На этой неделе, 30 августа в Екатеринбурге, состоится большое хоккейное шоу — The Magic Game («Волшебная игра») в честь Павла Дацюка. Сам форвард, которого часто зовут Волшебником, просит не называть эту игру «прощальным матчем». Скорее, это возможность собрать у себя дома друзей, со всеми увидеться, вспомнить былые времена, устроить праздник для болельщиков.
А пока мы общаемся с Павлом, вспоминая его славную спортивную биографию, в которой были золото Олимпиады, два Кубка Стэнли, Кубок Гагарина, золото чемпионата мира, два Зала хоккейной славы — в Канаде и в России…
Хотя сам Дацюк о своих наградах говорит, что все медали холодные. А главное — это воспоминания, которые с ними связаны.
Из этого интервью вы узнаете:
- как Павел в 14 лет хотел бросить хоккей и что его остановило;
- откуда взялся неповторимый стиль Дацюка;
- гол Гусева в финале Олимпиады с немцами — это чудо?
- как сын Павла Валерьевича решил стать вратарем;
- почему Дацюк не переезжает в Москву.
«Долго думал, что буду совмещать футбол и хоккей»
— Как идет организация прощального матча? Много на это уходит времени?
— Сразу вас поправлю — это не прощальный матч. Это The Magic Game — волшебный матч. Да, тут есть большая разница. А о времени — например, этим летом не получилось поехать в отпуск.
Это для меня очень незнакомая сфера. Надо решать много организационных вопросов, всё контролировать. Но у нас собралась хорошая группа профессионалов, где все друг другу помогают. Это очень облегчает дело. А так было бы намного тяжелее. И знаете, время очень быстро бежит. Казалось, что 30 августа — где-то далеко. Но теперь эта дата совсем рядом.
— Тогда о летящем времени. Если вспоминать с самого детства, был ли у вас шанс не стать хоккеистом?
— Думаю, такой шанс был у каждого. Я любил все игровые виды спорта. Но были два основных — футбол и хоккей. Долго думал, что смогу их успешно совмещать. А что такого? Зимой — хоккей, летом — футбол. Но все-таки пришло время, и я сделал легкий выбор.
— Что перевесило?
— Хоккей занимал уже больше времени в жизни. Я много тренировался, играл. Правда, в 14 лет была мысль бросить спорт. Меня как подростка в переходный период очень манила улица. Там было весело, интересно. Что-то новое, взрослое. А на тренировку опять надо ехать на трамвае через весь город, потом возвращаться. И так каждый день. А во дворе уже никого нет, все дома. И ты жалеешь, что опять всё пропустил.
— Что же остановило?
— Я побоялся о своем решении сказать папе. Догадывался, что он мне сделает. Но не рискнул проверить на деле. Так что я во дворе сказал, что хочу бросить. А дома не сказал. И остался в хоккее. Потом снова начал получать удовольствие от игры.
— Ездили вы на трамвае № 13?
— Там были и седьмой, и 10-й, и 13-й. Это всё номера, под которыми я выступал в карьере. Не скажу, что я их брал в честь трамваев. Но есть же такое, когда цифра тебе часто попадается на глаза, то ты ее подсознательно выбираешь. Один раз в тренировочном лагере «Детройта» я играл под номером 24, который принадлежал Руслану Салею — и трамвай № 24 тоже ходил до нашей конечной остановки.
«Казань меня подписала раненого, с травмой»
— В юности вы получили тяжелую травму ноги, но выходил вас в «Ак Барсе» тренер Владимир Крикунов, ставший вашим крестным отцом.
— Это был страшный момент. Все-таки была большая контрактура ноги, она с трудом гнулась. Но Владимир Васильевич уговорил руководство «Ак Барса», чтобы они меня взяли. И меня Казань подписала раненого, с травмой. Я приехал в клуб. Там понимали, что лечение займет около полугода — до следующего сезона.
Был построен удачный план реабилитации, мы из него вышли. А в «Ак Барсе» работал такой Борис Левицкий. Он сразу начал у меня спрашивать: «Ты крещеный?» — «Я не помню». — «Всё, надо креститься». Я принял крещение, и с того момента меня кто-то на руках понес.
— Вас не взяли на двух драфтах НХЛ, а на третьем выбрали в самом низу. Почему вы вообще решили поехать в Северную Америку?
— По себе понимаю, что я рос с опозданием. И поехал в НХЛ, когда был уже возмужавшим подростком. Тем более после тренировок Владимира Васильевича я был уверен, что мне хватит и физики, и техники. Но я не знал, смогу ли там зацепиться. А в контракт с «Детройтом» сразу внесли условие, что если меня отправят в фарм-клуб АХЛ, то я вернусь к Крикунову, продолжу развитие в «Ак Барсе» и попробую снова приехать через год. Но так удачно получилось всё, и я остался в «Ред Уингз».
— Крикунов и сейчас качает физику молодым, уже в «Сочи». Ему 75 лет, а он снова тренирует клуб КХЛ.
— Если честно, то я удивился, что он так вернулся в профессию. Но когда я с ним бы ни говорил, Крикунов всегда был в хоккее, внимательно следил за новостями, смотрел матчи. Это большое испытание, но и достижение. Все-таки хоккей изменился. Интересно, как с ним выступит «Сочи».
— И вот вы в «Детройте». Как не робели, что в команде столько звезд?
— А кто сказал, что я не робел? Еще долгое время ходил и стеснялся. Ни на кого не смотрел, занимался своим делом. Благо, в составе играло много русских, с кем я мог общаться, и кто помогал, придавал уверенности.
— Как вы попали в тройку к Бретту Халлу?
— Я в основном играл с Бойдом Деверо, третьим был Джейсон Уильямс. Потом начали ставить Халла. Его иногда выпускали в двух звеньях. Ну и мы начали играть вместе.
Бретт потом стал меня обучать. Он говорил через Ларионова: «Игорь, ты ему объясни, чтобы он мне всегда давал передачи». Я отвечаю через Игоря: «Так сзади него игрок. Как я ему отдам?» Но Халл настаивал: «Игорь, ты ему переведи. Если он видит мою клюшку, то пусть отдает, а я там всё порешаю».
Бретт мне дал большой опыт. У меня не всегда получалось делать ему идеальную передачу. Но он всегда удачно выбирал позицию и место для того, чтобы опередить соперника и нанести бросок. Хотя у него была очень мягкая клюшка. Я удивлялся, как он вообще ей бросает.
— В первом же сезоне вы завоевали Кубок Стэнли. Подумали, что так будет всегда?
— Такой мысли не было. Но в первый год Кубок Стэнли достался мне очень легко. Хотя я сначала был в последнем вагоне поезда. Меня там болтало: я то играл, то не играл. Но много обучался у больших звезд и смотрел в окно этого мощного поезда.
После первого Кубка Стэнли, когда началось празднование, я подошел к Скотти Боумэну. Наш тренер сказал мне негромко: «Это был мой последний матч в НХЛ». А я не принял это всерьез, но подумал, что мы сейчас будем выигрывать один кубок за другим.
Но Боумэн был опытным. Он смотрел на молодого и понимал, что каждый год мы чемпионами не будем. И потом — долгое затишье, вылеты в первом раунде, разочарование болельщиков. Вот тогда я почувствовал, сколько мелочей и деталей нужно, чтобы всё сошлось.
— Боумэн — уникальный тренер?
— Главное, он не стал меня ломать. Дал мне быть самим собой. Даже такой случай был — я провел в предсезонке в 2001 году все матчи. Удивительно, что так много. И вот контрольный матч в Бостоне. Меня туда взяли, но объяснили, что я сыграю — но буду выходить только на большинство. Думаю, так было сделано потому, что в те времена дома играли все основные хоккеисты, а на выезд ездила молодежь. Это сейчас только появилось правило, что должно быть 50 процентов основного состава. И вот Боумэн мне дал шанс, чтобы я поехал и играл большинство, отрабатывая эту конкретную ситуацию. А так всю игру сидел на лавке.
«В драке важно защитить себя»
— Что вспоминаете о локаутном сезоне за московское «Динамо»?
— Если сейчас посмотреть и вспомнить те имена, то поймешь, какая была сильная команда. Ореховский, Воробьев, Чупин, Харитонов, Степанов, Марков, Афиногенов, Овечкин, еще был Чубаров, пришел Фролов в дедлайн, Роса, Еременко, Еремеев, Трощинский… Там была приличная банда собрана. Вообще тогда в Суперлиге собрались хорошие команды. Казань пригласила много звезд, Семин с Козловым очень здорово выступали в Тольятти, Брызгалов у них играл на воротах.
— Но чемпионом стало «Динамо».
— Я получал удовольствие, когда играл в такой команде. А то, что надо было уехать из НХЛ — наоборот, это здорово. По ходу сезона в Америке меня всегда домой тянуло. И тот локаутный сезон — как глотки воздуха, когда ты находишься среди российских ребят, выступаешь перед своими болельщиками. И сезон у нас получился удачный — опять же, спасибо Крикунову, который то «Динамо» привел к золоту.
— Потом вы провели два регулярных чемпионата НХЛ, набирая по 97 очков. В какой момент изменилась ваша роль в «Детройте»? Когда ушли ветераны?
— Да, пошел процесс омоложения. И хоккей изменился после локаута. Тому же Бретту Халлу стало тяжело в нем играть, и он вскоре завершил карьеру. Труднее стало большим защитникам, им запретили цеплять соперников. И если раньше в авторитете были такие крупные игроки обороны как Крис Пронгер, Робин Регер, то с изменением правил такие защитники потихоньку стали уходить на второй план. И появились маленькие шустрые ребята, которые сейчас доминируют — как вот Кейл Макар. Наверное, и с этим еще связано, что я стал набирать больше очков. К тому же пришел опыт, да и возраст был подходящий.
— Вы дважды выходили в финал Кубка Стэнли, играя против «Питтсбурга». Что вспоминаете о тех сериях?
— «Пингвинз» были очень серьезным соперником, за них выступали Кросби, Малкин… Мы выиграли Кубок Стэнли в 2008 году. А сезоном позже — я даже не понял, как мы последний матч дома, седьмой в серии, проиграли со счетом 1:2. Сделали пару ошибок, и Макс Тальбо забил нам два гола. Вот этот момент был решающим.
Наверное, мы много сил потеряли, накопились травмы. Я пропустил третий раунд с «Чикаго» (4-1), и мои обязанности легли на других лидеров. Им пришлось больше на себя брать игрового времени, и они сильнее уставали. Это давало преимущество более молодым хоккеистам «Питтсбурга».
— А откуда взялся ваш неповторимый стиль — все эти финты и обводки? Где вы это подсмотрели?
— Ты в хоккее вообще не так много можешь придумать. Уже всё изобретено. Но, как и в любом проекте, ты должен найти идею, положить ее на лед, отработать и выдать в нужный момент. Так и эти финты приходили в игру после некоторых ситуаций, потом отработанных на тренировках.
И надо понимать, что в этих финтах должен быть смысл. Например, я делал выход один на один с «Далласом» при счете 5:2. И если бы я не забил, то это не повлияло бы на исход матча. К сожалению, многие при равном счете начинают исполнять немыслимые трюки. Они в итоге не забивают, а хоккей — такая игра, что любит учить на своих ошибках. Но платит за это вся команда. Так что нужно знать цену момента.
— Вы меньше всего похожи на агрессивного человека. Но бывало, что даже дрались с Кори Перри. Как рождается эта вспышка эмоций?
— Тут же всё просто: никто не хочет проигрывать. Эмоции у соперника вспыхнули, и Перри решил послать мне месседж на следующие игры. Мне пришлось защищаться.
Я же там нигде себя не вел агрессивно. Но ты понимаешь, в какой момент можешь подраться, а когда лучше не надо. У меня никогда ее было желания с кем-то драться, прыгать на больших соперников.
И мне понравилось одно высказывание моего знакомого, который тренирует хоккеистов: «Ваша задача — не побить его. Вам надо защитить себя. Потому что чаще всего против вас будет тот, кто хочет вас покалечить для определенной цели. Вам нужно просто защитить себя, чтобы продолжить игру».
— Все вас знают как мастера по отборам шайб. А кто для вас был самый яркий человек, делавший такие кражи? И можно ли такому научиться?
— Конечно же, да. Если ты будешь тренироваться, анализировать, готовить себя к этому, поймешь технику — то станешь мастером в этом деле. Тем более если начнешь получать удовольствие, когда делаешь отборы.
Одним из таких специалистов, с кем мы постоянно соревновались, были Мариан Хосса. Вы можете даже найти видео, как мы друг за другом бегали, желая отобрать шайбу и доказать свое превосходство. Это было захватывающе!
«В финале с немцами было чувство, что стул уезжает в Тифлис»
— Вы отправились на Олимпиаду почти в 40 лет. Сборную России вообще могли не пустить в Пхенчхан. Мы попали на турнир, но проиграли первый же матч словакам.
— Вот видите, как хорошо, что первая игра вышла комом. Нам всем была очень важна та Олимпиада. Это всегда была моя мечта, когда ты выступаешь на Олимпийских Играх, защищая честь своей страны. И за тебя вся Россия болеет, переживает, помогает.
Мы поехали в Корею, но вокруг все кричали, что у нас такой сильный состав, что мы всех обыграем на одном коньке. Хорошо, что словаки сразу облили нас холодной водой, взбодрили. И ведь та игра такого не предвещала. Ну, а финал с немцами — отдельная история.
— Когда Никита Гусев в меньшинстве забил на последней минуте — это волшебство?
— Тот гол был нужным и важным, когда мы сравняли счет, и игра ушла в овертайм. И та шайба была высочайшей сложности. Потому что Никита забил тот гол не по хоккейному, а словно играл в гольф — и ударил клюшкой по мячу. Все-таки у Гусева есть хладнокровие в важных моментах.
Но надо понять и ответственность, которая лежала на немецкой сборной. В тебя далеко не каждый верит, ты выступаешь вторым номером. Ну, проиграли — не страшно. Так играть намного легче, чем когда ты — фаворит, и трибуны от тебя ждут только победы.
А когда немцы все-таки повели в счете, и время таяло, то напряжение на тебя наваливается, и ты на лавке начинаешь судорожно считать эти секунды — возможно, это Германию и подвело. Там вратарь при броске Гусева решил подстраховаться, закрыв нижний ближний угол. А у Никиты получилось с неудобной руки подрезать шайбу верхом. Так что здесь сработал и психологический фактор.
— Вы чувствовали нашу лавку в тот момент?
— Вот прямо так, чтобы паники, совсем не было. Но тревога ощущалась. Мы вели в счете долгое время, играли первым номером. Потом немцы переломили игру, вырвались вперед, да еще у нас удаление. И ты понимаешь, что стул уезжает в Тифлис. Вроде ты все делал правильно, а он куда-то едет. Вот такое было непонимание. А потом, когда Гусев при помощи партнеров сравнял счет, мы начали понимать, что мы не должны отпустить эту игру.
— Была уверенность, что именно Россия забьет в овертайме?
— Не совсем так. Наверное, я не должен раскрывать одно обстоятельство…
— Но это исторический момент!
— Сохраню его для автобиографии. В этой истории есть подтекст. Только одно скажу — почему-то на протяжении всего олимпийского турнира я мечтал, что забью какой-то победный гол. И так всё складывалось, что шанс у меня был — я попал в штангу перед тем, как забил Кирилл Капризов.
Но я даже рад, что не забил победный гол в финале. И остался на том же месте, где я есть — стою на двух ногах. А кому-то этот гол помог.
— Тем не менее, вы внесли серьезный вклад в победу.
— В этом участвовала вся команда. Кто-то на себя ловил шайбы, кто-то защищался, кто-то в воротах играл. Когда нам третий гол забивали, я тоже хотел на себя шайбу поймать. Упал на колено… Никогда так не делал за карьеру. Но это тоже эмоции. Желание упасть на дот.
— Как вы относитесь к своим наградам? Вы выиграли Олимпиаду, чемпионат мира, два Кубка Стэнли, Кубок Гагарина, золото Суперлиги.
— Ну, награды есть награды. Каждая из них досталась тяжелым трудом, каждая ценна.
При этом все медали холодные и неодушевленные. Пришел, посмотрел — воспоминания нахлынули. А бывает, что и нет. Самое главное — то, что с этими медалями связано. И важно не возгордиться.
— Хотите, чтобы ваш сын Павел стал хоккеистом?
— Больше хочется, чтобы он получал от этого удовольствие. Как я в свое время, когда был маленьким. Помню, как мне нравился хоккей. И я понимаю, ему будет намного тяжелее стать хоккеистом. Есть много факторов, будут постоянно сравнивать с отцом. Но пока плюс, что он выбрал позицию голкипера.
— В воротах играет? Как же его угораздило?!
— Вот видите, так бывает. Главное, что сыну это нравится. А я его буду только поддерживать.
— Вы занимаетесь развитием молодых хоккеистов в Екатеринбурге. Как находите слова их мотивировать?
— Очень интересная, но непростая работа. Когда ты понимаешь и знаешь, как сделать. Но надо объяснить, и каждый человек понимает по-своему. Бывает ощущение, что на тебя смотрят и думают, что ты говоришь на другом, непонятном языке. И ты сам при этом обучаешься, придумываешь какие-то другие способы, как объяснить, подобрать слова. Но это нелегко, честно вам скажу — к каждому подбирать свои ключи.
— Вы родились и живете в Екатеринбурге. А почему не переезжаете в Москву?
— Где родился, там и пригодился. Мне нравится жить в Екатеринбурге. Я люблю наш город. Я люблю наших людей, с удовольствием со всеми общаюсь. Пока дело не касается темы билетов на The Magic Game (смеется).
— Сергей Бобровский за две победы в Кубке Стэнли благодарил Бога в интервью «Матч ТВ». Кто-то об этом говорит открыто, кто-то держит в душе. А вы как считаете?
— Всё происходит по Божьей милости — он дает испытания и трудности. Если мы с ними правильно справляемся, то получаем награды. Но на Бога надейся, а сам не плошай. Так тоже не бывает, что ты дома на печке сидишь, а вокруг тебя волшебные дела происходят. Надо работать, развиваться, идти к своим целям, быть порядочным человеком.
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
