Свои последние медали на Олимпийских играх и чемпионатах мира женская сборная России выигрывала с главным тренером Игорем Грудиным. В коллекции известного специалиста также весь комплект наград чемпионатов Европы — золото, серебро и бронза. Успешным была работа Грудина и на клубном уровне — вместе с самарским ВБМ-СГАУ (который позже стал московским ЦСКА) он выиграл все значимые в женском баскетболе турниры.
Карьеру Грудин завершил в 2009 году, не найдя себе новую команду. И с тех пор 78-летняя звезда российского тренерского цеха сражается со смертельной болезнью.
В интервью «Матч ТВ», которое стало для Игоря Александровича первым за долгие годы, он впервые рассказал о своем недуге и о том, как проходит лечение во Франции, которую он мечтает однажды покинуть, чтобы вернуться в Москву.
— Игорь Александрович, как в вашей тренерской карьере появилась Франция?
— Это произошло в 1995 году. Но для начала нужно рассказать предысторию. Женская сборная России провалилась на чемпионате Европы двумя годами ранее, никто не хотел заниматься командой. А тут тяжелейший отбор на чемпионат Европы, пропуск чемпионата мира. В общем, ситуация была безрадостной. Кто-то из тренеров работал в клубах или уехал за границу, а я с кадетками провел два европейских первенства, и федерация решила доверить мне женскую сборную. Видимо, назначили от безысходности (смеется).
Задачей было отобраться на Олимпийские игры, и мы ее выполнили — выиграли бронзовые медали чемпионата Европы. Не могу сказать, что тот турнир в Чехии стал для нас успешным, третьим местом я был недоволен.
— Почему?
— Состав у нас был неплохой, мы должны были становиться чемпионами! Но в полуфинале проиграли хорошей сборной Украины, которая и выиграла турнир. А после чемпионата Европы меня благополучно сняли с должности, команду в США повез Вадим Капранов. Он был заслуженным тренером с большим количеством достижений, поэтому и поехал на Олимпиаду, а я стал руководителем сборной, занимался организационными вопросами.
— А что с Францией?
— От различных российских клубов были предложения по работе, но как-то мне так мягко сказали: в случае моего назначения никакой поддержки у команды не будет, со стороны судейского корпуса тоже будет идти давление. Так я и остался без работы в России, а позже узнал, кто был этим человеком, который строил козни. Он мне таким образом всю жизнь испортил.
А во Франции после работы со сборной меня уже хорошо знали, пригласили работать. Я и поехал от безысходности. Тренировал несколько клубов, становился бронзовым призером чемпионата Франции, выиграл два Кубка Франции. Но финансовая ситуация тогда была сложной, у кого-то и вовсе денег не оставалось — команды разваливались.
Позже, в 2003-м, получил приглашение из Самары и с удовольствием согласился тренировать команду на Кубке мира. Кстати, до меня тренером был Капранов, у которого произошел конфликт с руководством.
— Интересный поворот судьбы.
— Да. Мы должны были играть на Кубке мира, и мне сказали, что попадание в четверку сильнейших будет отличным результатом. Но мы в итоге очень прилично провели турнир и выиграли его — в финале оказались сильнее победителя Евролиги УГМК, который усилился тремя американскими звездами. Можно сказать, что в финале мы победили сборную WNBA, потому что в составе екатеринбургского клуба играли несколько олимпийских чемпионок из США.
После этого успеха подписал полноценный контракт с ВБМ-СГАУ и провел там четыре прекрасных года. Выиграли все, что можно было: и Кубок мира, и Евролигу, и Мировую лигу, и чемпионат России! И главное, я старался привлекать в команду в основном российских баскетболисток, хотя при комплектовании состава были некоторые пожелания приглашать и американских девушек.
У нас была очень сильная команда, дважды подряд играли в финале Евролиги! Разыгрывающей была француженка Эдвиж Лоусон, также играли испанка Амайя Вальдеморо и бельгийка Энн Уотерс — это одни из сильнейших среди европейских игроков. И плюс наши Мария Степанова, Илона Корстин, Татьяна Щеголева, Ольга Артешина, Оксана Рахматулина…
Работали успешно, все было хорошо, а потом Самара решила перебираться в Москву — в итоге клуб переименовали в ЦСКА. И здесь снова объявился тот самый человек, фамилию которого не буду называть, и порекомендовал другого тренера. В итоге в 2009-м я стал спортивным директором женского ЦСКА, проработал на этой должности один год. А потом по болезни пришлось ехать во Францию на операцию. Так я там и застрял уже на 14 лет.
Конечно, были попытки вернуться в Россию работать, даже контракт подписал с одним из клубов, но потом мне сказали: «Ой, извините, не получается». Я понимал, откуда растут ноги. В России команду найти было нельзя, а во Франции 65 лет — пенсионный возраст, подписать контракт невозможно. Так я и завершил карьеру.
— Вот бы сегодня кто-то сказал тренерам в 65 лет, что все, он уже никому не нужен…
— Во Франции было так. Но я считаю, что это неправильно. Все, кроме политиков, которые решают судьбы миллионов людей и могут хоть до ста лет работать, отправляются после 65-ти отдыхать. Не только у тренеров так, но и у инженеров, рабочих, да у кого угодно. 65 лет? Все, проводы на пенсию, работать официально больше нельзя.
***
— С «доброжелателем» хоть раз общались? Пытались понять, какие им двигали мотивы?
— Я его знаю очень давно, по-разному складывалось. Не хочу говорить об этом, потому что это будут обвинения очень нелицеприятные. Для меня очевидно и понятно, в чем там дело. Тогда с этим было бесполезно бороться, для меня было унизительно отстаивать право быть тренером. Казалось бы, если тренер успешный профессионал, то за него должны бороться, а не наоборот.
Я, например, ни разу со сборной России ниже третьего места на турнирах не опускался: бронзовые, серебряные и золотые медали чемпионатов Европы, серебряный призер чемпионата мира, бронза Олимпийских игр! Хотя в 2008 году мы готовились к победе в Пекине, могли стать чемпионами. Конечно, победу никто не гарантировал, но такая мечта у нас была. И для меня лично та бронза стала разочарованием, команда способна была на большее.
Моя доля вины в таком результате есть, но были и определенные обстоятельства, объективные и не очень факторы, которые помешали занять первое место. Например, Ольга Артешина была беременна, Наталья Водопьянова получила травму и не успела восстановиться, а потеря двух таких сильных игроков на одной позиции была серьезной. Плюс ко всему, за месяц-полтора до старта олимпийского турнира в федерации решили отстранить меня от работы, собрали команду и обсуждали, что тренера надо убрать. Игроки в большинстве своем меня поддержали, но осадочек остался. С одной стороны, это сплотило команду, с другой — тоже повлияло на выступление. Конечно, сейчас уже поздно об этом говорить, так сложилась судьба.
— Как вы думаете, та бронза на Олимпиаде в Пекине надолго будет последней в истории российского женского баскетбола?
— Сейчас это сложно повторить. Конечно, осадок от того турнира остался неприятный. Обидно, особенно перед девчонками, что как-то недоработали мы, потому что все хотели выиграть ту Олимпиаду. Хотелось закончить карьеру со сборной не на такой минорной ноте.
Но я верю, что наша сборная вновь будет блистать на мировой арене, сможет снова выигрывать медали. К сожалению, пока этому мешают санкции. Хорошо, что в следующем году должны пройти Всемирные игры дружбы, где будет представлен баскетбол. Думаю, приедут серьезные сборные, тем более участвовать смогут все желающие.
— Бронза Олимпийских игр — самая дорогая награда?
— Да. Вот только медали у меня нет. Олимпийские игры — это единственное соревнование в мире, где так «уважают» тренеров, что медали не вручают. Только сертификат и значок.
— Возможно, тренерам стоит написать коллективное письмо в МОК, чтобы хотя бы главному тренеру вручали медаль? Это же большая память.
— Не знаю. Для меня это все дело прошлое, мне это уже неинтересно. Заострил на этом внимание, потому что это несправедливо. Да и сложно сделать дифференциацию такую. Одно дело — в командном виде. В баскетболе, волейболе, гандболе, водном поло, футболе роль тренера достаточно велика, и там всего два тренера — главный и помощник. А в индивидуальных видах спорта все по-другому: у каждого свой тренер, да еще и порой целая бригада помощников. Кому давать? Это получится целый мешок медалей (смеется).
— Как справлялись в женском коллективе? Сложно ли мужчине работать в такой команде?
— Для меня отношения были нормальные, открытых конфликтов не возникало. Я знал, что в каждом коллективе — не только в женском, но и в мужском — бывают очень сложные периоды. Были игроки, с которыми у некоторых тренеров не просто отношения тяжело складывались, они даже враждовали. Хотя и у меня за спиной были два-три игрока, которые критически воспринимали мои решения.
Энтузиазм был у всех, чтобы был результат. А то, чтобы в команде было справедливое отношение ко всем, не было каких-то там интриг… Я все-таки был абсолютно адекватен и ко всем относился ровно, зная, что кто-то не хотел бы меня видеть ни на посту тренера, ни вообще рядом, а кто-то боготворил. Относился ко всем хорошо. Считаю, что если мы заняли третье место вместо второго или первого, то это не из-за того, что это женский коллектив, какие-то интриги. Все были заряжены на результат, делали все возможное, чтобы выиграть.
— Результаты сами за себя говорят, раз после вас никто ничего не смог добиться на уровне чемпионатов мира, Олимпийских игр…
— После меня такая чехарда была! Женский коллектив не такой простой, и даже достойные тренеры не всегда смогут справиться с ним. Был случай с Борисом Соколовским, когда команда взбунтовалась и тренера хотели убрать по ходу чемпионата Европы. Но в итоге сборная выиграла этот чемпионат, потом на Олимпиаде выступила неплохо, став четвертой. А дальше уже пошло-поехало.
Но я хочу сказать, что сегодня у нас проблемы в мужском баскетболе, тогда как в женском дела очень неплохие. Есть ряд интересных и звездных игроков, и вокруг них можно очень хорошую команду делать. Тем более что в Европе на сегодняшний день уже несколько лет подряд наблюдается спад интереса к женскому баскетболу. Та же Франция неважно выглядит. Все «старушки» уже позаканчивали. Или Испания. Не просто так Бельгия стала чемпионом Европы. А ведь в этой стране всего два миллиона населения.
— Вы как раз работали в те годы, когда любое место кроме первого считалось не самым хорошим. Сегодня в том же футболе, как и в других видах спорта, нет понимания, к чему стремиться, когда нас вернут. Как вы думаете, как нынешнему тренерскому поколению справляться с этим неясным будущим? Как настраивать спортсменов?
— Смотрю баскетбол. Прошлый сезон Единой лиги ВТБ был потрясающий, серии плей-офф были очень интересными, а финал по уровню накала и интриги превосходил матчи Евролиги. Но в целом ситуация крайне сложная, особенно на уровне сборных. В клубах-то есть национальный чемпионат, возможность сыграть турнир пусть не в Европе, но в другом регионе. А на уровне сборных сложно мотивировать игроков, и они это понимают, что готовиться им не к чему.
Когда надо было выиграть чемпионаты Европы и мира, попасть на Олимпиаду и выступить там достойно — это был праздник. Сейчас всего этого спортсмены лишены несколько лет. И о допуске в командных видах спорта вообще нет речи. Разрешают выступать только в индивидуальных, да и то без флага и без гимна.
Мы воспитывали людей на патриотизме, что мы не просто так играем, не за премиальные, не за тетю Машу и дядю Пашу, а за Родину. А Родина — это гимн и флаг. А когда без всего этого, то получается, что у тебя лишь коммерческий турнир. Если есть спонсор, выступишь успешно, то получишь вознаграждения. И все.
Отсутствие флага и гимна очень большая потеря, потому что во время работы в сборной, когда исполнялся гимн, я видел у девчонок гусиную кожу, слезы на глазах. И когда на награждении объявлялись утром результаты в олимпийской деревне, все поздравляли и радовались. Это действительно семья, гордость за страну. Там все вспомнишь: и погибших, и живых, и дедушек, и бабушек, и всех остальных.
Однако несмотря на все сложности, нужно продолжать любить наш вид спорта, верить в хорошее и развивать его.
***
— Вы по-прежнему живете во Франции. Что за болезнь, из-за которой вы оказались вдали от родного дома?
— Со здоровьем у меня нехорошо — онкологическое заболевание. Началось это давно, в 2009 году перенес первую операцию, потом были рецидивы. В последний раз, когда все это открылось, было с большими метастазами. Болезнь очень сложная, и лечение такое же. Но я держусь.
Я бы с удовольствием вернулся в Россию, но ситуация такова, что стоит мне покинуть Францию, вернуться будет сложно, потому что придется заново начинать лечение, но уже дома. Идеальным вариантом, как это было многие годы до известной всем ситуации в мире, было приезжать в Москву на некоторое время, ходить на баскетбол, жить обычной жизнью, но вот так вот сложилось. Что ж, будем ждать теперь, когда все это закончится победой, а отношения в мире восстановятся.
У меня были предложения оформить французское гражданство, но я этого делать не стал. У меня ВНЖ на 10 лет, этого достаточно, а заморачиваться и получать другой паспорт я не захотел, потому что никогда не планировал оставаться жить во Франции так долго. Сюда хорошо приезжать отдохнуть, плюс здесь семья, внуки. Но сердце все же там, в Москве. Вот где мне хочется быть и жить.
— Когда вы узнали о своей болезни, был шок?
— Нет, шока не было. Где-то было даже предчувствие. А шок был в 2021 году, когда, казалось, было затишье в болезни, но в третий раз случился рецидив, метастазы обнаружились повсюду. Это было тяжело.
Я же до этого понимал, что, во-первых, сколько проживешь — столько и проживешь. А во-вторых, я верил в медицину и в то, что самому можно многое сделать. Если ты борешься с болезнью, то можно продолжать жить. А когда возникает такая ситуация, как сейчас, уже сложнее. Вроде бы, я обострение пережил, сейчас уже спокойнее. Беспокоит только то, что нет пока возможности приезжать в Москву.
— Какой у вас рак?
— Одна опухоль около почки, другая практически на печени, рядом. Дело в том, что там очень много метастаз и опухоли неоперабельные. Остается только лечение. Оно позволяет жить. Не сказать, что комфортно, но нормально.
— А врачи что говорят? Есть возможность выздороветь, полностью избавиться от болезни?
— Нет, это исключено. Здесь речь идет только о том, что при качественном лечении можно жить — и не год, и не два, а дольше. Конечно, по-разному бывает, у кого-то это месяцы, у кого-то только год. Мне уже 78 лет, поэтому чего сокрушаться? Есть внуки, которым 13 и 9 лет, поэтому все нормально.
— Есть ради кого жить…
— Конечно, есть! И внуки, и семья. В то же время хочется приехать в Россию, и чтобы мы отстояли свои права и жили нормально. А так, когда санкции от большей половины мира, когда душат нас — это, конечно, сложно.
***
— Если не секрет, в какую сумму обходится лечение? Сколько потратили за эти годы?
— Я не считаю. Хочу сказать, что здесь при наличии различной степени страховок (а у меня они все максимальные) основная часть покрывается. Поэтому нет такого катастрофического расхода. Ну и потом, деньги отложены вплоть до памятника, извините (смеется).
— Сотни тысяч евро?
— Конечно.
— Страховки же в Европе тоже не самое дешевое удовольствие…
— Да, это достаточно солидные суммы. Но ничего, я готов к этому.
— Пришлось ли продавать недвижимость в Москве для лечения?
— Нет. В Москве квартира есть. Там как раз проблема в другом: деньги есть, но платить ЖКХ пока технически не получается, так как нет сейчас коммуникации между банками.
А вот во Франции пришлось продать дом, осталась только квартира в Ницце. Я не расстраиваюсь. Дом при моем состоянии не нужен, невозможно ездить из квартиры за город, ухаживать за садом. Квартира же требует меньших забот, тем более в центре Ниццы есть море — через дорогу перешел и можно искупаться. Это достаточно комфортно, а в моем состоянии большего и не нужно.
— А дом у вас тоже в Ницце был?
— Нет, на Пиренеях. Это не какой-то там дворец, достаточно недорогой дом.
***
— Когда был самый край по здоровью, когда было очень плохо и не верили в лучшее?
— В 2021 году. В августе–ноябре каждый день был как подарок судьбы. Потом произошел резкий скачок в улучшении, и все стабилизировалось. Если опираться на проценты, то после этих четырех месяцев у меня все показатели улучшились на 30%. А дальше — ни больше, ни меньше. Иногда бывает отличное состояние, когда даже забываешь, что больно, а потом через день снова мучаешься. По-разному бывает, но жить можно и нужно.
— Физически эта боль ощутима? Или таблетки помогают?
— Здесь хорошие препараты, боль снимается начисто. Но в эти месяцы боль, конечно, была очень сильная. Потом уже сняли ее препаратами. Здесь не колют морфин, а дают таблетки. В начале нужно было по восемь таблеток через каждые три часа принимать, потом дозу сняли и теперь я три раза в день их принимаю, боль никакую не чувствую. Да, есть слабость, с дыханием тяжело. На ночь надеваю кислородную маску, есть препарат, который помогает дышать, контролирует дыхание. А так, гуляю, езжу на машине, плаваю, так что все нормально.
— Сегодня врачи как оценивают ваше состояние?
— Как стабильное. 10 ноября предстоит новое обследование. Оно будет глобальным, посмотрят, куда все идет, какие опухоли, есть ли какие-то изменения. Все эти метастазы будут видны.
— Поддержка семьи сильно помогает?
— Конечно. Поддержка и внимание важны. Рядом жена, дочь и ее муж всегда приезжают, внуки постоянно радуют.
***
— Лекарства, которые вы принимаете, отрицательно сказываются на здоровье?
— Естественно, все сказывается. Слабость, подташнивает, очень сильно чешется тело — это как раз-таки последствия принятия препаратов. Мне их надо до ноября принимать, потом будет врачебный консилиум, и вроде бы будет предусмотрен какой-то восстановительный период. Сеанс иммунотерапии будет прерываться.
Пока планируется, что сделаем перерыв где-то на полгода. Врачи говорят, что общее состояние должно быть намного лучше, потому что все это лечение с препаратами оказывает негативный эффект, тяжелое влияние на организм. Поэтому необходим перерыв. Но в любом случае надо контролировать, чтобы не проснулись все эти метастазы, опухоли не начали расти. С этим очень аккуратно нужно играть.
— А врачи смогли определить, откуда у вас эта зараза в организме?
— Сложно. В первую очередь, это не генетическое. Значит, образ жизни такой был: постоянные стрессы помимо естественных в тренерской работе, особенно на таком уровне. Еще хуже, когда добавлялись все эти интриги, когда ты видишь, что тебя глушат, и ты ничего не можешь сделать.
Я же был не один, это все на виду творилось. У нас есть общественная организация, исполком баскетбольной федерации. Все же когда виделись — улыбались, по плечу хлопали, а когда надо было где-то выступить, что-то сказать в поддержку, то практически никто этого не делал. Это тоже удручало.
Сейчас скажут: «О, Грудин, чего он там говорит? Он же сам ушел». До этого я уже знал, что мне в сборной готовится замена. Даже было стыдно говорить им: «Оставьте меня, я сейчас докажу, выиграю Олимпиаду». Но раз оказался не нужен, раз посчитали, что Грудин не годится для сборной, значит я освобождаю пост для других.
— Кто из бывших спортсменок, руководителей оказывает какую-либо помощь?
— Есть контакты и достаточно доброжелательные. Ну, а помощи мне никакой не нужно, я справляюсь сам. Никогда и не обращался. Когда были вопросы, то говорил, что все в порядке, что не нужна никакая помощь.
— Российская федерация баскетбола, ее президент Андрей Кириленко на связи с вам? В курсе ли они о вашей ситуации?
— Нет, не на связи. Мне кажется, что они даже не помнят и не знают, кто я такой.
— Вы же заслуженный тренер…
— Я сам не обращался, и оттуда никаких звонков не было. А Кириленко… В федерации генеральным секретарем работает Наталья Водопьянова, она была у меня в сборной на Олимпийских играх, но и с ней нет контактов.
Самое главное, что я сам ни к кому не обращался, ни у кого ничего не просил. Я самодостаточный человек, мне помощь не нужна. Конечно, куда приятнее было бы иметь какой-то контакт, участие дружеское, но этого нет. Я порой даже чувствую, что, может, такое отношение из-за того, что сегодня разговоры вроде «а вот эти вот сбежавшие». Но я-то никуда не сбегал, я уезжал в другую страну работать. А когда приглашали назад — приезжал и с удовольствием работал в России. А здесь-то я оказался практически от безысходности и из-за лечения. Вот и все.
***
— Сейчас можете назвать Францию вторым домом или все-таки Россия — она одна, в душе и навсегда?
— Да, страна и Родина — одна, и ее нельзя поменять. Во Франции кусочек моей жизни, в первую очередь потому, что здесь дочь, семья, внуки, жена рядом со мной. Здесь комфортные условия, особенно в Ницце. Замечательный климат, очень мягкий, жарко бывает очень редко, а зимой самая холодная температура около 10-12 градусов тепла, обычно же +15.
— Прекрасные условия.
— Ни гололедов, ни снега, ничего. В этом плане жить комфортно.
— То есть бутылочка вина на побережье или бокал молока и свежий багет?
— Да, но я не практикую (смеется). На побережье или на террасе сидишь — вот тебе и море. Когда позволяет состояние пойти искупаться, можно поплавать немного.
— Игорь Александрович, внуки русский язык знают? Или они уже все-таки французы?
— Разговариваю с ними на русском. Они знают французский, изучают английский, испанский.
— В курсе ли они, каких спортивных успехов добился их дедушка?
— Да, конечно. Им отец показал через интернет, нашел видеорепортажи матчей с Олимпиады, чемпионата мира. Особенно младший был в шоке: «Ой, а там дедушка» (смеется). Внуки это с большим воодушевлением восприняли, звонят постоянно: «Мы приедем, давай включай, баскетбол посмотрим». Они спортом интересуются, занимаются плаванием, другими видами, младший еще в шахматы играет.
— Родные вас за рулем не отговаривают ездить?
— Нет, все нормально. Врачи тоже говорят, что можно садиться за руль. Но если ситуация кризисная, то лезть не надо. Мы это обговаривали, что если чувствую себя неважно, то сразу стоп, и вызываю такси или водителя.
— Вы какой водитель: аккуратный или любите промчаться по побережью с ветерком?
— Вожу аккуратно. Здесь достаточно много камер контроля скорости. Первые годы я «гусарил», но это было ощутимо для бюджета — на штрафы за год порядка тысячи евро улетало. Поэтому сейчас я не могу себе позволить гонять по трассе, и еду аккуратно, без нарушений.
— Какая у вас машина?
— Внедорожники я не люблю, у меня обычный «Мерседес». Достаточно старая машина, 2008 года, но внешне она как новая. Езжу-то я мало, всего 100 000 км пробега за 15 лет. Ни разу не возникал вопрос ремонта или что автомобиль не заведется, он ухоженный, стоит в гараже.
***
— Во Франции сталкиваетесь с предрассудками, что вы из России?
— Пока нет. У меня замечательные отношения с теми людьми, с которыми общаюсь дома, на улице. Президент Федерации баскетбола Франции — мой друг, у нас очень хорошие и теплые отношения. И никто в баскетбольном французском мире никогда ничего не говорил плохого. Народ во Франции к русским относится хорошо. Не знаю, как будет дальше, но пока так.
— Никаких бюрократических проблем пока тоже не возникает в связи с русским паспортом?
— Пока нет. Но вот даже с тем же лечением, могут сказать: «У нас проблема, нет препарата». Но такого не происходит, отношение ко мне доброе как было, таким и осталось.
— То, что вы известный тренер, сказывается на отношении врачей?
— Может быть. Все же знают меня, даже порой говорят: «О, олимпийский чемпион!». Я всегда поправляю, что, к сожалению, не чемпион, а лишь призер. Многое зависит от самого человека. Когда ты приходишь не с претензиями, не с требованиями, а доброжелательно и улыбчиво, с благодарностью за то, что тебе оказывают услуги, это тоже имеет значение. Я видел человека, который ворчал, всем был недоволен, и это воспринималось докторами негативно.
— Вы когда от врачей выходите и слышите, что со здоровьем нет ухудшений, что в голове мелькает?
— Я благодарен, что это не само собой идет, а с их помощью. От себя, от семьи, от всех моих близких и друзей благодарен, что я есть, что я жив. И как на Олимпиаде каждый матч — борьба за медали, так и здесь каждые прожитые день и неделя — это борьба и надежда. Когда ты проходишь обследование и результаты такие, что как минимум нет ухудшений, то, конечно, энтузиазм добавляется, сразу хочется дальше жить, бороться.
Я смогу еще получать удовольствие от жизни и доставлять радость своим близким, что я не доставляю никому проблем. Плохо же, когда ты окажешься в состоянии, что ты лежишь и тебя все должны постоянно обслуживать. А когда ты сам в состоянии это делать и живешь как здоровый, то это благодарность и надежда, что это может продлиться еще какое-то время.
Очень надеюсь, что получится приехать в Москву, прийти в зал, посмотреть игры, встретиться с друзьями и с теми, кому я интересен. Да и просто пройтись по нашей столице. Москва сейчас настоящая красавица! В городе чистота, много делается для его развития. Я испытываю гордость и радость, что несмотря на такое тяжелое время мы живем и развиваемся.
Хотел бы выразить благодарность тем тренерам, у которых я учился: это и Евгений Яковлевич Гомельский, и, к сожалению, ныне покойные Вадим Павлович Капранов и Леонид Александрович Ячменев. Эти три тренера дали мне баскетбольную науку, показали, как надо относиться к делу. Они были профессионалами до мозга костей и внесли большой вклад в мою жизнь.
Источник: Матч ТВ
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
