Балмочных называют одним из самых талантливых российских игроков, которому не удалось реализовать свой потенциал. В 1997 году форвард входил в топ-5 лучших молодых хоккеистов из Европы, а на МЧМ-99 в финале забросил красивейшую шайбу в ворота канадцев и завоевал титул чемпиона мира.
Максиму предсказывали успешную карьеру в НХЛ, но на деле она уместилась в шесть матчей за «Анахайм». Не совсем получилось показать свой уровень у него и в России.
Однако Балмочных ни о чем не жалеет и с теплотой вспоминает успешные моменты карьеры.
«Были периоды, когда попадаешь в функциональную яму и начинаются сбои сердечного ритма»
— Сейчас хоккей в вашей жизни присутствует?
— Тренируюсь и играю в любительском чемпионате Липецкой области, но профессионально с хоккеем не связан.
— Вы дважды становились чемпионом России, играя за родной Липецк в соревнованиях детских спортшкол. Сейчас невозможно представить, чтобы команда не из хоккейного центра достигла такого уровня.
— Развиваться хоккей будет в тех регионах, где люди заинтересованы его поднимать. Но это в основном места, где есть клубы КХЛ, либо очень хорошая команда ВХЛ или МХЛ.
Во всех остальных областях, в том числе в Липецкой, очень тяжело развивать детский хоккей. Ведь нет дальнейшей ступени. Грубо говоря, молодой человек должен уже в 14-15 лет показывать результат, в 16 как минимум играть на заметных ролях в МХЛ, а в 17-18 проявлять себя в ВХЛ и пробоваться в КХЛ.
— Вы как раз в 15 лет дебютировали за ХК «Липецк» в профессиональном хоккее. Готовы были к взрослому уровню?
— Абсолютно нет. Даже не смогу передать полностью эмоции от первого матча во взрослом хоккее. Была сплошная паника и страх. Был очень растерян. Но в команде находились опытные ребята, которые подсказывали и помогали.
— Быстро избавились от страха?
— Не избавился, страх всегда был. Но не из-за того, что боялся сделать что-то не так или сыграть неправильно. Было страшно, что хоккей перестанет нравиться. Ведь я занимался спортом, чтобы получать удовольствие.
Про меня говорят, что я не состоялся, не раскрылся до конца. Вошел в топ-5 самых нераскрывшихся молодых хоккеистов России. Но для себя я полностью раскрылся. Есть, конечно, определенные факторы, из-за которых карьера сложилась не совсем так, как хотелось бы.
Например, из-за очень больших физических и эмоциональных нагрузок, а также проблем со здоровьем: у меня же была операция на сердце в 17 лет. Это тоже очень сильно повлияло. Были периоды, когда попадаешь в функциональную яму, и начинаются сбои сердечного ритма. Это было, но просто никогда об этом никому не говорил. Возможно, из-за этого чуть-чуть сам себя берег. Но с возрастом всё пришло в норму, и функционально всегда был готов на 100 процентов Кроме того я играл в хоккей, который мне нравился.
— Отношение к хоккею как к хобби не совсем типично для российских игроков…
— Здесь нельзя идти по стандартам, нужно включать фантазию, воображение. Как у художника, каждая игра — это картина. Такая творческая работа в любом виде спорта. Посмотрите, что в футболе творит Месси. Также и наши ребята в НХЛ… Игра Капризова — это искусство, а про Александра Овечкина вообще не говорю. Они с Дацюком поставили хоккей на уровень Ван Гога и Сальвадора Дали. Это искусство, которое уйдет в следующий век. Овечкин станет легендарным, как Гретцки, а может, даже круче.
— Сейчас трудно представить, что из Липецка можно попасть в сборную России. Как вам это удалось?
— В 1992 году в возрасте 13 лет поехал на «Турнир четырех наций» в Финляндию, где со сборной мы заняли первое место. Команда была под руководством Яна Каменецкого, Халима Мингалиеева и Виктора Шкурдюка.
Помню, как Каменецкий говорил: «Парни, мне не нужен хоккей, к которому вы привыкли. Мне нужно, чтобы вы выходили на лед и доказывали, что вы выступаете за страну, герб которой спереди на майке. А сзади ваша фамилия и ваш номер. Вы должны показывать фамильное мастерство. Если будете делать это все хотя бы на половину и будете друг друга уважать, то станете великими».
И в коллективе было сильное братство, всегда стояли друг за друга горой. Об этом любой скажет из той команды. Тот же Максим Афиногенов, который всегда был лидером. Я же постоянно на него равнялся.
На самом турнире эмоции были запредельные. Ведь Финляндия — хоккейная страна. Зима, все чистенько, большой дворец, эмоциональные болельщики, новая одежда, современная форма — красотища. «Фанта», «Кока-кола», шведский стол. Разница условий с тем, что тогда было в России, произвела очень сильное впечатление. Тогда подумал, что если бы меня так кормили и так одевали, то бы был не хуже Марио Лемье или Уэйна Гретцки (смеется). Сейчас уже понимаешь, что не в этом дело…
— А как из ХК «Липецк» перешли в «Ладу»?
— Для меня самого это загадка. Кто-то обратился к моим родителям, и они согласились. Для меня это была неожиданная новость. Я ведь собирался поступать либо на спортфак, либо с друзьями в Голицынский пограничный институт. Но в итоге через три дня после выпускного уже сидел в поезде. Слушал Роберта Майлза и внутренне ревел: куда и зачем я еду? Это как от маминой груди отняли младенца.
«Хочу, чтобы Овечкин стал первым в истории, кому покорится рубеж в 1000 шайб»
— У некоторых молодых хоккеистов начинается «звездная болезнь» из-за самого факта попадания в КХЛ. Вы же в 1997 году входили в пятерку самых перспективных молодых европейских хоккеистов, а в 1998-м поехали на МЧМ. Голова не кружилась?
— Это скорее вопрос к тем, кто меня окружал, им виднее. Пижонство было, это нормально для любого молодого человека, но многое зависит от воспитательного процесса внутри коллектива. Например, в «Ладе» знали, как быстро поставить на место. Тренер говорил: «На льду и в столовой должны быть два разных человека. На льду нет авторитетов или друзей. В столовой — уважение и почтение к старшим». В команде воспитание проходит жестко, не прощают задирания носа.
Мне повезло, ведь в «Ладе» мне попались два замечательных человека, которые очень помогали. Это Олег Волков и тренер Валерий Киселев. Он мог постоянно разъяснять, подсказывать. Можно было в любое время суток позвонить, и он всегда даст разумный совет. Единственный раз, когда его не послушался, — это история с отъездом в Америку. Он говорил, что нельзя спешить, нужно еще поиграть в России. Не послушал…
— Олимпийский чемпион Андрей Коваленко рассказывал, что Петр Воробьев не терпит улыбок и смеха на тренировках. Насколько суровая атмосфера была в сборной России под руководством Воробьева на МЧМ-1998?
— Все было серьезно, потому что очень многое было поставлено на карту. Я застал советский подход, когда за два дня до матча команда закрывалась на базе. И у Петра Ильича, конечно, это практиковалось. Но он не настолько сухой человек. В плане хоккея все было очень строго, но за площадкой были и улыбки, и все остальное. При этом он был идеальным психологом и мог найти подход к каждому игроку. Мне очень понравилась одна его фраза. Воробьев говорил, что если защитники и вратарь будут пропускать меньше одной шайбы за игру, а игроки забрасывать больше двух, то мы победим в любой игре. И мы старались придерживаться такого плана.
— В финале МЧМ-98 Россия проиграла Финляндии в овертайме. Было ощущение, что игра должна была закончиться совсем по-другому?
— Большая заслуга Петра Ильича в том, что мы дошли до финала. К сожалению, проиграли. Однако все были друг перед другом честны, команда отдалась полностью. В финале все решил случай. В овертайме Олли Йокинен отдавал передачу, шайба попала в клюшку, потом в экипировку нашего защитника Алексея Тезикова, а от него в ворота. Но это не судьба, это — игра. Победил тот, у кого везения чуть побольше было. Жалко было нашего вратаря Дениса Хлопотонова, который всю игру тащил.
— Александр Овечкин сделал хет-трик в дебютном матче на МЧМ. По выступлению на таких турнирах можно было предсказать, что у него будет великая карьера?
— Любой из молодых хоккеистов может стать суперзвездой. Жизнь настолько изменчива, что нельзя клеймить игроков заранее. Овечкин уже доказал, что он — Александр Великий. Он сейчас забросит еще 100 шайб и станет величайшим. И ведь раньше забивать было гораздо легче, чем сейчас. Это своеобразный плевок в сторону Америки. Ведь у них там канадец Гретцки, а это будет русский хоккеист. Хочу, чтобы он стал первым в истории, кому покорится рубеж в 1000 шайб. Был бы очень горд, и можно будет в стране сделать что-то грандиозное в его честь.
— Перед МЧМ-1999 вы покинули «Ладу» и отправились в «Анахайм», который вас задрафтовал. Почему решили попробовать силы в североамериканской лиге?
— Валерий Киселев, тренер «Лады», говорил, что еще рано уезжать. Я поспешил попробовать свои силы за океаном и ошибся. Самое больное для меня сейчас, что тогда разочаровал людей, которые верили в меня: Цыгурова, Киселева, Михалева. Но я не мог по другому поступить…
— Неожиданным отъездом за океан был очень недоволен главный тренер «Лады» Геннадий Цыгуров. И именно его поставили у руля молодежки на МЧМ-99. Удивились, что вас все же пригласили в сборную?
— Мне агент за две недели до МЧМ позвонил и сказал, что поменялся тренер в сборной. И он не знает, вызвал бы меня Петр Ильич, но Геннадий Федорович предложил мою кандидатуру. Я же искал шанс вернуть все назад, хотел попросить прощения. Это мне свыше кто-то помог, дал возможность исправить ошибку. Поэтому и сказал, что поеду, даже если придется сидеть на скамейке. Агент сказал, что другого и не ожидал. Он тогда спросил у меня, уезжаю ли из канадской юниорской лиги окончательно. Ответил, что если простят, то вернусь в «Ладу».
Встреча с ребятами из сборной была горячая. Не помню, как это конкретно было, но так получилось, что я не успел поговорить только с Геннадием Федоровичем. Разговор с ним состоялся после прилета, я сам пошел к нему в номер. Только постучался, а он уже из-за двери сказал: «Заходи, Максим». Детали разговора не помню, но вышел от него счастливый, заряженный на победу. Мне нужно было доказать, что он вызвал меня в сборную не просто так.
И после МЧМ Цыгуров сказал мне спасибо: сборная победила, а значит он сделал правильный выбор, пригласив меня. Геннадий Федорович потом спросил, что буду делать дальше. Я спросил, можно ли с вами, и он сказал: «Поехали».
— Так спокойно все бросили и покинули Канаду?
— Да, с ним вместе. Прилетели в Москву, а оттуда сразу в Тольятти. Там нас встретили как героев, а на следующий день игра с Хабаровском. Перед матчем было награждение меня и Геннадия Федоровича. Даже сейчас трудно вспоминать, много переживаний было.
«Представьте, что в квартире над вами, по бокам и снизу топот тысячи слонов. Это Канада»
— В плей-офф МЧМ-1999 вы встретились с финнами. Принципиально было победить команду, которая годом ранее отобрала золото?
— Мы прошли их легко, потому что после поражения от шведов в первом матче ко всем играм серьезно готовились. По заряженности парней было понятно, что больше ошибок не будет.
Самый тяжелый матч у нас был со словаками. У них в сборной был Ладислав Наги — золотой мальчик, как Оскар Де Ла Хойя в боксе. Мне довелось поиграть против него в юниорской лиге до МЧМ. Я выступал за «Квебек», а он за «Галифакс Мусхедз». Точно не помню его статистику, но там около двух голов за игру и больше трех очков за матч. Больше него только Александр Радулов набирал за ту же команду, в которой я играл. Поэтому мы знали, что он в одиночку может перевернуть встречу. И зная, как словаки любят играть от обороны, мы могли бы увязнуть в той игре.
А с финнами все было понятно. И годом ранее году могли выиграть, но там были такие личности, как Йокинен. А на этом турнире у команды не было явного лидера.
— В финале играли с Канадой в Канаде. Атмосфера сумасшедшая была?
— Представьте, что в квартире над вами, по бокам и снизу топот тысячи слонов. Ну это Канада. Я немного привык к этому, а некоторые ребята еще нет. К тому же знал, против кого нам предстоит выходить. За «Квебек» мне довелось поиграть с Симоном Гонье — прирожденный бомбардир. Играл и с Крисом Филлипсом. Поэтому было понимание, что у канадцев собралась очень сильная команда, мы не были уверены в успехе на 100 процентов. Помогли слова Цыгурова: «Пацаны, у вас есть шанс войти в историю и стать великими из-за того, что вы здесь и сейчас можете это сделать».
— Ваша шайба в ворота канадцев считается чуть ли не лучшей в истории финалов. Тогда понимали, какую красоту положили?
— Она прежде всего ценная. Но у Артема Чубарова еще ценнее. Мне больше нравится шайба, которую забросил на предыдущем МЧМ в матче против сборной США. Счет был 2:2, и на последней минуте я подхватил шайбу, протащил её через всю площадку и положил в ворота. Вот эта шайба красивее, потому что она ценнее, потому что победная. Но она отошла на второй план, ведь она была не в финале.
— Можете закончить споры болельщиков: одной рукой забросили или все же двумя?
— Двумя. Хотя всем всегда говорю, что одной (улыбается). Как нравится, так и считайте. Успел поднести вторую руку и направить шайбу в ворота, но там было не реально по-другому сыграть. Защитник идеально оттеснил меня корпусом. У меня же были хорошие учителя, которые требовали выжимать даже из полумомента максимум. Поэтому получилось так, что даже голкипер не ожидал.
— Победную шайбу Артема Чубарова помните?
— Конечно! Честно скажу, что в тот момент подумал: а почему не я? Так получилось, что их четверка вышла второй. У нас же в овертайме было понимание, что мы выиграем. Скамейка уже была готова праздновать. Ребята были заряжены и ждали, кто станет главным артистом на этом выступлении. Молодцы, пацаны, быстро сработали.
— Не обидно, что в то время МЧМ в России не был так популярен, как после триумфа в 2011-м, а ваш финал даже не показали в прямом эфире?
— Нет, тогда только все развивалось. Если бы с 80-х и с 90-х начали показывать МЧМ, то все время турнир был бы популярным. А Павлу Буре, Александру Могильному, Теему Селянне — им не обидно? Они же легенды! Сейчас можем смотреть все, а тогда нет. Мы очень многое потеряли. Мне удалось увидеть вживую, как эти хоккеисты играли — это боги.
— Следили за последними МЧМ, на которых была сборная России?
— По возможности. Могу сказать, что с хоккеем у нас чуть-чуть хуже стало. Сейчас такие тенденции, что, если есть деньги, то ребенку проще заниматься. Ведь на данный момент хоккей подорожал. В основном из-за экипировки. И часть детей осталась за бортом именно по этой причине. У меня же родители работали и зарабатывали, но я всегда был голодным. Голодным до спорта, до эмоций и до еды тоже. Это же был Советский Союз, мы по сути росли на улице.
Взять хотя бы Илью Ковальчука и Евгения Малкина — парни из простых семей. Покажите мне сейчас подобный пример, кроме Кирилла Капризова из Новокузнецка. Сейчас дети из глубинки или многодетных семей не получают должной поддержки в хоккее. Эти ребята играют только на «Золотой шайбе». Если дать им шанс и вложить в них… Только за то, что вы это сделали, они будут работать на 200%. И из 10 человек обязательно найдется как минимум один толковый и перспективный.
«В России почему-то мы подстраиваемся под легионеров»
— Сейчас сборная России не выступает на международных турнирах. Из-за этих ограничений станет меньше желающих заниматься хоккеем?
— Это никак не влияет. Каждый год в хоккей приходит очень много детей. И посмотрите, сколько сейчас движений патриотических, волонтерских. Все равно спорт будет развиваться и дети будут заниматься.
— А на качестве хоккея изоляция России тоже не скажется?
— Уровень внутреннего чемпионата будет только расти. Легионеров стало меньше: кто хотел, тот давно уже уехал. Одно дело Яромир Ягр, который приехал и сказал, что хочет выиграть чемпионат России. А другое — те, кто приезжает просто зарабатывать.
А на международном уровне… Качество хоккея у нас чуть-чуть будет похуже. Чехия, Швеция, Финляндия — матчи против этих сборных дают ребятам возможность подняться на ступеньку в своем развитии. В этих противостояниях мы изучаем их хоккей. Адаптируем что-то оттуда, берем новое.
— Сейчас идут споры про тренерские навыки Романа Ротенберга. Вам встречались специалисты без большого опыта в профессиональном хоккее?
— Игровой опыт вообще ни о чем не говорит — нужен дар и талант. Любой человек, который живет хоккеем, болен им, может стать прекрасным тренером. Был ли Анатолий Тарасов хорошим хоккеистом? А Аркадий Чернышев? Но они же великие тренеры. Наличие богатой игровой карьеры — не показатель. Если у Ротенберга есть чувство, что он может что-то дать хоккею, то почему нет?
Со мной играл Дэн Билсма, который впоследствии привел «Питтсбург» к победе в Кубке Стэнли и тренировал сборную США на Олимпиаде в Сочи. При этом игровая карьера у него не сложилась: клюшкой плохо работал и в основном дрался. Но прочитал его книги и удивился. У человека такой талант, он настолько понимает хоккей! Просто руками он не мог сделать эти вещи.
Может быть, Ротенберг через несколько лет найдет свою схему, ведь все приходит с опытом.
— Главный тезис сторонников ужесточение лимита на легионеров в КХЛ — больше возможностей для развития молодых игроков. Принесет ли это пользу?
— Обязательно! Все берут легионеров, чтобы от них набираться опыта, учиться чему-то. Но бывает так, что приезжают легионеры не того уровня, который действительно нужен. В Северной Америке, если даже россиянин немного сильнее местных, то он точно играть не будет. Я сам с этим столкнулся. Нам необходимо адаптироваться к их хоккею, быть на голову выше. А в России мы почему-то подстраиваемся под легионеров. Если сильный легионер, то вопросов нет. Они помогают клубу и развитию нашего хоккея. Но обычные нам не нужны, только суперкласса. В России есть свои ребята, их можно пробовать в основном составе.
— Раньше далеко не все хоккеисты доигрывали до 30, а сейчас это даже не ветеранский возраст. Сильно хоккей изменился?
— Конечно! Тот же Павел Дацюк играл до 42 лет. Раньше же был жесткий хоккей, и на многое судьи закрывали глаза. Сейчас чуть наложил клюшечку, ударил немного выше нижней руки — и получил две минуты. А раньше, если ты шел на пятак, тебя били как в очереди за водкой.
При этом хоккей стал гораздо зрелищнее. Меньше грубой вязкой игры, стало легче играть. Раньше за одну смену можно было получить так, как сейчас за год. Я своими собственными костями почувствовал все прелести того хоккея. Но это было весело.
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
