— Все началось с того, что мама отвела меня пятилетнего в бассейн, чтобы научиться плавать. Но все пошло не по плану, — рассказывает Никита.
— В итоге вы стали прыгуном в воду. Вас случаем плавать учили не тем советским способом, когда кидают с вышки?
— Нет. Но у нас там был свой уговор. Я тогда максимум сидел на бортике и мочил ножки, а мне пообещали два килограмма клубники за то, что я прыгну и поплыву. Бросил меня дядя на центр бассейна — не знаю куда грести, паника! Мама рядом была, все в итоге закончилось нормально. И плавать научился!
Так и ходил в бассейн для развития, но моя тетя Елена Георгиевна Дрожжина во мне что-то увидела — решили, что надо тренироваться. Тренировался в Воронеже — сначала у нее, потом и у ее мужа Николая Васильевича. Прыгал и трамплин, и вышку, но вышка была основной — на нее больше работали.
— Извините, тема с клубникой не раскрыта. Получили два законных кг?
— Да, и они быстро закончились.
— Начались трудовые будни?
— Нормальное детское развитие. Николай Васильевич со временем забрал меня к себе в группу, где были дети, потенциально выходящие на высокий уровень. Забрал и сказал: «Ну все, на вышку пойдем». Это было трудно, страшно и больно физически. Прыжки вообще просто так не даются. Были падения и все остальное.
— До какого уровня добрались в классических прыжках?
— Выигрывал первенства России, а вот с возрастом с результатами стало сложнее — третье-четвертое место.
У нас в России много школ, тренеров и спортсменов высокого уровня. Всегда было тяжело соперничать со спортсменами из Пензы, они всегда были на шаг впереди, меня это все расстраивало.Но мы работали, развивались дальше, хотя были и травмы. Ты взрослеешь, растешь и в какой-то момент вынужден все опять начинать с начала. Тяжелый путь, мало кто по-настоящему это осознает.
— Серьезные травмы были?
— Боюсь сглазить — особо тяжелых не было. Но были проблемы с кистью. Когда ставишь на вход руки, бывает мимо руки промахнешься или пальцем ударишься о руку, выбьешь сустав. У нас всегда идет большая нагрузка на кисти — это 10 м, а ты еще не настолько развит.
Даже профессионалы страдают от этих проблем. Ломаются кисти, суставы лопаются. Все проходили через это. Тот же Никита Шлейхер, я его хорошо знаю, ломал руку на входе. Никто не может тебя от этого обезопасить.
— Вид спорта опасный и не окупающий все риски. Не возникало мысли «зачем вообще все это»?
— Монетизировать это можно только через Олимпиаду. Не попал в сборную, не поехал на Игры — все опять рассеивается. Все с нуля! Можно пойти в тренеры, но не каждый хороший прыгун станет классным тренером.
— Почему ушли из классических прыжков и как появился в вашей жизни хайдайвинг?
— Везде есть своя политика, в том числе судейская, тренерская. И просто у многих не складывается. Это везде так, во всем мире.
Понял, что мне нравится тренироваться и выступать, но и чего-то более интересного мне тоже хотелось. Ребята в Воронеже уже к тому моменту ездили выступать в шоу в Китае. И я решил попробовать.
— Сколько вам было?
— 16. Мама сказала: «Езжай, пробуй, главное — пробуй». Прилетел я в Пекин, меня посадили смотреть шоу. Большая арена, скалы, вышки, трамплины — 3, 10, 15 и 23 м. Выглядело все очень эффектно, водные пушки, водные мотоциклы. Это был большой шок и… я ничего не понял. Снаружи это шоу, это зрелище, но как же все внутри устроено?
Заключительным прыжком был хайдайв с 23 м. Публика поднялась, все кричали, хлопали. Почувствовал адреналин и понял, что тоже так хочу. После этого меня вызвал босс — Олег Анатольевич Вышиванов. Он такой человек, что ему без разницы, откуда ты. Он просто живет этим. Ему нравится тренировать, помогать, чтобы человек разобрался в своей судьбе и начал прыгать. Если он видит у человека такое желание, он будет тренировать.
— И вы остались?
— Да. Сказал, что хочу с той самой вышки прыгать — тогда даже не успел понять, что там 23 метра, думал метров 12. Он сказал, что с 23 м прыгать рано, работать в шоу я начал на других снарядах. Так и пошло-поехало… Нужно было приспособиться, конечно, при этом риски высокие. Надо понимать, работать. Первый контракт у меня был на четыре месяца — я впечатлился, но не сильно хотел обратно возвращаться.
Тем не менее в Пекине проработал вот так сезонно четыре года. Через два года меня допустили на ту самую вышку. Я приехал на другую базу в Китае, с более теплым климатом. Там уже была не стандартная вышка, а башня с платформой. Собрал с 20 м программу.
— Как вы попали в Мировую серию? Туда же ведь нужно было отобраться?
— Раньше — да. Нужно было выиграть старт в Австралии. Потом правила поменялись, можно было написать заявку, приехать на соревнования и показать программу.
У нас получилось не так. Я поехал на соревнования в Швейцарии, занял шестое место и расстроился. Тренер сказал, что надо собрать программу для 27 м и я добавил в прыжки по сальто. После этого меня пригласили выступить на Кубке мира под эгидой FINA в Абу-Даби.
Согласно правилам для допуска нужно показать все свои прыжки. Даже сейчас я каждый новый прыжок должен показать на разминке, прежде чем вписать его в протокол. Там все случилось по-другому. Прыгнул сальто вперед и на входе меня сильно разорвало — ноги в шпагат. Когда тебя разрывает, надо расправиться, но я же был не профи, поэтому зажался. Мне выключило правую ногу, не мог на нее опираться. Оставалось четыре дня до соревнований и мне помог восстановиться один человек, который работал в Абу-Даби физиотерапевтом в футбольной команде. Мне стало лучше, но программу-то я не показал!
Организаторы пошли навстречу — сказали, что верят моему тренеру, так как он непроверенных людей не приводит. В итоге мне дали выступить, и все очень удивились уровню, потому что раньше никто не видел, как я прыгаю. А еще я отобрался на чемпионат мира в Будапеште. Потом пришло приглашение и на Мировую серию в Боснию. В первый день отпрыгал непонятно как, на второй засадил прыжок «ханд стенд» — до сих пор мало кто его прыгает — вышел в финал и попал в топ-3.
Сам не верил, что получился такой дебют.
— Многие говорят, что хайдайверы ничего не боятся. Хайдайверы обычно отвечают: «Мы как раз боимся, потому что иначе не выжить». Согласны с этим?
— Правильно люди говорят. Если ты не боишься, значит, у тебя проблемы с психикой. Кто-то боится собак, кто-то — спуститься с лестницы, кто-то — плавать. Когда ты боишься, осознаешь, что ты делаешь, твой организм говорит «стой», а ты преодолеваешь это. Адреналин, кайф, но риски тоже надо осознавать.
Я, например, тяжело подхожу к новым прыжкам, но если подхожу, то стараюсь делать что-то оригинальное.
— По жизни чего боитесь?
— Одиночества. Можно быть многократным олимпийским чемпионом, рок-звездой, миллионером, знаменитым ученым, но при этом остаться в одиночестве.
— У вас жена тоже прыгает. Боитесь за нее?
— Мы не выступали в этом году на чемпионате Европы, а она — да. У меня был большой стресс, было плохо. Понял, что никогда не хочу быть тренером. Никогда я в таком стрессе не был. Когда вместе участвуем в соревнованиях, там своя работа, следим по мере возможности, болеем, а тут … Как же я стрессанул!
— Чемпионат Европы вы пропустили, но Мировая серия допускает вас в нейтральном статусе.
— Это их принцип: спорт вне политики. Есть люди, которые тянут политику в спорт, и я не понимаю, зачем это делают, почему. Считаю, что спортсмены должны делать свою работу и на соревнованиях не должно быть политических высказываний.
— Хайдайверы больше спортсмены или все же шоумены?
— Спортсмены. Мы прокачиваем тело и мозг. У нас должна быть хорошая ментальная подготовка.
Понимаю, почему нас не допускают в олимпийскую программу, но, надеюсь, однажды это случится. Вид спорта у нас зрелищный. Особенно если смотреть вживую, потому что только тогда в полной мере осознаешь, насколько это круто.
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
