Редко что удивляет в наше время, но это удивило. Условия, в которых тренируется сборная России по футболу 7×7 и ее базовый клуб.
Тема аккуратная, требует ясности. В футбол 7×7 играют две категории граждан: любители и «лица с заболеванием ЦП». Цифровое название для тех, кто понимает, буквенное расставляет точки. ЦП (ДЦП) — (детский) церебральный паралич, врожденное заболевание, при котором поражается двигательная и мышечная активность, а также нарушается координация.
Самим футболистам все равно, как их называют: они слышали в жизни слишком многое, чтобы реагировать на оскорбления, не говоря о незнании и ошибках.
Я напросился в гости к этим ребятам через их тренера, с которым давно знаком. Да и вы тоже: арбитра Александра Колобаева так просто не забудешь. Отсудил в профессиональных российских лигах почти 150 матчей, входил в пятерку лучших в стране. Сейчас инспектирует премьер-лигу, вчитайтесь в протоколы, да обрящете.
Мы встретились, извиняюсь, в Сколково. Том самом, где храмы науки вводят в транс, осталось наполнить их мозгами. Проехали пару километров и оказались в месте, над которым только дрона с камерой не хватало. В красивом, стало быть. Очень.
Забор, охрана, чистота. Внутри сосновый лес без видимых пределов, барский пруд с балюстрадой и флигель на зависть графьям. Пруд зарыблен, летом футболисты таскают оттуда карпов. Все новое, светлое, снег утрамбован под угольник и транспортир. Во флигеле оборудована футбольная топ-база: с медкабинетами, банями, кубками, бассейном, спортзалом и тренажерами. По меркам российского футбола и с учетом местоположения — элитность 80-го уровня.
Так живут сборная и клуб «Лев Черной — Олимпия», название которого все объясняет. Предприниматель Лев Черной в детстве тяжело переболел полиомиелитом, какое-то время учился в интернате, ходит с тросточкой и вот уже четверть века опекает парафутбольную федерацию и собственный клуб.
Благодаря связям Черного и помощи Романа Абрамовича к Олимпиаде в Рио российская команда 7×7 готовилась на базе «Челси», а к одному из топ-турниров — на базе сборных Англии «Сент-Джеймс Парк» в Ньюкасле.
За МКАД футболисты добираются самостоятельно — к моему приезду у флигеля уже стояло несколько машин, включая авто главного тренера Автандила Барамидзе. Тем, кто не водит сам, помогают с транспортом. Команда недавно вышла из отпуска и скоро уедет на сборы в Сочи. До тех пор — пятидневные тренировки, процедуры под присмотром врача Изольды Чкония, обеды в столовой. Территория и здание в постоянном и полном распоряжении команды, больше там никого нет.
В 1994 году Барамидзе наведался в детский интернат для больных ДЦП. Разрабатывалась концепция футбола для инвалидов, нужно было протестировать пацанов на пригодность. Тесты вылились в 25-летнее тренерство. Уроженец Батуми когда-то играл за тамошнее «Динамо», потом работал в лаборатории ВНИИФК, но уйти с головой в футбол, да еще инвалидов, мягко говоря, не планировал. А вышло именно так. Приняли за тренера, упросили, привязали к себе тем, что нужно было учить не столько играть, сколько ходить. «Очень хотели быть похожими на здоровых людей», — вспоминал Барамидзе.
Кто посмеет сказать, что это не стимул? Уж точно больший, нежели предлагал в свое время Сулейман Керимов.
Честно говоря, не увидел на базе больных. Крепкие мужики профессионально работали в зале, приветливо здоровались, четко себя вели. Но я узнал от Барамидзе и Колобаева о нюансах и отличиях. Они есть. И они велики.
В команду 7×7 не произведешь набор готовых мастеров — это главное. Нет системы детского футбола для больных ДЦП, есть просто дети. Они приходят или их приводят, они подходят или нет, но если подходят, нужно начинать с нуля. Станислав Черчесов или Сергей Семак получают игроков сложившейся квалификации, встраивают, мотивируют и тактически вооружают. Барамидзе с Колобаевым являют собой весь тренерский конвейер — от самого первого до тренера сборной. Они обязаны научить сначала азам, затем индивидуальному, потом командному, дать «физику», заложить тактику и психологически вдохновить.
В обычном футболе этим занимаются разные виды тренеров. В футболе 7×7 не только одни, а еще и с игроками ограниченных возможностей. Это второе важное отличие. Не из серии «лучше быть здоровым, чем больным», а сугубо техническое.
ДЦП поражает руку и ногу либо на одной стороне тела, либо асимметрично. Человек раскачивается, как маятник, при ходьбе, что говорить про бег? Но они обязаны бегать! Более того — с мячом. Здоровый может быть на поле полным Буратино, однако нога послушается его головы, когда к ней подлетит мяч, и хоть куда-нибудь да ударит. У этих ребят — нет.
Они могут развернуться вокруг вертикальной оси только в одну сторону. Кто-то влево, кто-то вправо. Так устроен их мир. И это надо учитывать.
У них серьезные проблемы с остановкой мяча, если делать это заторможенной ногой. Или с положением в пространстве, если в момент приема мяча на ней стоять. Выражение «прокинуть под опорную» обретает в футболе 7×7 коварный и жестокий смысл.
Их нельзя переставить с фланга на фланг, равно как и переучить правногого на левоногого. Это в принципе невозможно. Какой стороной природа дозволила, такой и играют.
Им нужно искусственно ставить ширину шага и вырабатывать фазу полета в беге. У нас это с рождения. У них с рождения другое.
Лазейка, позволяющая все это как-то обойти или хотя бы попытаться, — автоматизм. Тело должно реагировать на штатные ситуации быстрей, чем ему прикажет голова. Как это возможно с учетом механик центральной нервной системы, нам не понять. Но Барамидзе утверждает, что на прием мяча и качество паса воздействовать таким образом можно. Сотни, тысячи, миллионы повторений — эффект проявится.
Второй важный принцип — не надо подтягивать слабые стороны игрока, это бесполезно на базовом уровне. Надо развивать сильные, тогда слабые подтянутся сами. Дан человеку дриблинг (а в футболе 7×7 есть дриблинг) — пусть оттачивает. То, что не дано, либо приложится, либо будет компенсировано партнерами.
Футбол не излечит этих ребят никогда. Но он подарит им то, чего они никогда не обретут без футбола: востребованность их здоровой доли. Гармонию нужности. А еще 68 тысяч зрителей на победном финале сиднейской Олимпиады и 53 тысячи — лондонской.
Пусть один из футболистов сборной расскажет о себе сам. Заслуженному мастеру спорта, олимпийскому чемпиону и чемпиону мира Андрею Ложечникову есть что поведать, он в команде почти 23 года.
— Когда начали заниматься футболом?
— В сентябре 95-го.
— То есть вам уже тридцать… сколько?
— Тридцать много. 38.
— Футбол — основная профессия?
— До сих пор было так. Начал заниматься 23 года назад и по сей день в команде.
— Для вас футбол — способ поддерживать себя в форме?
— Скорее работа. Точнее, два в одном.
— Нефутбольная специальность есть?
— Закончил Малаховский институт физкультуры, получил диплом специалиста по адаптивному спорту. Могу работать с людьми, имеющими инвалидность, помогать им реабилитироваться.
— Вы стали олимпийским чемпионом Сиднея-2000, но не выступали в Лондоне-2012. Почему?
— Не пробился в состав. Конкуренция.
— На тренировки на машине приезжаете?
— У меня нет машины. И прав тоже.
— По медицинским показателям?
— Нет, сам не хочу. Не мое. Рожденный ползать летать не может — исхожу из этого принципа. Москва сложный город, пробки, аварии. Могу не справиться, вот и не хочу рисковать. За рулем необходимо внимание, а оно у меня рассеянное из-за инвалидности. Не уверен, что смогу все время быть начеку. Не дай бог потеряю концентрацию — стану виновником ДТП. Зачем мне это?
— Ваше заболевание — врожденное?
— Да. Левосторонний гемипарез. (Частичный паралич или ослабление мышц одной половины тела. — «Матч ТВ».) Спорт не может это излечить, но мышцы укрепляются, организму лучше.
— Женаты?
— Семьи нет. Живу с мамой на юго-западе Москвы, она болеет сейчас, не могу одну оставить.
— Какое амплуа у вас на поле?
— Защитник. Ближе к фланговому. Играем 7 на 7, есть схемы с двумя, тремя, четырьмя защитниками. Сейчас, например, наигрываем 2-3-1, поэтому точно сказать «фланговый» не совсем правильно. С учетом моего заболевания действую справа.
— Кто для вас ориентир в российском футболе?
— В здоровом? Марио Фернандес нравится.
— Ваш футбол жесткий?
— А как же. Контактный вид спорта, соперники сильные. Лидеры — мы, Украина, Иран и Бразилия, когда играем между собой, всегда получаются тяжелые матчи.
— В жизни часто сталкиваетесь с черствостью?
— В детстве трудно пришлось. Наслушался от сверстников за то, что инвалид и не такой как все. Когда начал заниматься футболом, отношение изменилось. Даже те, кто унижал, посмотрев выпуски новостей про нашу победу в Сиднее, стали говорить: «Мы тобой гордимся». Сейчас негатива не ощущаю. Но если кто-то унизит, реагировать не буду, пройду мимо. Люди разные: адекватные нормально относятся, а с неадекватными о чем говорить? Знаете, когда летим на сборы или соревнования в одинаковой российской форме, люди подходят, спрашивают, кто мы такие. «Паралимпийцы». — «Ребята, огромной вам удачи, следим по новостям, будем болеть!»
— Самый памятный турнир — Олимпиада в Сиднее?
— Не только. Это ведь не первая моя Олимпиада, я и в Атланту-1996 ездил, мне тогда 16 лет было. Взяли серебро, уступив в финале голландцам. Кубок мира-1997 тоже выиграли. Как раз в Нидерландах: золотые медали нам Гус Хиддинк вручал.
— Вам необходим постоянный курс лечения?
— В принципе, нет. Если только ноотропные средства для улучшения кровообращения мозга, при моем заболевании это помогает.
— Сколько раз в неделю тренируетесь?
— Пять, с понедельника по пятницу. Скоро будут сборы в Сочи, там ежедневно.
— Перед вашей базой прудик, рыбу не ловите?
— Ребята ловят, а я равнодушен, не рыбак.
Теперь о бренном. Параспорт — сложная штука. Правила устанавливают градации заболевших, разделяя их на классы. На поле одновременно могут находиться по одному игроку 1 и 3 класса, пять — 2-го. 3 класс ближе к здоровым людям, 1-й — к серьезно больным. Новичков классифицирует врач команды, но перед любым крупным турниром международные структуры обязательно перепроверяют степень заболевания, не полагаясь на национальные справки. Потому что липы быть не должно.
Разумеется, это влияет на тактику и вообще на все. Нет замены нужного класса в случае травмы (хотя вообще есть) — придется играть вшестером. Конкуренция не только внутри амплуа, но и внутри классов заболевания. На единственную позицию 1 класса, скажем, всегда 5-6 претендентов. А дальше надо смотреть, какие функции у этих людей на поле и выявлять сильнейших повторно. Клетчатый отбор.
С другой стороны, международные структуры заинтересованы в том, чтобы паралимпийский спорт выглядел спортом именно инвалидов, а не здоровых людей. В этом море цинизма, но и разумное начало тоже. Чем здоровее участники, тем больше вопросов у зрителей и выше риск подставок. Поэтому Международный паралимпийский комитет (МПК) потихоньку выдавливает из парафутбола «минимальщиков», сократив их число на поле с двух до одного и пересмотрев систему классификации.
Нюанс, однако в том, что для выявления ДЦП не существует биохимического метода. Только неврологический. Опытный врач способен во время предтурнирного теста определить степень болезни. А опытный тренер — научить более здоровых людей выглядеть более больными.
Главные соперники наших на международной арене в течение всех последних лет — украинцы. Именно в их сторону и летят подчас критические стрелы. Рассказали, как на каком-то турнире «жовто-блакитные» проигрывали и были вынуждены прибавить к концу матча. Открывшиеся вдруг возможности инвалидов вызвали у классификаторов изумление. Медицинские рамки присвоенных степеней оказались раздвинуты.
Что встречно рассказывают украинцы про нас, по понятным и печальным причинам узнать теперь проблематично. Политика не обошла параспорт стороной: на одном из турниров лет десять назад случилась драка с грузинами, которые вывесили на трибуне баннер, упрекавший наших футболистов с грузинскими фамилиями. Грузин Барамидзе занял жесткую позицию: «Это не моя команда и не игроков, какие бы корни у них ни были. Это команда России!»
Однако мужикам есть за что биться, по крайней мере, в России и Украине. Паралимпийский спорт — это госфинансирование и зарплаты. Тарификация зависит от престижности турнира и занятого на нем места. Самый высокий коэффициент, на который умножается базовая ставка, — золотой олимпийский, он равен 25. Чемпионат Европы — 18, чемпионат мира — 21. Чемпионат России — 8.
Максимальная месячная зарплата, на которую может претендовать парафутболист после победы на Играх, — 160 тысяч рублей (оклады тренеров сопоставимы). Выплачивается в течение года или до следующего крупного турнира, потом производится перерасчет. Поскольку паралимпийцы приравнены в льготах к олимпийцам, победители Игр получают пожизненную стипендию в 32 тысячи рублей. И поминают добрым словом Виталия Мутко. До него у спортсменов-инвалидов набегало от государства 10-12 тысяч в месяц, не больше.
А теперь тревожная дробь. Футбол среди больных ДЦП вывели из олимпийской программы, оставив лишь тотально слепых (5×5). Вроде бы могут вернуть, но не в Токио-2020, а в Париже-2024. На это накладываются наши тяжелые отношения с МОК и МПК, подвесивших всех паралимпийцев страны в плане допуска к Олимпиадам. Не ситуация, а караул.
Кстати, отечественная федерация футбола среди лиц с заболеванием ЦП входит в состав именно Паралимпийского комитета России (ПКР), а не РФС. Что есть определенный укол для большого футбола. Инвалиды приносят медали, но ими не покомандуешь, потому что они ничего не просят. Ни экипировку, ни премиальные. РФС может помочь мячами, но с этим Лев Черной и ПКР как-то справляются.
Побочный эффект — финансирование парафутболистов регионами. Попросят, бывало, денег на поездку и подготовку, им в ответ: «А сколько медалей можете добыть?» — «Одну». — «Мало, не дадим. Нам в зачете регионов нужно больше. Как в плавании».
Вот такая жизнь. Финансируются не живые люди, а медальный зачет. Бюджетные деньги вкладываются не в инвалидов, а в разгон карьеры чиновников.
Возможно, по этой причине в стране не так много футбольных ДЦП-клубов — порядка двадцати пяти. Неплохи дела в Северной Осетии, Новосибирске, Рубцовске, Самаре, Сочи, Рязани, Московской, Нижегородской и Ленинградской областях, Казани, Тюмени, Ханты-Мансийске… Раз в году клубы съезжаются в Тихвин и за две недели разыгрывают чемпионат России. Почему в Тихвин? Потому что там есть внесенный в реестр минспорта стадион. На нем «Тосно» выступал, чемпионство ему небесное. Только на таких аренах можно проводить чемпионаты страны, санкционированные и профинансированные спортивным ведомством. Странновато, но что поделаешь?
Хотя раньше чемпионаты проводились два раза в год. Лучше бы этим озаботились, ей-богу.
А «Лев Черной — Олимпия», пока суд да дело, выступает в Западной любительской лиге Москвы. Идет на 8-м месте среди 14 команд. Уровень не такой уж низкий: в лиге поигрывают Головской, Половинчук и другие герои вчерашних дней. В чьих командах, уточню, нет инвалидов.
Играла сборная Барамидзе и с женщинами. Побеждала, стало неинтересно. Сам тренер склонен приравнивать уровень своей команды ко второй российской лиге. Пусть не к топ-представителям, но все же.
В июле 2019-го «дэцэпэшников» ждет чемпионат мира в Севилье. Поедут выигрывать, ведь у них все хорошо. Настолько хорошо, что этих парней совершено не хочется жалеть. Какие они инвалиды? Крепкие, с дипломами о высшем образовании, на машинах, с семьями, у некоторых по трое детей. Получают нормальную зарплату, экипированы, ездят на 5-6 сборов в году, тренируются на шикарной базе. Не надо их жалеть! Жалость вообще ядовитое чувство, а тут еще и драмы нет.
Но драма есть. Не тогда, когда все хорошо, а когда люди с заболеванием ДЦП проигрывают конкуренцию.
Они цепляются за футбол изо всех сил, потому что привязаны им к жизни, полной надежд. Они готовы терпеть и ждать, сколько смогут, сколько нужно. Подмосквич Роман Песоцкий не проходил в сборную семь лет, но продолжал работать. Отобрался. И стал со вторым классом заболевания чемпионом Европы-2018. Кстати, этот титул наши завоевали впервые.
Другой парень не прошел медицинскую классификацию. Он хотел и мог играть. Возможно, он даже был допущен, но не во второй класс, с которым на поле выходят сразу пятеро, а в третий, где лишь один, и, значит, слишком высока конкуренция. Не знаю точно. Но человек теперь кладет асфальт в Нижнем Новгороде.
Потому что в обычной жизни их не очень ждут. Там они инвалиды, там, скорее всего, обочина. А в футболе — свет прожекторов, запах газона, победа над болезнью и вера в то, что ты кому-то нужен.
Под конец — реклама. Не скрытая, а явная, демонстративная. Видите ли, в футболе для больных ДЦП, по словам Барамидзе, не все попадают в сборную, но всех тренируют и уж точно просматривают. Сборной и клубам не хватает хороших футболистов. Во дворах не найдешь, а больше, собственно, и негде.
Мамы, папы, юноши, детки — приводите и приходите. Возьмут — радость. Не получится — вы хотя бы попытались.
Все контакты, вплоть до личных, — на сайте Всероссийской федерации футбола лиц с заболеванием ЦП. То есть здесь.
Фото: Матч ТВ/Евгений Дзичковский, Всероссийская федерация футбола лиц с заболеванием ЦП, Phil Cole / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru
