Каким человеком и футболистом был Валерий Брошин, он же Белый, он же Броха, любимец Питера, Москвы и всего Советского Союза, один из сильнейших игроков своего поколения?
Обозреватель «Матч ТВ» поговорил с партнерами Брошина по «Зениту» и ЦСКА — Борисом Чухловым и Валерием Масалитиным.
- Лидер на поле, ведомый по жизни
- Левой умел все, правая — для ходьбы
- На него похож Жирков
- Не дружил с режимом, но бегал почти до 40
- Признал правоту Садырина
- «Сыграл» в воротах против Аргентины на чемпионате мира
- На закате карьеры стал «туркменом»
- Сгорел за полгода от рака языка
Борис Чухлов: «Не знаю, откуда он черпал свою злость. Ее хватало на всю команду»
Брошин получил футбольное образование у Алексея Колобова в знаменитой ленинградской «Смене» — в 2009-м, уже после смерти Брошина, она обрела статус академии ФК «Зенит». А в 1980 году «диктатор» Юрий Морозов пригласил молодого полузащитника в «Зенит», с которым тот спустя несколько лет стал чемпионом Союза. Правда, уже без Морозова.
Чухлов старше Брошина на два года, он тоже выпускник «Смены». Оказался в команде немного раньше, в 1979-м.
— Вы с Брошиным одной футбольной крови. Помните его по школе? Знали, что есть в команде 1962 года неординарный пацан с перспективой?
— Конечно. Валера уже по детям и юношам заметно выделялся. Все видели, что в «Смене» подрастает очередная смена, как положено по нашей ленинградской философии. Наглый такой блондин на левом фланге. Белый, Броха. Компактный, крепкий, техничный, резкий, всех рвет, никого не боится. Потом мы с ним встретились в «Зените».
— С таким же наглым и резким?
— На поле — да. Он до конца карьеры в этом плане вообще не изменился. А в жизни — очень скромный парень, застенчивый даже. Броха же без отца рос, насколько помню. Наверное, это на его характере сказалось. Невероятная, бездонная, просто лютая спортивная злость — я не знаю, откуда он ее черпал. Ее хватало на всю команду, а он все добавлял и добавлял.
Валерка очень яркий был игрок. Индивидуально выражен по максимуму, с первого дня на личном стиле. Ни с кем не спутаешь. Маленький, сбитый, на семенящем таком шаге, быстрый — и ногами, и головой. Очень уверенный в себе. Пахал всегда — как будто в последний раз.
— А недостатки-то у Брошина были? Или весь соткан из достоинств?
— По игре — всего один, пожалуй: левой ногой умел и делал все, правая — чисто для ходьбы. А по жизни… Странное дело, но сам себе противоположность. За пределами поля Валерка был все-таки ведомый: индивидуальности ему не хватало, всю оставлял на поле. Куда позовут — туда и потянется. А звали в основном не те и не туда.
— В чемпионате СССР-1980 Брошин принял участие в восьми матчах за «Зенит», а на следующий сезон основной состав представить без 20-летнего полузащитника было невозможно. То есть сразу заиграл, почти без разгона.
— Его хорошо приняли в команде, ни к футбольным качествам, ни к человеческим вопросов вообще не возникало. Кроме того, Юрий Андреевич Морозов ему очень доверял, а Валера умел быть благодарным. Слушал тренеров внимательнее всех, никогда не огрызался, выполнял требования в полном объеме, да еще и с горкой. Настраивался на матчи, помню, по-своему: сам на сам, без болтовни, обязательно поспит после обеда перед выездом на стадион. И очень не любил в жару играть. Ленинградец же.
— Неспроста в конце карьеры подался в Туркмению — недобрал, видать, солнышка.
— Ха! Когда надо зарабатывать — сыграешь и в пустыне, и на Северном полюсе.
В 1984 году Ленинград праздновал свое первое из шести нынешних чемпионство. ЦСКА, который тренировал Юрий Морозов, в том сезоне по мистическому стечению обстоятельств впервые в истории вылетел в первую лигу.
Начало следующего зенитовского сезона — катастрофа. Поражение за поражением, последнее место в таблице, разброд и шатания внутри команды. И жесткая хирургия от Садырина.
— В 1985 году, когда развеселый «Зенит» стал валиться на глазах, Садырин отчислил Брошина из команды с формулировкой «разлагает коллектив». По делу, как считаете?
— Эти нефутбольные друзья постоянно сбивали Валеру с панталыку, он прилично съехал с катушек после чемпионства. Столько было собраний, а он палится да палится! Но когда Садырин принял решение и все об этом узнали, команда его точно не отторгала. Ходили, просили за Броху, поручались, но Пал Федорыч уже твердо все решил. Кого-то в итоге оставил, а Валеру убрал. Помню эти ощущения: как будто руку или ногу у «Зенита» отрезали прямо по живому. Тяжело всем было. Жалко очень.
Но главное, на мой взгляд, что Валерка не потерялся: сильно заиграл потом в ЦСКА, причем именно под руководством Садырина.
— Как думаете, сегодня в РПЛ есть футболисты, чем-то напоминающие Брошина по манере игры?
— В лучшие годы — Юра Жирков. И по игре, и по позиции. Такой же мобильный, всегда на полной отдаче, с головой дружит, с мячом: проход в обострение, подачи, прострелы. Валерка такого же плана был хав, только физические кондиции другие…
А сейчас — бог его знает. Сейчас и футбол другой, и тактика другая.
Валерий Масалитин: «Говорят, что форварда из меня сделал Брошин, но я-то не очень согласен»
Масалитин — один из самых ярких форвардов отечественного футбола конца прошлого века. Бомбардир от бога, обладатель уникального рекорда: единственный в нашей истории автор хет-трика, покера и пента-трика, причем за три разные команды.
Масалитин и Брошин вместе играли за целую россыпь клубов: от чемпионского ЦСКА до любительской «Ники».
— Так и есть, у нас много общих гербов, городов и стран, — вспоминает Масалитин. — Почти 15 лет мы были связаны какой-то невидимой нитью, так можно сказать.
— А впервые пересеклись в ЦСКА в 1987-м. Каким тогда был Брошин?
— Валера оказался в ЦСКА на год раньше меня. Я пришел в конце первого круга сезона-1987 — по-моему, всего две игры оставалось. Он тогда не играл почему-то — то ли травма, то ли еще что, сейчас не вспомню. А первое и главное впечатление — его отношение к футболу. Оно и потом не изменилось, куда бы мы с ним ни попадали. Такую преданность редко встретишь, честно.
Броха был тот еще самоед, даже когда по ветеранам уже бегали. Матч сто лет назад закончился, а он сидит и долбит по мозгу: там отдал неправильно, тут не открылся, не пробил, не встретил. Сколько помню его, всегда так было. Очень переживал за результат, хотел все выиграть.
— Про таких говорят: ничего, кроме футбола, не знает.
— Броха свою душу футболу продал. Всю, без остатка. Остальное — на втором, третьем и десятом плане.
— Чемпион СССР 1984 года Дмитрий Баранник называет Брошина «выдающимся футболистом». Согласны?
— Мне пафоса как-то не хочется, вы уж извините. Выдающийся, великий, гениальный — все не то. Валера классный был футболист. Очень талантливый, очень сильный. Его родная позиция — левый хав, любимая работа — отдать в штрафную так, чтобы оставалось только замкнуть.
— А это уже ваша работа.
— Грех было с ней не справиться, когда тебе помогают такие люди, как Брошин, Корнеев, Кузнецов, Татарчук. С закрытыми глазами дадут в любую точку, главное — вовремя откройся. Подсунут сверху, снизу, сбоку — как захочешь, как тебе удобно. В конце карьеры мы с ним постоянно на эту тему друг друга травили: что важнее — грамотно отдать или грамотно замкнуть?
— Подозреваю, что не договорились.
— Понятное дело. Бесконечный спор. Тем более между близкими друзьями. Когда у нас в ЦСКА стало получаться, родилась версия: форварда из Масалитина сделал именно Брошин. Я-то не очень был согласен с такой постановкой, но играть с ним действительно было легко. Мы много времени убили на личную теорию, он вечно меня пытал: «Вот у меня мяч в такой-то ситуации, как ты мыслишь, Мас, куда тебе давать — на ход, в ноги, на дальнюю штангу, верхом, низом?»
Поэтому даже на сходе получалось держать нормальный уровень — в Ростове, в Туркмении, в «Нике». Чисто на автомате. Народ понять не мог, как это возможно: один отдает всегда точно, а второй обязательно открыт.
Пережив ленинградский урок, Брошин, что очень для него характерно, не изменил себе ни в чем. Жил футболом на полную катушку, от и до. От игры до тренировки, и наоборот. А между ними…
— Брошин и спортивный режим — отдельная тема. Развейте легенду или подтвердите ее: человек, говорят, не дружил с дисциплиной с юных лет, а доиграл почти до 40. Несовместимо же.
— Во-первых, здоровье позволяло. Футболисты в наше время почти все были не без греха: кто-то больше, кто-то меньше. Но тут как? Один ящик пива засадит — и ничего, как будто так и надо, а второй дал пару кружек — и попался. Броха был как раз из таких. Нелепый какой-то в этом плане, нефартовый. Все дурацкие истории — его. Но не был он ни пьяницей, ни дебоширом. Каждый, кто близко знал Броху, подтвердит: мог запросто себе позволить, но знал норму. Он же еще и курил всегда. Я много видел таких людей. Нормально все было, по-футбольному.
Зато сейчас Серега Горлукович удивляется. Когда Хабаровск тренировал, рассказывал: человек две бутылки шампанского примет — его три дня потом нет в команде, ну что за футболисты пошли?
— Говорят, Брошин на поле и в раздевалке — это были разные люди. Игра — вечное движение, заряд, которого хватает на всех. После игры — ровный, спокойный, на расслабоне…
— Это правда. Лидером раздевалки Броха точно не был. Всего себя на поле оставлял, говорю же. Глядя на него, никто не мог себе позволить играть вполноги.
— Не Дзюба, в общем.
— Точно нет.
На чемпионат мира 1990 года сборную СССР повез Валерий Лобановский. В заявке значились девять киевлян, семь «иностранцев» и по одному-два делегата сразу от нескольких клубов. Включая ЦСКА, который в том году под руководством Садырина поднялся из первой лиги (Масалитин стал лучшим бомбардиром первенства — 32 гола из 113 цээсковских) и сразу взял серебро в высшей.
Карьера Брошина в национальной сборной СССР — три матча, в олимпийской — два.
— Брошин попал в состав сборной СССР на чемпионат мира 1990 года, но не сыграл ни минуты. Да и вообще в сборной как-то у него не заладилось. Почему?
— Точно не скажу, но слушайте, там такая конкуренция была! Если сейчас подходящего человека на позицию найти — проблема, то в наше время они стояли в долгой очереди. Тогда в Союзе доминировал Киев, а ЦСКА только шел на взлет. Они с Серегой Фокиным попали в заявку, но тот тоже ни разу не отметился. После чемпионата мира у обоих были нормальные предложения, чуть ли не в Италию звали, однако оба остались в ЦСКА. Решили: раз уж мы тут собрались, раз стало получаться, давайте вместе станем чемпионами!
А насчет «не сыграл на чемпионате мира»… С кем-то наши выходят — с Аргентиной, что ли? — состав по телеку дают, а там у них Броха в воротах значится. Я чуть с дивана не упал. Душил его потом без конца.
— В 1991-м ваш ЦСКА вошел в историю, став последним чемпионом и обладателем Кубка СССР.
— Когда я только пришел, команда была молодая, необстрелянная, но очень интересная, чуть ли не все из «молодежки». Просто дядьки не нашлось, который научил бы нас, как правильно жить. Вылетели из вышки, хотели, помню, разбежаться кто куда, но как-то нас уговорили задержаться.
Потом пришел Садырин. У него, знаю, был с Брохой серьезный разговор, они же в Ленинграде после чемпионства плохо расстались. Валера Пал Федорыча понял правильно. «Пацаны, — говорит нам, — давайте попробуем еще раз. Да, все устали, результата нет, денег тоже — но погнали! А в конце сезона будем уже решать».
— В «Зенит» Брошина пригласил Юрий Морозов. Поверил в молодого, поднял на серьезный уровень. А все свои титулы он взял с Павлом Садыриным, который его в свое время едва не зачехлил. Кого Валерий считал «своим» тренером, как думаете?
— Трудно что-то говорить по ленинградскому отрезку — не был, не видел, просто не знаю. Судя по его рассказам — да, накуролесил по молодости. Озорной был, глупый. Садырин, как Броха сам потом признавался, поступил правильно. А судьба распорядилась справедливо: встретились классный тренер и классный футболист в ЦСКА — и все всем доказали.
Думаю, Валерка больше тянулся к Пал Федорычу все же. Но он всех уважал. От него никто никогда не видел агрессии — ни партнеры, ни тренеры. Броха очень ровный был ко всем. Да и я такой же. Может, поэтому и подружились? Выходи и доказывай игрой, кто ты есть такой, — простая аксиома.
На общем счету Масалитина и Брошина — две совместные заграничные командировки: испанский «Бадахос» (1992) и туркменский «Копетдаг» (1997).
— Вы провели интересный отрезок времени в Туркмении, в «Копетдаге». При этом Брошин сыграл целых 11 матчей за национальную сборную этой страны, участвовал в отборе к чемпионату мира-1998. А вы нет. Проиграли конкуренцию?
— У меня туркменского гражданства не было никогда. А у Брохи — только заграничный паспорт, этого вроде как достаточно. Так-то мы оба должны были помочь сборной, но сначала вопрос подвис, а потом я желтуху подцепил — и салам алейкум. Туркменский этап карьеры завершился.
— Не думаю, что вы сильно об этом сожалели.
— Как сказать, как сказать. Хотелось помочь уважаемым людям, у нас нормальные отношения были и с клубом, и с ребятами. Почему нет, пока силенки имеются?
— За пять лет до Туркмении, в 1992-м, был еще один совместный вояж, тоже довольно экзотический, — в заштатный испанский «Бадахос».
— Нас в трех матчах там просматривали, в каждом сыграли по тайму, я пять штук успел положить. Третий матч выиграли, помню, настроение отличное — свобода, перспективы! Нас местные ребята пригласили в бар, очень хорошо посидели, пообщались на интернациональном языке футбола. Вернулись, скажем так, поздно. В 7:30 завтрак, в 9:30 тренировка, вечером еще одна. А в 8:00 — 42 градуса по Цельсию, солнце палит как из пушки.
Сидим усталые на завтраке, я говорю: «Брох, вот нафиг нам вечером тренироваться? Давай сейчас отработаем — и хорош. Мы в игре все показали, чего им еще от нас надо?» Валера призадумался, потом говорит: «Мас, а давай и сейчас не выйдем?»
Подходим к переводчику — еще Гена Перепаденко был с нами, — объявляем: не выходим, и делайте с нами что хотите. Переводчик понимающий: muy bien, просто посидите на трибуне, чтобы вас увидели. Пришли, сели под козырек, жара зверская, мы сами не очень хорошие после вчерашнего. А команда задерживается: как потом выяснилось, по русским разбирались — кого брать, кого гнать. Вышли с задержкой на час, мы чуть не померли уже их ждать.
Ну ладно, отметились, взаимные приветствия, все вроде хорошо — и мы на рывочке в ближайший бар, по пиву. А там кружки детские, по 0,33. Гена более или менее язык знал, говорим ему: давай сразу по две, чтобы потом не бегать. Геша приносит две мне, две Брохе, уходит за своими, возвращается — а мы сидим уже пустые. Броха такой: «Мас, вот что я думаю. Поехали отсюда домой, тут пиво рюмками дают. Не наша страна».
— Что в итоге с контрактом?
— Их подписали, меня — нет.
— Несмотря на пять забитых. Нормально.
— «Бадахос» тогда из второй лиги вышел в первую. Главный бомбардир, он же капитан, — местный парень. Маленький такой, крепкий, икры — как у меня бедра. Прыгал здорово, наверху в порядке. И тут на его место приезжает какой-то русский. Видать, в клубе задумались, хотя мы ничего сверхъестественного не просили. Ну и не взяли.
Через несколько месяцев прислали готовые бумаги в ЦСКА — подписывай и возвращайся. Но я уже сам отказался. А Гена потом очень нехорошо по отношению к Валере себя повел. Сдал его. Но не буду рассказывать, не моя история. И Броха тоже уехал.
Брошин скончался 5 марта 2009 года. Ровно через девять дней, 14-го, словно бы на помин его бесконечно футбольной души, стартовал чемпионат России. «Зенит» занял в нем третье место, ЦСКА — пятое.
— Летом 2008 года Валерию диагностировали рак горла, в марте 2009-го он умер…
— Рак горла — неправда. Его спалил рак языка, это довольно редкая онкология, насколько понимаю. Сначала, помню, он жаловаться на ухо: болит, стреляет. Потом — на горло, хотя горло в футболе не считается, все эти фарингиты и ларингиты — обычная история, мы постоянно на фарингосепте, на брызгалках.
Но вот да — несколько месяцев, и друга нет. Шок. Беда. Страшно. У меня и тогда слов не было, чтобы объяснить себе хоть что-то, и до сих пор их не нашел. Пал Федорыч в 2001-м, в 2005-м Димка Быстров за три дня сгорел от воспаления легких.
А за ними и Броха ушел…
