Слуцкий предупреждал еще 9 лет назад
В 2007-м главный тренер «Москвы» Леонид Слуцкий открыл свой блог на sports.ru. До прихода в ЦСКА, где он выиграет три чемпионства, оставалось два года. Сейчас страничка тренера по каким-то причинам скрыта, но некоторые записи по-прежнему можно найти в сети.
Слуцкий пришел в большой футбол из детского — и знает изнутри, почему российские футболисты круто смотрятся на детских турнирах, но затем пачками теряются на профессиональном уровне. Одна из проблем, которую выделял Слуцкий, это ранний набор детей в спортинтернаты — некоторых вырывают из семей и привычной обстановки в 10-11 лет. Хотя в большинстве сильных футбольных стран есть жесткий запрет на переезд в интернат без родителей, если ребенку меньше 13 лет. Потому что это сказывается не только на футболе, но и на становлении личности.
Тренер довольно подробно написал об этом в своем блоге в 2009-м. Текст можно найти в интернете, он регулярно перепечатывается некоторыми сайтами. Как памятка. Вот он — прочтите обязательно.
Краткие тезисы из текста Слуцкого 9-летней давности, который актуален до сих пор:
- В России очень много талантливых ребят в возрасте 10-14 лет. Но на подходе к юношескому футболу уже многие из них пропадают, а селекционеры, смотря финалы юношеских чемпионатов России, сходятся во мнении: «Какое ужасное зрелище! Никто не выделяется. Сплошная серость»
- Попадание в интернат почти всегда ставит крест на серьезной учебе. Дети зачастую под давлением сверстников уделяют ей меньше внимания. Слуцкий привел (утрированный, но точный, по его словам, пример): когда ребенок не хочет читать книги, потому что это вызывает насмешки товарищей
- Страдает и воспитание ребенка. Дети предоставлены сами себе, живут в окружении сверстников и нескольких воспитателей пенсионного возраста. А значит, на их формирование большее влияние оказывает «улица» и модели поведения, принятые в их среде. Так получается низкая культура
- Академии и интернаты — это жесткая работа на результаты. К концу обучения многие дети «ненавидят футбол»
- В итоге к 17 годам российская система получает необразованного, зачастую невоспитанного и уставшего от футбола таланта
- Также Слуцкий приводит пример английских академий, где запрещено принимать ребенка в другую секцию, если он тратит на дорогу до тренировки больше полутора часов. Поэтому тот во время своего становления (и как личность тоже) живет в привычной домашней обстановке
- Если же какого-то таланта все же привозят издалека, то только вместе с родителями
Так было 9 лет назад. Именно в этой системе вырос Кокорин — с 10 лет он уехал из Валуек и от семьи. Это не попытка его оправдать — с моральной точки зрения сделать это почти невозможно. Вопрос в другом: как сделать так, чтобы российский футболист перестал быть ходячим отрицательным стереотипом? Надо менять систему.
А за эти годы изменилось хоть что-то?
Вопрос президенту Детской футбольной лиги Виктору Горлову.
— Было время, когда клубы пытались негласно договориться, что не будут брать в академии детей со слишком раннего возраста. Все прекрасно понимали две вещи. Во-первых, в таком возрасте непонятно, кого берут, — кота в мешке. Во-вторых, когда привозишь ребенка в интернат, ставишь его на довольствие. Это стоит денег. Конечно, проще брать ребят в 14 лет, когда более-менее понятно, что из них получится.
Но у клубов ничего не вышло. Из-за алчности некоторых, так называемых селекционеров и агентов, которые работают со школами. Едва появляется хороший мальчишка, они его приглашают в академию. С 10-летнего возраста в том числе. Такая нездоровая конкуренция привела к тому, что ребенок только по мячу начал бить, а его уже увозят из дома.
— Чем это опасно?
— Первое: ребенка рано отрывают от семьи. Всегда говорю, что в таком возрасте дети еще не папины и не семейные, они чисто мамины. Лет до 12 это так. А тут его вырывают не только от мамы, но и от папы, от города и школы. От всего. Иногда вижу, как они идут куда-то гурьбой по территории, прилегающей к какой-либо академии. Так жалко их становится — чисто по-отцовски или по-дедовски. Видно, что у ребят тоска в глаза. Конечно, рано в 10-летнем возрасте уезжать. По биологическим, психологически параметрам. Но и в таком случае для родителей есть выход.
— Какой?
— Ехать вместе с детьми. Как это сделала, например, мама Миранчуков. Она — молодец. Может, она принесла в жертву личную жизнь, карьеру, не знаю, но она решила так — жить ради своих сыновей. Сашка Кокорин рос более самостоятельным, даже в таком возрасте. Его, конечно, не бросали, приезжали к нему, контролировали его — брошенным он абсолютно не был. Но на расстоянии много не наездишься. Потом его родители, когда Сашка повзрослел, переехали в Москву. Стали снимать квартиру, искать работу здесь. Это третий путь.
Но все равно это очень сложно для ребенка. Открываешь глаза — видишь одни и те же лица, идешь на тренировку — одни и те же лица, на обед — снова, в школе — то же самое. Это кошмар.
— Маленькая армия.
— Я до сих пор помню свои ощущения, когда уходил в армию. Хотя прошло уже почти 50 лет. Помню жуткий психологический надлом, когда ты уезжаешь в неизвестность. Понятно, что ждут сапоги, ремень и так далее. Но, в общем — неизвестность. Думаю, то же ощущают и 10-11-летние дети, когда уезжают в спортинтернаты. Да, бутсы, футбол и сверстники. Но как строить общение? Как быть вдалеке от близких? Сложная ломка идет. Но им-то всего по 11-12 лет, мне-то было 18.
Многие не выдерживают: кто-то жизни в коробке, кто-то не сходится характерами с другими ребятами. При этом, конечно, в академиях стараются, чтобы был порядок, нормальное развитие, кормежка. Но никто никогда не заменит материнские отношения.
Хотя есть случаи, что я сам бывают за отъезд ребенка в интернат. Например, если он из неблагополучной семьи. Сами по себе академии это нормально. Ведь почему дети уезжают? Потому что дома нет перспектив. Раньше во многих городах были профессиональные команды. Парень тренировался и знал, зачем — чтобы попасть в эту команду. Сейчас сложнее.
Возьмем, например, Барнаул. Братья Смертины оттуда, они ведь не уезжали в детском возрасте. Потому что были хорошие тренеры, ясный путь: попадешь в первую команду, проявишь себя и потом уедешь. Так и получилось — и Женя, и Леша уехали, когда уже было видно, что они футболисты. Сейчас мальчишки уезжают из Барнаула, потому что перспектив нет.
Что надо менять?
Об этом мы поговорили с психологом Вадимом Визе. Он бывший футболист (играл в первой и второй лиге), затем получил второе образование — психологическое, пять лет работал в академии «Спартака», а сейчас ездит в лучшие академии мира и заседает в специализированных президиумах по вопросам психологии.
— На мой взгляд, если говорить о Кокорине и Мамаеве, надо учитывать, что их детство пришлось на конец 90-х — начало 2000-х. Социальная обстановка была напряженной. Естественно, в командах и других группах где-то надо было чуть бахвалиться, быть чуть круче, чем ты есть. Наверное, это как-то отразилось. В 90-х, когда общество висело на волоске, все старались жить сиюминутно. Это сказывалось и на молодых. Такая сиюминутность бытия: молодой получал зарплату, посылал все к черту и шел в ночной клуб.
Сейчас (даже при всех кризисах) уровень достатка побольше, а отголосков 90-х — поменьше. Нынешнее поколение другое. Больше цельных ребят, которые обладают и хорошими человеческими качествами, и сильными футбольными способностями. Стереотип о том, что молодой получил первый контракт и пропал, исчезает. Не скажу, что этого совсем нет, но я таких примеров из последних лет даже не знаю.
— Кокорин с 10 лет жил в спортинтернате, но в Европе детей вырывают из семей ради академий и футбола обычно позже — лет в 13. Во сколько все-таки можно?
— Сложно сказать. Есть ведь и положительные примеры. Бывает, что парень приезжает в интернат из небольшого городка или поселка, где с футболом проблемы. Есть проект «Чертаново», который бурно развивается. У них в интернат тоже рано берут ребят, но проект характеризуется только с хорошей стороны. Есть известная фотография, как Иньеста, оставленный в 12 лет в интернате родителями, плачет. Но как игрок он состоялся — никто претензий не имеет. Здесь очень много аспектов. Мы не можем делать однозначные выводы по единичным случаям.
Но, конечно, 10-12-летний ребенок нуждается в том, чтобы получить совет от отца, чтобы почувствовать эмоциональную связь с мамой, которая всегда поддержит, подбодрит. Человек как личность ведь развивается постепенно — не за 2-3 года. Есть свои этапы, которые важно пройти. Не так много людей, перескочивших эти этапы, и у которых все хорошо. Поэтапное становление личности — это некий фундамент. Он надежнее, если закладывался в момент, когда семья была рядом.
В Англии и Германии есть ограничения по переходам юных игроков в другие академии до 14 лет (в Германии ребенок не должен заниматься в школе, которая расположена дальше 25 км от дома. — «Матч ТВ»). Понятно, что мы нестандартная, огромная страна. Не знаешь, в каком поселке родится талант. Конечно, его хотят развить, в том числе и семья — все понимают, что в Москве другой уровень. Но когда ребенок не видит семью по полгода, это часто сказывается негативно в общем социальном развитии.
— Надо ли законодательно закрепить, что нельзя увозить детей из семьи в спортинтернаты раньше 12-13 лет?
— Тут две стороны. Одна — психологическая. Да, парню сложно уехать, полгода жить за 2000 км от родителей. Замечал, что в первый месяц у новичков эйфория: их взяли в «Спартак» или другую академию. А потом они видят, что привычный быт нарушился. Банально нет холодильника, к которому всегда можно подойти, нет возможности посоветоваться с мамой. Благодаря интернету возможностей для коммуникации много, но это не заменяет живого общения
И вторая сторона: страна хочет видеть качественных футболистов. Москва в этом плане не хуже многих европейских академий, вот народ сюда и стремится. Но в регионах другие условия: нет возможности держать тренера по физподготовке, психолога и так далее. Получается, что в 14 лет для личностного роста все сделали, а как футболист парень уже сильно отстал. Здесь системный подход нужен.
Почему в той же Германии нет такой необходимости рано уезжать из дома? Потому что на территории каждой из земель (административно Германия поделена на 16 земель. — «Матч ТВ») есть очень достойные футбольные центры с очень хорошими условиями. Например, академии Менхенгладбаха, Дортмунда, «Майнца» и других не так уж кардинально отличаются от академии «Баварии». По оснащению, уровню питания, проживания, обучения и так далее. Сейчас идет разговор о создании таких региональных центров в России. Чтобы не возить ребят из Сибири в 12 лет в Москву, не мешать им правильно социально развиваться, не причинять страдания родителям.
Но если говорить глобально, то возраст приезда в академию не все решает. Важнее, чтобы наравне со спортивной программой в академиях была программа психолого-воспитательная. В «Спартаке» я сам ее писал и осуществлял. Если такое будет, то адаптация ребят [в социальной жизни и в футболе] станет проходить лучше. А когда нет ни близких, ни специалиста рядом, ребенок остается один на один со своими проблемами. И решает их на уровне того мышления, о чем ему говорят сверстники.
— Спортивный интернат, каким бы хорошим он ни был, все равно ближе к уличному воспитанию — а это среда гораздо жестче семейной. Не так?
— Необязательно. В хороших интернатах каждый получит больше различных экскурсий и культурных мероприятий, нежели у себя на родине. Другое дело, что мало делается для воспитательной работы. Фактически в академии «Спартака» (проработал в ней с 2012-го по 2017-й) я был первым психологом в российском футболе. В других академиях подобного в принципе не было.
— Сейчас появляется?
— Иногда. Но психологи бывают разных направлений. Можно взять психодиагноста, а он в воспитательной работе не силен. Система, которую мы выстраивали в «Спартаке», отличалась тем, что мы проводили очень много занятий с ребятами (около 175 в год). С теми, кто помладше, говорили о воспитании, традициях, о положительных примерах братьев Старостиных и других, вообще о российской истории. Это не были футбольные занятия. С ребятами постарше добавлялись еще и футбольные темы.
— Как ребята воспринимали психолога?
— Старшие — сначала настороженно. В их детстве подобного не было. Но по мере общения привыкли. А нынешние дети вообще воспринимают психологов как данность. Вот они приезжают в интернат: есть тренеры, а есть психолог. В их сознании так было всегда. Поэтому за пять лет занятий, тренингов, участий в соревнованиях (иногда я находился прямо на тренерской скамейке) ни разу не услышал даже шутки по этому поводу. Для них это норма.
Сами регулярно приходили на разговор: «Вадим Анатольевич, посмотрите за моей игрой». Спрашивали, что у них с концентрацией внимания, с устойчивостью к сбивчивым факторам, про какие-то жизненные моменты, про неуверенность. Просто каждый день приходили. Ребята с 97-го и младше (не только в «Спартаке», а вообще) — это ищущие поколение, желающие чего-то добиться.
Есть такое распространённое мнение, что молодые могут нарушить режим. Но за 5 лет в академии вообще не было ни одного случая. Даже вспомнить нечего. Чтобы кто-то на соревнованиях пошел пива попробовать — нет, мы даже не волновались на эту тему.
— Суперпрофессионалы?
— Нормальные такие ребята. Молодые, которые сейчас заключили контракты со «Спартаком»: Рассказов, Максименко, Ломовицкий. Они вместо того, чтобы осваивать зарплату в городе, живут на базе. Хотя тот же Ломовицкий, например, москвич, есть квартира. Но на базе удобней — не надо никуда ехать, тратить силы и время, плюс есть возможность дополнительно потренироваться, в зал сходить.
— Слуцкий в своей статье 9 лет назад писал о вреде раннего переезда из дома примерно следующее: те, кто приезжают в академию «Спартака» из других городов, (по логике) должны быть более сильными, чем москвичи. Раз их пригласили, оплачивают им проживание, питание. Но самые яркие воспитанники «Спартака» последних нескольких лет москвичи — Ребко, Дзюба, Торбинский (который в детском возрасте в Москву переехал), тот же Паршивлюк. Получаются, ранний переезд из дома губит таланты. Как обстоят дела теперь?
— Ситуация выравнивается. Рассказов и Максименко — из интерната, а Ломовицкий и Игнатов — москвичи. Руденко и Мелкадзе, которые сейчас в «Спартаке-2», — тоже из интерната. Со всеми ними я работал.
— Составляли психологически портреты?
— В том числе. В каждом портрете есть как положительные, так и некие слабые стороны. Нет такого, что сделал диагностику — и вот, это идеальный человек. Если говорить о спартаковцах, то еще два года назад я сказал, что Михаил Игнатов один из лучших по психологическим параметрам. Александр Максименко тоже хорош. Вообще у ребят, которые сейчас пробиваются в основу «Спартака», хороший психотип. Стрессоустойчивый, обучаемый, коммуникабельный, целеустремленный, несклонный (как от природы, так и от воспитания) к повышенным тревогам. Хотя у многих это сплошь и рядом.
— Еще теория: из-за отсутствия должного воспитания в академиях российские футболисты потом хуже готовы к большим деньгам.
— Академии лучших клубов РПЛ проводят занятия, нацеленные на это. Но в 15-16 лет. Говорят о том, как лучше распорядиться первой зарплатой, кто такой агент и как с ним взаимодействовать, про отношение к первому тренеру, про уважение и так далее. Но где-то это проводится интенсивно и серьезно — и дает результат, а где-то пускается на самотек.
Почему в российском футбол настороженное отношение к психологам?
— Почему вы ушли из «Спартака»?
— Был разговор, что после академии наша система должна была пронизывать дубль и «Спартак-2». Об этом мы договаривались с прежним руководством академии — с Валентином Климко и Сергеем Родионовым. Планировали систематизировать работу, потом, когда наши воспитанники начнут подниматься, сопровождать их, а дальше, может, и дорасти до первой команды.
Знаю, этот вопрос предлагался на обсуждение совета директоров, но понимания не нашел. Вообще с пониманием роли психолога в российском футболе весьма средне. Хотя, например, в той же академии «Севильи» их работает 11 человек, в «Ювентусе» — 4, в «Барселоне» — 3.
В общем, движения вперед не ощущалось. В это же время мне предложили работу в Центре по подготовке детско-юношеских тренеров по футболу имени К. И. Бескова при Московской федерации футбола. И я согласился. Здесь у меня гораздо больше возможностей, чем в «Спартаке», доносить свои идеи до молодых тренеров.
— Вы сказали о психологах в европейских академиях. Часто там бываете?
— Регулярно выезжаю на европейские конференции, на стажировки. Раньше — как психолог, сейчас — как руководитель центра. Что особенно запомнилось? Другой статус психологов в футболе. Скажем, в Германии академия не сможет получить лицензию на образовательно-спортивную деятельность, если в штате не будет психолога. Или другой пример: недавно бельгийцы приезжали в школу «Локомотива» посмотреть процесс. Ходили, ходили, а в какой-то момент спросили: «А где у вас психолог?» И родилась шутка, которой директор академии «Локо» Алексей Щиголев ответил: «У нас в стране один футбольный психолог. И тот в Московской федерации футбола работает».
Постепенно в России к этому тоже появляется интерес. Периодически читаю лекции в ЦСКА, «Чертаново», «Локомотиве». В «Динамо»? Нет, не обращались. Но тут еще вот какой момент: лучше если психолог выращен из бывшего спортсмена (в данном случае — футболиста). Или из тех ребят, кто не заиграл. Иначе он не вникнет в специфику работы. Например, я ничем не смогу помочь девчонкам из художественной гимнастики, потому что просто не знаю этот вид спорта изнутри.
Я всю жизнь провел в футболе, играл в первой и второй лиге (за омский «Иртыш», новосибирский СКА), знаю по себе, что такое переломы, операция на коленях, как человек восстанавливается, что он чувствует. Только после карьеры пошел учиться на тренера, а потом получал второе образование — психологическое.
— Как же попали в спортивные психологи?
— Были 90-е годы. На одной работе мне предложили такую должность — психолога. И одновременно с этим тренировал команду достаточно хорошего уровня. Во время лицензирования в Омске, где я учился на тренера, руководитель курса сказал: «У тебя второе образование психологическое? Можешь что-то о футболе почитать из психологии?» Я подготовился к докладу, прочитал — вроде всем понравилось. Постепенно пошел разговор, что есть такой футболист, который еще и занимается психологией. Как-то это все дошло до Москвы — и меня пригласили в академию «Спартака».
— Так сразу?
— На самом деле, может, нескромно прозвучит: на тот момент я был бывший футболист, лицензированный тренер, который разбирается еще и в области психологии. Три в одном. В стране таких больше нет. В академии «Спартака» это оценили.
— Почему в российские футбольные команды не так часто приглашают психологов?
— Потому что они неточечные, эти приглашения. В стиле: позову-ка я психолога, пусть что-то прочитает. Но есть разные направленности, например, клинический психолог. Он будет рассказывать футболистам о депрессиях, тревогах. Это может не вызвать отклика. Или другой пример: приходит человек, который ничего не понимает в футболе: «Что вы тут — мяч пинаете? Давайте психодиагностику проведу». Но он не знает, как ее адаптировать на футбол. А тренеру для этого нужно будет книжки по психологии читать. Почти у всех академий есть предыдущий негативный опыт взаимодействия с психологами. Потому что неточечные решения.
— Есть понимание, когда в России во всех академиях будет свой психолог?
— А кто их готовил? Откуда они возьмутся? Я попал в профессию случайным образом. Бывший футболист, который дорос до уровня участия в психологических конференциях, иногда в президиуме, являюсь членом экспертного совета по физической культуре и спорту Совета Федерации. Для того чтобы в футбол зашли хорошие психологи, их нужно готовить.
Да, выпускает специалистов РГУФК, МГУ и другие вузы, но они многие штекером не подходят в футбол. Как хорошее само по себе зарядное устройство к тоже хорошему телефону, но другой марки. Куда-то — подходят. Скорее, в тот спорт, которым они сами занимались раньше. В футболе такого практически нет. И если объявят завтра, что во всех академиях нужен психолог, кто будет работать в академииях и ДЮСШ?
— Не знаю.
— Как мне кажется, кто-то просто в один день почешет голову и подумает: «О-па, у меня же жена учитель начальных классов. Давай попробуем». Или: «А у меня подруга — тоже воспитатель». Вот они соберутся и за год дискредитируют эту должность. Футбольные люди подумают, зачем набирали? Либо люди просто могут тихо отсидеться в кабинетах — и снова все будет по-старому. Футбольных психологов, как и игроков, как и тренеров, надо готовить.
Как это происходит в Европе?
— Психологи в академии «Ювентуса» находятся на полях — рядом с тренером, — делится впечатлениями Визе. — Все время в контакте, обсуждают, как идет восприятие упражнения, обмениваются мнениями по ходу тренировки. Отдельная тема — психолог в Бильбао, по чьей системе и работает академия. Сейчас эта женщина уже в Катаре, видимо, за очень большие деньги. Страна готовится к чемпионату мира, собирают элитных специалистов из всех областей и платит очень приличные суммы.
Так вот. В Бильбао на всех разборах говорят не тренеры, а дети. В этой системе ребенок сам полноправный член тренировочно-воспитательного процесса. Вплоть до того, что во время «квадрата» (упражнение на контроль мяча. — «Матч ТВ»), если что-то не получается, то тренер может остановить занятие и сказать: «У вас 30 секунд определить свое решение, почему не получается». И они должны рассказать.
Дальше. В России разбор игры строится через работу над ошибками, что в принципе воспитывает неудачника. Когда парень доходит до профессионального уровня, он думает: «Да я столько ошибок делаю, мне никогда не играть тут». А в Бильбао разбор выглядит так: смотрят игру по видео, периодически останавливают на определенных моментах. Выходят трое ребят, и они должны высказать свое мнение: как могло бы быть, куда надо было отдать пас, где свободное пространство, как было бы идеально исполнить момент. С 12 лет такое у них происходит. И у главной команды очень хорошие результаты — она ни разу не вылетала из испанской примеры, хотя играет лишь своими воспитанниками. Потрясающая академия. Идет не только нравственное, личностное, но и интеллектуальное воспитание. Они эту систему переносят на различные процессы в команде. К примеру, как себя ввести во время конфликта, что делать.
Есть очень тронувшая меня история тренера сборной Уругвая — Оскара Табареса. Когда после провала команды в начале 2000-х, его позвали в сборную, первое, что он сказал: «Мы должны построить замечательную базу для сборной, куда будут приезжать в юношеские сборные — 13-17-летние футболисты. Она должна быть такой, чтобы они гордились, что попали туда». И первое, что ребята видят в академии, это не поля и бутсы, а самого Оскара Табареса.
Он ведь работал учителем начальных классов после карьеры футболиста, получил соответствующее образование. И Табарес читает им полуторачасовую историческо-воспитательную лекцию: почему уругвайцы должны гордиться своей историей; кто лучшие игроки; как развивалась страна; что значит менталитет уругвайцев, и так далее. Это производит потрясающий эффект: эти ребята потом готовы делать все, что скажет Табарес. Уругвай называют сборной бегающих звезд. Где скажет, там и будут играть: обороняться — значит, буду обороняться. Табарес, который, несмотря на болезнь, продолжает тренировать и воспитывать, для них символ, знамя.
А еще вы знаете, что Хиддинк 8 лет работал учителем физкультуры в школе для трудных подростков? Директором там был его отец. Вот эти люди понимают, как важно правильное воспитание в футболе. У нас с этим пока сложнее.
В некоторых академиях развита школа ментора, наставничества. В лондонском «Арсенале» раньше (не знаю, как сейчас), например, за центральным защитником основной команды были закреплены защитники из академии, за основным нападающим — форварды из академии. И так далее. И когда автобус «Арсенала» заезжал на базу, то каждый юный игрок бежал к своему наставнику. Они прям знали друг друга в лицо. Менторы спрашивали, как дела. Подсказывали в каких-то в футбольных вопросах, куда открываться в том или ином моменте. Или просто говорили о бытовых вещах. Одно дело, когда тебе подсказывает тренер, а другое — человек, забивающий 20 голов за сезон. Ты гордишься этим. Плюс главное: понимаешь, что он, этот суперигрок, обычный человек. У него бабушка, допустим (так же как и твоя), печет пироги. Молодые ребята понимают, что когда-то и они могут такими стать. Что это не небожители. Это очень многие значит.
Почему российски футболисты боятся проиграть?
В Европе психологи уже часть не только детского футбола, но и взрослого.
— Можете посмотреть такой фильм «Люди Лучо», — продолжает Визе. — Это один день из жизни Луиса Энрике, когда он тренировал «Барселону». Там есть двухминутка, где он рассказывает про психолога. Тот всегда с ним на тренерской скамейке, всегда рядом с полем. Показывают, например, команда приехала матч Лиги чемпионов: первым выходит Энрике, а психолог (Хоакин Вальдес его зовут) появляется вторым-третьим.
Анчелотти помогает Бруно Демикелис, который всю жизнь работает на «Сан-Сиро». Он приезжал к нему везде: и в «Челси», и в «Баварии». Свен-Еран Эрикссон написал книгу в соавторстве со своим психологом — «О футболе» называется. Там много интересного. За рубежом работа в этом направлении ведется давно, широко и глубоко. В частности, помогает, чтобы тренер вел себя правильно с детьми, а не орал на них, бегая вдоль поля: «Куда ты отдаешь?» Подобное психологическое давление, наверное, самое большое испытание, которое обрушивается на ребенка в футболе. К сожалению, в России это встречается регулярно.
— Однажды был на детском матче, где тренер постоянно орал на детей. Поспрашивал родителей, они сказали: «Дисциплина».
— Просто они не видели, как люди работают на Западе. Можно доносить все другими способами. Спокойно и доброжелательно. Заслуженный тренер России Борис Игнатьев недавно вернулся из Испании, где побывал в академиях «Валенсии» и «Эльче». Рассказал, что не увидел ни одного тренера, который бы был не подтянут, не улыбчив и не внимателен к детям.
В Бильбао все выглядит еще интереснее. Когда был у них на тренировке старший тренер академии «Зенит» Иван Шабаров, увидел, что один мальчик сам подошел к тренеру после занятия и что-то сказал. О чем говорили, спросил Шабаров. Тренер отвечает: «Вот подошел, сказал, что на этой неделе, как ему показалось, я мало внимания обращал на него. Говорит, можно ли почаще делать замечания или просто какие-то советы давать? А то он боится, что будет хуже развиваться». Парню — 13 лет. Это снова о воспитании и саморазвитии в их академии.
Тренер обнял парня за плечо, обратился по имени и ответил: «Конечно! Все хорошо — договорились». Другой менталитет. Да, эти ссылки на иную ментальность уже притча во языцех. На самом деле если культура тренера соответствует, если психолог обучен, то можно черпать огромные запасы будущего мастерства наших юных футболистов. Потому что этот котлован не выработан. В техническом плане — достаточно, в физическом — мы вообще впереди планеты всей, методически с 50-х годов у нас все шикарно. Но в плане психологии — сложно.
— Российские футболисты ужасно переживают стрессовые ситуации: как теперь кажется, сборная играла плохо перед ЧМ только из-за сумасшедшего давления, потому что нельзя научиться играть за две недели; наша команда раз в десять лет побеждает, когда пропускает первой; на больших турнирах игроки зачастую бояться идти в дриблинг, рисковать, а каждая ошибка вводит их в ступор. Это может отчасти быть результатом работы детских тренеров через крик?
— Сто процентов. В итальянской книге «Руководство по технике» в самом начале есть такая фраза: «Футбол — это игра, где обучение ведется через развлечение». А у нас это сразу серьезный результат, фразы вроде «ты навредил команде», «ты предал». А ребенок просто хочет играть в футбол.
Это касается и тренеров. Помните, когда Анчелотти проиграл финал Лиги чемпионов «Ливерпулю», ведя 3:0? Как он потом рассказывал в интервью, после матча он пошел гулять по набережной Стамбула. Шел и думал: «Осталась ли у меня страсть к футболу, как меня учили в детстве? Осталась. А в принципе мои ребята хорошо играли? Да. Пусть провалили 9 минут, но остальное время играли хорошо. Так если страсть осталась, то иди и работой дальше».
И он пошел наслаждаться набережной Стамбула, красивыми огнями на ней. А на следующий год выиграл Лигу чемпионов. Думаю, наш тренер бы после такого поражения мог в больницу уехать. Потому что научили так: теперь все будут думать, что я плохой.
Сейчас тренерам необходимо уделять психологической подготовке такое же внимание, какое они уделяют технической, тактической и физической. На данный момент, когда тренер после игры сообщает: «Мы проиграли сегодня по психологическим мотивам», я вас уверяю, большинство его подопечных не знают, о чем он говорит. Эволюция футбола требует изменений, и они все равно наступят.
«Если займу очередь в манеж, через 5 лет дойду лишь до ее середины». Что убивает футбол в России
Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко, РФС, Академия «Спартак», ФК «Спартак», Московская федерация футбола, Athletic FC, globallookpress.com, РИА Новости/Владимир Песня
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
