В ноябре 2009 года во время тренировочных спусков на санно-бобслейной трассе в немецком Кёнигсзее из-за ошибки технического персонала один российский экипаж «двоек» врезался в другой. Мужской — в женский. В результате пилот Ирина Скворцова получила тяжелейшие травмы, провела в больнице многие месяцы, перенесла десятки сложных операций. В тот момент мастеру спорта по легкой атлетике и бобслею шел лишь 22-й год.
О том, как Скворцова живет сегодня, поведала «Матч ТВ» она сама.
— Часто беспокоят вас журналисты в последнее время?
— Все реже, и это естественно — сколько уж времени прошло после аварии. Интерес падает, нормальная ситуация.
— Что изменилось в вашей жизни за минувшие год-два?
— Перестала ездить на лечение в Германию. Сначала из-за пандемии, затем из-за обстановки в мире. Других кардинальных изменений не произошло.
— Если бы не обстоятельства, продолжили бы делать в Германии операции, число которых перевалило за 80?
— Большинство из них были косметическим ремонтом тела, как я это называю. Была одна давняя проблема — инфекция в спине, сильно давила на мозги. В 2017-м с ней удалось справиться, осталась корректирующая хирургия. Думала продолжать, но когда поездки прервались, взглянула на ситуацию под другим углом. Такое тело, как было, уже не вернуть, эффект от каждой последующей операции все менее заметен. Стало жаль времени и денег, честно говоря, все-таки платила из своего кармана.
Очень благодарна Германии за дружбу и знакомства, которыми обзавелась за это время. Приезжала, оперировалась, потом мы с друзьями обязательно путешествовали. Ходили в горы, посещали замки, наведывались в соседние города и страны. В какой-то момент поймала себя на мысли, что эта часть поездок важнее, чем медицинская, операции отошли на второй план. При возможности выезжать, наверное, сделала бы еще две-три, а так пришлось закончить немножко раньше.
— Лечение не мешало походам в горы?
— Ничуть. При этом речь именно о пеших, а не автомобильных прогулках. Последнее, что планировала, — 7-километровый однодневный маршрут. Друг сказал: «Справишься». Но перелеты закрыли, все сорвалось, теперь этого очень не хватает.
— Осталось что-то от компенсации в 650 тысяч евро, которую выплатил вам за аварию Немецкий союз бобслея и скелетона?
— Да. В России эти деньги не тратила, только в Европе.
— Чем сейчас занимаетесь в плане работы?
— Напишите: нагло прожигаю жизнь. (Смеется.) Так будет правильнее, чем объяснять детали. Нахожусь, можно сказать, в свободном плавании.
— У вас два диплома о высшем образовании — спортивный и психологический, верно?
— Не совсем. Есть вузовский диплом специалиста по физической культуре, а из магистратуры по спортивной психологии я ушла. Отучилась, сдала госэкзамены, но диплом писать не стала.
— Почему?
— Еще когда поступала, знала, что не буду психологом, училась больше для себя. Хотела научится выстраивать общение с людьми. Необходимые знания получила, а писать магистерскую работу, признаюсь, было лень. Если бы не первое высшее образование, заставила бы себя получить «корочки», а так особого смысла в них не видела.
— Известная журналистка и бизнес-тренер Нина Зверева прочила вам карьеру коуча, специалиста по мотивации. Диплом психолога тут мог бы помочь.
— Знания важнее документа. Нина Витальевна действительно видела во мне мотивационного спикера, но тогда я этого не понимала. Была не готова, боялась, ну, какой, думаю, из меня коуч, что я могу дать людям? Робкие мысли на этот счет получали подтверждение лишь тогда, когда видела реакцию на мои костыли в труднодоступных туристических местах. Европейцы испытывали шок, спрашивали, как я туда добралась. Отвечала: «На своих четырех». И угадывала в их глазах: «Если она смогла, значит, и мы сможем».
Потом на смену Европе пришли поездки по России. Поднялась в горы на Красной Поляне, получила ту же обратную связь. Минувшей зимой с небольшой группой побывала на Байкале. Там было сложное препятствие: требовалось перелезть через огромный камень, не упав в воду и ничего себе не сломав. Трое сказали: «Нереально, мы туда не пойдем». Я и еще двое рискнули. В итоге не без помощи ребят справилась, и те, кто сначала отказался, пошли за нами вслед. Потом признались: «Ира, если бы не твой пример, не сунулись бы». В тот момент поняла, о чем говорила Нина Зверева.
— Лучший коучинг — делай как я?
— Именно. Мало сказать — нужно показать.
— Есть планы стартапа этой направленности?
— Озарение пришло относительно недавно. Наверное, эстонская кровь сказывается, могла бы и раньше додуматься. А так путешествовала и путешествовала, даже в мыслях не держала. Сейчас отматываю пленку, вспоминаю, как еще в Германии на меня реагировали новички из нашей компании: «Она же на костылях, как мы пойдем в горы?» Те, кто меня знал, смеялись: «Не переживайте, еще будете просить ее сбавить обороты». Так и выходило в итоге.
Всегда стараюсь выдерживать темп здоровых людей, замедляюсь лишь на очень крутых подъемах, все-таки рабочая только одна нога. Но это можно натренировать, если знать о поездке заранее. Ходить по ступенькам, по горкам в парках.
Одна знакомая, увидев такое, предложила организовать мотивационный тур: люди смотрели бы красоты природы, а я была бы гостем и примером преодоления. Именно на сложном, а не равнинном маршруте. Доносила бы простую мысль: главные препятствия не на местности, а в голове. Это может сработать, тем более что обожаю путешествия. Пока все на стадии идеи.
— Для вас преодолевать препятствия и вообще ходить — больно?
— Нет, если не поврежу ногу, как в прошлом году в Осетии. Рассчитывала выдержать неделю, но травмировалась на третий день, стало сложно передвигаться. Это не боль, я практически не чувствую правую ногу ниже колена. Опасность в том, что, если рана не заживет, наступят более тяжелые последствия. Бывает, что в кроссовку попадет буквально песчинка, поцарапает или натрет. Кожа на стопе нежная, пересаженная, ее легко повредить. Для обычных условий хватит пластыря, если же четыре часа идешь в гору и столько же назад, травма усугубляется, ткани разрушаются. А болевого сигнала нет, приходится контролировать все визуально.
Разные бывают нюансы, стараюсь перед каждой поездкой беречь ноги, особенно правую. Она функционирует процентов на 20, сгибается только за счет веса, поскольку отсутствуют две трети мышц. На уклонах левой ступаю — правую подтягиваю, нагрузка на руки, плечи, спину, поясницу. Спускаться легче, но там другое: важно не подвернуть стопу, которую не чувствую. Если не выбрать надежное место для следующего шага, незафиксированная нога поедет. А так за долю секунды включается все остальное, уже на автоматизме. На сложном рельефе правую ногу приходится подтягивать руками, тоже специфика.
— Как садитесь в машину?
— Так же. И в машину, и в ванну правую ногу втаскиваю руками, уже привыкла. Особенностей много, я только основные перечислила.
— Фантомные боли случаются?
— В привычном понимании — нет. Бывает, как у людей за тридцать, ха-ха, реакция на смену погоды или перепады давления в самолете. Тогда прямо крутит, больно. Но не фантомно. Если болит, значит, есть конкретная причина. Осматриваю ногу с зеркалом, слежу за температурой, как за признаком воспаления. По тупой боли понимаю — что-то происходит, начинаю искать источник. Иной раз не заметишь пустяк, мозольку, — разрастается до лечения с перевязками. Камушек, если наступить подошвой, почувствую, потому что кожные нервные окончания есть. Двигательных нет.
— При вашей любви к путешествиям костыли — расходник?
— Самих костылей хватает надолго, если только сама с ними что-то не сделаю. Те, что выдали немцы, покрасила у автомобильного мастера, пользовалась несколько лет, пока случайно не утопила в Ладоге. Купила новые, долговечные, под свой функционал. А вот накладки стираются быстро. В Москве — полгода, по брусчатке, камням, скалам, рыхлой земле намного меньше. Рекорд был в Красной Поляне — четыре дня, так что беру в путешествия три-четыре запасных пары. Есть еще домашние костыли, те попроще и подешевле.
— Путешествия это траты. Хватает доходов?
— Стараюсь распределять бюджет, чтобы хватало. Цены растут, осваиваю науку бережливости заново. В принципе всё впритык. Я неприхотлива в быту, основные расходы — бензин, техобслуживание машины два раза в год, продукты и кот Жора, а мейн-куны любят покушать. Получаю пенсию как инвалид второй группы, есть надбавки и разовые выплаты, откладываю часть на форс-мажор. Перед путешествиями экономлю, лишний раз не пойду в кафе или не куплю что-то средней нужности. Теорию шести рукопожатий тоже никто не отменял: люди отзывчивы, можно с чьей-то помощью найти варианты подешевле.
— Четыре и пять звезд мне ни к чему, три спокойные чистые звезды в самый раз. Гостиница нужна лишь для сна, в остальное время гуляю и активничаю, выжимаю максимум. Когда оказалась в Египте по горящей путевке, в отеле меня видели только на завтраках, все деньги спустила на экскурсии. Дай бог, если попутчицы приносили в номер что-то с ужина. На четыре дня вообще исчезла с радаров, зато увидела страну. Отсыпаться надо дома, а не в поездках.
— Вы были членом Общественной палаты РФ. Сами ушли или не позвали в следующий созыв?
— Состав палаты действует три года, потом кто-то остается, кто-то уходит. Для многих это трамплин, карьерный лифт, а я в политическую сферу никогда не рвалась. Вот о других неиспользованных возможностях жалею, в каких-то случаях надо было поступить иначе. Но жизнь сводилась к операциям, полезные советы воспринимала не всегда правильно. Назад не отмотаешь, что теперь говорить. Если представится новый шанс, буду осмотрительнее.
— За бобслеем и вообще за спортом следите?
— Честно говоря, нет. Не цепляет. Спорт для меня закончился в 2009-м, потом был только шлейф, отголоски. Олимпиады одним глазом посматривала, чтобы информировать тетю, она звонила из деревни, интересовалась нашими. Когда стали отстранять россиян, интерес вообще пропал.
— Вы рассказывали про встречу с немецким судьей, виновником аварии. Человек даже не извинился. А с Пашковым и Матюшко, экипажем боба, который в вас врезался, пересекались?
— Мы до аварии не слишком общались, разве что в школе пилотов, где нас обучалось пятеро. Потом приезжала на соревнования в Сигулду, увиделись. Показалось, ребятам было неловко, особенно Жене Пашкову, пилоту. Они тоже пострадавшая сторона, какие могут быть претензии? Сказала парням, что не считаю их виноватыми. «Я та же Ира, все нормально, повезло, что сами не травмировались». Поговорили, объяснились, разошлись.
— Вы не видите себя психологом. А их услугами пользуетесь после того, как ведомство Сергея Лаврова предоставило вам такого специалиста на первом этапе лечения?
— Мы с ним сдружились, точнее, с ней. Как к практикующему специалисту теперь обратиться не могу, но совета иногда спрашиваю. Она говорит: «Ты сама себе психолог, главное, вовремя тебя остановить. Начинаешь копаться в проблеме, приходишь к правильным выводам».
Были сеансы у еще одного специалиста во время учебы в институте, но в последние годы к психологам не обращалась. Включаю самоанализ, читаю профильную литературу, подписана на нескольких психологов в соцсетях. Если понадобится помощь, найду возможность получить.
— В какой-то момент, помню, сильно накрывало. Слышала вопрос «как дела?» и ревела, как Ниагара. Приехала в гости к знакомой, у нее муж — психиатр. Не успели поздороваться — из меня слезы водопадом. Только успокоилась, приходит муж с работы, спрашивает: «Как дела?» И все по новой.
Минут 15 не могла остановиться, потом сели с ним на кухне: «Что со мной? — говорю. — Крыша едет?» — «Нет, ты здорова. Просто внутри тебя пружина, которая иногда распрямляется». Была готова к худшему диагнозу, все-таки беседовала с серьезным врачом. Услышала другое и со временем научилась как-то справляться.
— В одном из ваших интервью мелькнуло словосочетание «эмоциональное дно». Далеки сейчас от этой точки?
— Чуть-чуть приподнялась, но не до конца. Хорошим толчком станут мотивационные туры, если удастся воплотить их в жизнь. Хобби соединится с работой, помогу хоть одному человеку — будет круто. Жаль, что пришла к этому лишь недавно. Чуть раньше бы, когда были другие возможности. Видимо, умными не рождаются, а становятся.
— Если строите планы, значит, не живете по принципу «здесь и сейчас», как когда-то.
— Есть разные «здесь и сейчас». Никогда не забываю, что в жизни может что-то оборваться в любой момент. Не откладываю на завтра то, что могу сделать сегодня. Появляется возможность — реализую. Но при этом не сжигаю за собой мосты, не трачу последнее, не гроблю машину. Помню про будущее, «гори все синим пламенем» — не про меня. «Ирка, поедешь прыгать с парашютом?» Легко, час на сборы. Однако мозгами понимаю: завтра тоже нужно жить. И планирую все так, чтобы не кусать потом локти.
— Есть человек, к которому вы можете обратиться в трудную минуту по любому поводу?
— Был в этом плане переломный момент. Каждую годовщину аварии, 23 ноября, накатывало и не отпускало, психологически давило. Доходило до алкоголя, что скрывать. Хотя не спивалась, конечно, — зависала морально на неделю или две. Веду как-то машину и чувствую: нужно выговориться. Просто посидеть, пообщаться с кем-то. У одной лучшей подруги дети, у второй дядя умер, постеснялась грузить их своими проблемами. Звонила другим, рыдала. Оплачу ужин, говорила, очень нужна живая душа. Слышала: «Давай позже, не могу, занята, не готова».
Тогда и дошло на практике: никому ты нахрен не сдалась со своими проблемами — ни близким, ни далеким. Как-то выкарабкалась. А позже две подруги, которым постеснялась звонить, как раз и дали втык. «Ирка, с ума сошла? В любое время приехали бы. Накроет в следующий раз — немедленно звони». С тех пор продолжаю общаться со многими, но этих двоих выделяю и ценю. Знаю, что не оставят ни в горе, ни в радости.
В бытовом плане кое-что умею сама, но есть и мужской пол, готовый помочь, зависит от проблемы. Брат, опять же, выручает. Кручусь, справляюсь. Живу!
P. S. Сегодня у Ирины Скворцовой день рождения. Поздравления от «Матч ТВ»!
- «Начнем сезон россиянами. Если этого не хватит — усилимся». Поговорили с новым главным тренером ЦСКА
- «Пасть порву, моргалы выколю: Алаев должен поставить себя в РПЛ именно так». Экс-генсек РФС — о переменах в нашем футболе
- Нужны ли в лыжных гонках призовые и от кого они должны поступать? Новая колонка Вероники Степановой
