Футбол

Руслан Аджинджал: «В Чечне набирали добровольцев, чтобы защищать Абхазию. Я тоже поехал»

Руслан Аджинджал: «В Чечне набирали добровольцев, чтобы защищать Абхазию. Я тоже поехал»
Руслан Аджинджал / Фото: © РИА Новости/Григорий Соколов

Руслан Аджинджал – уникальный футболист: дебютировал еще в советском чемпионате, сменил за карьеру девять ярких, но не слишком топовых команд, а в сорок лет перешел в «Краснодар», поучаствовав в самом успешном сезоне в истории клуба. Последние полтора года Руслан работал в тренерском штабе «Краснодара», но в декабре покинул клуб «по обоюдному согласию» и вернулся в Москву, где живет уже почти двадцать лет.

– Раз уж мы в итальянском ресторане, расскажите, как начали болеть за «Милан».

– Начал, когда там играли ван Бастен, Гуллит и Райкард. Самое интересное: мой сын тоже почему-то болеет за этот же клуб, хотя я его никогда не заставлял. Сам я уже не смотрю игры «Милана» (чтоб не расстраиваться), а сын смотрит, и я, не глядя на экран, по его мимике понимаю, какой счет. Однажды в декабре, когда у меня был отпуск, сын предложил: «Полетели на миланское дерби». Я забронировал гостиницу, купил билеты, но сын, к сожалению, заболел. Поездка сорвалась, а сейчас я уже сам не хочу лететь. Болею-то за «Милан» до сих пор, но хороших эмоций он мне не приносит. Вроде сильные футболисты, столько покупок сделали… Вот скажите, проблема в тренере или в игроках?

– По-моему, летом набрали слишком много народу, еще и из разных стран – как в компьютерном менеджере.

– То есть им надо сыграться? А как они сыграются, если тренеров меняют так же часто, как чистят зубы? Это же неправильно. Надо определиться с тренером и дать ему работать.

– Вы болеете за «Милан», но играли под номером Зидана. Как так вышло?

– Он любимый игрок моего поколения. «Ювентус» мне никогда не нравился, но, играя там, Зидан стал лучшим игроком мира, и я тоже стал выступать под двадцать первым номером. Правда, в двух командах, в которые приходил, он уже был занят – в «Тереке» и «Краснодаре» (в этой команде под ним до сих пор играет Лаборде. - «Матч ТВ»).

– Вы не просили Лаборде уступить номер?

– Нет, и правильно сделал. Во-первых, в сорок лет я уже не так сходил из-за этого с ума, чуть мудрее стал. Во-вторых, как потом выяснилось, двадцать первое число очень важно для Лаборде. Он весь в татуировках – и везде у него 21. Мне неудобно было его об этом расспрашивать, хотя мы с Лаборде дружим: он меня даже с Новым годом недавно поздравил.

– Доиграв в «Краснодаре», вы возглавили федерацию футбола Абхазии. Что было самым интересным в этой работе?

– Мы провели чемпионат мира среди стран, не входящих в ФИФА. Первое крупное мероприятие в Абхазии после войны. Не хватало времени и возможностей, но турнир нужно было подготовить достаточно быстро. Семья меня вообще не видела. Уходил в восемь утра, возвращался в двенадцать ночи. Это было безумие, но оно того стоило – на десять дней народ объединился вокруг футбола и забыл о политике. В финальном матче на наш стадион, вмещающий четыре с половиной тысячи, пришло восемь тысяч. В той игре мы встретились с Пенджабом. Их колоритный президент-миллиардер взял абхазский флаг и ходил с ним по стадиону. Влюбил в себя все местное население.

Руслан Аджинджал / Фото: © РИА Новости/Юрий Стрелец

– Как получилось, что в начале восьмидесятых вас забраковали в сухумской футбольной школе?

– Мой брат Беслан объявил: «Я записался в футбольную секцию. Хочешь со мной?» – «Пойдем!» Когда команда выстроилась, я тоже встал в шеренгу. Тренер посмотрел сверху: «А ты что здесь делаешь?» Я был щуплый и невысокий, ниже брата, и безо всякого просмотра услышал: «У тебя не получится». Брат сказал: «Тогда я тоже уйду». А потом мы своей школьной командой крупно обыграли ДЮСШ, куда меня не взяли. Назавтра тот же тренер пришел за нами в школу и пригласил к себе. Так в восемь лет началась наша с Бесиком футбольная жизнь.

Мы ездили на турниры в Москве, Подмосковье, Казани. Я тогда играл нападающим, много забивал и, если честно, почти везде брал индивидуальные призы. К сожалению, ничего не осталось. Из-за войны в Абхазии все разрушилось. Когда вернулся в нашу сухумскую квартиру, она была абсолютно пустой – и огромная дыра в стене.

– Когда началась война, вы уже играли в Майкопе?

– Да, в 1992-м мы с братом собирались вместе ехать домой на поезде на выходные, но я получил травму, меня не отпустили, и поехал один Беслан. Добрался до Сухуми, и через два часа началась война. Ни он, ни другие мои родственники (сестры, родители) не могли оттуда выехать. Я вообще не знал, что с ними. Абхазия была перекрыта и со стороны Грузии, и со стороны России – ни с воздуха, ни по воде, ни по дороге попасть туда было нельзя. Стал искать другие пути.

В Чечне набирали добровольцев – чтобы ехать защищать Абхазию. Я тоже поехал – со своим старшим товарищем, футболистом Тамазом Еником. Но, как назло, встретил в Чечне своего дядю. Он мне сказал: «У тебя есть ровно десять минут, чтобы покинуть этот лагерь». Заодно поругал Еника: «Ты куда его привел?!» Мне тогда было всего семнадцать. Короче, меня выгнали, и я на поезде вернулся в Майкоп.

– А семья?

– Через какое-то время в Майкоп прибыли и брат с семьей. Зять приехал серьезно раненый – ему сделали операцию, после чего была долгая реабилитация. А вот мой отец пробыл в Майкопе недолго и вернулся в Абхазию – надо было воевать.

– Когда вам было пятнадцать, Олег Долматов взял вас в сухумское «Динамо» – на что вы потратили первую зарплату?

– Получил что-то около 130 рублей и купил маме ее любимые французские духи Poison – нашел их в комиссионном магазине, где выставляли на продажу товары, привезенные из-за границы.

– В 1991-м игроки еще получали проценты от билетной выручки?

– Было по-другому. Богатые люди, директора заводов или цехов, просто дарили футболистам деньги. Никогда не забуду, как Долматов отправил меня на воспитание в «Динамо» Гагры, игравшее лигой ниже. Там подошел обеспеченный человек и протянул триста рублей: «На, гуляй». Я уже знал, что в Абхазии так принято, но не думал, что такое может быть со мной. На те деньги сразу повел ребят в ресторан – мы их очень быстро потратили.

– За что Долматов заслал вас в Гагры?

– В сухумском «Динамо» я был как сын полка. Куда старшие, туда и я. Вот Долматов и отправил в команду попроще – чтобы я не испортился. Но в Гаграх пробыл только пару месяцев и вернулся в Сухуми.

– Полузащитник сухумского «Динамо» Лев Березнер вспоминал, что капитан команды Даур Ахвледиани однажды не отпустил его на выходные домой и на три дня увез к своим родителям в Пицунду.

– Даур – очень сильная личность. Если чувствовал несправедливость, конфликтовал даже со вторым секретарем партии. Еще Даур часто бегал по утрам на зарядку. Одному ему было скучно, поэтому он не давал мне спать и брал с собой. Мы продолжали общаться и после того, как я уехал в Майкоп, а он – в «Уралан». Но как только началась война, он все бросил, поехал воевать и погиб.

Алан Дзагоев и Руслан Аджинджал / Фото: © РИА Новости/Владимир Федоренко

– Как вы с братом оказались в Майкопе?

– Когда выяснилось, что абхазская команда будет играть только во внутреннем чемпионате, главный тренер «Дружбы» отправил за нами в Сухуми своего помощника: «Делай, что хочешь, но ты должен их привезти». Тот помощник недавно рассказал мне эту историю на открытии нового стадиона в Майкопе.

– Как майкопской «Дружбе» удалось выйти в полуфинал Кубка России-93?

– В Майкопе всегда были проблемы с финансами, но тренер Нурбий Хакунов (сейчас он зам гендиректора «Краснодара») умудрился сделать настолько дружную команду, что мы обыграли несколько клубов высшей лиги. А в полуфинале наткнулись на «Торпедо», будущего победителя. Честно сказать, Юрий Чеботарев немножко засудил. Единственный гол нам забили со штрафного. Кому была нужна «Дружба» Майкоп в финале Кубка в «Лужниках»?

Кстати, в четвертьфинале того Кубка я получил первую серьезную травму. В начале игры с «Динамо» Ставрополь, когда уже вели в счете, мне стукнули по ноге. Сделали укол, и я не чувствовал боли. А после игры в автобус принесли шампанское, мы выпили, я оперся на ногу и чуть не потерял сознание. Привезли в больницу – оказалось, перелом. Месяц потом ходил в гипсе. Причем доктор майкопской «Дружбы» лечил народными средствами – вгонял мне в ногу пчел. Сначала была дикая боль, но потом она так приелась, что я потерял счет этим пчелам. Зато быстро встал на ноги.

– Самое обольстительное предложение, которое вы тогда получили?

– В Турции очень большая адыгейская диаспора, и дошло до того, что нас с братом пригласили в какой-то стамбульский клуб – не то в «Бешикташ», не то в «Фенербахче». Но на родине шла война, отец был там, и мы сразу ответили туркам: нет, за границу не поедем. При этом понимали, что из «Дружбы» пора уходить.

– За какой гол вам подарили стиральную машину?

– «Дружба» играла с Таганрогом под проливным дождем, был тяжелый матч, мяч не шел в ворота, и наконец, после стандарта я забил головой. Меня признали лучшим игроком и сказали, что подарят машину. Оказалось – стиральную.

– Когда у вас появился автомобиль?

– Уже в «Балтике». «Дружба» наотрез отказывалась нас отпускать. Президентом клуба был мэр Майкопа Черниченко. Он с ума сходил по футболу и слышать не хотел о нашем уходе. Решили с братом: «Давай скажем, что «Балтика» предложила сумасшедшие условия, чтобы нас оставили в покое». Сели перед Черниченко: «Нам предлагают что-то невозможное: меблированную квартиру, машину, высокую зарплату, подъемные». Услышав это, Черниченко сказал: «Я все это вам сделаю». Он такой человек, что раз сказал, точно сделал бы. Но мы все-таки настояли: «Хотим уйти».

После переезда в Калининград брат отправился в Германию и купил двухдверную BMW. Я ее просто изуродовал, пока учился ездить. То царапал, то ударял. А в один прекрасный момент просто разбил. Врезался – и все.

– За «Балтику» вы забили сумасшедший гол в товарищеском матче.

– Самый красивый в карьере. Нас пригласили на какой-то праздник в Польшу, мы выиграли, и так случайно получилось, что забил через себя в девятку. Не мог поверить, что такое возможно.

– Что творилось в Калининграде, когда «Балтика» выходила в высшую лигу?

– Был случай: губернатор Калининградской области лежал в больнице – ему нельзя было нервничать, но он взял с собой приемник и слушал репортаж с нашей игры. А однажды отыграли в дождь, стоим грязные, оттираем бутсы, а губернатор забегает в костюме при галстуке и всех обнимает.

В честь нас с Бесланом называли детей и собачек. Как-то раз мои мама с сестрой покупали в Калиниграде авиабилеты. Взяв паспорта, кассир увидела фамилию и спросила: «Вы имеете какое-то отношение к братьям?» – «Мать и сестра». – «А мы собачку назвали Аджинджальчик».

Другой пример. В пятидесяти метрах от стадиона была автостоянка. Когда выходили из раздевалок, на улице стояло много-много людей. Мы даже не успевали ничего сказать – нас с братом поднимали на руки и несли прямо до машины.

Василий Баранов и Хавьер Занетти / Фото: © РИА Новости/Владимир Родионов

– В 1996 году в «Балтику» приехал Василий Баранов. Ваши впечатления?

– После нескольких его действий на тренировках стало ясно, что он футболист с интеллектом, легко впишется в команду и долго в ней не задержится (уже через два года он уехал в «Спартак». - «Матч ТВ»). С Василием было очень легко, у него не было каких-то корявых мыслей. Мы дружили и часто встречались, но со временем общение притупилось. Не знаю, где Василий сейчас, но уверен, что он не пропадет.

– Вскоре после Баранова в Калининграде появился Андрей Федьков, попавший потом в сборную России.

– Это лучший нападающий, которого я встречал: обе ноги, игра головой, скорость, чувство мяча и ситуации. У него не было слабых мест, но была проблема – после матчей. Если б не его нефутбольные дела, стал бы сумасшедшим игроком.

– Ситуация в «Балтике» испортилась после дефолта 1998 года?

– Да, представьте: нам должны премиальные, пятнадцать тысяч долларов, а они превратились в пятнадцать тысяч рублей. Наверно, если бы не дефолт, мы никогда не ушли бы из «Балтики» – настолько там было хорошо.

Я согласился перейти в «Торпедо-ЗИЛ», после этого нам с Бесланом неделю звонили на домашний (сотового еще не было) тренер ЦСКА Олег Долматов и руководители этого клуба. Говорили: «Мы все решим. Только согласитесь». Но мы уже дали слово Борису Игнатьеву, тренеру «Торпедо-ЗИЛ», и не могли нарушить обещание. Чеченские руководители ЦСКА не сдавались, пытались сыграть на наших национальных чувствах. После этого мы с Бесланом уже не брали трубку.

Правда, на сборах «Торпедо-ЗИЛ» я почувствовал, что сделал неправильный выбор.

– Почему?

– Сумасшедшие тренировки: мы только с парашюта не прыгали и не стреляли, а все остальное делали. Меня били по ногам, я чувствовал, что это не мое, что задыхаюсь, несколько раз просил Игнатьева отпустить меня, умолял вице-президента Валентина Иванова: «Я верну все, что вы мне дали. Пожалуйста, отпустите». – «Ничего не могу сделать». Пришлось остаться.

– Кроме вас в «Торпедо-ЗиЛ» было еще два брата.

– Да, но Березуцкие – близнецы, а мы с Бесланом – двойняшки. В команде было и два Димы Смирнова. Чтобы не путать, называли их по отчеству.

– Вашим партнером по центру поля в «Торпедо-ЗиЛ» был Ирмантас Стумбрис.

– Какой парень! Даже не представляете, насколько он был культурный и воспитанный человек. Никогда не видел его грустным. Чтобы поздоровался и не улыбнулся – такое было невозможно. Не повышал голос, никогда ни с кем не ругался – даже на поле. Когда узнали, что он застрелился, были так потрясены, что не могли в это поверить.

– Как ушли из «Торпедо-ЗиЛ»?

– Из-за какого-то форс-мажора мы опоздали на сбор на два дня (на меня это не похоже – обычно на любую встречу прихожу заранее). После этого в газете написали, что нас выставили на трансфер. Встретились с тренером Кучеревским и услышали: «Никто вас никуда не выставляет. Все нормально. Тренируйтесь». Отказались. Бесик пошел в «Торпедо-Лужники», а я в Элисту, где мне сделали зарплату десять тысяч долларов.

– Запомнились эффектные жесты Кирсана Илюмжинова?

– После какой-то победы он предложил: «Поехали в Москву». Мы всей командой целый месяц жили в гостинице «Международная», тренировались в Москве и в Элисту прилетали только на игры. А один раз он обрадовал: «Все летят отдыхать на Кипр – с женами и детьми». В «Уралане» тогда было два румына, которые привезли в Элисту всех родственников: дедушек, бабушек. Надо было видеть лицо Илюмжнова, когда этот цыганский табор заходил в самолет. Узнав, что это родственники его игроков, Илюмжинов улыбнулся, но больше с нами не летал.

Еще эпизод. Илюмжинов дружил с мэром Казани Исхаковым, и потому матч с «Рубином» был для него особо принципиальным. Мы проигрывали 0:1, но в добавленное время я забил головой – ничья. После этого Илюмжинов с безумными глазами влетел в раздевалку: «Где он?!» Я испугался: что случилось? Когда я попался ему на глаза, Илюмжинов без слов схватил меня, поднял, покрутил, поставил на место и ушел.

– Новый тренер «Уралана» Игорь Шалимов привез в Элисту итальянцев Даль Канто и Пассони, уругвайцев Моркио и Лопеса. Хорошие игроки?

– Итальянцы – да, а уругвайцы… Когда Моркио бил по мячу, мы думали, что он ногу сломает. Абсолютно нефутбольный человек – провел десять матчей, и ни один мы не выиграли. Лопес больше походил на футболиста, но сказывался возраст. Он приехал седой, и ему сказали покраситься – наверное, чтобы его старость не бросалась в глаза. Он покрасился и бегал с темными волосами.

– Нападающий того «Уралана» Герман Ловчев рассказывал мне, что после серии поражений Шалимов ввел двухразовые тренировки и сам же проспал первую из них.

– Такого не помню. Но помню, что, став главным тренером, Шалимов хотел убрать меня из «Уралана». Как обычно бывает в футболе, кто-то сказал ему: «Или ты уберешь его, или он – тебя». Я такими вещами никогда не страдал, но меня все равно стали незаслуженно душить. В итоге после неудачной серии Шалимов вернул меня в состав, мы снова проиграли, я получил красную, но Илюмжинов сказал: «Руслан всегда будет капитаном». Я возразил: «Капитана должна выбирать команда». Устроили выборы, и за меня проголосовали все, кроме одного-двух игроков. Узнав меня получше, Шалимов извинился: «Меня неправильно проинформировали насчет тебя».

– Шалимов сменил в «Уралане» Реваза Дзодзуашвили.

– При нем мы тренировались до темноты. Однажды два с половиной часа делали какие-то упражнения, ждали, когда поиграем в футбол, а Дзодзуашвили объявил: «А теперь – квадрат: пять на пять с двумя нейтральными». – «Вы же обещали футбол!» – «Это и есть футбол, сынок». В итоге мы потренировались три с лишним часа, но в футбол так и не поиграли. Шикарный мужик. Когда мы обеспечили «Уралану» место в высшей лиге, Дзодзуашвили нам, пяти-шести опытным игрокам, сказал: «Езжайте в отпуск». За две недели до конца сезона! Мы послушались, но через три дня нас попросили вернуться.

На матч последнего тура против «Анжи» нас отправили на подмогу дублю, который при Слуцком шел на первом месте. Он был совсем молодой тренер, а тут к нему на установку пришли Чугайнов, Вязьмикин, Аджинджал. Внутри Слуцкого колотило, но он не стушевался, мы выиграли.

Леонид Слуцкий и Макси Лопес / Фото: © РИА Новости/Владимир Федоренко

– Как изменился Слуцкий, когда возглавил «Уралан»?

– В поиске новых ходов он устраивал по три тренировки в день. Однажды пошел такой дождь – просто катастрофа. Гремел гром. Нам не разрешили тренироваться, чтобы мы не испортили поле, и Слуцкий повел нас в лес – на пробежку. Я его подколол: «Вы не любите свою команду». – «Почему?» – «Хороший хозяин в такую погоду даже собаку на улицу не выпустит». Посмеялись и побежали.

При Слуцком было весело. Таким, как Викторыч, и должен быть современный тренер. Не тот, кто все время рычит на футболистов, а тот, кто с ними на короткой ноге.

– Когда в «Уралане» закончились деньги, Слуцкий выпускал в стартовом составе по девять-десять человек. Как это ощущалось изнутри?

– Все было печально: у Илюмжинова начались проблемы, когда в Калмыкии прикрыли свободную экономическую зону. Я в играх неполным составом уже не участвовал, но застал матч с «Анжи», когда мы к середине второго тайма вели 5:1, но пропустили четыре мяча и закончили вничью. Фантастика. При счете 5:4 Веретенников говорил мне: «Руслан, сделай что-нибудь». А я понимал, что мы вошли в пике и изменить ничего нельзя. Хорошо, что матч наконец закончился. Еще минут пять, и проиграли бы.

Нам потом рассказали: один чувак ушел со стадиона при счете 5:1 – ему надо было кого-то встречать в аэропорту. Все его поздравляли, потому что он поставил на победу «Уралана» серьезные деньги: «Молодец, красавчик!» Когда он ехал из аэропорта, ему позвонили: «Знаешь, как закончили? 5:5» – «Да иди ты». – «Серьезно». У того чувака чуть разрыв сердца не случился.

– Через несколько месяцев после ухода из «Уралана» вы сыграли за «Терек» в Кубке УЕФА. Ночь после московской игры с «Лехом» помните в подробностях?

– Еще бы. Матч был поздний, но после него нам объявили: «Никто никуда не расходится. Садимся в автобус и едем в «Президент-отель». С вами будет встречаться человек из аппарата президента». Блин, время – час ночи, какой аппарат президента? Хочется домой, впереди – два-три дня выходных. Приехали в отель, поднялись на самый верхний этаж. Сидим, кого-то ждем. Тут забегает собака – как оказалось, лабрадор Кони. А потом заходит Путин! Елки-палки. Это был шок. Он, конечно, красавец, поздоровался с каждым за руку, посидел с нами минут сорок. Президент «Терека» возмутился: «Эти поляки в Москве с нами так нагло играли». Путин пошутил: «Что происходит? Чеченцы обвиняют кого-то в наглости?» Все посмеялись.

А потом предложили совместное фото, и про футболистов все забыли: кто туда только не сбежался. Рамзан мне сказал: «Иди к нам в центр». Я поскромничал: «Да ладно, в стороне место найду». Но так и не нашел – пришлось запрыгнуть на кого-то. На фото меня даже не видно.

– Почему ушли из «Терека» в «Луч»?

– В «Луче» были два моих друга, Вова Казаков и Зураб Циклаури, брат Беслан и Сергей Павлов, который тренировал меня в Элисте. «Луч» шел на двенадцатом месте в первой лиге, а я играл в РФПЛ за «Терек», но Павлов начал ежедневно мне звонить: клянусь, каждый день – три недели подряд! «Перейдешь к нам?» – «Нет». И так десятки раз. В итоге я посмотрел, что «Луч» двенадцатый, и ответил: «Вот подниметесь в премьер-лигу, и перейду». – «Обещаешь?» – «Да».

И что вы думаете? «Луч» резко пошел вверх и вышел в премьер-лигу. Ничего не оставалось, как подойти к министру спорта Чечни Алханову: «У меня закончился контракт, и я пообещал Павлову перейти к нему». Меня отпустили в «Луч», и первое, что сделал Павлов, – убрал Казакова и Циклаури, обоих моих друзей.

– Как вы по пятнадцать раз в году переносили девятичасовые перелеты?

– Покупал диски с фильмами, смотрел четыре подряд и за полчаса до посадки вырубался. Когда надо было выходить из самолета, не понимал, где нахожусь. Минут сорок ехали на базу, снова засыпал, а через два часа меня будили на тренировку. Сурово. А в остальном все шикарно. Владивосток – один из лучших городов России: набережная, парки, хорошие кинотеатры и места, где можно посидеть.

Если скажу, что не ходил там по ночным клубам – конечно, это будет неправдой. После игры ты все равно не можешь спать, а тем более – во Владивостоке. Когда мы там ложились, люди шли на работу. Такой у нас был график.

– Самый стрессовый перелет в вашей жизни?

– Летели на сборы в Турцию с «Ураланом» Слуцкого. С нами было еще две команды. В это время в Турции была плохая погода, нас болтало, болтало, болтало. Я пропотел. Вдруг – звук, будто железо ударилось о железо. И вспышка. Бам! Самолет стал резко опускаться вниз. Бедный Зураб Циклаури начал орать. Нас продолжало болтать, но мы кое-как приземлились, и все, кто вышел из самолета, были белого цвета. Это было ужасно.

Но есть и забавный случай. В нижегородской «Волге» работал доктор, которого взяли из Перми. Простой работящий мужик: что думал, то и говорил. По пути в аэропорт кто-то спросил его: «А где мы будем обедать?» Доктор хотел сказать, что в самолете, но без задней мысли ляпнул: «Обедать мы будем на небесах».

Станислав Драгун, Руслан Аджинджал и Ибрагим Цаллагов / Фото: © РИА Новости/Игорь Руссак

– От самолетов – к «Крыльям». Как вышло, что вы приехали на тренировку с двумя левыми бутсами?

– Я всегда играл в Mizuno. Когда дали два выходных, полетел в Москву к семье и заодно купил две новые пары бутс. Примерив, неправильно разложил их по коробкам и, вернувшись в Самару, взял одну из коробок на тренировку. Приехал, переоделся, а вытащив бутсы, увидел: обе левые. Ребята стали хохотать. «Чего смеетесь? Что мне делать-то?»

Спас Андрей Тихонов. У Тиши – 43-й размер (на два больше, чем мой), – но ничего не оставалось, как надеть его бутсы. Выглядело, конечно, не очень, зато я случайно забил красивый гол по невероятной траектории. Тиша предложил: «Играй и дальше в моих бутсах».

– Опоздать на тренировку из-за КВН вам тоже выпало в «Крыльях»?

– Да. Приехали в другой город, заселились в гостиницу, сел перед телевизором – показывали КВН. Начал смотреть, а там – «Нарты» из Абхазии! Блин, я просто не мог встать и уйти. В итоге опоздал к выезду на тренировку, вся команда уже сидела в автобусе, но я объяснил, что смотрел КВН – и Слуцкий отнесся с пониманием.

– В «Крыльях»-2008 играли О Бом Сок из Южной Кореи и Цой Мин Хо из Северной. Как они контактировали?

– К северному корейцу приставили переводчика, но было ощущение, что это не переводчик, а человек, который постоянно за ним присматривал. Между собой мы в шутку называли его «кагэбэшник». С О Бом Соком – очень веселым парнем – они здоровались, но не сказать, что дружили. При этом оба участвовали в неформальных встречах, которые устраивал Слуцкий, – на катере или в каком-то клубе. Туда никого насильно не тянули, но приходили всегда все, в том числе и Коллер с Ярошиком. Оба поиграли в европейских топ-клубах, но в Самаре вели себя открыто и великодушно.

– Еще один открытый парень – бразилец Леилтон, отыгравший в России почти десять лет.

– Уникальный человек. Однажды он ехал в Самару из пригорода, остановили гаишники. Узнали его, попросили автограф и совместное фото, а он переоделся в милицейскую форму. Надел фуражку, манишку, взял жезл и начал останавливать машины. Представляю, как удивлялись водители, когда их в Самаре останавливал темнокожий гаишник.

– После первого сезона в «Крыльях» вас звал «Рубин». Почему переход не состоялся?

– В то время в «Крыльях» начались проблемы: задолжали всей команде. В тридцать пять лет я был признан игроком сезона в Самаре, пригласил Бердыев, но Слуцкий был против. На сборах в Испании мы жили в двух-трех часах езды от «Рубина». Позвонил их директор Мухамадиев: «Собирай вещи – завтра пришлем машину». – «Хорошо». Я спустился к Слуцкому и сказал, что ухожу. Он ответил: «Спасибо за работу. Мы все равно останемся друзьями».

Я со спокойной душой вернулся в номер, где Тиша уже собирал мои вещи. Он и до этого уговаривал: «Уходи! Такого предложения больше не будет». Вдруг звонит директор «Крыльев»: «С тобой хочет встретиться президент клуба. До этого момента ты – футболист «Крыльев». Заходит Слуцкий: «Прошу об одной вещи: поговори с президентом, а потом делай, что хочешь».

– Что дальше?

– Насколько серьезный человек Завьялов, я понял, когда прилетел в Москву на встречу с ним. Увидел, через сколько постов охраны нужно пройти. Впечатлило. Завьялов – бывший футболист – сказал прямым текстом: «Мы тебя никуда не отпускаем. Если хочешь уйти, будем требовать за тебя деньги». – «Вы же сами играли в футбол. Мне тридцать пять. Создают условия, от которых невозможно отказаться. А самое главное – я хочу поиграть в Лиге чемпионов». – «Нет. После разговора с тобой мне позвонил Слуцкий». Тренеру не нравилось, что ему не только не покупают футболистов, которые ему нужны, но и не удерживают тех, что есть. Я понял, что меня не отпускают, и привел последний аргумент: «Тогда обращусь в КДК. Вы мне должны за два месяца». – «Завтра ты все получишь». – «Тогда давайте всем, а не только мне». В итоге мне подняли зарплату, я стал чуть ли не самым высокооплачиваемым в «Крыльях», и продлили со мной контракт на два года.

Руслан Аджинджал и Гаджи Гаджиев / Фото: © РИА Новости/Алексей Филиппов

– Почему новый тренер «Крыльев» Юрий Газзаев отправил вас в дубль?

– Еще одна длинная история. Нам опять не платили, и на сборах ко мне пришли два игрока «Крыльев». Сказали: «Нам должны за три или четыре месяца. Так больше продолжаться не может. Давай до чемпионата подадим на КДК, «Крылья» не смогут никого заявить и выплатят деньги». Я ответил: «Если пойдем по этой дороге, придется идти до конца. Или все вместе – или никто». – «Мы переговорим с остальными ребятами и решим». Сели, переговорили, сказали: вперед. В итоге на КДК подали все, кому задолжали, кроме тех двоих.

Узнав, что мы обратились в КДК, Газзаев сказал: «Молодцы! Мужики! Правильно сделали. Наконец-то они зашевелятся». Через неделю начался кипеж. Газзаев заговорил по-другому: «Зачем вы так поступили?» Меня как капитана сделал виноватым, потому все мысли игроков озвучивал один я. Сборы закончились, потихоньку начали выплачивать деньги. При этом переводчики, администраторы, уборщики ничего получали. Они пришли ко мне: «Руся, помоги. Поговори с [новым президентом клуба] Развеевым». Я сказал президенту: «Мы, игроки, народ не бедный, можем подождать, расплатитесь с другими сотрудниками клуба. У них такие зарплаты, что мне было бы стыдно им задерживать».

Людям заплатили, но Газзаеву не понравилось, что я решаю вопросы людей без его ведома. Сам он ничего для них не сделал, но, когда я решил проблему, пригрозил всех уволить, если еще раз обратятся с таким вопросом. Меня вызвал президент: «Газзаев сказал, что не хочет видеть тебя в команде. Поговори с ним».

– Что из этого вышло?

– Когда я сел напротив Газзаева, он сказал: «Руслан, я очень хочу, чтобы ты был в команде. Буду первым просить, чтобы тебе продлили контракт. Даже если не продлят, хочу, чтобы ты был моим помощником. Мне очень нужен такой человек, как ты». – «А мне сказали, что вы хотите моего ухода». – «Да ты что!» Протянул мне руку, я ее пожал и ушел. Через полчаса мне звонит Развеев: «Что, не смогли поговорить?» – «В смысле?» – «Газзаев мне сказал: «Убирай его из команды».

– Что потом?

– Я не выходил на поле, команда не добивалась результата, а у сотрудников опять начались проблемы с деньгами. Ко мне пришла уборщица, которой не платили. Я отправил администратора в банкомат, чтобы снял денег и поделил их между женщинами, которые убирались на базе и сидели на вахте. Потом они подарили мне большую игрушку.

– Почему следующий тренер «Крыльев» Тарханов захотел разорвать с вами контракт?

– Слова Тарханова: «Весь тот сброд, что привел Газзаев, я убираю в дубль». Тарханов снова стал ориентироваться на Бобра, Белозерова и всех, кто обращался в КДК. Мы стали выкарабкиваться. Развеев сказал: «Хотим продлить с тобой контракт. Давай обговорим условия». – «Во-первых, мне тридцать шесть. Я еще не знаю, хочу ли продолжать играть в футбол. Во-вторых, давайте сейчас больше думать, как остаться в премьер-лиге. Я никуда не хочу уходить, и к контракту мы всегда сможем вернуться».

Видимо, Развеев сказал Тарханову, что Русик не хочет подписывать новый контракт. А с Тархановым у меня не совсем хорошие отношения еще с «Терека». Однажды мы проигрывали «Рубину» 0:1, у нас удалили Кингстона, но я обыграл двоих, и с моего паса Атангана сравнял счет. Через три минуты Тарханов меня заменил. Я переоделся и уехал со стадиона, а «Терек» проиграл 1:5. После игры мне позвонили ребята: «Теперь ты можешь делать, что хочешь». – «В каком смысле?». – «Только что в раздевалку зашел Рамзан и наехал из-за тебя на Тарханова. Сказал: «Руслана не трогай».

Видимо, с тех пор у Тарханова зуб на меня. В «Крыльях» он позвал меня перед игрой с «Амкаром»: «Ты веришь, что выберемся из сложной ситуации?» – «Как я могу не верить?» – «А почему тогда контракт не подписываешь? Наверно, хочешь в другую команду». – «Я подпишу, но давайте сначала вылезем из подвала». – «Ты что, думаешь, что вылетим?»

Денис, вот что я должен был ему сказать?

– Повторить то, что сказали Развееву.

– Мы ударили по рукам, я пошел готовиться к игре. Женя Савин забил в свои ворота, проиграли, и после матча в автобус зашел Развеев. Конкретные слова не помню, но суть была в том, что игру сдали. Я, Будылин и Белозеров. После выходного Развеев вызвал нас. «Вы снизили к себе требовательность. Больше не нуждаемся в вашей помощи. Дальше идем без вас». Это любимая фишка Тарханова: если команда проигрывает – всегда виноваты футболисты. Значит, сдали игру.

Наверное, это было самое тяжелое время в моей жизни. Не думал, что возможна такая наглая беспочвенная ложь. Был настолько зол, что сказал Развееву: «Вы мне в отцы годитесь. Не стыдно обвинять в том, чего я не делал?» Пошел к Тарханову, но он вообще исчез. В итоге Развеев дал бумагу, что я могу не находиться в «Крыльях».

Но в свое время, когда я не перешел в «Рубин», подписал новый контракт с условием: если захочу уйти, должен буду заплатить клубу пять миллионов долларов, а если они захотят моего ухода, им придется заплатить миллион. После игры с «Амкаром» улетел в Москву, в «Крыльях» поняли, какую ошибку совершили, и стали требовать моего возвращения в Самару – чтобы не платить компенсацию. Мой агент сказал: «Можешь не ехать. У тебя есть документ, по которому ты имеешь право на компенсацию». Я обратился в КДК, однако там ответили: «Ты прав на сто процентов, но в российском чемпионате команды и так на ладан дышат. Не можем принять твою сторону». Тогда обратился в Лозанну. Через полгода – решение: выплатить Аджинджалу миллион долларов.

– Баннер самарских фанатов c оскорблением в ваш адрес организовал Развеев?

– Говорят, да. После двух сезонов в «Волге» меня снова позвали в Самару. Не хотел переходить, говорил тренеру «Крыльев» Гаджиеву: «Они меня там ненавидят. Я ничего не сделал, но против меня была такая сумасшедшая пропаганда…» – «Все знаю. Мне по фиг на них. Хочу, чтобы ты был в команде». Прилетев в Самару, я попросил клубного сотрудника организовать встречу с болельщиками. «А не боишься?» – «Если прошу, значит, мне есть что сказать». Хотели дать охрану, но я отказался и поехал только с сотрудником «Крыльев», работающим с болельщиками. Зашел бар, где сидело человек тридцать-пятьдесят болельщиков разного возраста. Все смотрели так, будто готовились меня разорвать. Я поздоровался, сел и рассказал, как было на самом деле.

В первых турах фанаты продолжали оскорблять, но со временем я все-таки вернул их расположение.

– У Ивана Таранова сожгли машину. Это было связано с футболом?

– Это связано с нашей игрой против «Терека». Не очень красивая история. Если не вдаваться в подробности, могу сказать: футболистов и тренеров никто не спрашивал. Просто сказали и все.

– В «Волге» вашим партнером по центру поля был воспитанник «Барселоны» Марк Кросас. Чем впечатлил?

– Может, его пригласили для какого-то пиара. Обычный иностранец, общительный, но не суперигрок. Считаю, были футболисты сильнее, но они не играли. Кросас быстро уехал.

– А вы задержались на два года. Почему?

– Команда была бедная, но дружная. Если шли в баню, то человек пятнадцать. Честно скажу, помогал многих игрокам «Волги», потому что у меня были возможности. По полгода не платили, но мы не бросали весла и продолжали бороться. Хорошая история произошла у меня с тренером «Волги» Калитвинцевым. Ехали в Саранск, денег давно не видели, естественно, опять пошли разговоры о сдаче. В автобусе Калитвинцев подозвал: «Как думаешь, наши футболисты могут сдать игру?» – «Бред. Ручаюсь за всех. Если будет хоть намек на это, первый вам об этом скажу».

В Мордовии мы выиграли 3:1.

– Самое яркое впечатление от сезона в «Краснодаре»?

– Подумать не мог, что в сорок лет получу такое предложение. К сожалению, на сборах получил травму, после чего было трудно наверстывать. Тем не менее в кубковой игре с «Соколом» отдал голевой пас воспитаннику «Краснодара» Агееву, выиграли 5:0. У нас сложилась прекрасная команда, которая до последнего тура боролась за место в Лиге чемпионов. Тогда в «Краснодаре» все было замечательно.

Фото: РИА Новости/Григорий Соколов, РИА Новости/Юрий Стрелец, РИА Новости/Владимир Федоренко, РИА Новости/Владимир Родионов, РИА Новости/Игорь Руссак, РИА Новости/Алексей Филиппов