Самый эмоциональный тренер российского спорта Евгений Трефилов в эксклюзивном интервью «Матч ТВ» рассказывает про допинг-контроль на Олимпиаде, а также объясняет, как выжить в Тольятти и поладить с женщинами. Прямая трансляция полуфинала олимпийского гандбольного турнира Россия — Норвегия — в 02:25 на канале «Матч! Игра» и на нашем сайте.
— Почти 95 процентов допинг-проб на Олимпиадах положительные, слышал? — начинает Трефилов, не дав мне сказать ни слова.
— Это у кого?
— У всех. Вот они сдали в 2008 году, 2012-м. И вот их теперь выдергивают. Можешь себе представить?
— Не могу.
— Все очень просто. Сейчас все достижения — на грани человеческих возможностей. Почти нет таких уников, как Усэйн Болт — не знаю, в пробирке он выращен или нет. Если люди бегут слабо, пытаются компенсировать свои недостатки.
В штанге взяли вес неимоверный, 430 кг. Полтонны за раз! Или вот забег на три тысячи метров с барьерами. Один светлый бежит в этом коллективе — и он третьим стал, америкос (представитель США Эван Джагер занял второе место в забеге — «Матч ТВ»). Сзади — два эфиопа (первым и третьим к финишу пришли кенийцы Консеслус Кипруто и Эзекиль Кембои, последний позже был лишен бронзовой медали за нарушение правил — «Матч ТВ»), и они как на велосипеде уехали от него! Кто первый бежал, руки поднял, мог спиной заканчивать дистанцию.
Но это особенности их организма, от них мы никуда не денемся. Остальные как-то должны повысить свою планочку. Как? Найдем. Далеко ходить не надо, есть ГДР и другие страны, которые поставили на спорт и разработали специальные институты. Сейчас наука в таком упадке, в таком загоне, что нормального психолога нигде не найдешь. Разбежались все.
— У вас есть в команде психолог?
— Был. Трефилов Евгений Васильевич. И остался.
— Перед Рио вы рассказывали, что ВАДА вашу команду «каждый день трясет» из-за допинга. Сейчас все так же?
— Вчера не взяли, а до этого всегда брали по три человека. Там как получается? Врач нашей команды вытаскивает из мешочка шары команды соперника — два игрока идут на пробы. А врач их команды вытаскивает наших.
Но это сейчас идет запланировано. А на следующий день по приезде — три, четыре, пять человек на тестах… Я узнавал в штабе: у российской команды взяли более трехсот проб. А всего в команде России где-то 270 человек. Вот и считай, по второму кругу пошли.
— В Олимпийской деревне вас все поддерживают?
— Смотрю я на эту общественность, и, по-моему, если бы наши вообще не приехали, и глазом бы никто не моргнул. Украинцы подошли сожаление выразить, узбеки, венгры. Венгр сказал круче всех: такой дурдом устраивать — идиотизм полный.
* * *
— У России шесть побед в шести матчах. Но после каждого вы недовольны.
— А чем я должен быть доволен? Вот с Анголой — ну надо немножко голову включать, лидерам нельзя так разбрасываться. Понимаю, каждый хочет забросить мяч, показаться самым лучшим игроком. Но я всегда говорю: если команда проиграла, ты в белом фраке не будешь. А если выиграла — вся в белом, незаляпанная. Вот и надо подчинять свои действия команде.
https://twitter.com/rushandball/status/764875005746376704— Водили команду в рыбный ресторан, как обещали?
— А он не рыбный. Но очень хороший: там в свое время президент наш откушал, премьер. Руководство мое искало такой, не я — господин Шишкарев (президент Федерации гандбола России Сергей Шишкарев — «Матч ТВ») решил сводить девушек. Питание там очень разнообразное, кстати, и сам ресторан немножко необычный. На отшибе, хозяин очень хорошо относится к русским.
— Лучше кормили, чем в Олимпийской деревне?
— Мы приехали к ним в гости и скажем, что на столе чего-то не хватает? Бразильцы так питаются. Но сегодня долго пытался найти лапшу с курицей. Нашел. А у меня бабушка говорила: когда что-то пересолено, повар в армянина влюбился. Так и здесь: такое соленое, пришлось перца полпачки высыпать, потом колбасы нарезать.
И салаты, конечно: все нарезано, сам должен готовить. Ну и мы русские, и нам не хватает первых блюд. Ни бульонов, ни супов… Я сейчас питаюсь одним фасолевым супом, вот тот похож как-то еще на суп. И гороховый такой же, но он слишком плотный, крутой, как каша. А нам тяжело без водички. Хотя я-то всеядный.
— На сборе в Сочи вы три раза в день отпускали своих игроков на пляж. Сколько раз в Рио?
— Здесь с этим похуже. Во-первых, температура сейчас высокая поднимается. С улицы в холод, такие высокие перепады — это не очень хорошо, организм не успевает приспосабливаться.
Во-вторых, сейчас уже страшно давать какую-то нагрузку. Можно удавить команду, лучше точно не будет. Мы 28-го числа приехали, а держать команду целый месяц на высоком уровне очень тяжело.
— В Рио сейчас небезопасно. В советские времена вы тоже выходили гулять в город только пятерками.
— Я и так девчатам не разрешаю сейчас за забор бегать. Зачем искать на один орган приключения? Пристанут потом, а мне отвечать. Хотя нет, отвечает-то у нас Олимпийский комитет.
— Самое дикое место кроме Бразилии, куда вас заносило?
— Поехали один раз на Мадейру, и нас покатили в горы. Красота неимоверная! Но там как, гора — и автобус в нишу идет. Стена такая, а внутри дорожка выщерблена, ямочка. Через водителя узнали: триста метров свободного падения, вниз туда, в океан. Все решили посмотреть — как ухнули! Автобус покачнулся, и все шарахнули обратно. Страшно.
Вдобавок у автобуса отказали тормоза. Водитель тормозной ресивер накачивает, давление надо было держать. Кончилось по-русски. Водитель говорит: все, ждем автобус. Говорю: ты что, ночь наступает, когда еще автобус доползет! Взяли кусок деревяшки, чопик, забили, проволокой прикрутили. Водитель на меня как на идиота смотрел. Так и не понял никто, как мы доехали.
* * *
— Главные воспоминания детства — Усть-Лабинск?
— Да я не усть-лабинский. В хуторе родился, до семи лет там был, а до пяти без штанов бегал — это в шутку говорю. Самое главное занятие — вот, видишь колесо (рядом стоит инвалидная коляска — «Матч ТВ»)? Камера снята, ободочек без спиц — палочку взять, и давай за ним!
Смеешься? А это правда. 50-е-60-е годы, послевоенные. Сейчас у нас к инвалидам одно отношение, а тогда что-то страшное было. Тележки эти были не такие мягкие, а шарикоподшипниковые, жесткие. Рычание на вокзалах стояло.
— Вам тяжело жилось?
— Очень. Можете себе представить: 60-80 рублей — самая большая зарплата, когда мы в Усть-Лабинске жили. А самая маленькая — 20 рублей. Родители у меня не главные инженеры. Талонная система была, меняли талоны на деньги, на продукты. Зато сейчас все кричат: «Так было здорово, так обалденно!»
— Вы правда работали комбайнером?
— Стоп, стоп. Вы не путайте комбайнера и помощника комбайнера. Комбайнер — это космонавт. А был период, когда и не было комбайнов. Шел трактор, а за ним жатка. И вот помощник комбайнера должен был сидеть на жатке и как на бульдозере сейчас, выше-ниже. А под конец нас пересадили на «Колос-4», первые наши комбайны. Смотрели с удивлением: термос такой стоял советский на три литра — кипяток до самой зимы держится.
— Но на мотоцикле вы точно ездили.
— Видишь вот? (Показывает на рот — «Матч ТВ»). Наткнулся, руль въехал в рот, и зубы тоже въехали. Я их потом подравнял, но со временем стали разваливаться все равно.
За рулем машины как-то заснул. Ехали с братом с Ростова, снег крупный пошел. А когда быстро катишь, эти снежинки на тебя валят, потихонечку в умиротворение приходишь — и засыпаешь. Страшно, когда глаза открываешь и думаешь: где я? Куча гравия, я нырнул, а оттуда «Нива» поднимается. Сломал «Ниву» «восьмеркой» напополам. Брат как спал, так и вылетел через окошко на капот.
— Чем заработали свои первые деньги?
— Несколько было таких первых — например, в институте на разгрузке селедки или еще чего-то. В другой раз гравий пытались разгрузить из открытого вагона, так дождь прошел, и гравий замерз к чертовой матери, прокляли все.
* * *
— Помните, как начали играть в гандбол?
— В десятом классе. Сидело нас на трибуне 30 человек, тренер называл состав — поехать должно было только 12. Волнение было. А сейчас за каждым человеком чуть ли не десять нянек ходит, упрашивают его, уговаривают. Я всегда говорю: «Вам должно повезти в этой жизни. К вам должен прийти неугомонный человек».
— К вам пришел?
— В 98-м году встретились с Владимиром Салмановичем Максимовым в Германии на мужчинах. Живем в одной комнате, а утром бежим по стадиону — я еще бегал тогда, да. Максимов говорит: «Давай круг на мужика». И знаешь, этот запал у него внутри мощный — везде он первый должен быть! На полшага вперед уйдешь, а он обогнать пытается.
Вот если такой человек в жизни попадается, это очень здорово. При этом Максимов мне говорил: «Ни одного человека, даже если он расстроил, я не добил до конца». Давал возможность выжить в другом месте игроку. Не видел я в Максимове кровожадности.
— Вы кровожаднее?
— Черт его знает. С экрана меня и крокодилом обзывают, и кем только не обзывают. Что я такого кричу? Вот все показывали мой кулак в матче с Анголой. Марина Судакова не забила, вот ей и показывал. Всего один жест, а мне говорят: «Ты что, хотел ее убить?» Да нет, я ей просто сказал: «Еще раз бросишь — получишь в ухо».
Или вот после игры привязались. Спрашивает журналист: «Как вам вратарь Анголы?» Ну дурной вопрос? Дурной. И мой ответ, тоже с юмором: «Собирался бы второй раз жениться, внимание на нее обратил бы». Или вот мне жалуются: «Вы сказали, что Ирине Близновой надо дать по одному месту». Конечно надо дать! Детям вбивали память через что? Через среднюю часть тела. Ира уже взрослая, но влепить все равно надо.
— Говорили, что с Близновой вы однажды чуть не подрались.
— Старшие дамы ее накрутили. В раздевалке шел жесткий разговор, по душам. Неправильно это все, сейчас это видишь — а тогда молодой, горячий.
— Кто следит за женским гандболом в России, помнит вас в первую очередь по «Ладе». В Тольятти вы попали еще в девяностые, каким тогда был город?
— В Тольятти жестко обходились, я старался не попадаться. Враги если бы у меня были, я бы за долги, которые накапливал при покупках игроков, давно повешен был бы вниз головой. Но нет, обещали только. Я считаю, людям жизнь дана одна. За деньги, за которые люди в Тольятти крутились, не стоило кого-то убивать. Можно было спокойно разобраться. А там столько в девяностые навалили…
Ты, кстати, знаешь, как они на Самару прут? Рубаху рвут: «Мы, тольяттинцы!» Говорю им: ребята, остановитесь, Самара — культурный центр, а вы автогород, и больше ни шиша.
Тольяттинцы простят, если я скажу? Четвертое общежитие у них есть, а я 31 декабря всегда ходил туда девушек поздравлять. Шампанское кончилось, конфеты кончились, подхожу к ларькам внутри. Покупаю, а сзади мужик, уже хорошо хваченный: «Чтоб этот ваш завод сгорел!» Я поворачиваюсь к нему: «Мужик, ты чего несешь? Если завод сгорит, мы друг у друга картошку будем воровать». Сколько я не ходил на завод, все раскрывши рот, но сейчас Тольятти опоздал лет на 10-12 с выпуском новых моделей. Так что я вспоминаю того мужика.
— Каким был завод при вас?
— Когда из Тольятти пошел запрос о наградах, меня вписали в список на имя губернатора Титова. Как сейчас помню, вместе с работниками горячего цеха — с женщинами именно. Когда пришел отказ, я удивился: ладно я, спортсмен, а женщины при чем? Горячий цех — где отливка и штамповка идет, самое пекло. Посмотри, в каком аду они работают! Пресс работает, и через наушники все слышно. А на лакокрасочном производстве же просто нельзя работать — и работают только женщины.
***
— Cборную вы тренируете с начала века — с перерывом на увольнение после Лондона-2012. По вашим словам, вас тогда, «слили единогласно» и отнеслись к вам «как к мусору».
— Сейчас у меня есть федерация, а тогда были конфликты. Из-за чего? Вот это веяние, освобожденные тренеры, это с футбола у нас пошло ведь? Я и говорил: от чего освобожденный, вы сразу скажите? От жизни, от зарплаты?
Два месяца работы в году — мало. Первые дни ты каждый раз осматриваешься, а уже надо работать.
— Мы недавно увидели, что такое неосвобожденный тренер в футболе.
— Есть у нас тренеры, которым и футбол можно доверить. Вообще я в футбол стараюсь не лезть — хотя читал вот, что Бердыев «Спартаку» отказал. Так вот я что хочу сказать: вы платите эти огромные деньги россиянам, пусть они в России останутся. А то эта наемность…
— Перед Лондоном вас винили в создании базового клуба для сборной. В футболе эта идея нужная?
— Нужная. Я бы сам сейчас хотел иметь базовый клуб. У меня остается огромная проблема — два центральных защитника. Работа в одном клубе позволила бы подработать защитников друг под друга. А собирать… Вот сейчас сборную Черчесов возглавил, и у него очень большие проблемы. Не взял этих двух орлов — это тоже палка о двух концах.
— Нужно было взять?
— Стоп. Откуда это взялось? Мы же сами их вырастили. Мы намеренно отвешивали, не контролировали… Они положили на тренеров плотно, прилетали на вертолетах на тренировки — и вот он, результат. Когда у человека зарплата таких размеров, он чувствует себя слишком вольно.
В 96-м году я тренировал молодежную сборную — Кареева и Полторацкая еще в школе учились. И там футбольная юношеская команда ехала в Израиль. Все с иголочки одеты, вели себя настолько вызывающе… Тренер и в столовой, и в зале себя вел так: «Что вы тут устроили, мы футболисты!» Хотел бы я посмотреть, где сейчас эти юноши.
***
— Главное отличие женской психологии от мужской?
— Карьеру буду заканчивать, спросишь. Все рассказывают: те же мышцы, та же кровь; но что-то там в башке есть. И знаешь, мужик всегда кичится своим здоровьем, влиянием на женщин — а ничего подобного. Не ты выбираешь, а нас с тобой выбирают, запомни это на всю жизнь.
Сейчас идет перестройка всего: посмотри, что на Западе происходит, женщина занимает лидирующее положение, они потихоньку выходят наверх. У нас в Советском союзе как получилось — женщины стали работать на дорогах, асфальт класть, в горячем цеху. А уж на Западе сейчас… Мужчина там лишен части работы, которую он должен выполнять. Мужчины еще хлебнут.
— Вы говорили, что больше всего не любите в своих игроках вранье и нескромность. Сталкивались с этим?
— Пытаются они меня надурить. Открыто им говорю: «Девчонки, когда вы придумываете способ меня надурить, — это все прошлое, я сам так тренера дурил! Придумаете новый — шляпу сниму». А выпячивание себя, эти похождения с удочками, палками… Селфи-палки, да. Скромный должен быть спортсмен. У великих советских спортсменов тоже были сбои в программе, все было — но и скромность была. У каждого человека дури — как у дурака махорки. Ну не выпячивай ее, и все.
— Кто-то из команды вас спрашивал: «Чего ж ты нас, когда надо было изнасиловать, пожалел?»
— Это Дарья Дмитриева, одна из моих любимых учениц. Каждый находит себе оправдание. В душе начинаешь себя казнить, а потом ночью лежишь и ищешь смягчающие обстоятельства. В Пекине так же началось. У меня выпали Кареева и Постнова — а это полкоманды. Что, жесткости тогда надо было добавить? Ну построй их по северокорейской схеме, начнут они поклоны мне до земли бить. Что-то поменяется?
— А вам не бьют?
— Братцы, задавайте девчонкам эти вопросы, тем, кто рядом с ними — массажистам, может. А то иным кажется, что я сейчас убью человека. Никогда такого не было.
— Последний раз, когда на вас обижались ваши игроки?
— Показательно было, на 60 лет. Позвонили практически все — кроме некоторых. Хотя я помню, еще когда им приходилось сопли вытирать.
— Однажды вы нехорошо обозвали Елену Поленову, и вам названивала ее мама. Сейчас мамы не жалуются?
— Сейчас дети по 15 лет занимаются, а я мам не знаю, не вижу. Я бы на их месте иногда интересовался своим ребенком. А то отдают девчонку в седьмом-восьмом классе, и она у меня до тех пор, пока замуж не выходит. А выходит — мужа надо гонять, чтоб он зарабатывал деньги, а не сидел на ее шее.
Но сейчас я меньше стараюсь в это влезать. Семейная жизнь — это их дело. Раньше влезал, а сейчас стал понимать чуть-чуть больше.
— Что?
— Меня в детстве ж кто-то прощал. Драли, но иногда прощали. Значит, и я должен.
— Последнее, от чего вы пришли в недоумение в сборной?
— Я же говорю: зачем Близнова, капитан команд, стремилась отличиться с конце четвертьфинала? Отработай свой, отдай из-под юбки две передачи, как я говорю — и уйди с запасом в пять мячей. А потом мне Ирина руками стеклоочиститель показывает. Ответил ей: «Ты мне приветы, что ли, посылаешь?»
Текст: Александр Муйжнек
Фото: Getty Images, globallookpress.com, Андрей Голованов и Серей Киврин, РИА Новости/Константин Чалабов
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
