1 сентября исполнилось 15 лет с момента захвата школы № 1 в Беслане, ставшего самым масштабным в истории нашей страны. В заложниках оказались 1128 человек. Жертвами трагедии стали 334 человека. 186 из них — дети. Людей держали в школьном спортзале без воды и без еды. 3 сентября, в день стихийного и трагического штурма школы, «Матч ТВ» публикует интервью с Сосланом Фраевым, чемпионом Европы по борьбе, жителем Беслана, человеком, который потерял во время теракта брата и мать.
— Тот август был обычным летним месяцем, — вспоминает Сослан. — Все готовились к школе. Кто-то приезжал из отпусков. Вы сами видите, что Беслан — маленький, спокойный, уютный городок. Он жил своей жизнью. Тогда проходили Олимпийские игры. Мы все переживали за своих ребят. И никто даже не задумывался, что может произойти такая трагедия.
— Где вы были утром 1 сентября?
— Моя племянница должна была идти в первый класс. Я тоже готовился пойти в школу, чтобы ее поздравить. Мама моя, брат мой старший — все должны были пойти. Я чуть опоздал. Проснулся. И тогда уже начались звонки, что захватили школу. И не одну. Сказали, что захватили две школы. В первые минуты была паника. Непонятно, что происходит. Какая школа? Как? Кто может захватить? Я выбежал на улицу, услышал выстрелы и понял, что какая-то беда пришла. Прибежал к школе, там была паника. Все понимали, что здесь дети, женщины, они беззащитны, и какие первые шаги нужно предпринимать, никто из нас не знал.
— Ваш брат, Руслан Фраев, стал первым погибшим в этой трагической истории. Как это произошло?
— Брат стал одним из первых, кто понял, что происходит. Он привез сюда свою семью. И как только он увидел, что боевики заехали в школу, выскочил из машины, но не смог оказать сопротивление. И как можно оказать сопротивление, когда там все вооруженные до зубов? И вот, первая жертва — это мой брат. Он ничего не успел сделать. Мы все ничего не смогли сделать тогда.
— Вам сразу стало известно о том, что произошло с братом?
— Я с другой стороны подошел, его не было видно. Мне сказали: вроде бы ранили. Люди боялись говорить, что на самом деле произошло, пока я сам этого не увидел. Потому что он лежал у самого входа в школу.
— И после этого в заложниках оставались ваша племянница, ваша мама…
— Девять человек из наших родственников находилось в зале. Школа № 1 для нас — это родная школа, из поколения в поколение. Здесь родители учились. Сюда они и своих детей отдавали. Я бы тоже, наверное, своих детей сюда отдал. Все друг друга знали. Все — родственники, близкие, соседи. Все были свои тогда. Но с нашей фамилией там было девять человек.
— Вы помните, как провели те два с половиной дня? Вы покидали оцепление?
— Нет. Все мы здесь находились в те дни. Никто отсюда не уходил. Жили постоянно новой информацией. Все были в ожидании. Но как показало время, мы ничего не смогли сделать, чтобы спасти своих близких.
— Почему так получилось, как вы считаете?
— Если говорить о штурме, который произошел… Он был спонтанный, незапланированный, мы все это знаем. Но люди были противниками штурма. Потому что все думали, что мы договоримся, чтобы они отпустили заложников. Мы разные варианты предлагали. Но получилось так, как получилось. И сегодня, еще раз говорю, наверное, каждый из нас на себе чувствует вину от того, что мы не смогли спасти своих близких.
— По прошествии 15 лет как вы считаете, можно было обойтись без штурма? У этой истории мог быть более мирный исход?
— Нет. Мы с первых минут это понимали. Уже когда они расстреляли всех мужчин, которые могли оказать сопротивление. Они беспощадно относились к заложникам, а это и женщины, и подростки, и грудные дети. Они закрыли их без воды, без еды. Задачи были именно такие — как можно больше жертв. И на этом кто-то хотел построить свои дальнейшие политические шаги.
— Вспомните штурм. 3 сентября, 14:00. Неожиданно прозвучал взрыв. Что было дальше?
— Уже все понимали, что это третьи сутки, когда люди без воды и без еды. И мы не знали, что происходит в зале. Потом заложники рассказывали, что им уже было все равно. Без воды у многих уже галлюцинации начались.
И этот несанкционированный штурм… Никто не ожидал. Я видел, как спецназовцы бежали, не успевая надевать на себя бронежилеты. Они понимали, что произошла трагедия. Жители бросились под пулями вытаскивать из зала заложников. От многих не ожидали, что они себя так проявят. Но есть люди, которые мало говорят и больше делают.
Люди, которые были дальше от школы, не понимали, что происходит. Была паника. Осталось много вопросов. Но самое главное, что все пытались сделать что-то для того, чтобы спасти заложников.
— В зале оставалась ваша мама…
— Многих в зале не сразу могли опознать. Брат, да, был самым первым. Мы знали это, мы видели его. А маму мы искали. И я просто был счастлив, что я ее нашел. Потому что-то, что происходило в зале, нельзя передать словами. Я был благодарен Всевышнему, что я просто ее нашел. Узнал.
Тяжело об этом говорить. Наш старший говорил, что это тот нож в сердце, который не нужно трогать, расшатывать его. Кто-то до полугода не мог определить, их это близкие или нет. Многие и сегодня сомневаются. У каждого здесь своя судьба. Горе одно, но каждый его переживает по-своему. Кто-то сильнее, кто-то — слабее.
Но в целом эта беда нас объединяет. И хочется, чтобы Беслан ассоциировался не только с этой трагедией. Мы хотим, чтобы город жил и развивался, чтобы наша молодежь, помня о погибших в этом теракте, реализовывала себя. В память о тех, кто погиб. И это наша общая задача. Мы должны сделать все для того, чтобы Беслан жил другой жизнью. Помня об этой трагедии.
— Как удалось сделать так, чтобы дети, которые прошли через это, не закрылись в себе?
— Это была задача для всего города. И не только. Если бы не было всенародной поддержки, которую мы почувствовали, нам было бы тяжело пережить эту трагедию. Почти весь мир отозвался…
И каждый раз, когда у меня есть возможность, я хочу сказать «спасибо» всем тем, кого мы не успели поблагодарить. Мы это помним, мы не забываем, что в тяжелый момент они оказались рядом. Те дети, которые были в школе, они сейчас уже сами стали мамами и папами. У них свои семьи. Мы видим, как они радуются жизни. И мы видим, что они ценят жизнь уже совсем по-другому. И по-другому относятся к жизни. Они живут полноценной жизнью. А мы должны создавать условия, чтобы они могли себя реализовать.
— В какой момент вы поняли, что горе начинает отступать и город начинает возвращаться к жизни?
— Наверное, должны смениться поколения, чтобы город зажил полноценной жизнью. 15 лет. Кто-то подумает, что это много, но боль не утихает. Просто мы более осознанно уже начинаем к этому относиться. Но когда что-то происходит, мы всегда говорим: а если бы они были рядом… сколько им было бы лет… как бы они сейчас поступили… Любая ситуация заставляет задумываться о близких, которых теперь нет с нами рядом.
— Как вы приходили в себя после трагедии?
— Мне лучше всего помогает борцовский зал. И сегодня тоже. Я никогда не оставляю занятие своим любимым делом. Это мой зал, где я вырос. Это та атмосфера, в которой я себя чувствую беззаботно, без хлопот. Где-то подсказать молодым, помочь. Борцовский зал для меня — это отдушина. То место, где я могу расслабиться.
— Ведь среди тех, кто был в дни теракта в оцеплении, было очень много людей из борцовского мира…
— Я видел всех своих братьев, представителей борцовской семьи, которые с первых минут были рядом со мной, рядом с пострадавшими. Их мужество и поведение — это пример. Эти люди не только в спорте, но и в жизни являются примером. Они на виду. И я хочу сказать им огромное спасибо. Я бы сам, наверное, очень тяжело все это пережил, если бы этих людей, моих братьев, не было рядом.
— Поддерживаете ли вы связь с бойцами «Альфы» и «Вымпела», которые участвовали в штурме?
— Каждый год ребята из центра специальных назначений приезжают сюда. Ведь у этих подразделений никогда не было таких потерь (погибло 10 сотрудников ЦСН ФСБ. — «Матч ТВ»). Мы же понимаем, что работа работой, но никто не заставлял их накрывать собой гранаты, загораживать детей своим телом. Они ценой своей жизни спасли наших детей. Мы это помним, и мы им благодарны. В школах у нас называют их именем классы. У нас есть школа имени героев спецназовцев. Мы хотим увековечить память об этих людях.
— Буквально в двух шагах от места, где мы говорим, лейтенант спецназа лег на гранату, спасая находившихся рядом детей.
— Да, это Андрей Туркин, позывной «Черкес». У нас сложились очень теплые отношения с его мамой Валентиной Ивановной и с детьми. Он в первый класс пошел именно в школу № 1 в станице Динской. Эту школу назвали его именем. Такой вот парадокс. В школу № 1 пошел, и в школе № 1 погиб. Те девочки, которых он спас, у которых это произошло на глазах, они уже взрослые, и они сейчас дружат с его семьей.
— С момента трагедии прошло 15 лет. Что за это время изменилось лично для вас?
— Мы всегда говорим: жизнь разделилась на «до теракта» и «после теракта». И раньше человек мог строить совсем другие планы на будущее. Но сейчас на каждом из нас особенная ответственность. И на тех, кто там был. Чтобы они понимали, что ими как можно больше должны гордиться и радоваться их успехам. Это и называется жизнь. А память именно в этих успехах и будет сохранена. Сколько бы лет ни прошло, каждый родственник, прошедший через эту беду, будет с этим жить. Мы не сможем по-другому. Но новое поколение должно идти вперед.
— В этом году у школы откроют храм. На том месте ведь исторически была церковь?
— Да, там до революции была небольшая церквушка. Потом в 1889 году появилась школа. Сначала — небольшая, потом начала разрастаться. Это была первая школа в Беслане. Я сам эту школу заканчивал, в моей памяти она теплая и семейная. Со стороны учителей и директора всегда чувствовалась любовь. Все друг друга знали. Но это уже только в памяти.
— Каким для вас будет 3 сентября этого года?
— Мы соберемся у школы. Вечером будут показывать фильм о тех, кто погиб. У каждого своя история. Придет много людей. Все это проходит в семейной обстановке. Зажжем свечи. 334 свечи в память о погибших. Пообщаемся. Все расскажут свои истории, поделятся воспоминаниями о тех близких, которые ушли.
Так и сохраняем все это. И держим это в себе. Видите эти дома? Пятиэтажки у школы. Очень много детей из этих домов погибло. Люди в этих домах так же живут с этой болью. Мы пережили эту трагедию. Мы уже живем другой жизнью. И на нас большая ответственность: сделать так, чтобы это никогда и нигде не повторилось. Мы должны говорить об этом, помнить, но при этом жить полноценной жизнью. Беслан должен помнить то, что произошло, но при этом жить и другой жизнью.
Текст: Михаил Моссаковский
«Живём и помним. Беслан. 15 лет». Специальный репортаж
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
