Хоккей

«Двое зашли в судейскую. «Парень, суди честно, а то пристрелим!» Истории от Леонида Вайсфельда

«Двое зашли в судейскую. «Парень, суди честно, а то пристрелим!» Истории от Леонида Вайсфельда
Фото: © РИА Новости/Павел Лисицын

Один из лучших арбитров Суперлиги, а ныне генеральный менеджер «Салавата Юлаева» Леонид Вайсфельд в интервью "Матч ТВ" рассказывает, как не дать себя загрызть хоккеистам, «пеших прогулках» Сергея Гомоляко и своей реакции на оскорбления.

В судействе нельзя показывать две вещи: что боишься или плывешь

- Владимир Юрзинов-старший начинающим тренерам советует оперативно убить в себе игрока. А начинающим судьям что делать?

- То же самое, наверное. Они часто засматриваются вместо того, чтобы нарушения фиксировать. Лайнсмен увидел, например, красивый финт. «Ой, - думает, - классно обыграл!». И забывает свистнуть «вне игры».

- Вы себя за ошибки долго корили?

- Корить не нужно, нужно анализировать. Ошибся в одну сторону - ни в коем случае нельзя давать «ответочку». Иначе нарастет, как снежный ком.

- В КХЛ многие арбитры шарахались от Радулова, теперь в основном - от Ковальчука. Вы кого из игроков побаивались?

- Авторитетных личностей хватало. Но чтобы бояться… В судействе вообще есть две очень важные вещи: нельзя показывать, что боишься или плывешь.

- Иначе загрызут?

- Да. Хоккеисты в этом плане, как собаки: если собака видит, что боишься, тут же покажет зубы, а если чувствует твою уверенность, никогда не огрызнется. Так же с хоккеистами. Вот вам пример. Я был начинающим судьей из Второй лиги. В конце сезона мне доверили товарищескую игру «Крылья Советов» - ЦСКА. Я на седьмом небе от счастья. Все отлично, но чувствую: игра как вода сквозь пальцы утекает: игроков не могу собрать, удаления постоянные, пытаюсь что-то исправить – не выходит. Не то что плохо отсудил, а неуверенно. В судейскую захожу расстроенный. Следом — главный тренер «Крыльев» Игорь Дмитриев. Смотрит на меня: «Спасибо, Леня, за судейство - уверенно отработал». Я от удивления глазами хлопаю: «Ни фига…». Дмитриев выходит из судейской и, встав у порога, добавляет: «По крайней мере, внешне сложилось такое впечатление».

- Как говорят в театре: образ удался.

- Именно. Я в первую очередь стремился не выдать, что плыву. Зато в последние годы работы чувствовал себя, как учительница в школе. Игрок рявкнул что-нибудь, я посмотрю на него: «Че?» Сразу молчит. Отчасти поэтому и закончил судить - даже неинтересно стало.

«Паутинка» с грузом ответственности

- Игроки вас оскорбляли?

- Редко. Если начинали - я сразу включал счетчик. «Козел!» - ага, 10 минут. «Пи***ас!» - до конца игры. Такие выпады нельзя воспринимать на эмоциональном уровне.

- Остыв, извиняются?

- Как-то раз до конца игры я выгнал очень известного хоккеиста – брякнул по молодости лишнего. После матча стук в судейскую: «Леонид, разрешите?, - один из сотрудников клуба, рядом с которым, словно нерадивый школьник, этот игрок: «Извините, пожалуйста, я был неправ, что вас оскорбил».

- Простили?

- «Извинения, - говорю, - принимаются». Он исподлобья смотрит и жалостливо так спрашивает: «А вы в протокол не запишете?». «Запишу, конечно», - отвечаю.

Раньше хоккеисты часто подходили с просьбой не указывать в протоколе факт оскорбления. Он грозил дисквалификацией. На этом многие горели. А вообще у меня с игроками конфликты редко случались.

- Зато один вышел очень ярким: Сергей Гомоляко из «Трактора» под конец третьего матча плей-офф-1995 с «Торпедо» швырнул в вас клюшкой.

- Я периферическим зрением прочувствовал момент и пригнулся. Клюшка пролетела выше, ударившись в борт. Гомоляко логично получил до конца игры.

- Сергей Юрьевич в той серии еще и нижегородских болельщиков клюшкой тыкал с лавки штрафников, на что те заплевали его и закидали зажигалками, после чего Валерий Белоусов увел «Трактор» в раздевалку.

- С Гомоляко у меня немало историй связано. Вот одна из них. Игра в Челябинске. Сергею отдают пас, он выходит один на один. Причем «выходит» в прямом смысле слова. Это сейчас Гомоляко похудел, а тогда килограммов 120 весил. Так вот - отдают ему пас. Он идет, защитник вокруг него крутится, никак подобраться не может - руки-то у человека волшебные. Сергей все же доползает до ворот и в момент броска защитник берет клюшку и с двух рук, как топором, бьет ему по ногам. Я приготовился к падению Сергея - думаю буллит сигнализировать. Но Гомоляко устоял. Падать он стал чуть позже, но при этом в момент падения точно послал шайбу в дальнюю «девятину». Забил, снял с меня ответственность. Поднимаю руку, стою, как король. Не забил - пришлось бы ломать голову над решением. Сергея, кстати, постоянно лупили по ногам. Иначе остановить не могли. Я, когда только начинал судить, увидел один из таких эпизодов – рука машинально вверх.

- Погорячились?

- Да. Гомоляко - здоровый: как катился, так и продолжил. Но рука-то уже поднята. Виктор Домбровский, великий судья, работавший на той игре инспектором, после похлопал меня по плечу: «Лень, неплохо отсудил. Но тот момент с Гомоляко… Серьезная ошибка по такой игре». В Питере, кстати, аналогичный эпизод случился. «Салават» и СКА играли. Питерский игрок дает подножку уфимскому нападающему - стопроцентное удаление, поднимаю руку. Но игрок из Уфы перепрыгивает и едет дальше. Он не упал, а значит, по сути, ничего не было. Но моя рука уже в воздухе! Полный стадион, Валентина Матвиенко на трибуне. В перерыве сижу грустный. Заходит администратор «Салавата»: «Ты чего?». «Этот момент все из головы не вылезает». «Да ладно, все видели, что ты ошибся – бывает…».

- Поддержал уфимец, не зря Питеру подножку свистнули.

- Я, когда ошибался, всегда извинялся. Но, откровенно говоря, ошибался редко. А когда сегодняшние судьи, совершив ошибку, до последнего упираются, я этого не понимаю. Зачем, если очевидно?

«Леня, ты, конечно, авторитетный судья, но ребята из Благовещенска недовольны»

- 1990-е годы в России – время неспокойное. Бывало, что люди в малиновых «пинжаках» в судейскую врывались?

- В Хабаровске однажды зашли двое. У каждого прям на лбу написано, чем они занимаются. «Парень, - обращаются они ко мне, - честно суди! А то пристрелим! Понял?». «Понял», - отвечаю. Ребята выходят, я тут же прошу позвать директора дворца. «Двух омоновцев сюда, - говорю ему, - и никого не пускать в комнату». В перерыве слышу ругань за дверью.

- Бандиты ломятся?

- Не-а. На омоновцев кричит бабушка. «Я, - говорит, - уже 20 лет судьям чай разношу, а вы меня не пускаете внутрь». А начиналась эта история еще милей. В Москве сказали: «Слетай в Хабаровск на один матч». Отвечаю: «Ребят, у меня день рождения послезавтра». «Успеешь - послезавтра как раз в Москве будешь». «Амур» в тот момент «летел» 0-2 в серии до трех побед, и все шло к тому, что они вылетят по кратчайшему пути. Но третью игру, которую я судил, хабаровчане выиграли. Значит, мне еще на один матч оставаться - послезавтра, 17 апреля, у них четвертая игра.

- После вашего дня рождения.

- Именно. Накануне сидим в ресторане - праздник же. Официантка приносит коньяк. Смотрим на нее: «Мы не заказывали!». «Вам с того столика». Вглядываюсь – двое из раздевалки. Через пару лет приезжаю в Хабаровск на плей-офф судить «Авангард» - «Амур». Дверь в судейскую открывается, на пороге старый знакомый: «Леня, ты, конечно, авторитетный судья. Но на трибуне ребята из Благовещенска и Комсомольска-на-Амуре. Они грамотные люди и не очень довольны».

- «Амур» проигрывал?

- Да. 0:1 после двух периодов. Отвечаю: «Раз недовольны - сейчас исправим». Начинается третий период, бросок - зрители за воротами вскакивают.

- Гол?

- Непонятно. Шайба выскочила в поле. Останавливаю игру, стали выяснять. Когда разобрались, гол засчитали - 1:1. Перед овертаймом этот опять спускается: «Леня, ты зверь вообще! А еще что-нибудь можешь?».

- Смешно.

- А мне-то как! И виду подать нельзя – я ж ничего не делал… Засчитал шайбу, которую должен был засчитывать. Но я же не буду ему это объяснять. «Конечно, - говорю, - могу. Сейчас все будет». Начинается овертайм и Руслан Бердников какой-то неимоверный гол творит – бросок почти с нулевого угла.

После игры этот парень опять в коридоре. Спрашиваю его: «Ну как?». «Леня, нет слов!».

- Вместо слов ящик конька?

- Не-а. Даже золотого слитка не было. С тех пор я его больше не видел.

Текст: Даниил Ратников, Николя Муньешули

Фото: РИА Новости/Павел Лисицын