В первый день весны фигуристы Софья Евдокимова и Егор Базин объявили, что их совместная карьера закончена. Причина тому — серьезные проблемы со здоровьем у Софьи, еще зимой она пережила операцию.
Танцоры с детства тренировались в родном Тольятти и смогли добиться успеха, представляя свой регион, а не топовые столичные школы. Успех на чемпионате России и два серебра Универсиады — тому подтверждение. Софья и Егор катались вместе с самого детства и хотели дальше, но весной Базину пришлось сменить партнершу, чтобы продолжить карьеру.
Спортивная судьба Евдокимовой долгое время была под вопросом, и сейчас фигуристка решилась на откровенное интервью.
Почему грыжу, с которой Софья жила восемь лет, удалили только этой зимой
Когда фигуристка поставила точку в спорте и отпустила многолетнего партнера
«Добиться того, чтобы всю спину заново лечили и вставили мне титановые диски-гвозди? В итоге я смирилась»
— Прошлый сезон стал для вас с Егором Базиным заключительным. Что помешало вашей паре показать свой максимум?
— В целом тот сезон получился провальным, и большую роль сыграло здоровье. Еще на сборах в Сочи в июне 2019-го меня как скрутило, так полгода и не отпускало. Я не могла нормально гнуться, поднимать ноги, работать корпусом. Только к китайскому этапу Гран-при удалось подойти в форме, и мы откатали очень хорошо. Почему за короткую программу судьи поставили низкие оценки — я не знаю. Такое бывает: не мы первые, не мы последние.
— Ваш последний старт — чемпионат России. Турнир, на котором за год до этого был прорыв (бронзовая медаль. — «Матч ТВ»), что символично. Вы тогда уже понимали, что впереди как минимум долгая пауза?
— Да, я знала, что надо лечиться, и это займет время. Настроения особого не было, и стартов на вторую часть сезона у нас и так не намечалось.
— Что за беда случилась со здоровьем, из-за которой пришлось делать операцию?
— Грыжа, с которой я жила восемь лет. Она постепенно росла, а больше года назад заметно увеличилась и придавила нервные окончания. Из-за этого начались сильные боли в спине, и лечение понадобилось именно кардинальное. Причем не только для спорта — для жизни. Я ведь часто не могла нормально встать с кровати, наклониться, еле садилась и еле вставала. Бывали ужасные случаи, когда я звонила тренеру и говорила, что не могу сегодня прийти на каток. В итоге последний сезон был очень болезненным — и в моральном, и в физическом плане.
— Если болезнь давно начала себя проявлять, почему не удалось ее пресечь на ранней стадии с минимальным воздействием на организм?
— Когда грыжа только появилась в мои 14 лет, ее закачивали. Потом периодически делали уколы и массаж, давали таблетки. Я даже была лучшей в группе по стоянию «лодочкой»: эта поза нужна для восстановления после курса лечения.
С возрастом я поняла, что после массажа легче не становится. Но врачи все равно не говорили об операции. А прошлым летом боль обострилась, и меня положили в больницу делать «блокаду». Врачи говорили, что я пролечусь, пройду курс массажа, отдохну пару дней, и все пройдет. Неделю я лежала в больнице в Москве. Вернулась домой, пошла на тренировки, и опять все заболело. Через пару недель я полетела на повторную «блокаду» боли: врач пускал ток к моим нервным окончаниям, чтобы они омертвились. Но не помогло: когда мне нажимали на спину, я не чувствовала ничего поверхностно, а боль осталась прежняя. Видимо, в спорте с серьезными нагрузками так не работает — зажатость мышц только все обостряет.
В январе, когда я освободилась от турнира, меня направили к замечательному нейрохирургу Дмитрию Николаевичу Дзукаеву. Он оперирует сложные грыжи. 14 февраля состоялась операция. Я лежала в одной палате с Аделиной Сотниковой, и она тоже является примером того, как спортсменов часто судят по картинке. Мы всегда такие веселые порхаем по льду, а за этим скрываются в итоге операции, вставные диски, шурупы… Еще Дмитрий Николаевич спросил, согласна ли я на имплант? Доктор мог определить, вставлять ли его, только во время операции, поэтому требовалось мое официальное согласие заранее. Я была в шоке. И кто-то говорит, что спорт — это здоровье.
— Какие прогнозы давал врач после операции по удалению грыжи?
— Изначально мне сказали, что восстановление занимает от трех месяцев до года. Как пойдет, ибо у всех организм разный. Если Аделина встала с кровати и могла ходить, сгибаться почти сразу после операции (у нее были проблемы в шейном отделе), то я — лишь на второй день. Многое зависит от того, что пациент делает дальше. На четвертый день меня отправили в спортзал, и я потихоньку начала делать зарядку, приседать, чувствовать ноги. В целом я две недели после операции очень осторожно передвигалась, чтобы с поясницей все стало хорошо.
Сейчас прошло почти восемь месяцев, и для обычной жизни я восстановилась. Но объективно понимаю, что серьезных нагрузок моя спина больше не выдержит. Боли хоть несущественные, но есть. Бывало, хорошо себя чувствую и перед сном думаю: вот завтра встану и пойду наверстывать, смогу хорошо кататься. А потом как зажмется спина, и что? Добиться того, чтобы всю спину заново лечили и вставили мне титановые диски-гвозди? В итоге я смирилась. Насколько хватило организма, пусть хоть так. Круто, что спорт был в моей жизни!
— То есть вы однозначно можете сказать, что завершили спортивную карьеру?
— Да. Каждый спортсмен, думаю, меня поймет. Когда случается травма и ты берешь паузу, тяжело в этом признаться. Поэтому ты долго оттягиваешь момент, чтобы сказать, что окончательно ставишь точку. В глубине души я еще в феврале все понимала. Но долго думала, и больно убедить себя в том, что мой спортивный путь закончен. Сейчас я уже на сто процентов могу сказать, что не вернусь на соревновательный лед. Я не хочу больше пытать свой организм.
— Вы с Егором Базиным объявили, что пара больше не существует, в первый день весны. А когда все на самом деле решилось?
— Разговоры о том, что делать дальше, начались еще в январе, но они были незначительные. Когда я съездила на консультацию к врачу и узнала, что будет операция, пошли уже серьезные беседы о том, что Егор, возможно, сменит партнершу. Я понимала, что в ближайшее время вряд ли смогу кататься, и правильнее — дать человеку шанс. Операцию сделали 14 февраля, в день всех влюбленных. Вскоре Егор приехал в больницу, тут уже слезы и объятия, мы откровенно обсудили ситуацию. Я все прекрасно осознавала, но не хотела ни во что верить. Состояние было: лишь бы отгородиться неприятных разговоров!
— Самое ценное для вас соревнование в карьере?
— Их будет четыре. Первенство России 2015 года среди юниоров, где мы стали третьими. Я тогда расплакалась, мандраж очень запомнился. Далее юниорский этап Гран-при в Мексике, где мы тоже завоевали бронзу. Затем чемпионаты России 2017 и 2018 годов. В сезон, когда мы катались под Ave Maria, медали не было, но такая сильная программа, что она даже ценнее! Я вообще больше не по результатам сужу, а по эмоциональному накалу, сколько счастья это все принесло.
«Мы единственные из того потока, кто прошел такой долгий путь вдвоем. Почти 15 лет вместе»
— Вернемся к началу вашего пути в спорте. Как и когда вы увлеклись фигурным катанием?
— Лет в пять у меня болели ноги, и родители ответили на занятия по танцам — обычным, на паркете. Мне не нравилось, и тогда решили попробовать массовое катание. Сначала я ходила на вечерние тренировки несколько раз в неделю, затем пошла в группу одиночного катания.
— Вы с Егором вместе много лет. То есть очень рано решили перейти в танцы?
— Мне было восемь лет. Олег Иванович Судаков набирал новую группу малышей, чтобы сразу формировать из них пары и растить. Тренер заметил, что мы с Егором, который тоже был в том наборе, подходим друг другу, и поставил в пару. Примерно две недели всех новеньких смотрели и оставили перспективных. Если у тебя рано складывается с партнером, почему бы и нет? Кто-то не докатывался вместе, бросал спорт, другие позже находили партнеров. Мы единственные из того потока, кто прошел такой долгий путь вдвоем. Почти 15 лет вместе: 21 апреля должны были отметить юбилей, но пару месяцев не дотянули.
— Кто из танцоров вам нравился в детстве?
— Тесса Виртью и Скотт Мойр. Когда они выиграли свою первую Олимпиаду десять лет назад, это было так круто. Еще нравились Елена Ильиных с Никитой Кацалаповым. Помню, я была совсем маленькой и увидела их вживую на Спартакиаде. Подумала: «Ого, как красиво катаются!».
— В танцах на льду самые красивые элементы. Для вас есть какие-то эталонные поддержки в истории этого вида? Например, «гусь» тех же Тессы и Скотта?
— Кстати, у нас в группе многие пытались повторить эту поддержку на впечатлении от Олимпийских Игр. Егор пробовал с одним мальчиком, вставал ему на ногу. Потом ребята с девочками начали учить. Мы маленькие были, и больше ради интереса подражали кумирам. Стабильно пробовали «гуся» в конце сезона, когда есть время на эксперименты, и ты в творческом поиске. После трех лет попыток у нас с Егором получилась эта поддержка. Конечно, она очень нравилась, но для соревнований ее так и не довели до идеала.
— Каковы условия для занятий в вашем родном Тольятти? Кажется, преимущество региональных фигуристов над теми, кто в Москве и Петербурге, в том, что нет конкуренции за лед и борьбы между тренерскими школами.
— Верно, ажиотажа с тренерами и спортсменами нет, льда всем хватает. У нас несколько катков для спорта, не считая многочисленных для массового катания. Есть отдельные для хоккеистов и отдельные для фигуристов. 12 лет мы занимались на одном льду, а три года назад построили каток «Труд». Условия идеальные: зал, тренажеры, бассейн, льда всегда много. Плюс все близко, ибо Тольятти маленький город относительно Москвы. Мне от дома до катка 15 минут пешком.
— Еще один известный фигурист из Тольятти — Андрей Лазукин. Вы поддерживаете связь?
— В детстве мы с Андреем не пересекались. Общаться начали, когда он переехал в Питер. Встречались на соревнованиях и говорили: «Тольятти, привет!». Потом он на Новый год приезжал на родину, мы отмечали в компании.
— На историческом для вашей пары ЧР-2018 вы завоевали медаль. Прекрасно откатали обе программы и стали ждать итога. Что творилось в душе, когда выступали соперники и вы понимали: сейчас решается ваша судьба на главную часть сезона?
— Я не видела, как катались Тиффани с Джоном. Была в холле, затем поднялась на трибуну, где сидели Бетина Попова и Сережа Мозгов. Смотрю на экран, там уже показывают лица ребят, и по их выражению я вижу, что у них что-то случилось. Как потом выяснилось, у Тиффани развязался шнурок. Потом я смотрю оценки, но не сразу понимаю, кто на каком месте. Серега берет меня за руку и говорит: «Ну что, Соня, на Европу, похоже, едешь?». У меня был шок и первая мысль: сколько еще предстоит работы перед ЧЕ! Затем мы увиделись с Егором, обнялись, оба слегка не в себе от счастья. Спустились к тренеру, и вскоре я побежала к родителям на трибуну, они специально приехали болеть за нас. Это было круто.
— Татьяна Тарасова во время комментирования чемпионата сделала замечание, что у вас повторяется поддержка в короткой и произвольной программах. Согласны ли с критикой?
— Еще три года назад в произвольной под Ave Maria у нас была такая низкая поддержка, мы ее делали по прямой. В сезоне 2017-18 тренер решил вставить готовый элемент в танго (короткую программу). Затем мы выполнили его в произвольной, где я спиной опираюсь на Егора, но по дуге. Да, поддержки в чем-то схожи: первая по прямой, вторая по дуге. Но смотрелись они совершенно по-разному, поэтому я не вижу повода для критики.
«Большинство людей взрослеют к 25-ти. А мы, спортсмены — лет в 14»
— Когда мы договаривались об интервью, вы сказали, что сейчас максимально абстрагируетесь от фигурного катания. Я так понимаю, сердце болит?
— В апреле–мае я читала все публикации, смотрела записи прокатов и плакала. Друзья советовали отписаться от всех новостей, но я не могла. Потом все же решила закончить себя мучить. Тем не менее я приехала на контрольные прокаты в Москву. Меня многие спрашивали: «Ты любишь издеваться над собой?». А я знала, что Егору важна моя поддержка. Я рыдала, когда сидела на трибуне и видела лед, Егора с новой партнершей. Смотрела все вживую и представляла, как будто это не со мной сейчас происходит.
Тот приезд стал самым эмоциональным из всех моих в Москву. Я и смеялась, и плакала. Очень тяжело. Поглядела я и решила, что на этом мой путь слежения за фигурным катанием закончен. Смотреть, где какие турниры, кого куда распределили, кто как выступил и почему не победил… Я буду только грустить и переживать.
— Сейчас пробуете себя как хореограф-постановщик, верно?
— Да, я ставлю программы одиночникам, занимаюсь с ними скольжением, провожу разовые мастер-классы. Почти каждый день выхожу на лед и работаю по несколько часов. Мне комфортно в таком ритме, хоть и устаю, конечно. Но физических нагрузок, как в спорте, нет, и времени на слезы не остается. Я почти восстановилась морально и физически.
— Вы вернулись на лед, едва открылись катки после пандемии?
— Позже. Я все не могла собраться с мыслями. Первое время после операции просыпалась и не знала, ради чего вставать, зачем жить дальше. Ничего не хотелось делать — только спать. Это как разбитая любовь: ты сидишь у себя в комнате, плачешь, ешь, спишь и смотришь фильмы. Так я провела карантин. В июле начала ходить на каток пару раз в неделю. А в августе поняла, что нельзя столько времени пребывать в депрессии — пора заняться делом.
— А вы думали переключиться на какую-то совершенно иную сферу, освоить новую профессию, не связанную со спортом?
— Я очень люблю постановки — придумывать что-то новое, ставить сюжет танца и скольжение, отрабатывать руки и корпус. Особенно здорово, когда ты учишь, и фигурист это исполняет. Раньше я так глубоко не анализировала процесс, мало обращала внимание на взгляды, детали, повороты головы. А сейчас мне безумно интересно то, что я практикую. Поэтому не рассматриваю что-то глобально другое.
— Давайте перечислим все прекрасное, что дал вам спорт?
— Яркие эмоции, знания, путешествия, знакомства, идею для будущей профессии. Одна из моих лучших подруг — Женя Косыгина, бывшая фигуристка, ныне художник по костюмам. Еще я дружу с Лизой Туктамышевой, Бетиной Поповой, Антоном Кордейру (парник, выступает за Хорватию. — «Матч ТВ»), Линой Федоровой, Владой Лабунской (ранее работала в ФФККР. — «Матч ТВ»). С кем-то я сейчас больше общаюсь, с кем-то меньше, но очень дорожу отношениями с каждым из этих людей. А еще спорт научил мудрости. Большинство людей взрослеют годам к 25-ти, когда вуз закончили и освоились на работе. А мы, спортсмены, взрослеем лет в 14 — когда начинаем ездить по взрослым турнирам, собираем вещи и документы, ставим цель «выиграть!», трудимся на тренировках ради результата.
— Спасибо за откровенный разговор, за то, что открыли душу.
— Хочется добавить как раз на эту тему. Конечно, каждый сам себе на уме, но я призываю задуматься людей, которые пишут комментарии в соцсетях, оскорбляют. Многие маленькие спортсмены ведь смотрят, как о них отзываются зрители. А некоторые взрослые люди пишут такие отвратительные вещи, после чего у маленького человечка ломается психика: он начинает думать, что ни на что не способен и вообще недостоин хорошего.
Зрителю кажется, что фигуристы такие красивые порхают в нарядах, и все так легко. Знали бы, какие жертвы стоят за минутным успехом! Я понимаю, есть нормальная критика, а есть сумасшедшие люди, которые, например, разделились после Олимпиады на поклонников Загитовой и Медведевой. Они ведь юные девушки, и столько всего плохого было сказано про обеих. Хочется спросить: что вам чужой человек плохое сделал, что вы его гнобите?
Я уже давно ничего не читаю о себе. Мама моя читает и говорит, что находит много позитивных отзывов. Но я все равно не хочу заходить на форумы, ибо помню колкости в свой адрес даже после операции. Один человек удивлялся, как у меня — не прыгающей фигуристки — могла появиться грыжа в спине. Знаю, меня сейчас кто-то сравнивает с Лизой Худайбердиевой, типа «хорошо, что Базин ушел». Это все больная тема. Хочется призвать людей, которые считают нормальным обижать другого человека, никак ему не навредившего, — подумать о душе.
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
