Вот на 42-й минуте и началось то, что у бегунов на длинной дистанции начинается на 40-м километре. Марафон. Силы жизни, выраженные в сплоченной команде товарищей Кристиана Эриксена, в стремительных и точных движениях врачей-реаниматологов, в общестадионной молитве за него — против самой смерти. Добежать, чтобы сердце забилось, чтобы снова побежала кровь.
Футбол притих и закончился, мгновенно замерев игрушкой, — как в мультфильме, где игрушки живут своей жизнью, но улыбчиво мертвеют на полу, как только в детскую вошел человек.
Только тут на поле «Паркена» шагнул кое-кто пострашней.
А я, футбольный комментатор из России, сижу в своих нелепых очках на трибуне. Ветер сдувает со стола мои бумажки-шпаргалки, их пятнадцать, и они больше не нужны. Слышно, как они по-осеннему шелестят, опадая на пол.
Во что превращается эфир футбольной телетрансляции в такой момент? В пространство, которое невозможно организовать и структурировать. В нем больше нет понятных ориентиров времени и ясной последовательности событий. Из футбольного телевизионного эфира уходит футбол, и эфир приобретает свое изначальное, природное значение, как будто из стихотворения, в котором «ночной зефир струит эфир». Он становится звенящей и слушающей тишиной.
Как же трудно это рассказать словами… Трудно, но я попробую: чувство, что ты слышишь, что тебя слушают.
Но нет футбола, и комментатору больше нельзя говорить по-комментаторски. И, с другой стороны, нельзя в этой тишине оставить телезрителя. Потому что это именно тот предельный случай, в котором показано, для чего в телевизоре к футболу прилагается еще и чей-то голос.
Многим ли у телевизора в такой момент была нужна функция «чистый интершум»? Сомневаюсь. Но точно знаю, что это мне, именно мне нужно было в эти драматические минуты что-то говорить. Даже если кому-то не хотелось слушать ничего, кроме той тишины, в которой можно будет не пропустить неверное, но такое обнадеживающее сердцебиение футболиста, лежащего в солнечный, праздничный день в красной майке на зеленой траве.
«Легко ли комментировать такое?» Вы увидите, насколько праздным становится этот вопрос, если поместить его рядом с такими вопросами: «А легко ли Кристиану Эриксону было пережить остановку сердца?», «Легко ли игрокам двух команд было стоять в нескольких шагах от линии фронта между чьей-то жизнью и смертью? А потом еще выходить и доигрывать этот матч, который длился в общей сложности три с половиной часа?»
Мы, комментаторы, — просто часть этой игры, когда вы ее смотрите по телевизору. Мы вместе с игрой и игроками умираем и оживаем, злимся и умиляемся, хитрим и бьемся за правду. Нам так же, как им. И мы нужны этой игре как ее составная часть, всегда знающая свое место.
Открыть видео