза Йохауг / Фото: © Johanna Lundberg / Keystone Press Agency / Global Look Press

Сейчас побеждают не за счет допинга, а за счет трех факторов.

Генетика. Например, мне достались от мамы с папой очень быстрые, взрывные мышечные волокна. А кому-то — нет.

Тотальная дисциплина. Все, что ты ешь, пьешь, чем дышишь, как спишь — либо убирает секунды с твоего результата, либо прибавляет.

Работа с узкими специалистами. Например, по биомеханике. Какими бы быстрыми твои мышцы ни были от рождения, пока это все не заработает в комплексе, на запрограммированное количество циклов в гонке — тебе не выиграть.

Генетически совершенных будущих чемпионов никто пока, кажется, создавать не придумал — это до сих пор лотерея. Дисциплина уже требует надзора с юных лет. Я тут недавно наблюдала на сборе, как совсем юных гимнасток и футболистов учат осознанно правильно питаться. Те из них, кто не сорвется и не бросит спорт, будут наизусть знать количество полезных веществ в банане или морковке, что, безусловно, полезно для чемпиона.

А вот работа со специалистами требует огромных денег. Чем престижнее спорт — тем больше. Мария Шарапова и сестры Уильямс — из относительно скромных семей, но большинство родителей лучших теннисисток сегодня — миллионеры, а сейчас уже и дочери миллиардеров появились в WTA.

Если богатые родители могут нанять лучших специалистов, отправить в лучшие спортивные кэмпы, обеспечить лучшим инвентарем с самого детства, то деньги — это форма допинга? Каждый решит сам, но, безусловно, деньги, как и «классический допинг», ставят атлетов в неравные условия. И вот как с этим бороться и надо ли вообще — не знаю. А вы что думаете?

Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.