Он учит зрителей любить и понимать не только биатлон и спортивную гимнастику, с которыми его чаще всего ассоциируют, но и любой другой вид спорта, куда приезжает. За двадцать лет в профессии, десять из которых — на «Матче», Дмитрий Занин сделал около полутора тысяч сюжетов. И сейчас он все так же кайфует от спорта, общения со спортсменами и продолжает рассказывать об этом с огнем.
В большом интервью Занин вспоминает главных героев десятилетия «Матч ТВ», рассуждает о важности доверительных отношений со спортсменами, феномене Дмитрия Губерниева и глобальной проблеме российских спортивных медиа, а также рассказывает о самых ярких моментах работы на канале.
«То, что мы делаем, нравится людям. Это крутой показатель»
— Интервью в честь десятилетия «Матч ТВ» хочется начать с вопроса, который обычно задаешь ты: что чувствуешь? Какие мысли?
— Это первое место, где я работаю десять лет. До этого пять лет работал на телеке в Красноярске, на «России-2» тоже пять лет. То есть суммарно на ТВ я работаю 20 лет и из них половину на «Матче».
И это значит, что то, как работает «Матч ТВ», — это стабильно, правильно, хотя всё вокруг очень сильно меняется. Если мы всё ещё есть, всё ещё работаем, нас смотрят, а меня продолжают узнавать на улицах, хотя показывают не так часто, как раньше, — значит, всё нормально.
— А часто на улице узнают и подходят?
— Странно, но сейчас меня стали узнавать гораздо больше. Не знаю, чем это объяснить. Когда был пик популярности биатлона в 2016–2018, такого не было. А сейчас два-три человека в день в рандомных местах в разных городах России подходят регулярно. Кстати, удивительно, но про гимнастику говорят даже больше, чем про биатлон. Часто вспоминают «тот биатлон», но много и тех, кто говорит, что продолжает смотреть сейчас. И самое главное — то, что мы делаем, им нравится. Это суперкрутой показатель.
— У каждого десятилетия есть свои герои. Кто для тебя главные герои десятилетия «Матч ТВ»?
— Дмитрий Губерниев — номер один с отрывом. Человек, который масштабируется с каждым годом. Мне кажется, в какой-то момент он захватит Землю своим влиянием, звучанием и авторитетом, и его слова будут иметь вес везде.
Он давно вышел за рамки профессии, индустрии, спорта и телевидения. Уровень узнаваемости стопроцентный. Стать таким, начав с позиции ведущего новостного блока и комментатора, — это настоящее величие. И главное — он на «Матче» появляется чаще, чем на всех остальных каналах, на которых работает.
Я бы ещё отметил Конора Макгрегора. Его взлет случился как раз в эпоху, когда его бои показывали на "Матч ТВ". Это было очень круто, потому что он реально привлекал аудиторию, это помогало каналу сиять и быть на слуху. Бои Конора показывали только у нас.
Не могу не сказать про Никиту Нагорного. Выдающийся гимнаст, который подарил нам две великие победы — чемпионат мира-2019 в Штутгарте, который показывал наш канал, и Олимпиада-2020. Нагорный стал суперзвездой в эпоху «Матч ТВ». Он совершенно точно был одним из героев этих десяти лет и всегда был максимально открыт. Не так много настолько статусных, титулованных, медийных спортсменов, которые были бы так заряжены на взаимодействие с каналом.
И наши биатлонные болельщики. Понятно, что многие немножко отвлеклись от биатлона, когда мы перестали ездить на Кубок мира. Но и сейчас количество зрителей, которое смотрит наши трансляции, очень солидное и сопоставимо, например, с матчами РПЛ. Биатлон для наших болельщиков — это какая-то безусловная, чистая и искренняя любовь, которая проверена испытаниями, сложностями и временем. И любовь эта сильна до сих пор.
Чтобы это были не пустые слова, прикладываем стоп-кадр трансляции из Златоуста — кажется, тут очевидно, насколько биатлон важен для болельщиков.
Однажды мы зафиксировали эту любовь, когда сделали репортаж «Народный биатлон». Зрители присылали нам видео, как они смотрят трансляции, рассказывают свои истории. Было больше тысячи писем, мы с Илюхой Трифановым смотрели все. Сделали действительно хороший репортаж, потому что с нашими болельщиками плохо не получится — они самые лучшие в мире.
— Если говорить о твоей работе за эти десять лет — какими материалами особенно гордишься?
— Безусловно, горжусь своей работой со спортивной гимнастикой. Мне кажется, я один из немногих на нашем телевидении, кто все это искренне полюбил. Если выделить что-то конкретное — это репортаж о победе наших парней в Штутгарте. Я его часто показываю студентам в «Матч Академии» и думаю: ни добавить, ни убавить — сделано очень хорошо.
Из того, что прям восторг и хоть сейчас под рамочку и на стену, — цикл «Как это было на самом деле», который я делал в 2020–2021 году.
Там было четыре серии: про бой Дениса Лебедева с Роем Джонсом; про победу Аделины Сотниковой на Олимпиаде в Сочи, потому что бытовало мнение, что ей сильно натянули оценку; про матч за титул чемпиона мира по шахматам Карякин — Карлсен — на тот момент у нас очень долго никто не играл за шахматную корону, и победа Карякина стала одной из целей на государственном уровне; и про нашего велогонщика Дениса Галимзянова — это моя личная гордость. Я давно хотел найти человека, который бы рассказал, что он принимал допинг. Мне не важны были обстоятельства, мне хотелось понять мышление — как человек перешагивал через сомнения. И это там было раскрыто. Репортаж получился образцовый.
Открыть видеоВ моменте все эти события широко обсуждались, вокруг было много вопросов, но ответов тогда мы не получили. Мне это всё самому было интересно, и я предложил, пока все эти люди живы и при памяти, а годы уже прошли и скрывать никому ничего не надо, поговорить со всеми откровенно. Так и получился цикл.
— В такие моменты ты чувствуешь отклик зрителей — что «зашло»?
— Никогда это не заботило. Я думаю только о том, нравится мне или нет. Стараюсь всегда делать так, чтобы самому к себе претензий не было. Я вообще телевидение воспринимаю отчасти как свой блог. Хотя был момент, когда меня по голове аж ударило — мы делали «Народный биатлон», нам присылали видео, и в одном из них была совсем небольшая квартира, бельевая верёвка натянута в комнате, и там сидят несколько человек разных поколений на диване перед телевизором, они смотрят биатлон, и я там что-то рассказываю. Очень необычные ощущения.
На съемках я вижу только оператора, камеру, и больше вообще ничего нет. Я даже никогда не думал о том, сколько человек меня сейчас смотрят, что их окружает, чем они заняты, как их заинтересовать. Просто делаю свою работу, понимаю, как рассказывать интересно, но я никогда не представляю лица людей, которые меня слушают.
Когда я выступаю перед аудиторией, это добавляет адреналина. Ты видишь глаза людей. А здесь я не вижу ничьи глаза и просто говорю.
И когда я увидел, как их много, какие они разные, как все по-разному живут, я подумал: «Было бы прикольно, чтоб, когда я начинал что-то рассказывать, делал бы это настолько интересно, чтобы люди аж с кухни прибегали меня послушать».
Какое-то время это держалось. А потом я понял, что не надо об этом думать. Потому что если людям раньше нравилось то, что я делал, значит, я делаю всё правильно. Значит, мне правильнее работать именно с этим ощущением — когда я себя не накручиваю, а просто рассказываю все как всегда.
Ты никогда не можешь нравиться всем. Всегда найдётся кто-то, кто скажет: «Вот это было ни о чём». А мне может казаться, что это было классно. Ну и я слишком давно в этой профессии, поэтому ориентируюсь только на себя.
«Любой классный репортаж строится на откровениях и честных, искренних историях от героев»
— А есть материалы, за которые тебе не то чтобы стыдно, но хотелось бы переснять?
— Есть материал, к которому у меня неоднозначное отношение. Я уже второй раз меняю о нём мнение. Это было, когда взлетела Динара Алимбекова. В предыдущем сезоне она финишировала в последней гонке примерно 88-й. Начинается следующий, и бах — она четвертая, вторая, третья… Я решил поговорить, почему так получилось. Мы записали интервью с Динарой, она объяснила, что поменяла подготовку, сменила круг людей и начала иначе смотреть на вещи.
А потом мне стало интересно поговорить с её соперницами, и я задавал им вопрос: «А не думаете ли вы, что Динара начала принимать допинг?»
Мне с журналистской точки зрения тогда казалось это прикольным. А потом начал переживать, что это было некрасиво, странно, некорректно. И сейчас, спустя годы, опять понимаю, что это был суперкрутой вопрос! Чтобы просто понять, есть ли в людях сомнение. Потому что когда человек 88-й, а через шесть месяцев второй, это может вызвать разную реакцию на Кубке мира. Мне просто было интересно, как люди будут реагировать на саму формулировку вопроса, есть ли у них такие мысли в голове.
А вообще как-то пытался примерно прикинуть, какое количество репортажей сделал — их где-то полторы тысячи. Наверное, уж штук сто точно были такие, которые просто забыть бы и сжечь (улыбается).
— Часто тебя стопорят этические моменты? Когда по-журналистски — это топ, но по-человечески понимаешь, что «жёстко», и не делаешь?
— Да, бывает. Я знаю, что спортсмен точно увидит репортаж, и понимаю, как он будет реагировать, если я скажу вот так. Осознаю, что зритель менее погружен в тему, чем я, и я могу сказать про какой-то косяк, нюанс, а могу не сказать. Но если я скажу — это спортсмена заденет, а зрителю так и так будет нормально, он просто послушает и пойдет дальше. И очень редко, когда я знаю, что человека это может зацепить, обхожу какие-то углы. В большинстве случаев стараюсь об этом не думать.
У одного из журналистских ориентиров моей юности Саши Бедарева был принцип: «Спортсмены выступают хорошо — говорим про них хорошо. Выступают плохо — говорим плохо». Логика простая: проиграл — не прав, выиграл — красавчик. Конечно, это сильное упрощение, я стараюсь мыслить чуть шире. Но глобально принцип такой: если ты где-то не справился, хвалить я точно не буду.
Например, в гимнастике у нас Саша Карцев, про которого я часто говорю, что он за год ничего не выиграл. Потрясающий парень, добрый, отзывчивый. Но должен был выиграть три турнира подряд — не выиграл ни одного. Его это сто процентов задевает, но я не могу про это не говорить. Он едет на чемпионат мира первым номером сборной, потому что он сильнее всех, но он ни на одном из турниров это не доказал. Мы можем про это говорить? Мы должны про это говорить.
— В этом плане дружба со спортсменами не мешает?
— У меня, скорее, со всеми хорошие отношения. Захожу в зал — все мне рады, я рад всех видеть. Могу к каждому подойти, спокойно поболтать. Они меня давно знают и могут доверять. И это важно, потому что так сразу сокращается дистанция. Это одна из тех вещей, которыми я горжусь. Я умею сокращать эту дистанцию. Спортсменам, тренерам, менеджерам со мной комфортно, не потому что я пытаюсь угодить, а потому что нам есть о чем поговорить — я давно в предмете, знаю их истории, у меня нормальная репутация. И это помогает делать классные репортажи, потому что любой качественный репортаж строится на откровениях и честных, искренних историях от героев.
— Был ли за годы работы момент, когда ты понял: «всё, вот ради этого я здесь»?
— Бывают моменты, когда в мире происходит что-то важное, а меня там нет — и меня это бесит. А «Матч» позволяет мне это чувство не испытывать. Правда, иногда из-за этого очень сильно страдает мой организм. Например, в 2021 году, когда был чемпионат мира по хоккею. Это был первый в моей жизни хоккейный турнир, и работал я там размашисто — вел студии, общался со спортсменами, каждый вечер собирал репортажи, и по сути с нуля разбирался в теме.
Так вот он стоял в бомбической связке: в апреле чемпионат Европы по спортивной гимнастике — я не могу пропускать гимнастику, я ее слишком люблю, потом — чемпионат мира по хоккею, затем чемпионат Европы по футболу, а потом Олимпиада в Токио. После Олимпиады я вернулся и понял: всё, мне надо ложиться в санаторий на полгода, потому что у меня не осталось ни сил, ни эмоций, ни нервов. У меня было мощнейшее выгорание.
Я потом сидел и думал, а куда бы я мог не поехать? От какого турнира мог бы отказаться? Ни от какого. Если бы меня где-то не было, я бы сидел дома, как на иголках, и думал: «Почему я не там?» После того периода стараюсь осторожнее относиться к нагрузке.
Когда я смотрел матч открытия чемпионата Европы по футболу в Германии в 2024 году, думал: «Слава богу, я не там». Было ощущение, что сейчас мне было бы там очень тяжело. Я работал на матчах открытия больших турниров, знаю, какой уровень загрузки, огромное количество прямых включений, репортажей, которые за считанные минуты собираешь буквально на коленке.
Но вот сейчас, во время нашего разговора (интервью записано в середине октября — прим.) есть шанс полететь на чемпионат мира по спортивной гимнастике. Первый крупный международный старт с 2021 года, куда едет наша команда. Я знаю всех, близко знаком с Ангелиной Мельниковой, Даней Мариновым — главными звёздами нашей команды. И они наконец-то туда выезжают — это исторический момент! Если бы я туда не полетел, а особенно если бы туда полетел кто-то другой, у меня бы просто полыхало внутри.
Но, во-первых, туда мы летим. Во-вторых, лечу я. И я об этом буду рассказывать лучше, чем кто-либо на планете Земля. Для меня это важно. Мне круто, что это всё ещё во мне есть. Что мне прям дико хочется, и внутри загорелось: «Это главный старт сезона! Самое главное событие 2025 года!»
«Сложно просто расслабиться и смотреть спорт. Это как производственная травма»
— А если в целом — ты ведь видишь спорт каждый день. До сих пор кайфуешь от него так же сильно, как 15 лет назад, когда только начал работать на спортивном телевидении?
— Просто немного меняется восприятие. Теперь знаешь гораздо больше, погружён гораздо глубже. Помню, как включил первую серию первого сезона «Титанов» — знал половину участников лично, всем мог позвонить, с каждым поболтать. Интересное чувство.
И на соревнованиях то же самое — смотришь, и половину участников в разных видах спорта знаешь лично. Можно позвонить, сразу после старта поздравить, спросить, как же так получилось. И некоторые отвечают раньше, чем маме.
Но случилась небольшая профдеформация. Я воспринимаю спортивные события так, что у меня в голове всё разбивается на эпизоды, важные детали. Сразу думаю о том, какой репортаж я бы сделал об этом событии, что спросил бы у спортсмена после. Сложно просто расслабиться и смотреть как спорт. Это как производственная травма.
Но спорт я безусловно люблю. Без любви ничего хорошего не получится. Я читаю все спортивные новости, я в предмете, в повестке.
— А какой вид спорта для тебя самый сложный в плане работы?
— Российский футбол. Я ненавижу ходить в микст-зону, когда футболисты не подходят к прессе. Сейчас таких гораздо меньше, растет другое поколение открытых ребят. Но я помню годы, когда после матча вообще мог никто не остановиться. И меня это дико бесило. Мне казалось, что это неправильно: вы должны нести ответственность за то, что делаете, и это нормальная часть вашей профессии. Поэтому я много лет очень не любил ездить на российский футбол.
Не всегда было комфортно работать на «Формуле-1», потому что там есть пул каналов и журналистов, которые работают давно. У них есть статус, авторитет, признание, доступ, а мы на «Формулу» залетали эпизодически.
И чтобы к тебе там относились с уважением, нужно было сразу выдавать высший уровень по всем пунктам — по коммуникации с командами, с пилотами, с пресс-атташе, по работе в кадре. Там все друг на друга смотрят, и если видят, что ты какой-то растерянный юнец, который не знает, куда приткнуться, и можешь по незнанию нарушить какие-то неписаные правила, ты тут же чувствуешь, как меняется отношение к тебе.
Я несколько лет прощупывал, как там себя нужно чувствовать. Плюс всё на английском, а он у меня не то чтобы эталонный, и первые годы ходил в тотальном дискомфорте. Приезжал туда каждый раз как на экзамен.
Сам вид спорта тоже непростой — все эти диффузоры, антикрылья, зоны DRS… Я вообще не близок к этому, но разбирался и увлеченно рассказывал. Однако для этого надо было стараться больше, чем где-либо.
Микст-зона там выглядит как квадрат, по периметру которого стоит куча камер. Обычно там делили: англоязычные каналы, каналы на итальянском, на немецком, отдельно испаноговорящие журналисты и небольшая кучка — мы, поляки, румыны, венгры. Чувствовалось, что мы немного периферия.
— Есть какой-нибудь вид спорта, на котором ты даже пробовать не хочешь поработать?
— Нет, я знаю, что приеду и сделаю лучше, чем кто-либо, только дайте мне время.
В любой вид спорта нужно вложиться: потратить кучу времени, сил, чтобы во всё вникнуть, разобраться, найти истории, кучу подробностей, деталей. Показать компетентность, завоевать авторитет, всех к себе расположить.
Недавно я делал два больших репортажа про плавание — про Климента Колесникова и про группу Ольги Байдаловой, где тренируются Мирон Лифинцев и Егор Корнев. И я очень глубоко погружался в тему, было непросто. Читал все новости про Колесникова за последние три года — вообще всё, что писали, что он говорил, как размышлял, какие были секунды. Когда я приехал на съёмку, он мне уже как родной был, хотя видел его, может, второй раз в жизни.
«Счастье — работать так, как это было последние три года. Но это как отпуск: съездили отдохнуть — и можно возвращаться на мировую арену»
— Что сильнее всего изменилось в спортивной журналистике за последние десять лет и, соответственно, в твоей работе?
— Журналистика стала менее сухой, чуть более блогерской. Я, например, студентам в «Матч Академии» говорю, что жанра интервью в репортаже для меня больше не существует. Я стараюсь любое общение сводить к максимально непринуждённой беседе, отчасти к «болтовне». Только так можно получить искренний, подробный ответ. Как только интервью превращается в «вопрос–ответ–вопрос–ответ», вы просто перекидываете теннисный мячик. А должна случиться химия с человеком, тогда всё по-настоящему.
Элементарный пример: почти в каждом моём репортаже есть не просто ответ героя, а именно кусок разговора, где мы с ним быстро перекидываемся фразами, болтаем.
Глобально по индустрии: за десять лет выросло количество СМИ и людей, размышляющих о спорте. Появилась куча Telegram-каналов, блогеров. Жизни не хватит посмотреть всё, что в России сейчас делают о спорте. И эта индустрия не может стоять на месте: все пытаются соревноваться, делать иначе.
Единственное, что меня напрягает в российских спортивных медиа, на «Матче» в меньшей степени, сейчас очень мало говорят о самом спорте, особенно, если выйти за рамки футбола и хоккея. Спорт редко объясняют и раскладывают. Читаешь интервью Колесникова, одного из лучших пловцов планеты, а там — про дорогие машины, баскетбол, компьютерные игры. Но не видишь разговоров о том, почему он быстро плавает. Парень делает что-то лучше всех на планете, а мы спрашиваем его обо всём, кроме этого.
Хочется, чтобы нам было интересно, почему они быстро плывут, как они бегают на коньках, как выполняют сложные элементы в гимнастике. У нас мало объяснения самого спорта.
Когда наши синхронистки и гимнастки выигрывали на Олимпиадах, звучали классические фразы - «сложнейшая программа», «невероятные элементы». Кто-нибудь, объясните, почему все, что они делают, сложно? А что самое сложное? Почему оно ценится? Никто из обычных людей это никогда не сделает.
Я летел с синхронистками после Олимпиады в Токио и расспрашивал: «Как вы это делаете? Как выбросить девочку на три метра в воздух, когда ты под водой и тебе даже не от чего оттолкнуться?» Алла Шишкина так выбрасывала напарниц. Просто вдумайтесь: девочка под водой, и ей нужно выбросить человека!
В художественной гимнастике — как их оценивать? Мне Лала Крамаренко рассказывала: бросаешь булаву — можно сделать три переката, и на третьем она будет прямо рядом с тобой лететь; можно два — будет время ее поймать. Если делаешь три — оценка выше, но и риск выше. И ты начинаешь смотреть и понимать гимнастику. Все эти детали нужно раскладывать, чтобы даже обывателю было понятно.
Или спортивная гимнастика: у нас появился Арсений Духно, который делает опорный прыжок — три с половиной винта. Двое в мире его прыгают: он и чемпион мира Джейк Джерман из Великобритании. Нашему пацану семнадцать исполнилось несколько месяцев назад. И он выходит на чемпионате России прыгать эту мощь.
Я в каждом эфире говорил, что мы будем смотреть, как Духно прыгает три с половиной винта. Никто из гимнастов в России так не умеет и не научится. Может, Маринов, когда восстановится, сможет сделать. То есть сейчас мы получаем шоу класса премиум и мы не может говорить просто «сложнейший прыжок», мы объясняем — куда и с какой скоростью надо взлететь, как вращаться, как ставить ноги, чтобы не улететь с этого ковра. И когда все готовы, он разбегается в полной тишине, прыжок, полет, хорошее приземление — и всё. Вот это величие момента. Это и есть спорт. Это мы и должны объяснять.
— Последние три года российский спорт живет в основном в России. Как для тебя прошёл этот переход — от чемпионатов мира к Кубкам России?
— Прекрасно. Я наслаждался этими годами абсолютно искренне. Это как приехать в деревню, во двор детства, где ты можешь расслабиться и проводить время с кайфом.
Помню первые сезоны на биатлоне: когда на Кубке мира у нас шесть запуганных мальчиков и запуганных девочек, потому что там все переживают за место в составе. А здесь — никто не переживает, ты всегда можешь делать репортажи с нормальным настроением, потому что кто бы ни выиграл — это наш парень, о котором интересно рассказать.
Если сборная России на Кубке мира выступила плохо — настроение у всех соответствующее. Как хлопать в ладоши, если лучший из наших — 24-й? А здесь — на первом месте всегда кто-то наш. Причём это могут быть и предсказуемые люди, и совсем неожиданные ребята. Перед тобой миллион героев, о каждом интересно говорить. И почти каждый хочет, или как минимум не против, чтобы о нём сделали прикольный репортаж. Открытость — сто из ста: все согласны на всё, любые идеи поддерживаются. Простор для работы как никогда. Это счастье — работать так, как это было последние три года.
Но это как отпуск: съездили отдохнуть — и можно возвращаться на мировую арену.
«Если говорить о том, кто меня мотивирует — это Дмитрий Губерниев»
— Тебя окружают спортсмены — целеустремлённые, с сильным характером. А у тебя самого «спортивный» характер? Учишься у них?
— Когда зимой я скинул тринадцать килограммов, я понял, что в целом могу. Вопрос в том, как поставить цель и идти к ней.
А по поводу характера… Были годы, когда я загонялся: смотрел на других и казалось, что они во всём лучше. Сегодня я в очередной раз увидел видос давнего знакомого: когда мы работали в Красноярске, он казался мне недосягаемой вершиной. И сейчас смотрю — он по прежнему делает крутые вещи, я так точно не смогу.
Но теперь у меня внутри ощущение, что и не надо уметь делать всё, потому что каждый делает по-своему. И это в какой-то момент меня сильно успокоило. Есть миллион художников, и у каждого свой стиль. Странно сравнивать, скажем, Матисса и Шишкина, но они оба в порядке.
То, что делаю я, — тоже хорошо. Это нравится и людям, и мне. И мне с этим стало комфортно жить.
Раньше меня шатало: видел, как делает кто-то, и думал: «Вот так правильно, всё, что я делал до этого — не то». Видел другого — «вот истинный путь, переделываем, пытаемся делать, как он». Потом понял, что это путь в никуда. Начал делать «как я», пытаться становиться лучшим в своем. Можно брать у других приёмы, штрихи, но не копировать целиком концепцию и философию. Это сильно портит.
— Многие говорят о том, что их вдохновляют результаты и достижения профессиональных спортсменов. Ты с этими людьми работаешь напрямую. Это влияет на тебя?
— Нет, я спорт никогда так не воспринимал, через себя не пропускал точно. Я не ставил себя на место спортсменов. Прекрасно понимаю, что они переживают, потому что знаю огромное количество спортсменов, которые выигрывали и проигрывали на чемпионатах Европы, мира, Олимпийских играх. Мне часто понятно, что у них внутри, и я могу с ними про это говорить.
Но если говорить о том, кто меня мотивирует, — это Дмитрий Губерниев. Ему всегда есть что сказать по любой теме, и его слова имеют вес: он авторитетен, значим, увесист. Самое главное — он зачастую оригинален в своих суждениях и аргументирован. Этим меня он всегда восхищает.
Губерниев - человек, слова которого звучат как колокол. Мне бы тоже отчасти хотелось, чтобы было так, но здесь я очень далек от него. Дмитрий Викторович — один из умнейших людей, которых я встречал, поэтому сложно с ним сравниваться.
Он меня часто поправляет после эфиров. Говорит: «Так не надо, вот так — нельзя». Я и сам понимаю ошибки, но он указывает на вещи, на которые я раньше не обращал внимания. Это суперценно.
Недавно мы вместе вели мероприятие, он подошёл после, сказал: «Димас, красавчик, здорово отработал». Он меня в первый раз в жизни похвалил (смеется). Тогда было приятно.
— Как думаешь, в чём секрет его неиссякаемой энергии? Он будто бы никогда не останавливается.
— Мне кажется, его заряжает сама «раздача себя миру», внимание, интерес к нему. Он выходит на сцену и расцветает. Я что-то похожее недавно для себя почерпнул: после лекций в «Матч Академии» я выхожу суперзаряженным. Когда я вижу, что людям все понравилось — распирает: «Блин, я крутой». И я это испытываю от 20 человек в аудитории, а он от тысячи и несколько раз за день. Это его и заряжает, мне так кажется.
Плюс он сейчас каждый день тренируется — это и про дисциплину. Куда бы он ни полетел, где бы он ни был, везде идет на тренировку, это восторг.
«Помню свою первую поездку на биатлон — это было страшно»
— Если вернуться к биатлону. В какой момент ты почувствовал, что биатлон — это «твоя территория»?
— Я не чувствую, что есть «мои виды спорта». Есть те, где мне комфортнее. На биатлоне я прихожу на стадион и здороваюсь со всеми ста двадцатью людьми в протоколе, меня все знают, я всех знаю. Мне со всеми там очень уютно. На Кубке мира было иначе: там постоянно чувствовался стресс, только в последние годы перед отстранением этого стало поменьше. Но помню свою первую поездку на биатлон — это было страшно.
— Когда и как это было?
— Этап Кубка мира в Холменколлене в 2013 году. Я впервые приехал на биатлон, и в первый раз на Кубок мира приехали Цветков, Логинов и Печенкин. Я делал про них репортаж, помню, снимал в их номере. А оказался я там, потому что в это время основная сборная России готовилась к предолимпийской неделе в Сочи. Илюха Трифанов поехал с основой туда, а на Кубок мира отправили меня.
Тогда работали с оператором Валерием Харлановым, а я вообще никого не знал, биатлон не смотрел. Мы шли, и он говорил: «Это — Андреа Хенкель, это — Яков Фак…». Я иду и записываю: «Хенкель — маленькая, тёмненькая; Фак — высокий, худой…» Я ничего не знал и был абсолютный ноль в этом, было страшно.
Потом познакомился, освоился, всё стало понятным и знакомым. Приёмы изучены, опыт накоплен — работать стало приятнее. Так всегда: в деле, которым занимаешься десять тысяч часов, ты потом становишься профессионалом.
— Какой биатлонный момент для тебя самый сильный и запоминающийся?
— Момент на века — это смешанная эстафета в Оберхофе в сезоне–2020/21. У нас тогда было больше сорока гонок подряд без медалей. Бежали Ульяна Нигматуллина, Света Миронова, Александр Логинов, а на четвертом этапе — Эдуард Латыпов. На последнем круге он обогнал Фийона Майе, а на финишной прямой объехал Легрейда.
И я Димону Губерниеву пишу: «Латыпов — просто буйвол!» Он маленький, коренастый, широкие плечи — и как дикий буйвол несся по этой прямой и мимо норвежца пролетел. Ну Дима в эфире и сказал — наш буйвол. Оттуда и пошло «Камышлинский буйвол».
Он там бежал как родной для всей страны — я просил в соцсетях людей прислать видео, как они болели. Была куча роликов, где люди реально рыдали, прыгали перед телевизорами.
Важно понимать, что для нас, в России, особенно важны командные гонки. Если бы ту первую медаль после долго перерыва выиграл, условно, Логинов, заехав где-то третьим, всем было бы — ну, окей, хорошо. А тут — команда: девочки, мальчики, в новогодние праздники, когда все традиционно включают биатлон, в эстафете обыграли французов и норвежцев на финише. И всё вытащил парень из деревни. Кажется, это самый примитивный, киношный спортивный сценарий, но вот он получился в жизни, лучше не придумаешь. Это было до слез. Самый мощный биатлонный момент в моей жизни, с отрывом.
Еще один классный — это Спартакиада в Златоусте, когда выиграла Юля Шеллер. Это был первый в моей жизни турнир, на котором я вдруг почувствовал деление по региональной привязанности. Понял, что для меня очень важно болеть за сборную Красноярского края, за всех, кто её представляет.
Ребята выиграли медали в эстафетах, а потом случилась победа Шеллер в масс-старте. А это еще была последняя гонка абсолютно феноменального для нашего биатлона турнира, где была куча людей на трибунах, солнечная погода и такая сенсация от Юли. Когда она на последнем рубеже единственная стрельнула четвертый ноль и побежала к финишу в одиночестве. Я подумал, что надо найти флаг Красноярского края. Где-то на стадионе из стойки выломал — тяжеленная труба, огромный флаг размером с ковёр. И она, как Жанна д’Арк, бежала с этим знаменем — это было очень прикольно.
А мы ведь тогда как раз много говорили о том, что было бы круто привезти биатлон в Красноярске. И тут — бах! — на волне этих разговоров Юля выигрывает с флагом Красноярского края. И после этого летний чемпионат России и Кубок Содружества прошли в Красноярске.
— Вернемся к спортивной гимнастике. Были ли момент, который влюбил тебя этот вид спорта?
— Всё началось с Вики Комовой. Я приехал в Москву, она выиграла юношеские Олимпийские игры, и я делал про неё репортаж. Тогда впервые после переезда в Москву рассказывал что-то про спортивную гимнастику.
Потом у нее случилось два вторых места на Олимпийских играх в Лондоне, где она должна была стать абсолютной олимпийской чемпионкой. В 2016-м она захотела вернуться в большой спорт — я делал про нее большой репортаж «Второй шанс Виктории Комовой»: как она возвращается, переживает, приехала на базу, ходила на первые тренировки, как сидела чуть в стороне от всей команды… Прикольный был материал.
А дальше — перед Олимпиадой в Рио-де-Жанейро мне написал Никитос Нагорный. Мы встретились в центре Москвы, и он сказал, что хочет развиваться в соцсетях и спросил, что ему делать. Мы посмотрели его YouTube-канал, я ему какие-то давал советы. И он уже тогда был заряжен и понимал, что надо работать не только в зале на снарядах.
— Есть ли спортивное событие, на котором ты мечтаешь поработать, но пока не довелось?
— Олимпийские игры-2028 в Лос-Анджелесе, куда приедет сборная России по спортивной гимнастике: Даниел Маринов, Арсений Духно и ещё два парня. И в командном турнире они будут бороться за золото. Интересно, кто будут эти два парня, и в какой форме будут Маринов и Духно. Спустя восемь лет после поколения Далалояна, Нагорного, Белявского, Аблязина появится еще одна мощнейшая четвёрка. Очень хочу, чтобы Маринов и Духно стали великими гимнастами. Таких талантов немного во всем российском спорте. В Лос-Анджелес и Мельникова еще собирается, на свою очередную Олимпиаду. Я бы про это рассказал с радостью.
И жду возвращение биатлонистов на Кубок мира, чтобы посмотреть на Серохвостова там, на пике формы, в прайме, с его устойчивой психикой и его разогнанными биатлонными качествами. Увидеть, насколько он прибавит в борьбе с норвежцами и французами.
«Если будет что-то важное, за чем все будут следить, об этом должен рассказывать я»
— Какой совет сейчас ты бы дал себе самому 10 лет назад?
— Читай книги, смотри хорошие документальные фильмы и делай то, что тебе нравится.
— Куда тебе хотелось бы расти дальше в профессии?
— Важно быть в повестке, быть там, где всё самое главное. Я понимаю, что без этого жить не смогу.
Мне 3 ноября будет 37 лет. Елки-палки, три года и 40! Но если наши спортсмены вернутся на большие старты, я все еще не смогу там не быть. Хочется там оказаться и про это рассказывать. У меня всё ещё есть этот огонь внутри. И пока он есть, пока мне хочется говорить о спорте, пока понимаю, что буду делать это лучше, чем многие, мне хочется этим делиться.
Помню, как мы с Нагорным разговаривали как-то в 2021-м, на чемпионате Европы в Базеле, он тогда впервые прыгнул свой именной элемент — три угла назад. Мы общались о том, что его ещё заводит в гимнастике, сколько он еще готов здесь быть. И он озвучил мысль: «Пока я полезен, я как будто бы должен». Мельникова однажды то же самое сказала: «Пока на трибуны приходят тысячи людей и почти все они болеют за меня, как я могу закончить?»
И я тоже понимаю: если будет что-то важное, звонкое, за чем все будут следить, об этом должен рассказывать я. И до тех пор, пока я не почувствую, что стал работать хуже, что проигрываю конкуренцию, что люди вокруг делают репортажи интереснее, ярче, насыщеннее, я буду продолжать. Пока могу выдавать крутые материалы — я их должен выдавать. Как только пойму, что всё — окей, будем думать.
— Каким бы ты хотел видеть «Матч ТВ» через 10 лет?
— У нас на канале огромное количество невероятно талантливых людей, потрясающе талантливых. Трансляции спортивной гимнастики, где режиссёр Стас Хитрин, — это величие. Мы показываем биатлон лучше, чем на международных стартах, местами — гораздо лучше. Как работают съемочные бригады на местах, комментаторы, журналисты — мы все стараемся рассказывать о спорте очень живо, подробно и с любовью. И когда вернутся международные старты, главное, чтобы спорт снова стал принципиально важен для всех. И «Матч ТВ» будет звенеть, как он звенел предыдущие десять лет.
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
