На Олимпиаду в Токио от сайта «Матч ТВ» ездили четыре человека: три корреспондента Михаил Кузнецов, Сергей Лисин и Павел Лысенков, а также фотограф Дмитрий Челяпин. Своими наблюдениями и впечатлениями от Игр мы, пишущие журналисты, делились в репортажах и интервью, а Дмитрий — через свои снимки. Немного отдышавшись от Олимпиады, Кузнецов связался с Челяпиным, чтобы поговорить об его ощущениях от Токио-2020.
— Это была твоя вторая поездка в Токио. Какой была первая?
— Я приезжал в Токио в 2019 году на чемпионат мира по дзюдо. Там было все немного по-другому, даже тяжелее чем сейчас, потому что я был один. Существовала только работа. Утром идешь завтракать, а потом тебе нужно быстро добежать до арены «Иппон Будокан», занять там место, чтобы был допуск к ковру. Снимаешь до 8-9 вечера, бежишь в отель, перекусив по дороге или купив еду с собой в магазине, и сбрасываешь фотографии в Москву. Закончив, ложишься спать. И так каждый день. У меня был один день после чемпионата, когда я смог выйти в город, зайти в местные кафешки перекусить, посмотреть Токио. Плюсом было то, что еще не грянула пандемия. Все ходили без масок. Но основное время было посвящено соревнованиям.
— У тебя особенное отношение с дзюдо. Как ты в нем оказался?
— В дзюдо я пришел поздно — в 15 лет. Тогда занимался музыкой. В конце концов, руководитель нашего оркестра сказал: «Дима, ты должен решить вопрос: ты в музыке или в борьбе?» Я ответил, что, скорее всего, уйду в дзюдо. Он понял мой выбор и не препятствовал. Когда я начал заниматься в дзюдо, то мои ровесники уже становились чемпионами города и области. Поэтому было тяжело, но я еще на 12 лет остался в спорте.
— Какие были успехи?
— Был призером чемпионата Центрального совета профсоюзов по самбо и по дзюдо. В то время это был норматив кандидата в мастера спорта СССР. Получил удостоверения КМС. А потом вышло так, что организм не был готов к таким сильным нагрузкам. Все-таки до дзюдо было 7 лет музыки. Накрыли травмы. После молодежки один раз выступил на взрослых соревнованиях, выиграл их, но уже с травмой. Затем на серьезном уровне практически не выступал. По 1-2 турнира за год — за институт или еще за кого-нибудь.
— Но любовь к дзюдо осталась до сих пор?
— Да, конечно. Там и знакомых осталось очень много. Когда сижу у угла ковра и снимаю его, то получаю практически такой же адреналин, как будто бы я борюсь.
— Первые дни на Олимпиаде мы все вместе планировали, что вечером ты поедешь на дзюдо. Но в начале Игр никто из наших спортсменов до вечерних медальных разборок не добирался. В итоге ты ехал на какие-то другие соревнования. Что ты чувствовал в тот момент? У тебя не было ломки, что где-то совсем рядом проходит очень важный турнир в твоем любимом виде спорта, а ты не можешь на него попасть?
— Когда мимо «Будокана» проезжал, то были мысли: «Е-мое! У нас тут дзюдо проходит, а мне надо в другое место». Однако я понимал, что мы приехали на Олимпийские игры, где много видов спорта, а не только дзюдо. Знал, что потенциально у нас впереди будут медали, и я, скорее всего, туда попаду. Поэтому сильной ломки не было. Чувствовал досаду, что не взяли медаль, что не вышли в вечернюю сессию. Только такое ощущение.
— В результате первым дзюдоистом, а точнее дзюдоисткой, которую ты снимал на Олимпиаде, стала Мадина Таймазова. Испытал восторг?
— Да! Мы знакомы с ее тренером — Михаилом Рахлиным. Разговаривали с ним до Олимпиады. Он сетовал, что на Игры едет только одна его ученица. Я говорю: «Зато она медаль может взять! Она у тебя боец». Михаил ответил, что, скорее всего, так оно и будет. Как мы видели, так оно и получилось. Все узнали, что она боец, который даст сто очков вперед другим мужчинам. С такими травмами, с таким судейством, с такой борьбой взять бронзу! Для нее эта медаль — золотая. В сборной вырос боец, которого будут бояться на следующей Олимпиаде.
— Согласен ли ты с Мадиной, что в полуфинале против японки был судейский произвол?
— Во-первых, Мадина уже извинилась перед сообществом дзюдо, потому что не имела права критиковать судей. Это мы — журналисты, фотографы, болельщики — можем говорить, что было что-то не так. Но, знаешь, это сейчас есть видеопросмотры, а раньше в Советское время судья на ковре мог решить вообще все. Если он сказал, что победил этот дзюдоист, значит, так оно и будет. Поэтому мы к подобному давно привыкшие. Хочешь побеждать? Выигрывай явно. Если ты в Японии борешься с японкой, то нужно бросить так, чтобы ни у кого вопросов не было. Получилось так, как получилось.
— Мадина для всех стала одной из главных героинь Олимпиады. Для тебя, который видел много схваток, в подобном присутствует героизм? Или же для дзюдо — это обычное дело?
— Конечно, она героиня. Во-первых, у нее была серьезная травма, которая просто закрыла ей один глаз. Тут уже получаешь психологический надрыв. Во-вторых, японка в полуфинале применила удушающий прием, и Мадина «уснула». Но после этого она восстановилась за 15 минут, чтобы выйти бороться за бронзу. Не все мужчины так смогут. А ведь еще она не просто вышла бороться за бронзу, а выиграла бронзу. Это очень серьезно.
— Что важно знать, когда снимаешь дзюдо?
— Конечно, можно тарахтеть фотоаппаратом и наснимать 10 тысяч снимков, а потом что-то из этого выбрать. Но все же нужно понимать борьбу. Конечно, предугадать угол атаки ты не можешь, но момент атаки почувствовать способен. Во-вторых, в дзюдо главное эмоции: перед борьбой, во время борьбы, после борьбы. Это самое интересное.
— На Олимпиаде у тебя естественно было не только дзюдо. Не было волнения, когда ты впервые ехал снимать вид спорта, который ни разу в жизни до этого не снимал, что можешь не понять, можешь не очень правильно сфотографировать?
— На этой Олимпиаде я больше переживал за то, какое место мне дадут для съемки. Если бы я сам мог выбирать, где снимать, то, конечно, было бы гораздо больше качественных и интересных кадров. В итоге я исходил из того, что есть. Выкручивался. Конечно, когда едешь на гандбол в четвертый раз, то ты спокоен, потому что знаешь, где тебе можно встать, чтобы получился хороший кадр. Но когда едешь на арену в первый раз, то не представляешь расположение твоих позиций. Это всегда было сложно.
— Когда ты ездил на легкую атлетику, где тебе нужно было снять только Шубенкова, не переживал? Ведь забег длится несколько секунд и можно не успеть сделать хороший кадр.
— Тогда я занял место заранее и отснял два забега до него. Единственное, меня уже начали выгонять с этого места волонтеры, потому что стоял не там, где нужно. Однако я сделал вид, что ничего не понимаю и отошел в сторонку, ожидая забега Шубенкова. Да, там все быстро проходит. Понимал, что они за это время не успеют меня выгнать с арены. Но в итоге единственное, что мне удалось снять, — это пустую дорожку, по которой он должен был бежать.
— С пустой дорожкой получился отличный кадр. Почему когда ты не увидел Шубенкова на старте, продолжил снимать, а не ушел?
— У меня не было связи. Я пытался понять, где Шубенков, потому что спортсмены находились от меня в 120-150 метрах. Старался разглядеть его в объектив, но не мог увидеть, поэтому снимал все подряд. Мне же сказали, что он будет в третьем забеге. Поэтому я этот забег обязательно снимал. Увидев, что дорожка пустая, я предположил, что что-то случилось. Но, если честно, на всякий случай снял еще и четвертый забег. Мало ли кто-то ошибся со стартовыми протоколами.
— Какой вид спорта было сложнее всего снимать?
— Меня очень высоко посадили на плавании. Чтобы снять его красиво, нужно быть чуть ли не на одной линии со спортсменами. На регби было непросто по нескольким причинам. Во-первых, стояла жара. Во-вторых, очень далеко. В-третьих, игра быстро заканчивается: 10 минут — и они уже убежали. Сложно было снимать и фехтование, потому что темно и сидишь далеко. Но я знаю, откуда нужно нормально снимать, чтобы получился хороший кадр. К сожалению, там не было возможности находиться.
— Самая нестандартная ситуация, которая случилась с тобой на Олимпиаде?
— Она была у меня каждый день. Так как у нас у всех была ТВ-аккредитация, то ко мне постоянно подходили волонтеры и спрашивали: не фотографирую ли я? Я говорил, что нет, снимаю видео. Переключал рычажок на фотоаппарате в видео-режим и показывал им. Они уходили. Подобное происходило на всех аренах кроме волейбола. Просто моя позиция на волейболе находилась высоко, и я видел, когда ко мне идут волонтеры. Я переключался сразу на видео, поэтому там вопросов не возникало.
На пляжном волейболе перед началом матча стал моросить дождь. Нам выдали зонтики и дождевики. Я закрыл зонтиком аппаратуру. Ко мне подошли волонтеры и начали говорить очень сумбурно: «Нельзя!» — «Что нельзя? Я видео снимаю, а не фото» — «Мы понимаем. Но зонт нельзя» — «Я им аппаратуру закрываю» — «Такой зонт нельзя. Можно только зонт OBS (Olympic Broadcasting Services — Олимпийская вещательная служба). На тот момент дождь уже прошел, поэтому я убрал зонт, и меня уже не беспокоили.
— Ты наблюдал разные эмоции спортсменов на этих Играх. Когда ты видишь в объектив слезы радости или разочарования, то ты сопереживаешь спортсменам или фотограф должен хладнокровно нажимать на кнопку?
— Нет. Это все пропускается через себя. Порой так же комок к горлу подкатывает. Это адреналин. Ты смотришь и включаешься вместе со спортсменами. Меня впечатлили гимнасты. Парни настолько сильные и мужественные, делают такие вещи на своих брусьях, кольцах и перекладинах. Просто сумасшедшие. И потом как они по-хорошему разревелись после победы, которую ждали вместе с Россией 25 лет. Можно было вместе с ними разреветься. Это нормально.
— Можно понять по фотографиям, сопереживал ли фотограф спортсменам или ему было все равно?
— Можно понять по фотографиям, которые он опубликует. Допустим, была та же ситуация, когда Мадину задушили. Я снял один кадр и потом сразу перестал.
— Почему?
— Мне не хотелось это снимать. Понимал, что она проиграла, что ее задушили. Я считал неэтичным снимать ее беспомощность. Этика все же существует среди фотографов, пускай не у всех. Но душевный внутренний кодекс должен быть у каждого.
— Ты сейчас вернулся домой в Челябинск, наверняка встречался со своими друзьями. Что ты им рассказываешь об этой поездке? Что будешь вспоминать об олимпийском Токио?
— Конечно, все спрашивают: как олимпиада, какие впечатления. Я говорю, что Олимпиада, пускай даже ковидная, пускай с ограничениями, пускай без зрителей — это Олимпиада. Спортсмены шли к этому всю жизнь. Возможно, они никогда больше подобного не добьются. Для них все очень серьезно. Так же и мы фотографы и журналисты должны подходить к Олимпиаде серьезно. Вполне вероятно, что у спортсменов таких фотографий в жизни больше не будет. Поэтому нам важно сделать все правильно и качественно.
Читайте также:
- Серебряный призер Токио на «Матч ТВ»: рассказал об Играх-2020 и повторил волейбольный челлендж
- «Все конкретные пацаны получают деньги вперед». «Матч ТВ» выяснил, поедут ли игроки НХЛ на Олимпиаду в Пекин
- «После Олимпиады 3-4 дня разгребала Instagram* — подписчиков стало вдвое больше». Юлия Козик — о серебре Токио
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
