«Родители мне не дали двух вещей — зависти и жадности». Большое интервью Нины Мозер

Заслуженный тренер России Нина Мозер — о развитии детского спорта, кризисе олимпийского движения и жизненных принципах.

Нина Мозер — знаковая личность в российском и мировом фигурном катании. Среди ее учеников выдающиеся спортивные пары, олимпийские чемпионы, чемпионы мира и Европы, многократные победители этапов и финалов Гран-при, многократные чемпионы России, США и Италии: Татьяна Волосожар — Максим Траньков, Ксения Столбова — Федор Климов, Наталья Забияко — Александр Энберт, Евгения Тарасова — Владимир Морозов, Вера Базарова — Юрий Ларионов, Николь Делла-Моника — Маттео Гуаризе, Эшли Кейн — Тимоти Ледюк, Алекса Книрим — Брэндон Фрейзер. Сейчас под ее руководством тренируются Дарья Бояринцева — Роман Плешков, Екатерина Гейниш и Дмитрий Чигирев.

В 2022 году Нина Михайловна заняла пост генерального директора Федерации фигурного катания на коньках города Москвы и сразу приступила к своим обязанностям. Совместно с департаментом спорта города Москвы был организован и успешно проведен Кубок Московского спорта «Битва школ» — командные юношеские соревнования для спортсменов в возрасте от 6 до 12 лет.

В интервью «Матч ТВ» Нина Мозер рассказала о планах и идеях, о роли спортивных журналистов и проблеме насилия в фигурном катании.

— С начала этого сезона вы являетесь генеральным директором Федерации фигурного катания Москвы. Может ли развитие федерации субъекта повлиять на развитие вида спорта в целом и как?

— У нас непростой субъект. Москва и Санкт-Петербург — два города, две школы фигурного катания, где работает большинство ведущих специалистов этого вида спорта. Так что именно эти два города всю жизнь и занимались развитием фигурного катания. Другое дело, как по-разному федерации в регионах относятся к развитию.

Могу сказать только о себе. Невозможно, даже зная спорт не понаслышке и понимая всю специфику, быстро построить новую концепцию развития. Тем более когда приходишь на работу, а календарь уже утвержден, ты ничего не можешь сделать. У тебя два пути — закрыть календарь и не проводить никакие соревнования или придерживаться старой схемы, но параллельно предлагать новые вещи. Тогда уже к концу сезона возможно выработать иную стратегию.

Я выбрала второй путь. Уже в этом году мы пытались выстроить все коммуникации. Пока не все получилось. Но верю, что на ближайшем президиуме ФФКМ нам удастся согласовать другое видение календаря и открыть новую дверь в будущее фигурного катания.

— А какие у вас планы?

— С точки зрения популяризации и развития, безусловно, одно из основных направлений — это детский спорт. В федерации Москвы примерно 5500 фигуристов. И не все из них могут стать чемпионами. В 13-15 лет это становится понятно и тренерам, и самим спортсменам, и их родителям. Они начинают искать альтернативу. Но эти дети отдали уже много лет фигурному катанию. Чаще всего они хотят продолжать кататься и оставаться в спорте.

У меня нет задачи изобрести велосипед с квадратными колесами. Нужно заинтересовывать детей и их родителей новыми форматами соревнований. У меня сейчас зарождается идея турнира для детей возраста 13-15 лет. Хочется провести объем соревнований, где будет не только короткая, произвольная программы и недовольство судьями, которые плохо судят, но и возможность для комплексного развития детей.

— Что вы имеете в виду?

— Спорт ведь многогранен. Это не только «вышел и откатал». Есть спортивные юристы, менеджеры, психологи, врачи, массажисты. Пальцев не хватит на руках, чтобы все возможные профессии посчитать. И если ребенок верен делу и хочет продолжать, мы должны давать таким детям шанс выбрать свое направление в спорте и пойти этим путем.

— Вы провели «Битву школ». Проект станет ежегодным?

— Надеемся. Формат новый, интересный.

— В итоге детская сборная Москвы будет создана?

— Думаю, да. Мы сделаем. Это важно.

Но есть сложности, так как эта идея не проходит по регламентам Москомспорта. У них есть критерии, которые рассчитаны для более взрослых спортсменов, и дети не попадают под эту историю. Так или иначе, мы просчитали смету. На нее посмотрели в Москомспорте и очень удивились тому, насколько большое количество различных вопросов нужно решать юным спортсменам и их родителям. А ведь там включено все то, из чего состоит фигурное катание.

Фото: © ФФКР

— Что, например?

— Например, медицинская страховка. Фигурное катание — очень проблемный вид спорта, его специфика влечет травмы. Нужны хорошие врачи. Родители не смогут помочь ребенку, придя к простому терапевту в обычную поликлинику. Нужны медицинские страховки в хорошей клинике, куда могут обратиться дети с родителями и получить грамотную профессиональную консультацию. Это проблема, которую нужно решать.

И таких проблем масса: пошив костюмов, постановка программ. Но любое движение требует времени, согласования. Быстро решить все вопросы не получается, хотя и очень хочется.

— Что в проекте «Битва школ» получилось особенно удачным, чем вы гордитесь?

— Зачем гордиться? Я просто работаю и делаю это не для гордости. Я вижу счастливые глаза детей, которые стоят на фантастическом пьедестале, получают свои игрушки. Мы уже начинаем растить их как чемпионов, даем формат соревнований международного уровня. Это очень важно.

Саша Энберт рассказывал, что, когда он в первый раз попал на юниорский чемпионат мира, он буквально ошалел от того, как там все организовано. Это была такая невидаль для него, ведь до этого он катался на внутренних этапах в России. А тут приехал на международный старт и первые дни с квадратными глазами ходил.

Ну а мы уже сейчас детей воспитываем в таком формате. Их ведь надо развивать. Мы видим, что дети не умеют грамотно выражать свои мысли, тем более на камеру. Только «дакают». Это же катастрофа! Они не знают историю фигурного катания, историю страны, в которой живут.

— Воспитывать — это задача тренера?

— Я часто приезжаю в Питер в Академию Русского балета им. А. Я. Вагановой и прихожу на уроки к Николаю Цискаридзе. В момент, когда он делает замечание студенту, умудряется еще и задать вопросы по литературе, музыке и другим вещам. Спрашивает, о чем это произведение, что было сказано в той или иной главе. И студент, хочет или не хочет, вынужден читать, развиваться, потому что он должен ответить педагогу.

У нас была смешная история. Николай Максимович помогал одному артисту готовиться к конкурсу. Мы сидели наверху с моими спортсменами и просто смотрели, как проходит репетиция. Николай Максимович попросил аккомпаниатора сыграть определенную вещь, но та не услышала и начала играть что-то другое. И вот Цискаридзе поворачивается к артисту и спрашивает, что это звучит. Того, видно, заклинило, и он никак не мог вспомнить. А мы сидим наверху, переглядываемся и тихо называем произведение. Артист услышал и ответил. Николай Максимович поворачивается к нам и кричит: «Прекратите подсказывать!» (смеется). Кстати, этот парень сейчас хороший артист и танцует в одном из прекраснейших театров страны.

Мне кажется, это очень правильный подход. Умение заставить спортсмена развиваться, думать, экспериментировать, пробовать — это главная задача тренера, но для этого и самому тренеру надо быть разносторонне образованным человеком.

— А должен ли тренер думать о дальнейшей судьбе своего спортсмена?

— У меня за годы работы сильно менялось отношение к этим вопросам. Один из знаменитых тренеров из Санкт-Петербурга мне однажды сказал, что «любишь только первых своих учеников, а дальше — конвейер». Первые годы ты носишься со своими спортсменами как с писаной торбой. С каждым новым поколением стараешься найти общий язык, тебе интересно. И так ты идешь выше и выше.

После Волосожар и Транькова я себе сказала: хватит. Иначе это превращается в другую жизнь. В какой-то момент я поняла, что мы существуем уже не как спортсмен и тренер…

— Как семья?

— Наверное, да. Я поняла, что так нельзя. Однажды пути должны разойтись.

— Почему?

— Чем вы ближе со спортсменом, тем больше ты теряешь себя, растворяешься в человеке, отдаешь ему душу и сердце. Я это делаю, не ожидая обратного ответа. Всегда радуюсь за спортсмена, когда у него все получается: и финансово, и в учебе, и в семейных делах.

На сегодняшний момент количество спортсменов по всему миру, с которыми я работала, безумное. И невозможно пожизненно заниматься с каждым. А для спортсменов расставаться с человеком, который им помогал, бывает болезненно. Они думают, что ты их собственность и должен быть всегда рядом. И я поняла, что нужно разрывать и идти дальше.

— Вы делали паузу после Олимпиады в Пхенчхане. Фигурное катание изменилось за это время?

— Да, сейчас очень изменилось поколение спортсменов и тренеров. Два олимпийских цикла я занималась только заслуженными мастерами спорта и крупнейшими соревнованиями. Потом, когда сделала паузу и реально объявила об этом, все говорили: «Да ладно, куда она денется». А у меня было очень много интересной жизни, например, организовывала международные семинары и сборы. Рука всегда была на пульсе. Может быть, даже в большей мере.

Но из внутренней кухни выпала на четыре года. И когда вернулась, поняла, к примеру, что не знаю новых судей, они массово выросли, как грибы. Среди них есть люди, которые никогда не были высококвалифицированными спортсменами, но теперь оценивают твою работу и рассказывают, что правильно, а что — нет. И ты не понимаешь, по каким критериям они это делают. Вот это самое страшное. Причем сейчас ты не можешь подойти и задать вопрос, потому что этика не позволяет. Судьи не могут общаться, тренер не может спросить. Ты как дурак ходишь, не понимая, что надо делать.

— В России много хороших спортивных пар. Есть среди них выдающиеся?

— Пока я таких не вижу.

— Какими качествами должна обладать пара, чтобы стать такой же великой, как Волосожар — Траньков?

— Это соединение всего — красивое катание, стиль, культура.

— Расскажите о вашей команде.

— Это потрясающие ребята. Влад Жовнирский со мной с 15 лет, а сейчас ему уже 44 года. Мы знаем все нюансы друг друга, от а до я. Он только нахмурится — я уже понимаю, что происходит. И он точно так же знает меня. Влад — фантастический специалист, очень спокойный, рассудительный.

Еще есть прекрасный Игорь Чудин. Он со мной уже 13 лет. Как-то так получается, что если люди хорошего качественного уровня, то я с ними надолго задерживаюсь. А с кем-то в очень быстром режиме расстаюсь.

— С чем это связано?

— Может быть, виной тому мой характер: активность и требовательность не всем подходят. Я с утра просыпаюсь — у меня новые идеи приходят. Все уже знают, если я пришла и подняла брови, значит что-то буду сейчас излагать. Иногда мне кажется, что боженька вкладывает мне в уста какую-то информацию, которую я должна транслировать для окружающего мира (смеется).

— И это приносит результаты?

— Пока — тьфу, тьфу, тьфу — приносило. Надеюсь, я сейчас ничего лишнего не скажу, и боженька от меня не отвернется. Хочется сделать хорошее дело.

— Это все характер, воспитанный в спорте?

— Скорее всего, это совокупность факторов: и большой опыт, и, конечно же, наследственность генетическая. Вот, скажем, был в Москве Стадион Юных пионеров. Мой дедушка работал там заместителем директора с 1945 по 1960 год. Он строил каток, а мама начинала на нем кататься. Папа — многократный чемпион СССР по теннису, а дядя — олимпийский чемпион по футболу 1952 года.

В семье, где я росла, была спортивная и творческая атмосфера. В моем детстве в нашем доме всегда собирались знаковые люди: друзья из мира искусства, спорта и театра. Они встречались, общались, и я, находясь среди них, все впитывала: знания, энергию, опыт.

Родители мне не дали только двух вещей — зависти и жадности. Эти качества я в людях не понимаю. Радуюсь, когда у кого-то все хорошо, и сочувствую, когда плохо. И я отдам все свое без остатка, потому что на первом месте у меня всегда было дело. Ради дела я всегда буду говорить правду. Это моя проблема. Многим руководителям не нравится, когда они слышат правду, это неудобно для них.

— А как у вас складываются отношения с президентом московской федерации Антоном Викторовичем Абдурахмановым?

— Мы познакомились, когда друзья попросили меня поговорить с ним и донести альтернативное мнение. Ну я пришла и говорю, что надо развивать это, это и вот это. Антон Викторович удивился и сказал, что я — первый человек, кто пришел не деньги просить и говорить, что все плохо, а предложить, что надо сделать, чтобы все было хорошо. Вот это его подкупило в разговоре со мной, и он предложил мне позицию генерального директора. Вообще, все зависит от главы.

Антон Абдурахманов / Фото: © ФФКР

— В смысле?

— Однажды я возвращалась с чемпионата в Финляндии. Мы с сыном на машине проезжаем какой-то разбитый участок дороги в Великом Новгороде. Смотрю по сторонам и думаю, что здесь за губернатор такой, почему все разваливается и что бы я сделала на его месте. Подъезжаем к Твери. Я там как-то работала, и уже приходилось ездить. Дорога была как во время войны. Хотелось просто поднять машину и буквально нести ее на руках. Я ожидала увидеть то же самое. И вдруг понимаю, что дорога в порядке, все расчищено, мусор аккуратно убран. Поменялся губернатор — и ситуация изменилась.

Не знаю, почему бог дает и мне желание менять все то, что плохо. Но если у кого-то получается хорошо, я буду радоваться и хлопать в ладоши. Есть много мест, куда приходишь и восторгаешься людьми, которые сделали что-то важное и сделали это здорово.

— Вы знаете много таких людей?

— У меня очень много друзей в разных видах спорта. Я ими горжусь за их прекрасные поступки и достижения. Вот завтра поеду к Маше Киселевой [трехкратная олимпийская чемпионка по синхронному плаванию — «Матч ТВ»] на мероприятие. Машку обожаю. Интереснейший человек.

Я получаю большое удовольствие от общения с такими людьми. Люди, прошедшие пьедесталы, вообще по-другому воспринимают жизнь. Среди олимпийских чемпионов нет людей несчастливых. Они все счастливые, хотя прошли сложный путь и достигли своего апофеоза. И очень жаль, что современное поколение на какое-то время лишено возможности побеждать на международной арене. Надо находить пути возвращения.

— Кстати, об этом. Много лет вы сотрудничали с ISU и проводили крупные семинары. Сейчас все на стопе?

— В целом да, но некоторые западные контакты у меня продолжаются. Есть человеческие отношения. И мне сложно.

Я очень волновалась, когда летела в феврале в Швейцарию на шоу Art on Ice. Меня пригласили ребята, которых я консультировала до Олимпийских игр. Пригласили, потому что считают, что в их победах есть и моя заслуга. Там были все: и канадцы, и французы. Я думала: как же они будут меня принимать? На удивление все было хорошо. Даже мой постоянный соперник Эрик Рэдфорд [канадский фигурист-парник — «Матч ТВ»], с которым мы всегда соревновались и не здоровались, вдруг сказал мне: «Ой, привет Нина». Я обалдела.

Это вообще очень сложная тема. Я прекрасно понимаю, что спорт — это совсем другая история. Когда все эти события начали происходить, я задумалась: а что еще я умею делать; чем я могу еще заняться, чтобы продолжать достойно жить. В весенне-летний период прошлого года у меня было ощущение потери профессии, ориентира. Как будто бы я преподавала в крупном международном университете, а сейчас должна учить физике в сельской школе. Мне очень сложно было перестроиться. Но зато во многом именно поэтому в августе я пришла в федерацию Москвы. Я нашла для себя дело, которым сейчас занята целыми днями.

Нина Мозер / Фото: © РИА Новости/Владимир Песня

— Есть мнение, что олимпийское движение переживает кризис и теряет былую привлекательность. Все меньше городов подает заявки на проведение Игр. На Олимпиаде становится все меньше спорта и все больше «игр». Сейчас это заметно особенно ярко.

— Я бы не согласилась со многими вещами. К сожалению, сейчас, скорее, пресса и политики заводят в эту сторону. Олимпийские игры не потеряли свою ценность. Они все равно чудесны. Это место, где встречаются молодые, сильные и активные люди — победители и участники. И там никто не думает о том, что происходит вокруг. Все думают только о спорте, о соревновании.

Политики должны заниматься политикой, спортсмены — спортом. Врачи должны лечить, учителя — преподавать. Кто-то — сажать цветы, а кто-то — их поливать. Каждый должен заниматься своим делом. Происходит подмена, и люди лезут не в свои профессии, надувают щеки и считают себя большими специалистами. Это большая проблема, и она не наша, она мировая. Очень много сейчас перевернулось с ног на голову. Не мы так живем. Весь мир так живет! А мало заявок подают, потому что это сейчас безумно дорого: строить дорого, обеспечивать дорого, кормить дорого. Запутывают нас — это мое глубокое убеждение.

— В одном из интервью после Олимпиады в Пхенчхане вы сказали, что «тех, для кого главное — флаг и гимн, а все остальное — финансовое дополнение; тех, кто голоден до побед, практически не осталось». Как обстоят дела сейчас?

— Все то же самое. Ничего не изменилось. Ради денег бегут, меняют тренеров, специалистов. Есть, конечно, и нормальные люди. Но мы сами испортили спортсменов тем, что стали им платить за каждое действие. Теперь первый вопрос от них: «А сколько заплатите?».

— Журналисты могут повлиять на происходящее внутри вида спорта и его развитие?

— Нет!

— А что они должны делать? В чем, на ваш взгляд, заключается роль спортивной журналистики?

— Интересный вопрос. Я всегда говорю журналистам: «имейте совесть». Не забуду, когда Миша Коляда на Олимпиаде провалился. Я как раз только приехала в Пхенчхан. Смотрю, что за маленький человек в этой серой мышиной форме окружен журналистами. А ему еще произвольную катать. Я его в охапку и говорю: «Миша, забудь все, что сегодня было. Это было случайностью». Я-то знаю, почему это все случилось.

— Почему?

— Не буду говорить! Не только в Мише дело. И я после этой короткой носилась с ним, как со своим ребенком, потому что мои спортсмены тоже в этой команде.

В Русском доме меня попросили дать интервью. Я пришла и сразу сказала журналистам: «У вас всех совесть есть?! Что же вы делаете? Вы что думаете, он приехал сюда специально, чтобы провалиться? Вы зачем человека так добиваете? Ему помочь надо, поддержать его. А вы что?». Один вообще леща ему собирался дать. Ну что это?

Поэтому журналисты должны быть людьми, а у нас по большей части нелюди. Все! Я вообще эту Олимпиаду не забуду. Когда вернулась сюда, всем сказала никогда о ней со мной не говорить! Не хочу помнить, что я на ней была.

— С чем это связано?

— Причин много. Была, например, еще такая ситуация. Мальчики на Олимпиаде традиционно первыми катаются, потом пары. Миша провалился, восьмое место занял. И ко мне подходят бледные представители федерации — к тренеру, который должен тоже настроить и вывести на старт своих спортсменов — и говорят: «А вот у тебя тоже дебют. Твои-то выдержат?». У меня сразу холодный пот по всему телу до мизинчиков. Я жестко ответила, что все нормально, мои в форме, и попросила оставить меня в покое. И мы выиграли короткую программу. Но этот момент я до сих пор помню, и до сих пор у меня немеют ноги, когда ко мне подходят взрослые дяденьки.

— Сейчас в СМИ очень широко обсуждаются факты рукоприкладства в фигурном катании. Допустимо ли такое обращение тренера с учениками?

— Ясно, что ответ — недопустимо. В нашей жизни это перешло и на другие сферы. Кто угодно и где угодно может нахамить тебе, обозвать или толкнуть. Почему-то это присутствует и в семье. Мужчина по отношению к женщине может позволить себе что-то такое сделать. Почему только к тренерам вопрос? Мы же живем в этом. Давайте сами будем жить по-другому, подойдем к зеркалу и начнем что-то в себе менять.

Но я никого не оправдываю. Сама такими методами не пользуюсь. У меня есть слово, тихо сказанное. Оно имеет больше силы, чем любое другое действие. Я давно выбрала этот путь и не собираюсь его менять. Чтобы разбудить во мне Монсеррат Кабалье, надо очень сильно вывести меня из себя. Но в руки я ничего не возьму.

— Какой должна быть реакция федерации на такие случаи?

— Надо разбираться и пытаться бороться с этим. Если бы с этим боролись во всех сферах, наверное, в тюрьмах не сидело бы столько людей. Но у всех есть объяснения своим поступкам.

— Спорт и фигурное катание в особенности — вообще очень жесткая, иногда даже агрессивная среда. Как, постоянно находясь в напряжении, конфликте, борьбе, продолжать гнуть свою линию и не путать добро со злом?

— Пилюли у меня нет! Я ко многим вещам отношусь легче и пытаюсь всегда объяснить себе поступки людей. Например, один любимый блогер. Прочитаешь ее, разозлишься, день возмущаешься, а потом все — забыл. Но она не дает расслабиться и опять что-то новое пишет. Вот так и живем в этом режиме: через день читаем, думаем, снова читаем, снова думаем. А что на нее злиться… Люди гневят бога и не боятся! Клеветой занимаются, наговором.

Когда я только начинала работать, знаменитый футболист Валентин Бубукин мне сказал: «Ниночка, ты знаешь, человек, который хочет сделать гадость, он тратит время и придумывает эту гадость, потом он ее делает, на что опять тратит время. А после этого он еще и ждет, какая будет реакция. Представляешь, сколько времени потрачено на дерьмо?». Я запомнила!

У меня были хорошие учителя по жизни, которые поддерживали и давали нравственные ориентиры. Ну, говорите, что хотите. Идет большой слон, а рядом такса злая гавкает. И что? Ну гавкай!