В апреле в Северной Америке вышла книга «Русская пятерка» — о выдающихся советских и российских игроках «Ред Вингз», творивших историю в одном из самых хоккейных городов мира. Ее автор – бывший сотрудник американской разведки и многолетний хоккейный обозреватель «Детройт Фри Пресс» Кит Гейв, который принимал непосредственное участие в появлении россиян в команде и следил за их жизнью и игрой в НХЛ. Важную роль в публикации книги сыграл хоккейный агент Дэн Мильштейн, который также спродюсировал фильм «Русская пятерка». В России книга поступит в продажу в мае. «Матч ТВ» публикует отрывок из произведения.
«…Вскоре после того, как Федорова ввели в Зал хоккейной славы в ноябре 2015 года, Сергей признался в одном интервью: он не знал, что думать о нашей встрече в Финляндии, когда я показал ему список игроков, выбранных на драфте „Ред Вингз“, а также передал медиагид с письмом, где ему предлагалось бежать в Детройт.
— Я тогда вообще не понимал, что такое драфт, кто такие „Ред Вингз“, да и вообще про НХЛ мало что знал, — говорил он. — Я просто подумал: „Хорошо, допустим. Дальше-то что?“ Такая у меня была реакция. Представить не мог, что поеду куда-то через год.
Но то письмо зародило в нем чувство тревоги.
— Это был волнительный момент, даже неприятный, — продолжал Федоров. — Потом я прочитал письмо и все понял. Даже дух захватило.
Дух захватило так, что Федоров не стал торопиться и подписывать контракт с главным тренером и руководителем ЦСКА Виктором Тихоновым. Армейский клуб хотел продвинуть Сергея по службе, сделать его лейтенантом вместо рядового. Это существенно сказывалось на престиже, зарплате и прочих льготах. Однако все это не просто так. Контракт был рассчитан на двадцать пять лет.
Виктор Федоров, отец Сергея, просил сына принять это предложение, которое того и так искушало. Но сумма в долларах, которую младший Федоров увидел в Хельсинки, заставила его взглянуть на ситуацию иначе. Вернувшись домой в Москву, он обратился к единственному человеку, которому мог доверять за пределами хоккейного круга и семьи, — Валерию Матвееву. Тот был спортивным корреспондентом „Правды“ — в то время одной из двух общенациональных газет в Советском Союзе. Другая газета называлась „Известия“ (русские любили поговорку: „В ‚Правде‘ нет известий, а в ‚Известиях‘ нет правды“).
Матвеев был небольшого роста, носил очки. Возраст – чуть меньше тридцати. На его глазах Федоров за четыре года в ЦСКА стал настоящей звездой. Валерий был первым журналистом, написавшим большую статью о Сергее, снискал его доверие. Мне же, в свою очередь, доверял Матвеев после ряда продолжительных бесед в Москве спустя примерно пять лет после развала Советского Союза.
— Ему тогда было лет семнадцать, он еще за Минск выступал, — вспоминает Матвеев. — Помню, написал, что он хороший парень и талантливый игрок. Привел цитату Тихонова о том, как Виктор Васильевич планировал, что в будущем в ЦСКА тройка Федорова, Александра Могильного из Хабаровска и Павла Буре из Москвы придет на смену легендарным Игорю Ларионову, Сергею Макарову и Владимиру Крутову, составлявшим звено КЛМ. Тихонов пристально следил за молодежью. Когда он взял Сергея в ЦСКА, тот сразу стал его любимчиком. Федоров много не болтал, упорно трудился, был высоким и сильным. Тихонов понимал, что столько плюсов в одном человеке редко найдешь. Но, получив то письмо, Сергей впервые серьезно задумался о будущем в НХЛ, — продолжает Матвеев, который сразу посоветовал Сергею уйти из ЦСКА, чтобы выступать в Соединенных Штатах.
»Я не готов, — ответил Федоров. — Мои родители очень расстроятся, если я сейчас передумаю и уйду из команды«.
Виктор Федоров давил на сына и твердил, что ЦСКА будет лучшим продолжением его карьеры. На другом плече Сергея висел Матвеев, который годом ранее писал о побеге Могильного. Матвеев лучше разбирался в ситуации. Он видел махинации советского государства и, что гораздо важнее, чувствовал перемены в политическом курсе доживавшего свои последние дни Советского Союза.
— Я понимал, что нас ждут большие изменения в ближайшем будущем, — признается Матвеев. — И сказал Сергею, что подписать контракт с ЦСКА – это глупая затея. Потому что потом будет трудно его разорвать. Тяжело играть в хоккей под руководством человека, который еще и командир твоей части. Стоит ему разозлить Тихонова, как тот запросто может отправить его служить двадцать пять лет на китайской границе.
Примерно в то же время в самом ЦСКА происходили события, которые зеркально отражали то, что творилось с ослабевающей коммунистической системой. Они также подчеркивали, насколько Федоров был важен для своего клуба в будущем. Звезды первого звена, включая центрального нападающего Игоря Ларионова и защитника Вячеслава Фетисова, который был капитаном команды и майором советской армии, начали войну против Тихонова.
Несколько лет назад их также выбрали на драфте НХЛ, и они хотели расторгнуть свои контракты, чтобы продолжить карьеру в Северной Америке. Все это совпало с публикацией в „Правде“ одной из самых противоречивых заметок, соавтором которой был Матвеев, — о том, что Тихонов придерживался негласных правил при формировании своего клуба и личная преданность там играла не последнюю роль. „Правда“ сообщала, что если хоккеист не являлся армейским офицером, то ему было значительно сложнее не только пробиться в состав сборной Советского Союза, но и попасть в заявку ЦСКА.
— Мы писали, что в жизни россиян произошли большие перемены. И что, может быть, ЦСКА тоже не мешало бы кое-что изменить, — продолжает Матвеев.
На этом фоне Федоров уже считал, что лучше уехать в НХЛ. Однако Тихонов вовсе не был дураком. Он прекрасно понимал, что „Ред Вингз“ будут заманивать Федорова в Детройт. Вот только даже он не подозревал, что Матвеев, которому Тихонов тоже доверял, был готов выступить посредником в этой истории.
Тем временем вице-президент клуба Джим Лайтс нашел в Детройте человека, который обещал помочь с организацией побега. Сезон 1989–90 только набирал обороты. На дворе был октябрь. В раздевалке „Ред Вингз“ к Лайтсу подошел тренер вратарей Фил Мир. Он сказал, что хорошо знаком с прославленным советским голкипером Владиславом Третьяком. У Третьяка в Монреале был друг-фотограф, имевший свободный доступ ко всем игрокам ЦСКА и сборной СССР. Считаные минуты спустя Лайтс уже разговаривал по телефону с этим фотографом – Мишелем Пономаревым. А через пару дней они встретились уже лично в Монреале.
Перед Лайтсом предстал мужчина возрастом под пятьдесят. Это был русский экспат, эмигрировавший, когда ему было уже за тридцать. Поскольку Пономарев говорил на русском, французском и английском, он всегда работал официальным фотографом сборной СССР, когда та выступала в Северной Америке или Западной Европе. „Я могу поговорить с ребятами от вашего лица“, — сказал он Лайтсу, которому уже казалось, что эта сделка принесет „Ред Вингз“ в будущем огромные дивиденды.
— Майк Илич постоянно говорил мне, что если подворачивается счастливый случай – надо за него хвататься, — вспоминает Лайтс. — Поэтому я сказал Мишелю: „Давай так. Если мы это делаем, то ты работаешь на меня. Я должен быть уверен, что ты на нашей стороне“. Мы сначала договорились на словах, а затем заключили контракт, где было прописано, что „Детройт“ заплатит ему 35 тысяч долларов в случае успешного побега Сергея Федорова и Владимира Константинова. С тех пор Мишель стал работать на меня. Так все и началось.
Вскоре после этого Валерий Матвеев, представитель Федорова, вышел на связь с Мишелем Пономаревым, который выступал со стороны Лайтса. Оба прекрасно понимали, что Федорову не очень хочется уезжать из Советского Союза – даже по окончании воинской службы. Сергей переживал за свою семью, волновался за родителей и брата. Что будет с ними, если он сбежит, как его лучший друг и партнер по звену Александр Могильный, чьих родственников с тех пор не оставляли в покое?
Однако Федоров был готов к диалогу. С помощью Пономарева он договорился о встрече с Лайтсом в Чикаго незадолго до Рождества 1989 года во время серии матчей ЦСКА против команд НХЛ. Лайтс хорошо подготовился. Он был уверен, что сможет уговорить Федорова бежать в тот же день. Забронировал номер в роскошном отеле „Дрейк“ — любимом пристанище „Детройта“, когда команда находилась на выезде. Сборная СССР остановилась в гостинице неподалеку. Пономарев прилетел из Монреаля и договорился, что Федоров придет на ужин. Еду заказали в номер.
— Федоров пришел в своем лучшем костюме, –рассказывает Лайтс. — Это был хороший российский костюм. Особенно для двадцатилетнего пацана. Вот только возникало ощущение, что он его на барахолке купил. Костюм весь блестел. Но это и неважно. Сергей был красивым парнем, прямо красавцем. И очень уверенным в себе.
Они беседовали несколько часов – во время и после обеда. Лайтс показал Сергею форму „Ред Вингз“, включая гостевой и домашний свитера с фамилией „Федоров“ на спине. После чего приступил к серьезной части.
— Я вооружился всем, что, как мне казалось, должно быть важно для русских, — продолжает Лайтс. И вот что он принес на встречу:
— стандартный контракт НХЛ. Но тут Джим пошел несколько дальше. Он сделал копию контракта не кого-нибудь, а капитана команды Стива Айзермана, который был лучшим и самым высокооплачиваемым игроком „Ред Вингз“. Сергей говорил ему по телефону, что восхищается игрой Айзермана. Поэтому Лайтс принес показать контракт Стива и был готов предложить сделку на тех же условиях;
— пачку пятидесятидолларовых купюр на общую сумму в десять тысяч долларов. Лайтс хорошо усвоил урок своего тестя и наставника Майка Илича, что наличка – всему голова. Эта пачка денег была предназначена в качестве аванса будущего шестизначного подписного бонуса;
— несколько брошюр компании „Риверфронт Тауэр Апартментс“. Ей принадлежала новая высотка рядом с „Джо Луис Ареной“, где жил ряд игроков „Детройта“. Клуб был готов предоставить Федорову лучшую квартиру и оплатить его проживание на три года вперед;
— наконец, то, что по мнению Лайтса, окончательно должно было склонить чашу весов в его пользу. Брошюру одного из автосалонов „Шевроле“ в Детройте, где демонстрировались новейшие модели „Корветта“. „Целый каталог принес! — вспомнит об этом потом Федоров. — Как такое забудешь? Джимми Лайтс знал свое дело“.
Тем не менее наибольшее впечатление на Федорова произвел как раз контракт Айзермана. Лайтс понимал, что Сергею было важно, чтобы он зарабатывал как капи- тан команды. Менеджер „Ред Вингз“ был абсолютно уверен, что в тот же вечер покинет Чикаго в компании новой звезды „Детройта“. Однако вечер закончился тем, что Федоров встал, пожал Лайтсу руку, поблагодарил его через Пономарева за щедрое предложение и отклонил его.
— Я не могу сейчас уехать, — сказал он.
— Но, Сергей, пойми – это все твое, если мы уедем прямо сейчас, — взмолился Лайтс. — На политику никогда нельзя полагаться. В России все может поменяться. Когда у тебя еще будет такая возможность? Завтра в политике уже все может быть по-другому. Соглашайся, а всем остальным займутся мои адвокаты.
В это трудно поверить, учитывая недовольство Федорова службой срочником в армии и всей советской хоккейной системой, которая, как он сам говорил, держала его в клетке, но Сергей снова отказался.
— Я скоро отслужу, — передал Федоров Лайтсу через переводчика. — Я не хочу дезертировать. У меня дембель в начале января. Больше служить не буду. Я хочу играть в НХЛ, приеду летом. Можете в этом быть уверены.
Лайтс расстроился, но в целом остался доволен разговором. Федоров тоже чувствовал себя уверенно после той встречи. Он сообщил Матвееву о контракте, который предложил ему Лайтс. Сказал, что у капитана команды точно такой же.
— Это был официальный документ, с прописанной суммой в долларах с несколькими нулями, — вспоминает Матвеев. — Тут Сергей понял, что он – важный человек.
Но не тут-то было. Срок воинской службы Федорова истекал 1 января 1990 года. Однако Тихонов собственным произволом продлил его до конца Суперсерии, что- бы Сергей гарантированно вернулся с командой в СССР.
В апреле, пока Федоров помогал сборной выиграть золото на чемпионате мира в швейцарском Берне, Матвеев и Пономарев вновь позвонили Лайтсу и познакомили его со своим планом побега.
— Из России я бы никогда не стал звонить, потому что КГБ мог прослушивать телефон, — говорит Матвеев. — Мы решили, что лучше всего будет найти Сергею девушку из Америки. Но мистер Лайтс сказал, что это весьма проблематично и займет много времени. Он заметил, что Сергею, наверное, лучше уехать так, как это сделал Могильный. Тем более что он уже демобилизуется, так что воинской обязанности у него уже не будет, как и контракта с ЦСКА.
Федоров ответил отказом, но потом передумал. Его терпение окончательно лопнуло, когда советская система едва не упрятала его в тюрьму во время отпуска на Черном море.
— Мы с Сергеем и еще парой моих друзей решили поехать на курорт на несколько недель. Планировали заселиться в гостиницу „Интурист“ недалеко от Сочи – одного из лучших городов побережья, — рассказывает Матвеев. — На стойке регистрации нужно было показывать паспорта. Но в паспорте Федорова не оказалось прописки. В России у всех должна быть прописка – ее печатают прямо в паспорте, — объясняет Матвеев. — Если ее нет, то вы фактически бездомный. Можно сказать, бродяга. Так что Сергея отказывались заселять в гостиницу. Мы пытались объяснить им, что Федоров – очень известный хоккеист. Что он родился в Пскове, но теперь живет в Москве у меня, а ЦСКА в скором времени обещает подыскать ему квартиру. Просто армейский клуб хотел, чтобы Сергей сначала подписал контракт.
Сотрудники гостиницы отправили Федорова в милицию.
— Молодой милиционер в приемной даже разговаривать с нами не захотел, — сетует Матвеев. — Он отобрал у Сергея паспорт и сказал, что ему лучше переночевать в камере отделения. Сергей очень разозлился, мы пытались его успокоить. Пошли в магазин и купили пива. Взяли „Хайнекен“ и блок сигарет „Мальборо“. Потом вернулись в отделение и подарили пиво с сигаретами все тому же милиционеру. Тогда он выдал Сергею все необходимые документы. Отпуск мы провели хорошо, но именно тогда Сергей и начал говорить: „Заберите меня отсюда“.
***
Тем временем в Детройте генеральный менеджер „Ред Вингз“ Джим Дэвеллано случайно встретился в тренажерном зале клуба с Айзерманом. Капитан команды яростно накачивал ноги на велотренажере, хотя до начала сезона было еще несколько месяцев. Айзерман играл на чемпионате мира, выступал за сборную Канады, поэтому Дэвеллано из любопытства решил задать ему пару вопросов.
— Ну, видел в Берне на льду советского парня, которого мы выбрали? — спросил Джим. — Что думаешь?
— Ты про Сергея Федорова? О, это отличный игрок, — ответил Айзерман.
— А если сравнить с тобой?
— Он лучше меня.
— Не понял.
— Я говорю, он лучше меня.
— Стивен, не неси чушь! Ты же это просто из вежливости говоришь?
— Вовсе нет. Он больше и катается чище. Он лучше меня.
Мало кто играл с той же смелостью и достоинством, пользуясь при этом безмерным уважением со стороны коллег, как Стив Айзерман, чья карьера длилась более двух десятилетий. Он знал свое место в хоккее и никогда не лез за словом в карман. В своих ответах он избегал клише и лживой похвалы. После того, что Айзерман сказал Дэвеллано про Сергея Федорова, генеральный менеджер „Детройта“ начал грезить наяву советским хоккеистом.
— Этим Стив сказал все, –уверяет Дэвеллано, которому было свойственно излишне драматизировать, когда он чему-то радовался. — Господи ты боже мой! Мне хотелось, чтобы парень как можно скорее к нам приехал. Если Сергей Федоров не хуже Стива Айзермана – это уже здорово. А он вообще лучше! Даже если он просто не хуже Айзермана, то центр нападения у нас будет сильным, очень сильным!..»
Фото: Glenn Cratty / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru, Elsa / Staff / Getty Images Sport / Gettyimages.ru
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
