Этот материал собирался не один месяц. Были встречи, многочасовые разговоры. Найденов вспоминал. В итоге на свет появилась книга «Ловец футбольного жемчуга» — его автобиографический монолог.
Коллега Голышак остро назвал Найденова «толпой из одного человека». При этом он и сам нуждался в толпе. Не гнушался поговорить с любым, кому интересен футбол. Не боялся людей, а шел им навстречу, распахнутый и живой, лукавый и наивный, желавший предводительствовать и влюбленный в местоимение «я».
Перед вами отрывки из рассказов Найденова о себе самом, а также воспоминания знавших его людей, близких и не очень.
«Родился я в 41-м в поезде. Отец был на фронте, мать из Киева отправили в эвакуацию в Казахстан, где-то под Полтавой я и появился на свет. В документах записали Алма-Ату. Много лет спустя работал в «Шахтере» из Караганды, и настучал на меня один тренер. Будто я игрока в «Спартак» решил отдать, а я и фамилию его толком не помнил, такой ценный футболист был. Собрали высокий совет, давай меня песочить: «Понаехали и распродаете гордость казахстанского футбола!» — «Кто понаехал?!» Открываю паспорт, показываю место рождения. Председатель республиканского спорткомитета тут же замолк».
«Из воспоминаний о военных днях: прошу у кого-то хлеб и прикасаюсь рукой к раскаленной «буржуйке». Из-за боли, наверное, запомнил. Отец прошел финскую и Великую Отечественную, почти год был заместителем коменданта Лейпцига. Вернулся, стал простым рабочим в Киеве. Мы с мамой к нему перебрались в 44-м.
В киевской жизни был двор. Настоящий, послевоенный, с сапожной мастерской. Играли там в хоккей футбольным мячом, гоняли палками по земле. Я был самый маленький, стоял в воротах. В 11 лет пришел в «Динамо», услышал: «Дуй отсюда, мал еще!». Раньше 13 тогда в футбол не брали, но отправили на теннис. И заиграл, даже второе место на городских соревнованиях занял. Через два года все равно вернулся в футбол, теперь уже не вратарем — нападающим. В той самой мастерской знакомый сапожник набил мне на тапочки кожаные шипы. Отец увидел — взбучку устроил за порчу пацанской обувки. А шипы скоро отвалились.
Прозвище у меня было — «технарик». Играл за юношеский «Буревестник». Против Лобановского как-то вышел, хоть и был на два года младше. Забил, взяли в его команду — ФШМ, чувствовал себя героем».
«Дриблинг всегда был неплохой, а я еще и развивал его. Выходил со стадиона после игры и нырял в толпу, навстречу движению. Уклонялся от столкновений, старался никого не задеть. Ветки головой доставал в прыжке, за трамваями носился. Говорил себе: «Если успею за тем вагоном, буду настоящим футболистом». И как дам рывок! Растил футбол в себе. Правда, и себя в футболе хотел видеть.
Через два года попал в киевский СКА — пришло время служить. Три зимы, три весны, все по-честному. Помог команде прорваться в класс «Б», потом недолго бегал правым хавом в «Спартаке» из Андижана, в 64-м это было. Играли как-то с «Пахтакором», сам Красницкий у них был в составе. Я забил два и понял, что такое признание. Партнеры позвали в ресторан, с вином. В городе узнавали, стригли в парикмахерской бесплатно.
Узбеки уговаривали остаться, но чувствовал — не мое. Я молодой совсем, а там калачи тертые, с амбициями, подставлять меня стали. Администратор вдруг брякнул тренеру, что я анашой баловался, хотя даже не курил в те годы. «Раз так, — сказал, — уезжаю». Они в ответ созывают собрание и дисквалифицируют меня «за нежелание отстаивать честь клуба». Те самые товарищи, что в ресторан водили.
Дисквалификация не пугала, системы контроля тогда особой не было. А может, только на словах припугнули. Стал играть за «Шахтер» из Конотопа, там триста рублей подъемных дали — чем не жизнь? В какой-то игре три положил — позвали в чебоксарскую «Энергию». «Да у меня же, — говорю, — нога больная, мениск». — «Тогда давай тренером!»
Согласился, хотя команды в Чебоксарах практически не было. Из Чувашии пришла официальная телеграмма: «Просим тренера Найденова привезти с собой вратаря, двух защитников, столько же хавбеков и нападающего». Спрашиваю у ребят постарше: «Кто со мной?» Был такой Кононенко, сын участника киевского «матча смерти». «Поезжай, — сказал, — а мы подтянемся, если все нормально».
Денег ни копейки, но я уже загорелся. Занял у соседа дяди Лени, заведующего базой, 25 рублей на дорогу. Приехал, осмотрелся, позвал ребят из молодежной сборной Украины. Поднял команду аж на одно место: с последнего на предпоследнее. В следующем сезоне уже вошли в тройку. Так началась моя тренерская работа. Шел 1965 год».
«Скажи мне кто, что всю жизнь буду скитаться по футбольной провинции, не поверил бы. Но и не стал бы ничего менять. В большом тренерстве существует узкий круг людей, в который не попасть. Все схвачено, всем правят связи, знакомства. У меня блата не было, и что теперь, не работать? Конечно, хотелось большего — не пускали. Но рвался, боролся — уже немало. Просил одного футбольного туза: «Дай поработать в команде с именем». Речь шла о ворошиловградской «Заре». «Дам. Жди». До сих пор жду.
А тогда мне было 23. Опыта и связей ноль, у команды три очка. Футболисты перед матчами жили в раздевалках при стадионе, по десять человек в каждой. Вместо денег двухрублевые талоны на питание. Команда по уровню мастерства — как ее новый тренер. Зато энтузиазма через край. За дело взялся рьяно, спал по четыре часа. Ухватил главное: советский тренер должен быть еще и менеджером, хоть и не знал тогда такого слова. Без материальных условий футболист не раскроется, а будет рваться туда, где условия есть. Именно в Чебоксарах впервые выбил игрокам квартиры, так они за меня поубивать были готовы кого угодно. Но помнил: в футбол играют не условия, а люди. Квартиры с машинами не заменят талант и тренировки. С командой надо работать».
«Наукой тогда молодые тренеры овладевали централизованно: каждый год съезжались в Москву на семинары. В первые два дня внимательно слушали, под вечер выпивали. На третий день хорошо выпивали и разъезжались по домам. Приехал однажды знаменитый Эленио Эррера из «Интера». Читал лекцию: «Мои тренировки длятся всего 40 минут!» Ясное дело, у Эрреры такие зубры, что хоть водки им налей, всех порвут».
«Присматривался, впитывал, пока не научился самому важному тренерскому умению: делать команду. Сам дошел, никто не говорил. А многие нынешние не умеют. Надо оценить, кто у тебя под рукой, уяснить возможности каждого игрока. Потом придумать, кого куда поставить и как использовать. Кажется — пустяк, но именно в этом проявляется тренерская интуиция и профессиональное мастерство.
Конечно, мне помогали с писаниной и документацией, это считалось важным. Сажал помощника Данилыча, тот красивым почерком выписывал конспект тренировки. Другое дело, что следовал я ему не всегда. Иногда от простой работы с мячом больше пользы, ей-богу. Игровая схема тоже не так важна, я менял ее не раз за карьеру. И был, между прочим, первым в Союзе, кто стал активно использовать расстановку с одним форвардом. Только форвардом этим был Гоча Гогричиани».
«Первых результатов добился, не имея тренерского образования. Разные инстанции постоянно долбили за отсутствие «корочек», честно пытался совмещать учебу с работой, но диплом получил только в 39. Помог Валерий Овчинников, работавший в кировском «Динамо». Талантливый тренер, пусть его футбол считали некрасивым, но результат давал всегда. «Приезжай, — сказал, — все устроим». Приехал, сдал госэкзамены, стал дипломированным.
Умение ладить с людьми пришло намного раньше. В той же Чувашии поначалу повел себя с игроками слишком жестко. Через несколько лет мой добрый гений, великий Дед Маслов, втолковал: «Почему ты все время грузишь их на полную катушку? Это же живые люди. Или морду тебе набьют, или саботажем займутся. Имей чутье. Если поймешь, когда сбавить, когда поднажать, ребята зауважают». С тех пор ни в одной команде конфликтов с игроками не возникало. А с Масловым и позже пересекались. Жаль, что на смену душевному Деду, который никогда свитера не снимал, пришла мода а-ля Базилевич — официальность, скрытность, всегда при галстуке, себе на уме».
Аркадий Галинский, журналист, писатель, комментатор:
«Если в международном футболе нет более скандальной фигуры, чем Марадона, то в наших краях похожую роль как бы пытается исполнять тренер «Жемчужины» Арсен Найденов. Ведь всякий раз мы узнаем о каком-нибудь найденовском кунштюке. Но так же, как не склонен я осуждать Марадону за его выходки, таково примерно мое отношение к необычным поступкам Найденова.
Между прочим, я с Найденовым не знаком, но слежу за ним давно, еще с тех пор, как он выскакивал петушком на футбольное поле (правда, тогда еще под другой фамилией в составе киевского СКА). Как игрок впечатления не производил, да и оборвалась его карьера футболиста довольно рано, но зато, став тренером, Найденов быстро превратился в своеобразную знаменитость. Солидные представители этой профессии его всегда осуждали, да и коллегой, собственно, не признавали, считали делягой, ловкачом. Будучи сравнительно молодым тренером, он понял в советские времена, что ему не даст развернуться типичная еврейская фамилия, и, приняв по закону фамилию жены, стал Найденовым.
Чем же прославился быстро Найденов? Одну за другой он создавал футбольные команды в городах, где, как правило, коллективов мастеров не было и в помине. Добивались их утверждения в этом ранге, конечно, местные вожди, но команды-то создавал Найденов! Иногда корявенькие, но всегда боевые, а порой и не такие уж плохие. В конце концов Найденов из этого города уезжал, но команда мастеров чаще всего в нем оставалась, и футбол входил в жизнь этих мест. Поразительно, но к Найденову, несмотря на неуважение коллег по тренерскому цеху, игроки со всех сторон съезжались охотно, зная, что кусок хлеба с маслом у них будет, но придет он не в результате безделья. Чем лучше Найденов подбирал игроков, тем квалифицированнее играла его команда. Игру он ставил простую, немудрящую — игрок в игрока, да в защите чистильщик. Но порой придумывал и кое-что посложнее, потоньше.
А еще Найденов известен своими скандальными заявлениями в печати и на различных футбольных форумах. То признается, что не будет больше играть договорные матчи, то говорит, что отказался от так называемой работы с судьями. Своей экстравагантностью он напоминает одного нашего небезызвестного политического деятеля с тою лишь существенной разницей, что Найденов что-то всюду создает, созидает, а не разрушает. Строго говоря, Найденов не столько тренер, сколько менеджер, хотя, конечно, умеет проводить тренировки и давать установки на игру. Мне кажется почему-то, что при его селекционных способностях, получи он когда-нибудь в свое распоряжение действительно богатый клуб, Найденов, возможно, добился бы с ним очень многого. Но, увы, жизнь расставляет каждого из нас по своим местам».
(Альманах «Футбольная правда», № 15, 2004 год).
«Меня спрашивают, приходилось ли давать взятки. Думаю, каждому из нас приходилось. По серьезному или пустяковому вопросу — неважно. Но я никогда не общался с нужными людьми посредством денег. Вместо этого заводил дружбу, приглашал в ресторан. Мне шептали: «Ты «бабки» дай, и все решишь!» Но считал иначе: лучше человек окажет мне услугу по дружбе, а не корысти ради. Точно знаю: деньгами никого не удержишь. Придет время, когда они кончатся и все разбегутся. Но помню и другое золотое правило: если уж даешь, давай тем, кому надо давать!
Уже в российское время приходил к важному начальнику просить финансирование. Тот для приличия хмурил брови и выделял, условно, 10 тысяч долларов. На выходе ждал бухгалтер. «Вы же понимаете, Арсен Юльевич, вам только половина, остальное надо вернуть». — «Понимаю, Аллочка, спасибо тебе и Иван Иванычу». А как иначе? Либо так, либо нет команды».
Всеволод Найденов, сын:
«В детстве отца почти не видел, можно сказать, воспитан матерью. Он был постоянно на футболе, в разъездах, на тренировках. Часто меняли место жительства. Отец уезжал первым, мы догоняли потом. Мать родила меня в Башкирии, она сама оттуда. Решила, лучше дома, потому что отец в любой момент мог оказаться неизвестно где.
Все его знакомые, которые появлялись у нас дома, были связаны с футболом. Мои игрушки — вымпелы, мячи. Отец приносил какой-нибудь «бэушный», в советское время — очень круто. Из-за этого со мной дружили все пацаны, от пяти лет до семнадцати. «А Сева выйдет? А мяч вынесет?» Меня на футбол брал, маму никогда. Запрещал, не хотел. Но она и не вмешивалась. Тянула на себе весь быт, отец в этом был слабый. Переезды, контейнеры — все на ней. Мебель переставляла, ремонтами занималась, за участком следила. Не помню, чтобы отец когда-то гвоздь в стену забил, вообще ноль в этом деле. Персик сорвать мог, посадить нет. Не говоря уж про то, чтобы из еды что-то приготовить.
Когда жили в Новороссийске, я записался на дзюдо. Отец капал на мозги: «Борьба не спорт, а не пойми что, футбол другое дело!» Послушался, конечно, пришел в футбольную секцию, но там все быстро прояснилось. Не дано, не футболист. Природа на детях отдыхает.
Отцом он был не жестким, скорее наоборот. Я не подарок, мать лупцевала будь здоров, а он ни разу за всю жизнь. Вроде бы стукнул его однажды по носу паровозиком спящего, и отец вспылил. Но сам не помню, мать рассказывала. Матерком мог приложить, но уже когда я повзрослел. В школу впервые пришел в старших классах. Мать уехала в Башкирию, я раздобыл у друзей эротические рассказы. Сейчас такие, наверное, в учебниках печатают, а тогда — запрещенка! Читали с пацанами, рядом кэгэбэшники в футбол играли. Один хвать меня за ухо, чтиво про баню отобрал, сдал в милицию. Те перепугались: комитетчик привел антисоветчика! Отец меня вызволял, заминал, чтобы мать не узнала.
В другой раз я на демонстрации повздорил с учителем физкультуры, уже перестройка была. Отец вольных взглядов придерживался, «Голос Америки» слушал, я ему проволоку-антенну в окно вытаскивал, чтобы приемник ловил. Второй раз пришел в школу и вступился за меня. Одна на него пошла: «Да я секретарь партийной организации!» — «Мне все равно, в коммунистах не состоял, слушать чушь не собираюсь!» Вот дед был партийный, они на этой почве с отцом иногда схлестывались.
Сказать, что жили богато, не могу. У нас, например, никогда не было машины. Появилась уже в Сочи, в конце 90-х, красная «Лада», Александр Гармашов подарил. Водила мать, отец не умел и не хотел. Квартиры нам предоставляли от клубов, переезжали — сдавали. Правда, в конце года он выбивал для своих команд загранпоездку. Привозил какие-то вещи, жвачку, это считалось престижным. На сборы в Сочи нас брал весной. Но чтобы лишние деньги водились — не было такого. Не бедствовали и не шиковали.
В Новороссийске и Сочи море отца не интересовало, не его тема. Только футбол. За преферансом мог с друзьями посидеть, по копейке вист. В казино заглядывал, на автоматах поигрывал, азартным был. Это уже в российское время. А советский строй не любил и даже подумывал эмигрировать в ФРГ, к двоюродному брату. Мать воспротивилась. Считала, как многие в те годы, что уехать — родину предать».
«После Чебоксар позвали работать в Бухару. Местный «Факел» шел последним из двадцати четырех команд в зоне второй лиги. Встретил узбекский босс, повел знакомить с игроками и тренером, которого собирались снимать. Звали его Станислав Стадник — известный в прошлом футболист «Пахтакора». Подходим, он на ступеньках сидит. «Знакомься, Стасик, это Арсен». Стасик — бух! — и завалился пьяный.
За полгода вывел «Факел» на 12-е место и умчался работать к башкирам в Кумертау. В переводе — «Угольная гора». А через два года класс «Б» расформировали. Жаль, память осталась добрая. И не только футбольная. В Башкирии во второй и последний раз женился, с супругой, Ниной Степановной, иду по жизни пятый десяток».
«Раньше кузница футбола была в провинции, а не в объевшейся Москве. Народ пер на стадион с «бормотухой» и семечками — свободного места не сыскать! Пока в 80-х и 90-х не изменился тип государственного руководителя. Пришли молодые ребята — чистой воды карьеристы. За футбол их партия не хвалила, по ушам не давала. На кой он им сдался? Я никогда не был коммунистом, но уважал их хотя бы за то, что дело делали. Пусть семьдесят процентов обещаний, но выполняли. А эти… Твое бы не отняли, какие обещания!»
«Фрунзенская «Алга», первая союзная лига. Позвал меня туда тренер Артем Фальян. Многому у него научился, подсмотрел в том числе изнанку жизни. Однажды Фальян попросил передать судьям тысячу рублей. «Откуда, — думаю, — такие деньги, сроду в руках не держал». Но Фальяна считаю одним из самых сильных тренеров, с которыми сводила судьба. Часто пользовался его футбольными наработками. Например, когда нападающие разбегаются из центра во фланги, а зона остается пустой для быстрых полузащитников — это от Фальяна. Год в Киргизии стал сильной школой».
«Говорят, мужик должен построить дом. А я построил санную трассу. В 72-м отправили в Братск с условием: «Твоя задача сделать так, чтобы руководство Братской ГЭС само захотело построить трассу. Заинтересуй их возможностью появления в городе футбольной команды. С этим поможем, в остальном импровизируй. Уговоришь и доведешь до ума строительство — получишь клуб второй лиги».
Уговорил. ГЭС выделила три миллиона рублей, закипела работа. Пять месяцев просидел в Сибири. Зимой! Они строили, я следил. Сдали в срок, но в городе я не остался — получил предложение от «Вулкана» из Петропавловска-Камчатского. А Братску действительно разрешили создать команду «Сибиряк». В те годы многие хотели — не многим позволялось».
«На Камчатке добился одной из самых больших удач в карьере: «Вулкан» выиграл Кубок РСФСР. В 70-е этот турнир считался сильным и престижным. Участвовали 150 клубов, по пути к финалу мы прошли «Уралмаш» и «Рубин», в главном матче обыграли в Пскове «Машиностроитель». Дома встретили, как покорителей космоса. Но были и будни. На Камчатке впервые узнал, что такое договорняк. Лева Бурчалкин, царствие ему небесное, тренировал владивостокский «Луч». Приехал ко мне: «Давай ничейку сгоняем». — «Зачем, если моей команде платят только за победу? Я тебя и дома грохну, и в гостях!» Грохнул оба раза».
«Народ на Камчатке нас обожал, по 10-12 тысяч на каждый матч приходило. Моряки с рейда звонили, спрашивали счет. Партийные деятели запросто могли прервать заседание обкома и отправиться на стадион. Платили щедро. Между прочим, я звал в «Вулкан» талантливого красноярского игрока Олега Романцева. Отказался, о чем впоследствии вряд ли жалел».
«В определенный момент появились люди из контрольно-ревизионного управления. Скрывать не стану, подбил камчасткое начальство на доплаты игрокам: по 150 нелегальных рублей за победу. Кто-то настучал, комиссия выявила «левые» доходы. Из Москвы пришла телеграмма: «Вулкан» распустить, всех пожизненно дисквалифицировать. И меня тоже.
На печку не улегся, поехал в Пермь, взял с собой восемь камчатских игроков. Всех восстановил в правах — себя не реабилитировал. Спустя время знакомый замначальника управления Спорткомитета СССР составил ходатайство, его долго заворачивали, потом сжалились».
«Люблю повторять: у меня есть мнение, и я с ним согласен. Любому могу сказать в глаза, что думаю. Заходил, к примеру, в федерацию: «За что вас тут держат? Наши деньги проедаете, да еще с понтами! Посадить вместо вас дедушку Калинина, чтобы печати ставил, — ничего не изменится!»
Я был первым в Союзе, кто разрешил игрокам привезти на сборы жен. С самой Камчатки! Николай Старостин увидел как-то: «До чего дошел Арсен!» — «А что такого? Футболист при жене пить не будет, на сторону не пойдет. Начнет дурака валять, скажу: «Забирай жену и вали отсюда!» Старостин задумался. Подозвал администратора: «В следующую поездку берем жен!»
«На одиннадцатом этаже сочинской «Камелии» часто собирались тренеры. Сидели как-то Фальян, Маслов, Рафа Фельдштейн, знаменитый администратор киевского «Динамо», Мотя Юдкевич, администратор «Зенита», и я. Оркестр так шумел, что говорить невозможно. Фальян посылает Юдкевича: «Мотя, узнай, сколько они получают за вечер». Тот возвращается: «75 рублей!» — «Отдай им сто, пусть уйдут».
Михаил Радченко, помощник Найденова, первый тренер Андрея Моха:
«В «Жемчужину» Арсен позвал в 91-м. Тренером. До этого я работал с детьми в адлерском «Торпедо», лучшей сочинской команде советских времен. Не хотел идти, сын уговорил: «Там жизнь бурлит вокруг Арсена».
Найденова всегда уважал как личность и организатора. Но назвать его бесконфликтным человеком не могу. Однажды посылает в разведку: «Нам контрольный матч с харьковским «Металлистом» играть, съезди, Данилыч, посмотри, что они из себя представляют». Поехал, взял их беготню на карандаш. Возвращаюсь: «Готов рассказать». — «Давай потом». Через день напоминаю. «Перед игрой расскажешь». Настает день игры, Найденов дает установку. И прямо на ней говорит: «Разъясни ребятам, кого бояться надо и как вообще «Металлист» играет». Достаю записи, открываю рот, вдруг слышу: «Ну его к лешему, не говори ничего, сами разберутся». На меня будто ушат воды вылили, да еще при команде. Ушел, не дожидаясь конца установки, сел в машину и уехал. Месяца полтора меня не было в команде. Звонили, сказал сыну: «Не поднимай трубку». Потом футболисты приехали за мной, ради них вернулся. Через пару лет сообщил Юльичу: «Чувствую, лучше мне водителем побыть». И стал крутить баранку».
«1980-й, Кубок СССР. Тогда до 1/8 финала турнир разыгрывали по зонам, нашу собрали в Крыму. Подходит перед матчем инспектор Николай Балакин, мой первый тренер, между прочим.
— Арсен, у тебя хорошая команда. Только нестриженая.
— Что?
— Не надо бровями шевелить. Моральный облик строителя коммунизма требует, чтобы советские футболисты имели аккуратную прическу. Думай, как обеспечишь, иначе игра не состоится.
Стало не до смеха. Нашел зазубренные ножницы, вручил администратору. Обкорнали всех под спичечный коробок. А что делать?»
«Без работы редко сидел, но когда такое случалось, приходилось тяжко. Из-за нищеты. Искал монетки, из телефонов-автоматов звонил родителям, чтоб денег на дорогу выслали. Приезжал в Киев, на трамвай не хватало! Купишь билет, напишешь на нем номер маршрута и вагона, проедешь, но не выкидываешь. В следующий раз садишься, достаешь старые билеты, ищешь — есть такой! Серия совпадает, можно контролеру показывать. Жена терпела, шила что-то, продавала. Она у меня стойкая в этом вопросе».
«Был в Киеве друг-баскетболист — Коля Баглей. Раз в месяц разводился, потом снова женился и меня свидетелем в загс таскал. После штампа тащили в ресторан. Сидим, кушаем, я смотрю, в какой руке вилку надо держать, в какой нож, культуру постигаю».
«Кто меня знает, не даст соврать — никогда не был богат. Пустил корни в Сочи, вырастил детей, обзавелся домом, — тогда появилась возможность что-то откладывать. А до этого — какое там! Дом, кстати, мне один полковник по дружбе отстроил, фанат футбола. Не взял за строительство ни копейки! Называл «объектом номер один», лично курировал, я его потом на чемпионат мира в США вывез с тренерской группой. Зато горжусь тем, что не просил подачек. Большой спортивный начальник, узнав об этом, сказал: «Ну и м…к». А я все равно считаю, что не в деньгах счастье».
«В карагандинском «Шахтере» четвертый секретарь обкома партии Нурсултан Назарбаев устроил собеседование. Вопрос за вопросом, да с подковыркой, с пристрастием. На все ответил.
— Где работалось тяжелее всего?
— Здесь.
— Почему?
— Нигде так сильно не пытали расспросами.
Назарбаеву я понравился, сказал: «Берем!» Через месяц его сделали вторым секретарем обкома, по тем временам очень большое начальство. Чувствовалось, что для него не предел. Сдружились, отдыхали вместе, по субботам ходили в баньку. Назарбаев приносил коньяк, пару банок икры, крабов. Мы ему от команды — кроссовки «ботас» и спортивный костюм самаркандского завода. Большой дефицит в те годы.
Как-то поступили в Караганду по республиканскому распределению три японских мебельных гарнитура. Роскошных, но дико дорогих — по 25 тысяч рублей. Назарбаев один шахтеру-стахановцу выделил, другой водителю грузовика, третий мне. А денег не было. Нурсултан расстроился: «Тех, у кого есть деньги, сажать надо. А ты работаешь на совесть». — «Работать и зарабатывать — не одно и то же». Остался я без гарнитура.
Когда Назарбаева забрали на повышение, звал с собой в Алама-Ату, тренировать «Кайрат». «Позже найду должность в казахстанском постпредстве в Москве, квартиру получишь в столице. Ты ведь хотел там жить». Хотел, но позвали в Новороссийск. И жена сказала: «Что мы сидим в этом Казахстане? Зимой холодно, летом жарко. Поехали к морю». К морю, так к морю».
«У Вячеслава Колоскова был на меня зуб. Может, шепнули что, не знаю. Издал негласное указание: убрать Найденова из «Цемента». Без причины, убрать и все. По профсоюзной линии поехал в Ашхабад, принял «Колхозчи». Играли здорово, бились за первую тройку. Выше подняться не могли, в нашей зоне второй лиги было девять грузинских команд. Брали столько очков, сколько хотели, главным образом покупали с помощью армян и азербайджанцев.
Играем как-то с Октемберяном, судят сочинцы Мясоедов, Никифоров и Гончар (в 90-е он станет вице-президентом «Жемчужины»). Накануне выпили запас водки на три судейских бригады, жара 45 градусов. Мясоедов ставит армянам пенальти в самом конце, они как налетят на него! Достает желтую карточку — разрывают в клочья. Он за красной — та же история.
После игры сидим в номере, выпиваем. Приходит армянский гонец с двумя бутылками коньяка.
— Товарищ судья, вы только не пишите в федерацию про скандал, ладно?
— Ладно, давай коньяк.
Армянин ушел.
— Правда писать не будешь?
— Не буду. Уже написал».
«В 1988-м мой «Цемент» играл за выход с кутаисским «Торпедо». В гостях удержали 0:0. Перед ответной игрой спрятался от грузин, знал, что подкатят с предложением. И вдруг тишина. Подзываю парня из команды.
— Сдача будет?
— Будет.
— Кто сдает?
— Все.
Понял, что деньги для футболистов важнее первой лиги».
Хазрет Дышеков, нападающий «Цемента» 80-90-х годов:
— У Найденова установки были не длиннее пяти минут: «Мы все — пальцы одной руки, кто не с нами, тот против нас. Вперед!» Но психолог великий. Собрался я как-то уходить. Он говорит: «Сынок, помнишь, каким ты был поначалу ужасным футболистом? Но я же тебя не выгнал. Теперь я получаюсь ужасный тренер, а ты прекрасный футболист — и потому уходишь?» И как после таких слов уйти?»
(«СЭ», 8 октября 1993 года.)
«В 1990-м я чуть было не оказался в роттердамской «Спарте». Познакомился в Новороссийске с женщиной: русская, замужем за голландцем, главным редактором одного из спортивных изданий. Приехала в Россию навестить отца, и ее поселили в мой гостиничный номер, пока я отсутствовал. Банальное недоразумение. В итоге пригласила в гости. Тем более мужу было интересно пообщаться со спецом из России.
Поехал в Роттердам, голландец свел с владельцем и техническим директором «Спарты». Посмотрел пару их тренировок.
— Не совсем верно даете нагрузки, — говорю. — Слишком большие паузы. Колени и голеностопы в сезоне полетят, помяните мое слово.
— У нас так и было в прошлом году.
В общем, предложили стать консультантом с окладом 125 тысяч гульденов в год. Прислали вызов, но «Цемент» не отпустил. Поругался в ними, уехал в Кемерово».
«В Сочи все начиналось с парикмахера. Ираклий Церекидзе стриг людей в гостинице «Жемчужина», обладал кипучей энергией. Стал первым начальником команды. Спустя несколько лет был убит. Умчался с тренировки, вернулся на базу, лег на мою кровать. У меня как раз прокурор Сочи сидел, сосед по дому. Спрашиваем: «Ираклий, что с тобой?» — «Ерунда, ударился». Присмотрелись, у него голова распухла. Вызвали скорую, но не спасли — внутреннее кровоизлияние. Те, кто бил, вряд ли знали, что у него редкая болезнь: кровь не сворачивалась».
«Играли с липецким «Металлургом». Задача почти решена, догнать никто не мог, гостевая ничья — неплохо. Предложил тренеру хозяев Александру Игнатенко «плавку дружбы». Он отказался. Спонсоры обещали им за победу по сто долларов премиальных, вот времена-то были! И еще поездку в Финляндию по итогам сезона. Игнатенко гордо сказал: «Будем играть!»
Ладно, бьемся, счет 1:1. За минуту до конца Гогричиани сносят у самой бровки. Подкат, после которого ноги отрываются. «Сейчас грузин рухнет на газон, — думаю, — покорчится, потянет время». Но Гоча пропахал метров пять на четвереньках, встал, продвинулся к воротам и как даст! Забил победный мяч — один из своих 26 в том сезоне».
«Потом владимирское «Торпедо» попросило домашнюю ничью. А мы внезапно повели в счете 2:0. Мало того, наш вратарь Чекмезов отразил один пенальти, а заменивший его Могильный вытащил второй. И как-то жалко стало Владимир. Они на вылет стояли, а нам какая разница? Дал указание отпустить. Встали, закончили 2:2. После финального свистка хозяева по традиции вручали приз лучшему игроку матча. Что-то хрустальное. Точно знаю, потому что мне его и вручили!»
Алексей Малайчук, экс-тренер дзержинского «Химика» и горьковской «Волги»:
«О Найденове остались любопытные воспоминания. Уникальная личность в футболе. В первую очередь очень грамотный и тонкий психолог. Работая в «Волге», всегда мог найти способ, как достучаться до футболистов. На одной из установок Найденов, например, неожиданно сорвал с себя галстук и начал топтать его ногами. Сама установка, сопровождавшаяся истерическими криками, звучала приблизительно так: «Сами все понимаете, вас не надо учить играть в футбол, состав назовет второй тренер!» Бывали случаи, когда, наоборот, Найденов читал футболистам перед игрой целые лекции. Знал, когда что говорить и делать, команда его понимала.
Помню, как в начале 80-х «Химик» выиграл все контрольные матчи, а чемпионат начал неудачно. Не могли понять, в чем дело, решили пригласить для консультаций Найденова. Арсен в то время работал в «Волге» и практически не знал никаких тормозов. Впрочем, он их никогда не знал. Тренируя новороссийский «Цемент», умудрился, например, послать на три буквы первого секретаря Краснодарского крайкома партии.
Напрасно, к слову, говорят о том, что сам Найденов не играл в футбол. Неплохой был нападающий, на скорости мог обыграть любого, умел забивать… И вот приезжает. Сразу же включается в работу: «Вызывайте ко мне в номер футболистов по одному, буду по душам разговаривать». Потом заявляет: «Надо срочно купить водки, коньяка — хочу с командой выпить». — «С ума сошел?! Столько времени с этим боремся, а ты всю работу насмарку?!» Найденов как отрезал: «Идите-ка вы… Отдохните две недельки, я уж сам с командой разберусь». На том и договорились.
Получив бразды правления, Найденов устроил такую пьянку, какой, наверное, свет не видывал. После «занятий» команда возвращалась на базу абсолютно невменяемой. Футболистов сгружали штабелями. И что вы думаете? После «консультаций» Найденова «Химик» стал набирать очки и в итоге завершил сезон на 4-м месте! Побеждали всех подряд дома и на выезде. Найденов снял с команды огромный психологический груз — такой была официальная версия успеха.
Если бы остался в «Волге», она наверняка ставила бы задачу выхода в первую лигу. По крайней мере за место в тройке боролась бы точно. У Арсена огромные связи, он мог пригласить многих известных футболистов, убедить, в чем нужно, работников обкома партии».
(«Футбол-Хоккей–НН», 7 июля 2000 года.)
«На финише с мешком золота возник «Уралан», которому тоже хотелось в элиту. Люди из Элисты спросили: «За ничью возьмете деньгами или чартером, чтобы в Сочи вернуться?» — «На кой вы вообще в высшую лигу лезете, если без калыма дома выиграть не можете?!» От 20 тысяч долларов благородно отказались. Проиграли 2:3 и впервые вернулись с выезда на персональном самолете. Радовались как дети.
У «Жемчужины» на соперников и судей денег не хватало, побеждали сами. Арбитров бесплатно селили в гостинице, кормили, давали на руки что-то вроде суточных — десять тысяч долларов на бригаду. Все так делали. Плюс Колосков в 92-м дал арбитрам указание: «Арсена не трогайте, мне в высшей лиге Сочи нужен». И не трогали, хотя мы никому не платили».
Александр Ирхин, российский тренер (этот отрывок не вошел в интервью, опубликованное на Matchtv.ru незадолго до его кончины в мае прошлого года):
«86-й год, тренирую «Атоммаш». Зона сильнейшая, идем с Таганрогом очко в очко, на решающую игру приезжает Найденов с «Цементом». А судил нас Евгений Сахаренков из Белгорода. Накануне просит администратора свести со мной. «Так зол на Найденова, — говорит, — что если найдете 300 рублей, я его прибью». Администратор отвечает: «Найдем». И сразу же идет к Найденову. У того контрпредложение: «500 рублей, по два мешка картошки, капусты, морковки, свеклы, и все будет в ажуре». Наверное, для команды просил, не знаю. Но думаю: «Откажусь — у него банда приличная, грохнет, и не видать мне буферной зоны». Скрепя сердце даю добро. Забил ему автобус овощами, а судье сказал: «Женя, суди, что есть, за просто так».
Начинается матч. Найденовцы открывают счет, мы сравниваем со стопроцентного пенальти. Забиваем второй. За «Цемент» защитник Володя Лушин играл, потом стал судьей. Показалось, мог выручить, но не выручил — значит, все идет по плану. Да еще Найденов в перерыве успокоил: «Сейчас молодых выпущу, не переживай». И выпускает. Я это имя на всю жизнь запомнил — Роберт Бурдейн, калининградский. Выходит и кладет нам два. А еще один «дурак» чуть ли не с центра поля залетает. 79-я минута — горим 2:4!
Технических зон тогда не было, подлетаю к найденовской скамейке, высказываю все, что думаю и бреду к угловому флажку. Мимо пробегает Сахаренков. «Женя, — говорю, — договор в силе». — «Тогда еще сто сверху!»
Весь детектив впереди. 87-я минута — он ставит пенальти, 4:3. 90-я — снова пенальти, 4:4. Но ничья не устраивает, а добавленное время еще не ввели. И тут дурной навес — судья опять ставит на «точку». Мой Саша Иванов разбегается — штанга! Сахаренков уже предупредил, что игру после пенальти закончит, но не заканчивает, дает перебить! Со второй попытки попадаем — 5:4. Пять пенальти в их ворота, считая перебитый!
Нахожусь в прострации. Подходит улыбчивый Арсен Юльич, берет за локоть: «И чего ты дергался? Я же сказал, все будет нормально»».
«За выход «Жемчужины» в высшую лигу мэр Дерендяев подарил мне брежневскую «Чайку». Осталась в Сочи с тех времен, когда генсек катался по курорту. Шансонье Михаил Звездинский предлагал продать ее в США за 150 тысяч долларов, но я использовал машину по назначению: отправлял в аэропорт встречать важных людей. Колоскова, Бескова, Старостина та «Чайка» возила. И Овчинникова, который эту идею подкинул. Позже отдал сыну Севе, а он уступил кому-то за бесценок».
«Случился период, когда денег не было вообще. Команда не видела зарплаты и премиальных три месяца. Защитник Бондарук говорил, что в других командах платят нормально.
— В каких?
— В «Динамо», например.
— Так иди в «Динамо».
— Не берут!
— Тогда сиди и не возмущайся!»
«Мэр Карпов ввел в городской бюджет футбольную статью. Законы не позволяли напрямую, но у Сочи был особый статус. Отчет мэрия держала не перед городским собранием, а перед Минфином, шум никто не поднимал, все равно деньги федеральные. Во-вторых, градоначальник ежеквартально клал на «футбольный» депозит 7 миллиардов рублей. Где он их брал, знает только сам Карпов. Процентов набегало на 4 миллиона долларов в год. В месяц на каждого игрока приходилось по 2 тысячи долларов. Плюс премии по 2-3 тысячи, еще какие-то бонусы. У футболиста основы в среднем получалось по 6-7 тысяч долларов месячного дохода — очень хорошие деньги по тем временам! Плюс квартиры от города, загранпоездки по итогам сезона. Жить можно было.
А вот на еврокубки мэр денег не давал. Говорил, что футбол ему нужен для болельщиков, а не для титулов. Был по-своему прав. На стадионе сформировалась особая домашняя атмосфера. Я знал многих болельщиков в лицо, выслушивал советы, критику, одобрение. Приезжие фанаты чувствовали себя в Сочи спокойно. И играли мы весело — 5:4, 3:6, 4:2… В первом сезоне в «вышке» заняли 13-е место. Пропустили больше всех — 62 мяча. Однако и по забитым стали четвертыми в России».
«Ехали как-то с Овчинниковым по Москве на его «Волге». Нарушили правила, остановил гаишник, Овчинников стал ругаться. Смотрел я на них минут пять, потом вышел из машины. «Здравствуйте, я Найденов». — «Арсен?» — «Он самый». — «Езжайте и больше не нарушайте». Надо было видеть лицо Овчинникова!
В первом же туре договорились с ним на ничью, 1:1. Не особенно скрывали, знал чуть ли не весь город. В день матча пришел человек, назвался Гуриком, достал пистолет: «Ты должен победить или проиграть, все равно». Гурик держал букмекерскую контору, которая едва не рухнула от наплыва желающих поставить на 1:1. Чтобы не прогореть, ему нужен был другой исход.
Неприятно видеть перед лицом ствол. Но от предложения я вежливо отказался. Рассказал о наезде Борману. «Как играем?» — спросил он в ответ. «Один — один». А Гурика в тот момент отрезвлял человек, известный в определенных кругах как Рантик, оба сейчас в лучшем мире. Объяснял, что его проблемы не должны касаться уважаемого человека Найденова и его команды. «Ты всех дуришь, а тебя нельзя?» Линию на матч Гурик в итоге снял под тем предлогом, что играли не на «Центральном», а в Хосте. Сыграли 1:1».
«За Овчинниковым остался должок, но в последнем туре при температуре минус 19 в Нижнем он задержал приезд пожарной машины, дождался результатов в других городах и понял, что требуется победа. Пришлось поддаваться. После финального свистка мы с Овчинниковым ушли под трибуны, обнявшись. Свои люди — сочтемся».
«Лучшие тренеры сезона-1993 по результативным заменам. (В скобках — общее число голов команды.)
Арсен Найденов (Жемчужина) — 10 (46).
Виктор Антихович (Крылья Советов) — 8 (34).
Олег Романцев (Спартак) — 7 (75).
Валерий Овчинников (Локомотив НН) — 7 (30)…
Валерий Газзаев, Адамас Голодец (Динамо М) — 1 (58)».
(«СЭ», 1 ноября 1993 года.)».
«В 94-м позвонил Юрий Семин, помощник Павла Садырина в сборной. Спросил, собираюсь ли я в Москву на заседание федерации футбола, где будет решаться судьба тренерского штаба. Обещал встретить.
— Арсен, выручи. Идет мощный накат, нас хотят убрать из сборной. Если это произойдет за пять месяцев до чемпионата мира, вся работа в отборочном цикле насмарку. Замешан Шамиль Тарпищев, мужик неплохой, но не в теме. Ссориться с ним для нас чревато, а тебе терять нечего. Ты прямой, с позицией и подвешенным языком. Выступи на конференции, может, поймет Колосков, что от добра добра не ищут.
Собрались в Новогорске. Приехали Толстых, Колосков, Симонян, масса тренеров. И Тарпищев на костылях — ногу сломал незадолго до этого. Я вышел на трибуну.
— Ваша фамилия, кажется, Тарпищев? — начал с ходу. — Не стоит лезть в футбол, где вы совсем ничего не понимаете. Занимайтесь своим теннисом!
Тут взвился Николай Толстых.
— Арсен Юльевич, это уже слишком! Покиньте зал заседаний!
Подошел к нему, сказал негромко:
— Когда вы, Николай Александрович, под стол пешком ходили, я уже тренером работал.
И вышел к чертовой матери.
А в зале уже грохотал Овчинников.
— Надоели благодетели! Дайте свободу!
Тарпищев понял: что-то пошло не так. Почувствовал себя орудием в руках Бышовца и покинул зал. Семин с Садыриным остались в сборной. А за мной пришел помощник Толстых.
— Не обижайтесь, вы молодец. Просят вернуться.
Возвращаюсь, Тарпищева нет, все улыбаются. Колосков спрашивает: «Ну что — Найденова в президиум?» Вот как все повернулось! Посидел я в президиуме минут 30, пока перерыв не настал, и уехал в сердцах. А с Тарпищевым потом все наладилось. Оказался мудрым и справедливым».
«В 95-м состоялся памятный матч с «Ротором». Я пожалел и команду и ее президента Владимира Горюнова. Представьте картину: 9 мая, 50-летие Великой Победы, Родина-мать, Мамаев курган, а игра по календарю в Сочи! Ясное дело, Горюнов обратился с просьбой о переносе. И я, конечно, не отказал. Но прилетаем в Волгоград и видим: гостиница не заказана, обеда нет, судья схвачен намертво. Маляров судил, точно помню. Начался матч, играем прилично. Однако был у меня защитник Бурдинский, купили за 61 тысячу долларов. Вышел на замену на 68-й минуте, на 69-й удалился и привез пенальти.
Счет был 3:0, после этого «Ротор» забил еще четыре. На пресс-конференции я прошелся по судье за эпизод с удалением, «Жемчужина» подала протест. С тех пор пошла гулять байка: Найденов проиграл 0:7 и сказал, что при счете 0:3 судья сломал ему игру! Хотя я сказал всего лишь, что недоволен уровнем арбитра Малярова. А Бурдинского в том же сезоне мы отдали в другую команду».
«Летом перенес на ногах инфаркт, правда, почти не почувствовал. После этого стало беспокоить здоровье. Не мог присутствовать на некоторых домашних матчах, пропускал гостевые. В довершение нам стало негде тренироваться: сочинский стадион арендовали религиозные секты. Объявил, что хочу уйти, но в глубине души, конечно, не хотел.
Сразу активизировались журналисты. Ответил им в интервью «СЭ».
— Вокруг «Жемчужины» создан ореол команды, играющей договорные матчи.
— Можете верить: в этом году, в отличие от предыдущих, мы не договаривались ни разу. Другое дело, что кому-то нравится нас постоянно по этому поводу поддевать. Старый принцип жив — стоит один раз назвать человека вором, как этот ярлык приклеивается к нему пожизненно. Такое угнетает, хотя за тридцать лет тренерской работы привык ко всякому. Раньше были порядочные руководители, умелые тренеры. Нищие, но обожающие свое дело. Все общались, жили одной семьей. Когда я пришел в футбол, не знал, что такое купить игру. Постепенно узнал. Первый арбитр, которого я считал себе обязанным, получил от меня в 1966 году четыре бутылки водки. Те судьи в сравнении с нынешними были ангелами. Сейчас же кругом коррупция, и каждый норовит обмануть другого. Хочу за границу. Когда приглашали раньше, отказывался, а теперь захотел».
Вячеслав Колосков, почетный президент РФС:
«Если быть откровенным, я не считаю Найденова тренером в спортивном смысле этого слова. Он не мог научить подопечных финтам, выдающейся технике, нюансам тактики. Убежден, что не проводил ошеломляющих в методическом смысле тренировок, не говоря уж о глубоком знании физиологии или биохимии. Найденов являлся менеджером в нынешнем понимании этого слова. Но талантливым, живущим по законам своего времени.
Бесспорно, он умен и красноречив. Обладает даром убеждения. Отлично контактировал с секретарями и председателями горкомов, профсоюзными деятелями и прочими власть имущими. Уговаривал вкладывать деньги в футбол и всегда добивался поставленной цели. Для этого нужны неординарные способности.
Кроме того, Найденов прекрасно знал сам футбол с точки зрения управленца, чувствовал рычаги, приводящие его в движение. Иногда достигал результатов не только спортивными методами, но это было характерно для советской эпохи. Такие методы были неотъемлемой частью футбола, и руководствовались ими многие. Найденов, надо отдать ему должное, не выпячивал подковерные дела, если и делал что-то, то умно и аккуратно, а главное — эффективно. Руководство в моем лице критиковал тактично, не переходя на личности, и почти всегда по делу. Ругал, если можно так выразиться, профессионально. А такой подход я всегда приветствую».
«Как-то Романцев и ряд других тренеров громко возмутились совмещением Николаем Толстых руководящих постов в «Динамо» и лиге. Сергей Павлов обратился ко мне за поддержкой. Но в коалицию я вступать не стал. Сказал, что всего лишь тренер, а не президент, поэтому мнение мне иметь не положено. Наврал, конечно. Зато остался в стороне от конфликта.
Всегда считал Толстых порядочным. Не слышал, чтобы он брал, вы понимаете, о чем я. Бывало, обедали вместе, выпивали рюмку-другую, так вот Толстых всегда платил за себя сам. Мелочь, а человека характеризует.
Правда, есть у него искусство наживать врагов. Резкость, излишняя принципиальность. Николай Александрович — человек мстительный, что в иных ситуациях большой минус. Он патологически правдив и не скрывает этого. Вспоминается старый советский фильм, в котором героиня говорит: «Кому нужна такая правда, если от нее люди плачут?!»
Однажды Толстых отстранил Овчинникова от работы в футболе за критику в свой адрес. Я полез на трибуну рубить правду: «Ищу китель и фуражку, чтобы вручить вам, Иосиф Виссарионович Толстых, на законных основаниях». В другой раз сказал:
— Сегодня Николай Толстых, как пророк Моисей, водил нас по пустыне. Только не сорок лет, а сорок минут вместо положенных по регламенту двадцати. Делу это не помогло: кроме Москвы, футбола в России как не было, так и нет. В конце сезона взятки, чтобы не вылететь, доходят до 600 тысяч долларов за матч. А что творится в стыковых матчах победителей зон второй лиги? Там крутятся огромные деньги, даже не деньги — «бабки». Говорильня продолжается, а дело стоит на месте!»
Резко? Зато по делу!»
«В 96-м играли в гостях с «Ладой» Гармашова. Хозяевам ничего не нужно, успели потонуть. Нам, напротив, остро требовались очки. Банального «договорняка» не хотелось, и мы с Гармашовым кое-что придумали. Перед началом матча попросили судью Зуева внести в стартовый протокол запасного Емельянова: «Болел, внезапно выздоровел, вдруг пригодится?» Зуев не возражал.
Начали играть. Повели в счете, но Гармашов выпустил на поле 19-летнего Бузникина, ситуацией явно не владевшего. В самом конце он вдруг сравнял счет, за что получил подзатыльник от своих же. Что ж, сработала страховка. На 90-й минуте Гармашов выпустил Емельянова. На исход это не повлияло, но после матча «выяснилось», что играть Емельянов права не имел, поскольку был дисквалифицирован. Через несколько дней «Ладе» присудили техническое поражение 0:3. «Жемчужина» удержалась в высшей лиге, заняв 15-е место».
«В 97-м мы после шести туров впервые в истории поднялись на 4-е место. А после восьми имели лишь одно поражение, да и то от чемпиона — «Спартака». Это стало сенсацией».
«Большой кубанский политик, у которого на носу были выборы, попросил не слишком сопротивляться в Новороссийске против «Черноморца», чтобы тот не вылетел. Политика есть политика: возражать я не стал, проиграли 1:3. Но под гарантии возврата очков в следующем году. Игроки возмутились, где, мол, деньги, я осадил: «И так достаточно получаете, кого не устраивает, может уходить».
В следующем сезоне первая выездная игра — с «Черноморцем». Вдруг узнаю, что долг нам не вернут под тем соусом, что Олег Долматов строит новую команду и дорожит очками. В футбольном мире это называется обман. Собрал своих: «Надо шлепнуть любой ценой!».
Судил Андрей Бутенко, самый законченный негодяй из всех, кого знаю. С ним было несколько неприятных моментов, но тогда он превзошел самого себя. Бьемся в кровь — ставит пенальти в наши ворота и удаляет Кузнецова! Горим, и вдруг Горшков в добавленные минуты как даст издали. 2:2!
Через месяц новороссийские игроки принесли извинения. Футбольный мир тесен, все всплыло. Один человек во всем «Черноморце» поступил порядочно — вратарь Руденко. Знал о долге, сказал: «Играть не хочу». И не вышел. А долг они все равно вернули: легли во втором круге и проспонсировали три очка в матче с другим соперником».
«Еще про Бутенко. Играл мой «Цемент» в конце 80-х с Поти. Пришел их спонсор: «Арсен Юльич, я тщеславный человек, мне нужно первое место. Отдай игру — выпишу три тысячи рублей команде и отдельно рассчитаюсь с тобой».
Обещал подумать до завтра, лишь бы он на ребят не выходил. А сам отыскал 600 рублей и передал судьям во главе с Бутенко. Не знал, что человек из Поти дал им полторы тысячи.
Играем по нолям, судья свистит нормально. И вдруг минуты за полторы до конца ставит пенальти! Ухожу под трибуны, говорю администратору: «Налей стакан водки». Выпиваю. «Налей еще!» Глотаю — не берет. Влетают мои ребята: «Юльич, выиграли 1:0!» Оказалось, вратарь 11-метровый поймал, выбросил мяч нашему, тот метров с 25 засадил в «девятку». Грузины окружили судью: «Отдай деньги!» По реакции понимаю: этот негодяй даже с боковыми не поделился. 600 рублей я забирать побрезговал. Бросил ему на прощанье: «Можешь оставить».
В Самаре, в 95-м, ни копейки не предлагал. Бутенко при 0:0 снова поставил нам левый пенальти. Только ведь и этот не забили. Специально его отыскал, чтобы сказать: «Ты, гад, еще и нефартовый»».
«Болезнь не прицепиться ко мне не могла. Нервы и нарушение режима — часть работы. Тренируй я всю жизнь одну команду, а не мотайся по стране, может, сохранил бы сердце, и то не факт. Можете не верить, но перед матчами специально напивался. Не от того, что склонен, а в практических целях — чтобы было плохое настроение с утра. В добром расположении духа команду на игру категорически нельзя выводить!
На утренней разминке обязательно выгонял кого-то из футболистов. И снова намеренно — создавал нервозную обстановку. Команда заводилась, а я демонстративно уходил спать. Полезная процедура, потому что за несколько часов до игры резко активизируются околофутболисты. Рыщут, звонят, пытаются тебя достать. Если об этом не знаешь, то и голова не болит.
Потом приглашал по одному футболисту для индивидуальных бесед. Накручивал, придирался! Когда доходило до общей установки, ох и злая у меня была команда! Сердце работало, как индикатор. Верил, что если болит в груди, сыграем хорошо. Какое после этого здоровье? Берегись, не берегись, без волнения вообще невозможно тренировать»
«Резекция аневризмы аорты и два коронарных шунта — вот что ждало меня в Москве. У Бориса Ельцина было похожее, только шунт один. Наверное, год был таким, несчастливым. Убили генерального директора «Спартака» Ларису Нечаеву и президента ФХР Валентина Сыча. Умер известный тренер Анатолий Полосин, а Тайсон Холифилду ухо откусил.
Я этого не знал, лежал в палате, располосованный вдоль и поперек, склонялся то к обычной жизни, то к загробной. Потом понял, что поддержать меня материально в Сочи некому. «Жемчужина» что-то перечислила, но это и близко не покрыло расходов. Еще разыскал в больнице один футболист. Спросил, когда получит причитающиеся ему деньги. Лежал и думал: «Это и есть конец? Выброшен из футбола? Вычеркнут из жизни?»
Спас давний друг Назар Петросян, чемпион СССР в составе «Арарата». Собственных средств на операцию не было, он за все заплатил. Тренер Александр Аверьянов дал тысячу долларов. И, конечно, поддержал Борман. Приезжал в больницу чуть ли не каждый день. Проник в палату реанимации, куда вообще никого не пускали, для этого ему в Нижнем сшили халат, бахилы и шапочку. Жена рассказала: когда Валера увидел меня после операции, заплакал. «Сидит в коридоре здоровенный мужик, а из глаз слезы в три ручья. Потом подходил к постели и руку твою гладил»».
«Борман совал, что полагается, врачам и медсестрам, таскал фрукты, доставал лекарства. Привез телевизор с видеомагнитофоном, чтобы я смотрел футбол. Когда выписывался, врачам оставил. Валера толстяк, а они добрые. В трудную минуту все отдаст, большой души человек».
«Борман, говорю как на духу, ни одной игры в жизни не продал. А вот купить мог, когда нужно было. Но это совсем другое дело! Так ты наживаешься, а так — спасаешься. В 50-е и 60-е вообще никто не знал, что такое — продать игру. Это появилось потом — при Соловьеве, Лобановском, Зонине.
В футболе существует четкая грань между жадностью и милосердием. Как сказать команде, что сегодня нужно сделать на поле то-то и то-то? Очень просто! Если говоришь, что заработаем денег, это скверно. Но помочь товарищу, который вылетает, — ничего страшного. Если игроки тебя уважают, все сделают как надо.
А бывало и так, что не хотел футболист помогать и лукавить. Я выручал как-то Овчинникова, подходит Горшков: «Арсен Юльевич, играть не буду!» — «Саша, разговоров нет». Принципиально не участвовал ни в чем подобном. Это позиция, ее уважать надо».
«Первые слова я смог произнести только на 57-й день после операции, еще через три дня начал самостоятельно передвигаться. Дышал с помощью трубки, введенной в гортань, легкие не работали. Когда выкарабкался, Овчинников, сказал: «Значит, Бог хочет, чтобы ты сделал в жизни еще что-то хорошее». Решил для себя: пусть этим хорошим станет второе рождение «Жемчужины».
«Меня за коммуникабельность всегда ценили. Может, потому и деньги на футбол давали. Улыбка, рюмка под хорошую закуску в нужной компании, умение позволить человеку почувствовать себя жутко важным, — это приучило городских боссов работать со мной именно так, под легким давлением снизу. Когда ушел — все рухнуло. Не осталось ни команды, ни футболистов».
«Отправился в Москву, нашел людей, готовых вложить в клуб хоть что-то. Но было ясно, что перспектив нет. Городская дума приняла решение больше не выделять на футбол ни копейки. Камнем преткновения стала сумма в 50 — 60 миллионов рублей. Вместе с командой умер и адлерский лицей».
«В 2002-м предпринял очередную попытку спасти «Жемчужину». Хотел продать дом, умудрились каким-то чудом стартовать в чемпионате. Толстых дал отсрочку по заявочному взносу, но предупредил: «Юльич, не лезь в административное управление. Пусть они разбираются, а ты тренируй, иначе погоришь!»
Я занял под обещания мэра 120 тысяч рублей у знакомых с Камчатки, а он спрятался, как таракан за плинтусом. Отдавал свои с процентами, долго и мучительно. Сотрудники базы подали на суд. «Дай денег!» А где я их возьму?
Никогда не играл в казино, а тут жизнь заставила. Зашел, поставил в автоматах — выиграл две тысячи рублей. Тогда всю команду на семьсот можно было накормить, так что на столовую хватило. Потом свели с московским чеченцем Адамом Тарамовым. Стал президентом клуба, выделил 60 тысяч долларов, это позволило не сняться с чемпионата. Через полгода арестовали. Не хочу углубляться в тему, для меня он остался порядочным человеком».
«Что я нажил за почти семь десятков лет? Преданную жену. Любящих детей. Верных друзей. Тоску по запаху газона и раздевалки. Звание заслуженного тренера России за выигрыш с «Цементом» чемпионата РСФСР в 89-м. «Корочки» ветерана труда. Понимание, каким должен быть настоящий футбольный тренер.
Тактика, физиология, методики, нагрузки не главное, поверьте Арсену Найденову. Главное — быть искренним и незлопамятным, уметь чувствовать и прощать. Люди идут к тому, кто их любит и не обманет».
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
