Мандрыкин — один из лучших вратарей начала 2000-х в России. Выступал за ЦСКА и сборную России, брал чемпионат и Кубок. Но в 29 лет его карьера и привычная жизнь оборвались — жесткая авария на дороге, кома, пробуждение и 12 лет без возможности шевельнуть даже рукой.
Несмотря на все это, Мандрыкин не потерял смысл жизни, а случившуюся беду воспринимает как данность. Мы поговорили об этом и на другие темы.
***
— Мы чуть перенесли интервью из-за того, что утром у вас была комиссия по инвалидности. Каждый год нужно ездить на такую?
— Нет, сестра с мамой ходили [отмечаться]. Мне приезжать не нужно было. У меня — пожизненное.
— Упражнения какие-то делаете сейчас?
— Только первые три года делал, а потом уже бесполезно. Сейчас ничего не могу сам сделать. Пальцы, ничего не работает. Кушать даже сам не могу. Меня кормят.
— Как пандемию пережили?
— Нормально. Не очень хорошо переношу повышение температуры — я же не потею. Поэтому тело не охлаждается, и при жаре чувствуешь себя как на сковородке. Но я делал вакцину, нормально ее перенес. Ковидом вроде бы болел, но тесты были отрицательные. Все симптомы были, но перенес просто как простуду. Может, из-за вакцины как раз.
— Часто на улицу выбираетесь?
— Особого желания нет. Дома нормально себя чувствую. Если надо, попрошу окошко приоткрыть. Нет такого желания обязательно выйти на улицу.
— Россия — не самая приспособленная страна для людей с ограничениями. Насколько это на себе прочувствовали?
— Ну, а чего? Никогда это не обустраивалось особо, но в последнее время делается заметно больше. Среда для колясочников, для всех улучшается. Кто-то рассказывает, что подъезды обустраиваются.
— А у вас?
— А мне не надо, я не просил. Конечно, просто так же не придут и не будут делать [приспособления для людей с ограничениями]. Просто надо обратиться — и муниципальные органы все сделают.
— Довольны тем, как государство вас поддержало в этой ситуации?
— Не жалуюсь. Помимо пенсии по инвалидности могу бесплатно заказывать лекарства, какие-то предметы для восстановления и реабилитации. Например, коляску мне выдавали от государства.
— Вы говорили, что пенсия около 40 тысяч в сумме. Хватает?
— Да. Мне хватает.
***
— Вы рассказывали о медикаментозной коме. Как вам казалось, что врачи хотят забрать у вас органы, а вы кричите им: «Не надо, я жив». Это самое страшное, что тогда было?
— Неприятно было. В медикаментозной коме ты путаешь реальность с нереальностью. Может, врачи рядом проходили и говорили что-то, а ты как-то иначе это воспринимаешь. Всякие видения бывают. И лежишь — все кажется как по-настоящему, но ты ничего не можешь сделать.
А самое страшное — это как люди умирают в реанимации. Вот человек есть, а через минуту его нет. Лежит и умирает постепенно. Ему ничем не могут помочь.
— Не жалеете, что не попробовали нетрадиционную терапию? Я так понял, к вам обращались.
— Нет, это все мошенники. Человечество еще не придумало, как восстанавливаться после травмы спинного мозга. Иначе бы не было столько людей на колясках.
Считаю, что неправильно давать ложную надежду. Что все восстановится, что все будет хорошо. Надо говорить правду: надо заниматься физкультурой, станет в чем-то лучше, но полностью никто не восстановится.
— Во всех ваших интервью поразило, как позитивно вы смотрите на жизнь. Откуда это?
— Я историю люблю. А она не терпит сослагательного наклонения. Все уже произошло так, как произошло. И нечего унывать, тосковать. Уныние — это вообще грех. Надо жить дальше, радоваться близким, родным. Как можешь, помогать им.
— Был период, когда были мысли, от которых страшно?
— В самом начале, когда не знал, что произошло, какая травма. А когда врачи мне все объяснили, понял и смирился.
— Вера в Бога помогает переносить это все проще? Еще игроком вы всегда возили с собой Библию.
— Вера дает знание — это самое главное. Библия — это вообще самая умная книжка. Не скажу, что прям такой верующий, воцерковленный человек, но пытаюсь.
В детстве мама советовала читать Библию. Первый раз прочел еще в школе. Потом трижды перечитывал. На самом деле это удивительная вещь. Каждый раз — будто узнаешь книгу заново. Словно первый раз взял ее в руки. Приходили новые мысли, новое понимание.
— Когда последний раз перечитывали?
— До аварии. Что нового открыл для себя? Это личное.
— К психологам хоть раз обращались за 12 лет?
— После реанимации и объявления диагноза ко мне приводили специалиста. Проверить, нет ли у меня суицидальных наклонностей. Мы пообщались немного, и он сказал: «Ему психолог не нужен». После этого ни разу не ощущал в этом нужды.
— Вы рассказывали, что бросили выпивать. Почему?
— Просто желания нет. Иногда на праздник могу выпить, но редко.
***
— Как часто общаетесь с детьми?
— Они постоянно заезжают. О чем говорим? Об учебе, о жизни, о делах. Старшему уже 19, он на втором курсе биофака МГУ. Дети профессиональным спортом особо не интересуются. Занимаются для себя — бегают, на турниках подтягиваются.
— Что для вас самое яркое из происходящего за день?
— Когда кто-то приходит пообщаться. А так ничего особенного. Просыпаюсь, ем, сплю. Пробовал электронные книги читать, но мне не нравится. Всегда любил держать книжку в руках, листать страницы. Аудиоверсии — тоже не мое. Я же не могу сам включать, выключать их. Надо звать кого-то — неудобно, короче. Неинтересно. Телевизор еще есть.
— Что смотрите?
— Понятное дело, сейчас — чемпионат мира. Люблю всякие исторические передачи, про животных, географические. Разные научно-популярные фильмы. Иногда смотрю политические шоу.
— Не тяжело? Их очень много стало сейчас.
— Нет, не тяжело. Переживаю за нашу армию, за наших воинов. Поддерживаю. Мне не страшно от того, что происходит. Считаю, все правильно. Надо давить гадину, как наши прадеды и деды делали. Может, стоило раньше все это начать. Но это мое мнение со стороны, властям виднее.
— Из-за санкций завоз лекарств в страну сократился. Вас это не коснулось?
— Мне похрен на эти санкции. Я со своей страной всегда буду — и терпеть, и поддерживать ее. А до санкций этих уродов мне все равно.
— Споры на политические темы иногда раскалывают даже семьи. У вас споров нет?
— Я с такими людьми, кто против России, не общаюсь. Все очень просто: кто поддерживает фашистов — тот враг. И не надо в жопе мозг искать.
— С кем-то из Украины общались в последнее время? Может, поддерживали связь по карьере.
— Нет, я и до этого не поддерживал.
***
— На ЧМ за кого болеете?
— Кроме России и Сербии с 90 года за Аргентину переживаю. Конечно, Месси для полного величия хорошо бы выиграть турнир. Так он сразу на уровень Пеле и Марадоны встанет. Ну и Роналдо — бразильца.
— А если португалец Роналду выиграет?
— Он мне не очень нравится. В плане человечности. Ближе люди попроще, как Месси.
— Кто главный тренер в вашей жизни?
— Валерий Викторович Горохов, мой детский тренер. Он меня вернул в футбол, когда я уходил. Если бы не он, не стал бы футболистом. Сейчас он работает во Владикавказе — помогает главной команде, дублю.
— Во взрослом футболе вы больше всего работали с Газзаевым. Главное его качество?
— Мотиватор. Всегда находил что-то, чтобы выжимать лучшее из игроков. Говорят, что он жесткий и так далее, но я бы не сказал, что он деспот или что-то в этом духе. Нормальный тренер, который ценит дисциплину. Так и должно быть.
— Газзаев ни разу не звонил и не приходил к вам. Не обидно?
— Нет. Необязательно же звонить, названивать. Я знаю, что человек переживал, спрашивал обо мне.
— Лучший игрок, с которым вы выходили на поле?
— Как игрок и личность — Семак. Настоящий лидер, капитан, вел команду за собой. Авторитет у него был — и игровой, и жизненный. Всегда защищал игроков перед руководством.
— Чем вы особенно гордитесь в карьере?
— Что выигрывал чемпионат и Кубок России. С детства мечтал об этом. Ну еще почему-то хотел выиграть Олимпийские игры. Не чемпионат мира или Европы, а именно Олимпиаду. Может, потому что первый футбольный турнир, который смотрел, это была Олимпиада-1988. Когда наша команда выиграла золото.
— После победы в Кубке УЕФА вы ездили на встречу с Путиным. Игроков как-то особенно готовили к встрече?
— Нет, просто пригласили. Путин запомнился масштабом личности. Понятное дело, президент. Это даже не в словах проявлялось, а в ауре. Необъяснимо, но рядом с ним чувствуешь себя особенно.
— С ЦСКА связь осталась?
— Да, общаюсь и с некоторыми ребятами, с которыми вместе играл, и с клубом. Каждый день рождения, Новый год привозят какие-то символические подарки.
— Кто последним приезжал из футболистов?
— Как пандемия началась, никто особо не приезжал.
— РПЛ интересно смотреть?
— Редко смотрю. Только центральные матчи. Последние матчи сборной тоже не видел. Но новости про возможный переход в Азию слышал. Может, это и к лучшему. В УЕФА больше политики чем спорта. Зачем нам это? Пусть между собой там играют.
***
— Главное воспоминание из детства?
— Поездки заграницу с командой. В США были, например. Тогда это казалось совсем другим миром, это и понятно — в России тогда нищета была, 90-е. Сейчас, конечно, у нас намного лучше. Честно, за границей больше 10 дней никогда не мог находиться. Ну не свое это. Я человек России. Дышится и живется здесь свободнее, чем в любой загранице.
— О чем мечтаете сейчас?
— О том, чтобы родным и близким было счастье. А чем могу, я помогу.
— Вы всегда любили скорость и машины. После аварии не было мыслей: «Лучше бы я никогда не гонял»?
— Нет, конечно. Безопаснее не жить вообще, а то может что-то случится, и человек умрет. Представляете?
