Егор Мехонцев в 2012 году был единственным боксером из России, который выиграл олимпийское золото, в 2013-м ушел в профессионалы (статистика за три года: 12 побед, 1 ничья), а сейчас в интервью «Матч ТВ» комментирует неудачное выступление профи в Рио, непонятную систему отбора на Олимпиаду и слова Александра Лебзяка про «пассажиров».
Четыре года назад. Егор Мехонцев после победы на Олимпиаде.
— В 2013 году — через год после победы на Олимпиаде — вы ушли из любительского бокса. Это решение было связано с изменением системы отбора на Олимпиаду?
— Было как. Через какое-то время после Олимпиады в Лондоне мне и другим ребятам из сборной принесли на подпись контракты с APB (AIBA Pro Boxing). Контракт был на английском, который я на тот момент совсем слабо знал, поэтому подписывать его сразу я отказался. Разобравшись, я понял, что по этому контракту я подпишусь, по сути, на профессиональные бои: по 8–12 раундов. При этом мне как олимпийскому чемпиону полагался самый большой бонус за подписание примерно в 30 000 швейцарских франков (франк более-менее равен доллару) и гонорары за бои: я бы назвал их, если бы помнил. Но они были довольно скромные. Я в тот момент не понял, почему федерация любительского бокса России привозит мне на подписание, по сути, профессиональный контракт с проставленными суммами и ждет, что я подпишу этот контракт. Безо всяких претензий, но это бизнес, это всегда торговля — и что делать, если я хочу условно 32 500 за подписание контракта, а за меня уже договорились на 30 000? По-моему, для спортсмена, который хочет уйти в профессионалы, логично самому договариваться о сумме своего контракта. Это один момент.
Второй: уже тогда стало понятно, что с лицензиями на игры в Рио будет слегка запутанная история, потому что выиграть их можно будет несколькими способами — на чемпионате мира, по рейтингу APB и по рейтингу WSB. То есть не было гарантий, как прежде, что если ты удачно выступаешь на чемпионате мира, то стопроцентно получишь лицензию.
— Возможен какой-то блат при отборе на Олимпиаду?
— О, вы из меня какую-то скандальную информацию вытягиваете? У меня ее нет. Я могу говорить только о своем опыте. В моем случае была понятная система отбора: прошел до 1/8 финала на чемпионате мира — получаешь лицензию на Олимпиаду. Я на одном ЧМ был третьим, на другом первым — и знал, что моя лицензия со мной. Как сейчас, я не знаю, не посвящен. Просто думаю, что на боксеров тоже не очень хорошо влияет ситуация, когда скоро Олимпиада, а ты не знаешь — едешь на нее или нет. Много нервов съедает. А я перед своей Олимпиадой мог спокойно к ней готовиться, меня ничто лишнее не отвлекало.
— Как вы относитесь к словам Александра Лебзяка про «туристов» и «пассажиров» в составе сборной?
— При всем уважении к Александру Борисовичу Лебзяку — мне неприятно слышать такое про своих товарищей. Я ведь многих ребят из этой сборной знаю. И знаю, что они не лодыри и не пассажиры.
— Вы не считаете, что этими словами про вылетевших с турнира Лебзяк пытается подхлестнуть тех, кто не вылетел?
— Какой бы ни была цель — я не считаю, что это правильно. Просто понимаете, в чем проблема. Я трижды был на чемпионатах мира, а потом приехал на Олимпиаду. И вроде все те же участники, все так же, но при этом психологически все по-другому. На Олимпиаде на тебя идет огромное давление — и усиливать это давление на месте тренера я бы не стал. Хорошо, если человек пофигист: что-то неприятное сказали на всю страну, а он забыл и спокойно работает дальше. Но большинство копаются в себе, отсюда появляются сомнения, неуверенность и так далее.
— Если оставшиеся пять боксеров дойдут до медалей — измените свое мнение?
— Не изменю. Скажу честно: меня задело именно то, что это было сказано публично. Можно было сказать лично — и этим ограничиться. Я знаю Лебзяка, ничего плохого про него не скажу. Он великий боксер, я рос на его боях и видел его своим примером. Просто сейчас мне жаль, что Борисыч так сказал.
— Считаете, что в российском боксе кризис?
— Нет. Ну да, четверо проиграли, но пятеро-то остались. Это значит, что пять шансов на медаль у нас есть. Не знаю, зачем нужно поднимать эту панику. Поспокойнее надо.
— Был момент, когда вы пожалели о том, что ушли в профессионалы?
— Вообще я сейчас смотрю Олимпийские игры и радуюсь за ребят, которые там. Большинство людей видят боксеров-любителей раз в четыре года — и мало кто задумывается, что стоит за этим. Ты 9 из 12 месяцев до Олимпиады проводишь на сборах, а не дома. Если год не олимпийский, то 7–8 месяцев. Ты должен выигрывать бои, турниры, матчевые встречи, готовиться к ним, ездить и пахать. И постоянно нужно показывать, что именно ты лучший кандидат на поездку. Помню, что я шесть-семь лет перед Олимпиадой вел дневники самоконтроля и самоанализа. Ежедневно. Записывал туда, что делал на тренировке. Если шел в баню — писал, что ходил в баню. Если допустил где-то ошибку в спарринге — записывал. Первое, что я сделал, победив на Олимпиаде: сжег эти дневники. Это не прикол, я правда так сделал. Для меня они были символом всего груза, который на мне лежал эти шесть лет. Это реально был такой нервяк — вы не представляете. Дневник, кстати, я вести продолжил и до сих пор веду. Это уже привычка, ее из меня не вытравить.
— Вы уже три года без зарплаты от Минспорта, вам теперь не оплачивают сборы. Ваш заработок в профи сопоставим с теми деньгами, которые вы получали бы, оставшись в любителях?
— Конкретных цифр не назову. Конечно, многое изменилось: да, мне сборы никто не оплачивает и зарплаты нет. Но я так скажу: менять все трудно, люди боятся это делать. Но я рад тому, что есть сейчас. Семью вижу намного чаще. Если бы я не ушел в профессионалы, то жена и двое детей меня не видели бы вообще. А дочка сейчас подходит и спрашивает, каким цветом жирафа разрисовать. И я ей говорю: желтым и коричневым.
— Довольны тем, как складывается ваша профессиональная карьера? Прошло три года — и ваши бои по-прежнему не показывают на телевидении в США.
— Когда я подписывал контракт, мне никто не обещал ничего сказочного и никаких супергонораров. Так что тут нет никакого обмана. Я знал, что будут трудности. Но у меня и в любителях они были. Мне надо было пройти через них тогда и мне надо пройти через них сейчас.
— Но вы олимпийский чемпион. Это не пропуск на телевидение в США?
— Я олимпийский чемпион, но не американец. На английском говорю, но пока недостаточно для того, чтобы давать интервью, например. Это влияет. Тут нужно время.
— На прошлой неделе вы впервые не выиграли профессиональный бой. Почему получилась ничья?
— Сам не понял. Мне мой угол говорил: «Ты ведешь бой! Осторожнее, не старайся его нокаутировать, не заряжайся, потому что можешь нарваться». Мне казалось, что я выигрываю по очкам. Когда кончился бой, я не сомневался, что мне поднимут руку. Один судья дал победу мне, двое поставили ничью. Я удивился, но никаких протестов тут быть не может. Судьи смотрели бой со стороны — и они тут принимают решения. Плакать, что у меня победу забрали, я не буду.
— На Олимпиаде выступали два профессионала: у одного статистика 17 побед и 1 поражение, у другого 34–2. Почему они оба быстро вылетели?
— Я могу только предположить, с какими трудностями они столкнулись. На Олимпиаде совершенно иной темп боя — рваный. Они привыкли боксировать 8–12 трехминутных раунда. А тут три по три минуты. Это вообще другой бокс. Сблизился — быстро накидал серию ударов — отскочил. Человеку, который дрался по профессионалам и участвует в любительском турнире, будет трудно к этому приспособиться. Только начал бой нащупывать, а время уже ушло.
Текст: Александр Лютиков
Фото: РИА Новости/Владимир Баранов
