Герман Андреев родился в Мурманской области, встал на ноги в Закарпатье, футболу обучился в «Спартаке», в высшую лигу вышел с «Ротором», зарубежную карьеру начал в Египте, а тренером стал в Германии, куда переехал четверть века назад. Девятый год Андреев руководит академией «Униона» и живет в квартире на юго-востоке Берлина, в районе Кепеник, который называют зелеными легкими города.
Две недели назад Герман приезжал в Лейпциг на матч сборной России — со Станиславом Черчесовым он в середине восьмидесятых играл за дубль «Спартака».
Открыть видео«Родился я в месте, где северные олени, пингвины и тюлени, — говорит Андреев. — Город Заполярный Мурманской области — почти на границе с Норвегией, где служил отец. Условия там суровые — из роддома меня привезли на танке БМП.
Через девять-десять месяцев мы вслед за отцом переехали на запад Украины, где располагалась перевалочная железнодорожная военная база. После десяти лет в Мукачево Закарпатской области я перебрался к бабушке в Подмосковье. В праздничном выпуске «Советского спорта», посвященном восьмому марта, увидел объявление об отборе мальчиков в школу «Спартака».
«Бабушка, надо ехать!» — «Да ты что, там такие ребята — тяжело будет». — «Все равно поехали». Собралось больше тридцати мальчишек, но я понравился тренеру Анатолию Королеву (вырастившему позже Титова и Самедова), и меня приняли. Потом родители сняли квартиру в Сокольниках, и я жил рядом со спартаковским манежем».
Позже Андреев попал в юношескую сборную и спартаковский дубль.
«Иногда установки нам давал сам Константин Бесков, возглавлявший основу «Спартака». Помню, перед игрой с «Динамо» он дал напутствие нам с Олегом Кужлевым, но мы уступили 0:3. «Ну, что, профессионалы, доигрались, — сказал Бесков, узнав счет. — Шансы-то были?» — «Были». — «Ну, хоть так. Не зря съездили».
Константин Бесков подключал меня к тренировкам с основой. Я застал последний сезон Олега Романцева в качестве игрока. На тренировках меня как молодого загоняли в квадрат. А игроки вокруг были такие, что в семнадцать лет выйти из квадрата было невозможно — только выползти. Однажды Романцев сжалился надо мной. Увидев, как я умаялся, он сказал, что отдал неточный пас, и занял мое место в квадрате.
Для меня каждая тренировка с Черенковым, Гавриловым и другими звездами была уроком мудрости. Тренировался с нами и другой дублер — на год старше меня — темнокожий полузащитник Джеймс Провенсал. Резкий игрок с хорошим ударом, на него надеялись, но его футбольная карьера не сложилась».
В номере за тринадцатое января 1992 года криминальный обозреватель «Коммерсанта» Глеб Пьяных написал: «На прошедшей неделе нарсуд Октябрьского района Москвы вторично принял к производству дело пятерых рэкетиров — охотников за перегонщиками в Москву иномарок… По данным следствия, советский негр Джеймс Провенсал и четверо просто советских молодых людей (рабочий Хованского кладбища, студент экономфака МГУ и двое безработных) составили преступную группу осенью 1990 года и «наехали» на автослесаря, ремонтировавшего иномарки. Они вымогали списки перегонщиков иномарок среди его клиентов, угрожая убийством, побоями и актом мужеложства».
https://twitter.com/wasy_invalid/status/996772762730590208«Не только Провенсалу, но и другим дублерам было неимоверно трудно пробиться в основу «Спартака», — продолжает Герман Андреев. — Например, я должен был выиграть конкуренцию у Черенкова с Гавриловым. При всем старании мне это не удалось.
В физкультурный институт я не поступил, светила армия, но идти в ЦСКА или «Динамо» не хотелось — для воспитанника «Спартака» это было бы предательством. В итоге два года я провел в Астрахани и Ростове, после чего ненадолго вернулся в «Спартак». Сыграл за дубль в Тбилиси, где нашим вратарем был Стас Черчесов. Уже в 23 года он был очень злым в игре: строго спрашивал с полевых игроков, но и хлопал, если ты делал хороший подкат. Несмотря на молодость, выглядел очень солидно.
Правда, вместе мы поиграли недолго. По молодости я свалял дурака: тренер дубля Федор Новиков намекнул, что мне нужно попросить Бескова оставить меня в «Спартаке», а я в обиженку пульнулся. Просить? Да я же воспитанник клуба! Взял да уехал из Тарасовки».
В 1987-м Андреев оказался в волгоградском «Роторе».
«Возглавлял команду Виктор Прокопенко, которого мы называли дядей Витей — настолько близок он был всем игрокам. Учил не только футболу, но и жизни. Он и на работе фокусировался, и шутил часто. Помню, на установке перед кубковой игрой с «Металлистом» сказал мне: «Сынок, не ввергай меня в уныние».
С Прокопенко мы в четвертьфинале Кубка обыграли звездный состав киевского «Динамо» на заснеженном волгоградском поле, а также поднялись в высшую лигу — как раз ровно 30 лет прошло. Начальник команды Владимир Горюнов наградил нас предновогодней поездкой в ГДР. У нас был отпуск, но по утрам мы с Юркой Калитвинцевым бегали для поддержания формы. В остальное время ходили на экскурсии, а жены мотались по магазинам.
В один из дней всю нашу делегацию позвали на торжественный прием — с концертом и банкетом. Но в то же время по телевизору в прямом эфире транслировали «Интер» — «Милан». В Союзе такие матчи, конечно, не показывали, так что мы с Серегой Кузнецовым отказались от поездки на прием, взяли пива с сосисками и устроились у телевизора».
Если другие команды Андреев менял ежегодно, то в «Роторе» задержался на несколько лет.
«Благодаря Горюнову мы с Серегой Кузнецовым поступили в волгоградский институт физкультуры. Там еще много лет спустя висели наши портреты с забавной подписью: «Отличники в учебе и в спорте мастера». Кстати, мы и правда старались не выглядеть дурачками, брали на сборы учебники и готовились к экзаменам.
После нашего выхода в высшую лигу дядя Витя вернулся в Одессу, а «Ротор» возглавил Петр Шубин, который брал меня в ростовский СКА, а потом помогал Бескову в «Спартаке». С ним у меня были отличные перспективы, но началась закулисная борьба — под него стали копать. Начались какие-то финансовые терки. На командном собрании Шубина поддержали только я и бывший защитник «Спартака» Борис Кузнецов. После такого разговора и нам, и тренеру пришлось уходить.
У меня оставалась квартира в Волгограде, так что я перебрался в камышинский «Текстильщик». Играла команда простовато — требовалось просто доставить мяч в атаку, где длинными светлыми волосами выделялся Сергей Наталушко. Он уже тогда считался легендой и ветераном (30 лет) — кто бы мог подумать, что десятилетие спустя он будет забивать в высшей лиге».
После Камышина Андреева занесло в Египет.
«В 1991-м мы сыграли товарищеский матч с египетским клубом «Аль-Масри» из Порт-Саида, города-побратима Волгограда. Я понравился их руководству, но времена еще были советские, уезжать за границу разрешалось лишь после двадцати восьми, а мне было двадцать пять. В итоге меня устроили в Египет как бы по студенческому обмену.
Клубом «Аль-Масри» владел богач Саид Мевали. Никогда не забуду, как он раздавал зарплату! После молитвы приглашал игроков в аудиторию, выстраивал перед собой полукругом и вставал за кафедрой, держа рядом конверты с деньгами. Подзывал одного футболиста: «Если еще раз сыграешь, как вчера, — выгоню!» Следующему давал подзатыльник. Третьего целовал. Платил всем по настроению.
Сначала мне повезло играть там у бывшего тренера сборной Махмуда аль-Гохари, показавшего неплохой результат на ЧМ-1990. Но в арабском мире все быстро меняется. Сборная провалила несколько матчей, и президент Хосни Мубарак позвал тренера назад. Мою команду принял поляк Войцех Лазарек, который, казалось, предвзято относился ко мне как к русскому.
Почувствовав пренебрежение, я вернулся в Россию, хотя в Порт-Саиде мне нравилось. С женой и сыном жил в центре города. С одной стороны Суэцкий канал, с другой — Средиземное море. Дружил с консулом, даже свинину доставал — в магазине мадам Кати рядом с морским портом. Таксисты отказывались брать у меня деньги.
А еще в нашей команде был сенегальский вратарь Самба Валь. Негр с фиолетовым отливом. Любил сажать моего светловолосого сына на плечи и гулять по городу. Вечером выглядело забавно — самого Самбу в темноте не видно, а наверху сидит ребенок».
Сын Андреева сейчас тоже живет в Германии.
«Моя первая семья сложилась в середине восьмидесятых в Ростове, где я играл за СКА. Так вышло, что через двадцать лет мы с первой женой развелись. Вот уже десять лет у меня другая супруга — Лена, с которой мы познакомились в Потсдаме. Она долго жила в Испании, перебралась в Германию и сейчас преподает испанский язык в школе берлинского «Униона».
Сын занимался водным поло. У него хорошо получалось, выигрывал соревнования двенадцатилетних, но я переехал в Лейпциг, где не было ватерпольной школы. Сын переключился на футбол, но для профессиональной карьеры не хватило таланта или терпения. До сих пор следит за футболом, знает российский чемпионат лучше меня, а работает в бухгалтерской сфере в Баден-Вюртемберге».
Вернувшись из Египта в Москву, Андреев поддерживал форму в «Пресне».
«У меня действовало разрешение на игру за границей и, чтобы оно не пропало и не пришлось получать новое, нужно было быстро найти зарубежную команду. Юрий Гаврилов устроил меня в Молдавию, представляешь? Там я забил восемь или девять голов в семи матчах. После одного из них случайно столкнулся с Марином Ливадару, бывшим защитником юношеской сборной СССР, игравшим в Берлине. Марин спросил: «Не хочешь попробовать себя в Германии?»
Тогда же спартаковец Валерий Гладилин хотел отправить меня на просмотр в бельгийский «Мехелен». Но я со школы знал немецкий язык, болел за немецкие клубы и выбрал Германию. Гладилин обиделся — «Мехелен»-то играл в Кубке УЕФА, а я поехал в «Бабельсберг», команду пятой немецкой лиги.
Увидев на тренировке мой уровень, тренер Вольфганг Метцлер вызвался устроить мне просмотр в «Мюнхене-1860»: «Ты только покажи себя в игре». — «Ну, естественно». В первом же матче за десять минут до конца я сломал ногу. Клуб помог мне с восстановлением, поднялся в более престижную лигу, и я остался в «Бабельсберге».
В третьей игре нового сезона, в Лейпциге, в меня прыгнули сзади — разрыв крестообразной связки. Президент «Бабельсберга» Детлеф Камински посадил меня в свою машину и повез в берлинскую клинику. Зашла врач: «Что у вас?» — «Похоже, задняя связка полетела». Она ощупала колено, и у нее аж очки на лоб поднялись: «Странно, ничего не нахожу». — «Да нет, другая нога».
Я быстро восстановился, но вскоре Камински предложил мне стать играющим тренером и возглавить юниорскую команду «Бабельсберга». Первая команда начала сезон проблемно, а с юниорам мы одержали шесть побед в семи матчах. Камински сказал: «Попробуешь взять первую команду? Не боишься?» — «Я ж не сталеплавильный завод принимаю. Чего бояться?»
Правильно расставил игроков, и мы как понеслись — 4:0, 9:1, 4:1. В нас никто не верил, а мы поднялись в третью лигу, где выдали еще один успешный сезон. Как сейчас помню, приехали к фавориту лиги, «Рот-Вайс Эссен», на поезде в день игры, пообедали и грохнули их 3:0. В тот же день вернулись домой.
Все обалдевали! Остальные-то команды путешествовали на автобусах — с кухнями, телевизорами и спутниковыми антеннами. Причем заезжали накануне матчей. Мы же прибыли в день игры даже в Мюнстер — на решающий матч за выход во вторую лигу. Приехали с вокзала на рейсовом автобусе и одержали волевую победу - 3:2.
Полный триумф — «Бабельсберг» впервые в истории вышел во вторую бундеслигу! После финальной домашней игры болельщики выбежали на поле, стали рвать на память сетку ворот, выкапывать куски газона. Мэр Потсдама Маттиас Платцек был очень рад (он возглавлял правящую партию Германию, но ушел по состоянию здоровья, и канцлером стала Ангела Меркель). Мы еще долго праздновали в уличном ресторане рядом со стадионом. Никому не верилось в этот успех. Кстати, после того сезона наш лучший форвард Марко Кюнцель перешел в «Боруссию» (Менхенгладбах) и забил в бундеслиге четыре мяча.
В моей команде были представители девяти национальностей. Один другого интересней. Например, парень из Гвинеи (Эммануэль Обен-Таканг) боялся воды. Рядом с парком находился пляж, где игроки купались после пробежек. Спрашиваю гвинейца: «А ты чего не идешь?» — «Не могу себя перебороть. Когда я был маленьким, мы пошли купаться в водоеме, и моего друга съел крокодил».
Сказал ему: «Хотя бы ноги ополосни — я рядом постою». Потихоньку приучили его.
Еще был японец Юдзуру Окуяма. Очень подвижный, но технико-тактически — слабоват. То в офсайд забегал, то мяч его не слушался. В третьей лиге за нас играл Фернандо дос Сантос. Типичный бразилец — то поздно из отпуска вернулся, то дядя заболел, то кошка умерла.
Защитник Ментор Мифтари — это просто собака, македонский Берти Фогтс: цепкий, резкий, прыгучий. Знает, когда толкнуть, когда отскочить. Полузащитник Мартино Гатти — машина: пробегал по пятнадцать километров за матч. У него была сумасшедшая смесь: папа-итальянец, мама-испанка, а сам он — немец. Польский форвард Славомир Чаласкевич — суперпрофи. Ему было под сорок, и, получая от меня лишний выходной, он мчался на мотоцикле в Польшу и возвращался не то что без лишнего веса, а даже в еще лучшей форме.
Во второй лиге мы тоже начали с побед, но начались финансовые проблемы, а затем — распри в руководстве. Покатили бочку на президента клуба Камински. Спорили, кому и сколько платить. Подключились агенты. Игроков присылали пакетами. Я хотел взять в «Ганновере» защитника и нападающего, а мне засунули еще троих. Я отказался. Главный спонсор, который хотел активно работать с агентами, стал задерживать зарплату. Я оставил «Бабельсберг», но с президентом Камински дружу до сих пор — Новый Год встречаем вместе.
Меня пригласили в «Лейпциг», и я с удовольствием туда поехал. Первые месяцы все шло отлично — мы часто побеждали и однажды даже разгромили 7:0 команду Дессау-Рослау, которую тренировал мой давний знакомый Андрей Муравьев — мы с детства соперничали, он играл за «Динамо», а я — за «Спартак». Потом Андрей вернулся в Москву — работает школьным учителем и ведет футбольные курсы.
В Лейпциге тоже пошли финансовые споры. Хотели объединить несколько городских клубов, но не удалось — между болельщиками была слишком большая рознь. Потом умер президент «Лейпцига» и началась катавасия, которая привела к роспуску клуба.
Я принял «Галлешер», где менеджером был Лутц Линдеманн — в 1981 году он в составе «Карл Цейсса» проиграл финал Кубка Кубков тбилисскому «Динамо». Рассказал мне, что участников той игры до сих пор иногда собирают в Тбилиси. На стадионе своего нового клуба я увидел вымпел московского «Торпедо», с которым «Галлешер» в 1991 году играл в Кубке УЕФА.
Я спросил менеджера: «Ну, что, Лутц, какая у нас будет первая покупка?» — «А ты зайди в раздевалку». Я зашел и сказал: «Понятно, первой покупкой будет стиральная машина».
В «Галлешере» возникли проблемы с фанатами. Когда мы проиграли кубковый матч, они выбежали на поле и стали драться с игроками, которых считали виновными в поражении. Другие игроки пытались разнимать. Потом прибежала полиция. После игры нам пришлось подольше посидеть в раздевалке — ждали, пока фанаты покинут не только стадион, но и район.
Раньше в Галле находились большие химические комбинаты, куда ехали люди со всей ГДР. На одном комбинате работало тридцать пять тысяч человек, на другом — двадцать с лишним. После объединения Германии пришли новые технологии, французы поставили новые аппараты, и количество рабочих мест сократилось в десять раз. Представляешь, какая там безработица? Люди естественно недовольные, а где выместить зло, кроме футбола?
Публика там очень несдержанная. Я понял, что мне в такой обстановке мне нет смысла задерживаться. Как и Нико Ковачу сейчас в «Баварии» — ясно, что он работает до следующего поражения.
Из Галле я поехал в Берлин, где взялся за «Йезилюрт», принадлежавший турецким производителям воды. Пока выигрывали — платили. Как начались проблемы — деньги закончились. И начались совсем странные дела. Я не мог ничего понять. Вроде правильно вел тренировочный процесс, правильно настраивал, а потом игроки выходили на матчи и, как сказали бы в Советском Союзе, сдавали. То по пустым воротам не попали с пяти метров, то в защите начудили, привезли пенальти. Или такой случай: вели к перерыву 2:0, а во втором тайма пропустили четыре мяча.
Лет пять спустя мне объяснили: «Да они же играли на тотализаторе! Утром делали ставки, а потом ехали на матч». Сами футболисты! Ставили не только на исход, но и на результат каждого тайма. Так турки хотели заработать. Потом в Германии запретили футболистам играть на тотализаторе».
После «Йезилюрта» Андреев развелся, поработал в паре команд и стал спортивным директором академии «Униона».
«Первая задача — поднять дубль в более престижную лигу. Это мы сделали. Я курировал все младшие команды клубы, а параллельно получал в Кельне тренерскую лицензию категории PRO. Жил в сумасшедшем режиме. Зато у нас был очень сильный курс — экс-игрок «Баварии» Валерьен Исмаэль, Родольфо Кардосо из «Гамбурга», племянник Ули Хенесса Себастьян, Даниэль Фарке, тренирующий сейчас «Норвич», и Рене Ридлевиц, возглавляющий берлинское «Динамо». Наш выпуск стал шестидесятым.
Правда, эта лицензия — не гарантия успеха. В команды «Униона» U17 и U19 я назначал тренеров категории PRO, но у них не получалось, команды болтались между лигами, и мне приходилось самому исправлять ситуацию».
В минувшую субботу в составе «Шальке» первый матч в стартовом составе провел 26-летний форвард Стивен Скжибски — и сразу забил два мяча «Нюрнбергу».
«Это наш сынок, — говорит Андреев. — Воспитанник «Униона». Летом его за три с половиной миллиона евро продали в «Шальке», за который он и его родители болели с детства. Очень хорошая компенсация для нас».
Открыть видеоСкжибски, похоже, нашел свою команду. Но молодым немецким талантам это удается не всегда.
«В «РБ Лейпциг» проблема с молодыми игроками — 16-19 лет, — сообщает Андреев. — Их покупают за семизначные суммы, платят им пятизначные, но этих ребят никто потом не хочет брать. Их набирали по скоростным качествам, как легкоатлетов, с расчетом на то, чтобы атаки проходили за 6-7 секунд. Лупят вперед, там подбор, скидка — бум-бум-бум. Но «Баварии», «Барселоне» и «Ман Сити» такие игроки не нужны, потому что они играют в другой футбол. Вот воспитанники «РБ Лейпцига» и идут в третью лигу, а там начинается разочарование: «В Лейпциге я был под первой командой и получал пятизначную сумму, а вы мне предлагаете 1300 евро грязными. Вы что, обалдели?»
Многие обалдели и три года назад, когда «Унион», играющий во второй бундеслиге, возглавил экс-тренер «Байера» Саша Левандовский.
«С «Байером» он играл в Лиге чемпионов и, придя в «Унион», чувствовал, что опустился на одну ступень. Игроки академии его особо не интересовали. Он говорил мне: «У меня травмировались двое. Мне нужно два игрока из молодежки». — «Саша, а какого амплуа?» — «Да все равно». Отправляли ему лучшего нападающего, а он его ставил на левый фланг полузащиты. Он воспринимал «Унион» как остановку между большими станциями».
Весной 2016-го Левандовски покинул Берлин из-за «синдрома эмоционального выгорания». Летом он был найден мертвым в своей квартире в Бохуме. Вскрытие показало, что он покончил с собой.
«Не то чтобы он был неврастеником, но у него случались перепады: то вскрикивал, то оставлял вопросы без ответа», — вспоминает Андреев.
В 2009 году Герман получил немецкое гражданство.
«Сейчас процедура усложнилась, а тогда все прошло быстро. Правда, двойное гражданство запрещено, поэтому мне пришлось отказаться от российского. Поскольку у меня все складывалось в Германии, мне было нужно немецкое гражданство. Я осознанно пошел на этот шаг и думаю, что он был правильным.
Кстати, сегодня знаменательный день — я подписал новый контракт с «Унионом». Пожизненный».
Фото: РИА Новости/Первенцев, РИА Новости/Юрий Абрамочкин, РИА Новости/Сергей Гунеев, Bongarts / Staff / Bongarts / Gettyimages.ru, РИА Новости/Галина Кмит, Getty Images / Stringer / Bongarts / Gettyimages.ru, Anja Heinemann / Staff / Bongarts / Gettyimages.ru, Anja Heinemann / Staff / Bongarts / Gettyimages.ru, Simon Hofmann / Stringer / Bongarts / Gettyimages.ru, Martin Rose / Staff / Bongarts / Gettyimages.ru
