«В «Арсенале» меня называли Аристотелем». Первый советский футболист, уехавший в зарубежный клуб
В 2003 году Футбольная федерация Греции признала его лучшим футболистом страны за полвека. При этом родился он в Ташкенте и в двадцать лет провел четыре матча за олимпийскую сборную СССР. Забил в первом же – югославам. Оппонировал ему в том матче 22-летний защитник «Црвены Звезды» Славолюб Муслин.
Через девять лет Василис Хадзипанагис сыграл за сборную мира – с Киганом, Беккенбауэром и Кемпесом. «Собирали бабки для голодных африканских ребят», – вспоминает Василис, подбирая меня у отеля в паре километров от стадиона ПАОК. «Сейчас поедем в хорошее кафе, посмотришь на Салоники с высоты. А то здесь нас запарят».
На излете сороковых родители Василиса переехали в Ташкент из-за гражданской войны в Греции.
– После второй мировой СССР делил Грецию с Британией и США. Мой отец – киприот. Кипр был британской колонией, поэтому он переехал в Англию. При этом был коммунистом, и когда в Греции начались гражданские противостояния, приехал помочь. После поражения коммунистов тридцать тысяч греков отправили в страны соцлагеря. В Венгрию, Чехословакию, Польшу, Болгарию, но самый большой поток – в Ташкент: двадцать тысяч.
– Как вы там жили?
– У меня было уютное детство. Жил с родителями в панельном доме, бегал босиком по улице, наслаждался местной едой – дыни, арбузы, плов, шашлыки. К тому же мой отец по профессии – шеф-повар. Правда, потом ему эта работа надоела и он стал строителем – оклад был тот же.
В «Пахтакоре», куда я попал в семнадцать, тоже платили очень хорошо – даже в московских командах не было таких условий. Знал бы ты, как нас любили: на восемнадцать миллионов человек в Узбекистане – одна команда в высшей лиге. Клуб дал мне «Жигули». Давал и квартиру, но я сказал: «Зачем она мне? Все равно уеду».
– Когда впервые выехали из Союза?
– В девятнадцать, в Турцию с молодежной сборной, которую тренировал Валентин Николаев. Я забил в первом тайме, но мы уступили 1:2. В защите у нас играл Александр Бубнов. В следующем году эта команда выиграла молодежный чемпионат Европы – но уже без меня.
– Как вам удалось избежать призыва в армию и ЦСКА?
– Мне поставили хорошие оценки в физкультурном институте. Глава Узбекистана Рашидов никого не отпускал. А так-то меня хотели заманить в ЦСКА прямо из молодежной сборной – вместе с Юрой Чесноковым. Юру в итоге забрали. Как у него дела?
– Умер от рака в 1999-м.
– Чесноков?! Серьезно? Он же моего возраста. Ой-ой-ой. Был хороший, спокойный парень.
Знаю, что погиб в аварии Давид Кипиани – мой партнер по олимпийской сборной. У меня есть книга Бескова «Моя жизнь в футболе». В ней он вспомнил нашу олимпийскую сборную: украинец Буряк, русский Ловчев, грузин Кипиани, грек Хадзипанагис жили как друзья, как одна семья. Все он правильно написал, так и было.
Если б я остался в Союзе, поехал бы вместе с этими ребятами на Олимпиаду в Монреаль. А они там взяли бронзу.
– Вас пытались удержать?
– Бесков говорил: «Зря едешь. Тебя хотят в первую сборную вызвать». Пробовал повлиять через моего отца, но я уже твердо решил уезжать.
Зато представляешь, как мне повезло? В Союзе я провел на высшем уровне всего четыре сезона, но у каких тренеров! Константин Бесков (олимпийская сборная), Гавриил Качалин («Пахтакор»), Валентин Николаев (молодежка) и мой футбольный отец Вячеслав Соловьев.
Соловьев взял меня в «Пахтакор» семнадцатилетним. Перед этим сказал моему отцу: «Если он не примет советское гражданство, потеряется большой талант».
– А у ваших родителей было советское гражданство?
– Ни у кого из греков, приехавших в СССР в конце сороковых, его не было. Гражданство получали только их дети, когда надо было поступать в институт. Сложность в жизни без гражданства была в том, что для выезда за пределы Ташкента нужно было разрешение. Мне же паспорт выдали мгновенно – я ведь был нужен «Пахтакору».
Солоьвев покинул «Пахтакор» из-за проблем с сердцем, и его сменил Гавриил Качалин – самый титулованный наш тренер, выигравший со сборной Олимпиаду-1956 и Евро-1960. После победы над киевским «Динамо» 5:0 сказал мне: «Ты игрок мирового ранга». Но у меня в мозгах тогда гулял ветер, который нес меня в Грецию.
1 ноября 1975-го я сыграл матч последнего тура со «Спартаком», а 21-го уже был в Греции. Вячеслав Соловьев провожал меня на Киевском вокзале.
– Вы поехали в Грецию на поезде?
– Да. Авиарейса в Салоники не было. Все греческие политэмигранты возвращались через Одессу – на пароходе. А я выбрал поезд и ехал два с половиной дня. В Салониках меня встречал Саввас Кофидис с болельщиками «Ираклиса». Саввас родился в Казахстане, в Пахтааральском районе, в четыре года переехал с родителями в Салоники, а потом до середины девяностых играл в полузащите сборной Греции.
– Долго добивались возможности уехать в Грецию?
– Эх, если бы я знал, что здесь творится, то сразу бы не уехал. Тема возможного отъезда всегда обсуждалась среди советских греков. Особенно 25 марта, в день освобождения от турков. Только и разговоров было: «На следующий год – в Грецию». Когда тренировались с «Пахтакором» в болгарском Хасково, недалеко от границы с Грецией, ребята подкалывали меня: «Набери греческой земли – отвези отцу».
Во время чемпионата «Пахтакор» приезжал в Москву сразу на два матча, и между ними я ходил из гостиницы «Россия» в клуб греческих политэмигрантов – рядом с ГУМом. Его секретарь Акоп Мкртчян и надоумил меня ехать в «Ираклис».
А перед этим – когда мы с олимпийской сборной готовились к игре с Исландией – начальник команды Андрей Старостин позвал меня в кабинет и сказал, что в федерацию футбола пришло приглашение на мое имя в «Олимпиакос». В 1975 году отпустить игрока за границу было немыслимо, но Старостин меня любил, поэтому посоветовал съездить в Киев, где «Олимпиакос» должен был сыграть с «Динамо» в Кубке чемпионов. А как я в «Пахтакоре» объясню свою поездку в Киев?
В итоге в «Олимпиакос» я не поехал, а вскоре Мкртчян одурманил меня контрактом с «Ираклисом» – командой, о которой я раньше и не слышал. «Поиграешь два года – и рванешь за рубеж, в сильный чемпионат». Обманул. На моих плечах очень здорово заработал. В Афинах у него квартира и туристическое бюро.
В ОВИРе мне советовали: отдохни в Греции месяц, повидайся с бабушкой, дядей и тетей (по маминой линии), посмотри, понравится ли, ты ж там не был ни разу. Но я поступил нахраписто. Все бросил и уехал вместе с родителями.
– Лихо.
– Мама не хотела уезжать. В Ташкенте у нее оставалось двое детей от первого брака. Она вышла за моего отца после того, как погиб ее первый муж. Отец тоже отговаривал: «Ты же в сборной. Поиграй тут еще немного». Но все же уехали. Мамины дети от первого брака перебрались в Грецию только в 1991-м.
– Как же она с ними виделась?
– С середины семидесятых до конца восьмидесятых мы раз десять – после моего сезона – ездили в Ташкент. Скучали, хотелось вернуться. Проблем с возвращением в СССР не было – за четыре года в Ташкенте меня сильно полюбили. Ездил через Москву и каждый раз встречался с Вячеславом Соловьевым. А в Ташкенте всегда ходил на кладбище – к моим друзьям, погибшим в авиакатастрофе летом 1979-го.
– Как о ней узнали?
– Мой «Ираклис» готовился к сезону в Голландии, и греческий журналист мне сообщил: «Кажется, ваша команда разбилась. «Пахтакор». Разом – все мои друзья. Володя Федоров, Миша Ан…
– Как вы стартовали в греческом футболе?
– Как только я приехал, «Ираклис» завоевал Кубок Греции, обыграв в финале «Олимпиакос». Болельщики с ума сошли от радости. Когда мы вернулись, люди встречали нас на балконах со свечами, а в центре города болельщики ныряли в море от счастья.
– Родители ходили на ваши игры?
– Только отец (еще когда я был ребенком, он советовал мне больше заниматься футболом, чем учебой). Мать же о футболе и слышать не хотела.
Вернувшись в Грецию, родители уже не работали. По соглашению между СССР и Грецией о политических эмигрантах им сохранили советскую пенсию. Я жил с родителями до их смерти. Мама умерла молодой из-за сердца в шестьдесят восемь, а отец прожил еще двадцать лет.
– Как вы оказались в лондонском «Арсенале»?
– В 1977-м травмировал колено, и меня отправили к физиотерапевту «Арсенала» и сборной Англии Стриту. Он называл меня Аристотелем и целый месяц работал по утрам только со мной. После этого я начал тренироваться с «Арсеналом», с такими звездами, как Лиам Брейди и Малколм Макдоналд. Наконец тренер спросил Стрита: «Кто это?» – «Грек из Союза». – «Технарь. Его надо забирать».
Хотели подписать меня как свободного агента, но «Ираклис» заявил: «Не все так просто, он наш». Так же ответили «Штутгарту», «Порту» и «Лацио». При мне в «Ираклисе» сменилось пять президентов, но никто меня не отдавал.
– Почему?
– Контракты были нечеловеческие. С одной стороны, на два года, с другой – клуб по своему желанию продлевал его десять лет. Я подал в суд на «Ираклис», выиграл, добился, чтобы контракты стали пятилетними, но так и доиграл до конца карьеры в этом клубе.
В 1984 году мы едва не стали чемпионами, отстав на три очка от «Панатинаикоса». Тренировал нас немец Фридель Рауш. Он рассказывал, что был жестким защитником – во время матча за «Шальке» против «Боруссии» его укусила за пятую точку полицейская собака, но после прививки он вернулся на поле и доиграл матч. Отличный мужик.
Правда, его помощник Батакис затравил нашего исландского форварда Гретарссона за то, что тот один круг не забивал. Во втором круге Гретарссон стал колотить голы, а потом уехал с Раушем в Швейцарию.
В прошлом году Рауш умер от рака кожи.
– Вас признали лучшим игроком Греции за полвека, но за сборную Греции вы сыграли только один матч. Как так вышло?
– Как только я приехал в Салоники, меня вызвали в сборную. Первая игра – с Польшей. Тренер поляков Казимеж Гурский узнал меня: «Ты же полгода назад играл против нас за СССР!» Действительно мы встречались на турнире стран соцлагеря. После этого УЕФА запретил мне играть за Грецию. Зато за «Ираклис» я играл так, что меня никогда не освистывали болельщики других команд – даже соперникам нравилась моя игра.
– Неужели за пятнадцать лет греки ни разу не попытались добиться того, чтобы лучшему игроку страны разрешили играть за сборную?
– Да сто раз пытались. Слали письма в советскую федерацию футбола: напишите, что в отборочном турнире Олимпиады Василис играл за СССР по ошибке. Но в Союзе боялись, что их лишат за это бронзы футбольного турнира Олимпиады-1976.
– Почему вы не стали тренером?
– В Греции тебя очень быстро могут растоптать. Вчера ты звездный игрок, а сегодня неудачливый тренер – и над тобой насмехаются. Я этого не хотел. Завершив карьеру, несколько лет отдыхал, а потом четыре года работал в федерации футбола – просматривал талантов на севере Греции. Моя работа пришлась на 2004 год, когда греки выиграли чемпионат Европы.
– Как это тогда получилось?
– Контратакующая тактика Рехагеля плюс везение: если бы Вризас не забил России в групповом раунде и Греция проиграла 0:2, а не 1:2, мы бы просто не попали в четвертьфинал. После победы в финале во всех странах, где живут греки, творилось какое-то безумие. В Греции десять миллионов жителей, а за рубежом – еще около пятнадцати миллионов греков.
– Шесть лет назад вы планировали стать агентом.
– Не получилось. Собирался заниматься этим с бразильцем Нето Гуэрино, бывшим игроком ПАОК, но пришлось оставить эту затею.
– Что с вашей юношеской академией?
– Закрыл и успокоился. Невыгодно. Зря я в это вкладывался. Попал на деньги, но ничего: главное – здоровье. Сейчас работаю иначе – приезжаю на один день в детские команды и выбираю талантов, которых можно рекомендовать главным клубам Салоник, ПАОК, «Арису», «Ираклису». Так спокойнее.
– Сейчас «Ираклис» опустился?
– Да, когда я играл, были хорошие игроки, много болельщиков, деньги, а сейчас «Ираклис» по уши в долгах и никому не нужен. Клуб не платил игрокам, и в позапрошлом году его отправили в четвертую лигу. Теперь «Ираклис» во второй, но бабок нет, даже к сезону не на что готовиться, а он стартует уже в сентябре.
– ПАОК повезло больше?
– Саввиди спас ПАОК от банкротства! Если б не он, клуб пал бы так же низко, как «Ираклис». Клуб при нем поднялся, пробился в Лигу чемпионов – правда, греков в составе мало, всего три человека.
Не надо ему было, конечно, выбегать на поле с пистолетом. И приближенные не отговорили. Он выбежал и начал кричать. Мой детский друг, владеющий домом в Греции, поразился: «Он что, с ума сошел?» А все из-за незасчитанного гола на последней минуте.
– Мы не сели в центре города, чтобы вас «не запарили». Но и в тихом кафе на окраине к вам постоянно кто-то подходит. Самое необычное проявление вашей популярности?
– Лет десять назад стюардесса в самолете мне сказала: «Где-то я вас видела. Откуда же я вас знаю?» Через пару минут прибежала: «Вспомнила! Вы масло рекламировали».
– Какие еще были рекламные предложения?
– Предлагали постричься налысо за сто тысяч. Ответил: «Да пошли вы нахер. Даже за миллион не постригусь».
Смотреть на YouTubeФото: Личный архив Василиса Хадзипанагиса