Заслуженный тренер РФ Инна Гончаренко, известная по работе с двукратной чемпионкой мира среди юниоров Еленой Радионовой и четырехкратным чемпионом России Максимом Ковтуном, в большом интервью «Матч ТВ» рассказала о причинах резонансного ухода из ЦСКА и завершении активной тренерской карьеры, о том, почему России стоит создать аналог Международного союза конькобежцев (ISU), а также почему Елизавете Нугумановой не следовало критиковать Евгения Рукавицына.
— Инна Германовна, чем вы сейчас занимаетесь?
— Работаю в свое удовольствие — могу себе это позволить. Когда хочу, сколько хочу. И, в принципе, с кем хочу. Но в этом плане у меня так совпало, что с кем хочу работать я, те и сами хотят. Такой вот каламбурчик (смеется). Когда люди ко мне обращаются, я стараюсь им помочь.
Здесь, в «Академии льда», очень хороший каток. Уютный, красивый. Его хозяин — Сокольников Дмитрий Львович — хочет, чтобы здесь было фигурное катание, и помогает всячески его развивать. Ребята начинают появляться неплохие, хотя сначала, безусловно, были те, у кого что-то не получилось в других местах и их оттуда «отправили».
Я шучу даже иногда — здесь какой-то последний шанс. Но в этом и ответственность — почему бы не попытаться помочь ребятам найти себя? Тем более иногда получается очень даже неплохо. Эти ребята не достигали больших результатов, но после того как мы их подправили, их забрали в серьезные спортивные школы, где раньше даже смотреть бы не стали.
Хотя, конечно, здесь есть и тренерские кадры с далеко идущими планами. Анна Владимировна Царева здесь работает, у нее очень неплохие результаты. Я с ее группой как раз работаю, помогаю, потому что ребята приходят по-разному обученные, с ними надо заниматься. Многие — со своими трагическими историями. Почему трагическими — потому что многие после тяжелых травм, которые пропускали сезон-два, но все-таки решили кататься. Разношерстные ребята, поэтому я как-то пытаюсь помочь двигать это дело. Прогресс хороший.
Тут и ее дочка Мария (Захарова) занимается. Катается за «Самбо-70», но тренируется на этой базе. Четверной тулуп с хорошими попытками пробовала, сальхов четверной учит — есть перспективные попытки. Девочка делает заявку на самые высокие места на юниорском уровне. Вероника Петеримова еще появилась в группе, мастера спорта в этом году выполнила. В общем, команда действительно сильная, с хорошими перспективами.
— Смотрю, у вас тут и Наталья Филимоновна Бестемьянова тренирует.
— Да, она очень плодотворно занимается с подрастающим поколением, ставит им очень красивые, оригинальные программы. С Машей Захаровой она тоже много работала, чтобы растанцовывать ее. Да и вообще у нас тут, как и в целом в фигурном катании, много хороших людей. Таких, знаете, фанатиков. Вот кто работает — почти все такие, и я это со знанием дела говорю.
Потому что очень трудно сочетать работу практически 24 часа в сутки с семейной или же просто нормальной человеческой жизнью. Поэтому люди в фигурном катании зачастую работают во вред себе и своей жизни. Поэтому сейчас я здесь. Мне очень удобен этот каток и по расположению, и по отношению ко мне — добродушному, понимающему.
В свое время у меня встал выбор: продолжать работать в прежнем графике или что-то менять. И первый вариант был уже практически невозможен, потому что у меня подросли мои дети, которые меня почти не видели. Сын практически без моего участия проскочил 11 класс, поступление… А когда дочь подошла к этому же этапу, я поняла, что объять необъятное невозможно. Потому что в большом спорте у тебя все подчинено расписанию тренировок и соревнований.
У тебя даже праздничные дни забиты. Фигурное катание — ранний вид спорта, дети учатся в школе. А в праздники они отдыхают от занятий, и мы стараемся тренироваться в них еще больше. Нет, это все прекрасно, никто ведь не заставляет нас это делать. Но иногда приходится выбирать.
— С тех пор, как отошли от активного тренерства, были хоть раз мысли вернуться?
— Каждый день такие мысли возникают (смеется). Но это все очень сложно… Плюс начался коронавирус — сперва все думали, что это ненадолго, но потом сознание поменялось. Я тоже «успешно» этим всем переболела, была, так сказать, почетным участником пандемии, поэтому знаю, как это все выбивает.
Но как-то все-таки мы это пережили и с надеждой подходили к олимпийскому сезону. Вот, наконец-то, новый виток — праздник спорта, жизни. И этот праздник принес нам в том числе и печальные события. Я думаю, что тем, кто связан со спортом и с фигурным катанием, это по голове дало здорово.
— Вы же про Камилу Валиеву?
— Конечно. Ее все ждали, боялись много говорить про нее — знаете, все же спортсмены суеверные, чтобы не сглазить. Все надеялись, что у нее все получится. С другой стороны, иные силы тоже понимали, что у нее все будет, и попытались сделать так, чтобы этого не случилось. Мне не хотелось бы сгущать краски, но много было тех, кто потирал ручки, лишь бы у Камилы ничего не получилось. Но я думаю, что Камила от этого будет только сильнее.
Меня вообще очень впечатлил командный турнир. Насколько здорово выступали ребята… Не могу представить, в каком психологическом давлении были все, не только Камила. Героизм это или не героизм, не знаю, но запомнилось очень сильно. И все-таки до конца они Валиеву не сломали, потому что пусть даже четвертое место, но вы пойдите и попробуйте его занять.
— Думаете, сможет Камила продолжить? Сейчас стало известно, что до сентября она будет выступать в шоу Татьяны Навки.
— Ну, мы же все взрослые люди и все понимаем. Тут зависит от желания человека. Давайте Нейтана Чена вспомним, который тренировался на студенческих катках, занимался онлайн и все равно добился высот. Поэтому — было бы желание.
— Ну, таких примеров критически мало.
— С другой стороны, у нас и девочки особенные, не масса. В общем, я надеюсь, что Камила продолжит, мне хочется быть оптимистом в этом вопросе. А там уже взрослый человек все сам для себя решит.
Что же касается остального сезона, то теперь случились другие события, которые накладывают свой отпечаток… Поэтому все значительно осложнилось. Но я могу сказать, что у юных спортсменов настроение достаточно хорошее. Все понимают, что все течет и все меняется. Тем более соревнования у нас, в России, соревнования детского и юниорского уровня намного более высококлассные, чем за рубежом. И если этот уровень поднимать, то когда нас вновь допустят к международным соревнованиям, мы вернем себе все квоты и утраченные позиции. И для молодых ребят это будет очень почетно.
— Дети у нас, безусловно, останутся, но как быть с лидерами? Условно говоря, если отстранение затянется, то что делать той же Валиевой?
— Здесь уже должно быть внимание со стороны руководства страны и функционеров к этой проблеме. К примеру, к тому же возрастному цензу я отношусь философски, но при этом отрицательно, и сейчас объясню почему. Я сама прошла этот путь со своими детьми: человек к окончанию школы подходит с мыслями, куда ему идти дальше.
В последние годы в 9-10 классах школы начинают формировать специализированные классы — экономический, химический и так далее, чтобы откинуть ненужные предметы и сосредоточиться на чем-то одном. И если ребенок хочет поступить в серьезный, имиджевый вуз, то ему необходимо добирать упущенное с помощью репетиторов. Нужно посвятить этому почти все время, практически как в фигурном катании.
Теперь — к спортсменам. Если мы берем фигуриста-юниора высокого уровня, то он, конечно же, понимает, что на взрослом уровне он будет очень востребован. Но что делать тем, кто как бы посередине? У него перспективы-то хорошие, но где-то на 5-6-х местах. В этот момент родители будут думать, что делать дальше — у ребенка, к примеру, хорошо пошла химия, ну и зачем тогда ему спорт?
Вот это будет обидно. Мы можем потерять важный резерв сборной, базу. Потому что эти ребята с 5-6-х мест подпирают лидеров и в любой момент могут выйти вперед. Нельзя всегда держаться на одном-двух чемпионах, так не бывает. Поэтому когда раньше фигуристы могли выйти во взрослые в 15 лет, у них до окончания школы была возможность объективно оценить уровень и перспективы и принять решение. С новым цензом такой возможности не будет.
Но у них была потребность сдержать российских спортсменов и спортсменок, которые прыгают сложные прыжки. Отложить период, когда прыгающие девочки на пике. У нас их очень много, потому что педагоги хорошие, которых воспитала советская система. Тогда спорт был во главе угла, это было престижно.
— А как можно заинтересовать продолжать карьеру это самое среднее звено? Ведь если у нас будут только внутренние соревнования, они не смогут обойти лидеров — просто не дадут.
— Значит, надо развивать внутреннюю систему шоу, показательных выступлений. Популяризировать через СМИ, чтобы люди видели, что вот они — герои. Не те, кто ролики в YouTube снимают с разными частями тела. Не ими надо восторгаться.
Здесь можно коснуться нашей системы образования. В какой-то момент мы решили, что болонская система лучше, но со временем выяснилось, что наша, советская система, была более эффективной. И сейчас мы в какой-то степени к этому возвращаемся.
Я же вообще ребенок Советского Союза, свою родину люблю и никогда не откажусь ни от ее прошлого, ни от будущего. Мне кажется, плановая экономика — это здорово, потому что была схема того, что нужно для развития определенных отраслей. Там было, быть может, много недоработок, но все равно.
А рынок — это купи подешевле — продай подороже. В спорте такое не работает.
— Разве?
— С нашими детьми в рыночной системе сложно. Мне кажется, все-таки должен быть какой-то план — и спортивный, и по вложению в подрастающее поколение.
— По поводу роликов. Кажется, я даже знаю, про кого вы. Как отнеслись к громкой истории с Лизой Нугумановой?
— Негативно. Я считаю, что таких интервью быть не должно. Педагогов своих нужно уважать и в такой среде воспитывать. Очень много лет знаю Женю Рукавицына и не верю, что такое возможно. Если тренер говорит что-то нелицеприятное на тренировках, он это делает, чтобы как-то подстегнуть ученика. Это все равно все ради спортсмена, потому что гладить по шерстке постоянно нельзя.
— Но разве невозможно прийти к какому-то балансу? Чтобы дисциплина была без жесткости.
— Очень сложно. Мне кажется, это все-таки из области фантастики. Тренеры же тоже сутками находятся на работе, у них свои проблемы… И почему-то обсуждение идет через призму того, что именно тренер обязательно должен все понимать и все учитывать. Но спортсмену тоже нужно иметь какую-то ответственность.
— Ну, такое ощущение, что у нас в обществе в таких пограничных ситуациях люди обычно встают на сторону тренера.
— Ничего подобного. Я сама через это прошла. Как только спортсмен поднимает носик — в том числе за счет тренерской работы, кстати — это все. Ребятам надо пройти огонь, воду и медные трубы, и последние обычно ломают сильнее всего.
Мне кажется, подобные ситуации должны оставаться внутри коллектива. Надо было Лизе и родителям поговорить с тренером и объяснить, что им неприятно, и решить все между собой. Есть же и школа, и психологи при федерации, можно поговорить с ними. Должны быть другие решения таких проблем.
— А тренер вообще должен быть жестким или жестоким для достижения результата?
— В каких-то моментах — да. Но смотря что считать жестокостью.
— В таком случае где заканчивается допустимое и начинается настоящая жестокость?
— Там, где идет рукоприкладство, подчеркнутое хамство, унижение человеческого достоинства. Можно ведь и укор преподнести как-то иначе — с юмором, с иронией, чтобы было не так обидно.
А вообще, спорт высших достижений подразумевает постоянное следование через «не могу». И если спортсмен сам не может в каких-то моментах переступить через себя, его подстегивает тренер своими методами. Если результат достигнут, значит, все было сделано правильно.
— Просто я слышал, что во времена работы с Еленой Радионовой вы были достаточно строгим тренером.
— Ну, я не могу сказать, что была прямо подчеркнуто строгой или подчеркнуто мягкой. Я старалась балансировать. Педагогика вообще вещь сложная.
— Кстати, я так до сих пор и не понял, как так вышло, что вы ушли из ЦСКА?
— А я не только из ЦСКА ушла, я в принципе закончила тренерскую деятельность на серьезном соревновательном уровне. Ситуация нагнеталась в течение долгого времени, и в какой-то момент я поняла, что все это просто угрожает моему здоровью. Встал выбор — а ради чего я работаю?
Просто, знаете, я очень не люблю предательство. Особенно когда предают близкие люди, а спортсмены, с которыми ты проводишь столько времени, тебе именно таковыми и становятся. И когда ты видишь, что люди, как хамелеоны, начинают меняться прямо на твоих глазах… Это всем телом ощущается.
До какого-то момента ты с этим всем живешь, ставишь себе какие-то цели. Я поставила себе определенные критерии, довела дело до конца и ушла. Моя совесть была чиста абсолютно. В тех условиях, в которых я работала, я считаю, результат все же был.
— В каком плане «предательство»?
— В самом прямом. Когда человек начинает выбирать, что для него важнее — взаимоотношения или материальные блага и прочее… Тогда ты понимаешь, что тебя продают ни за что, и задаешь себе вопрос: «А ты вообще хочешь продаваться?» Я вот не хотела. Не хочу переходить на личности. Пусть эти люди процветают и живут своей жизнью. А я буду заниматься своими делами и своими проблемами.
— Но ведь после ЦСКА был еще один заход на серьезную работу — в школе Евгения Плющенко.
— Захода как такового не было. Я просто понимала, что у меня остается еще ответственность перед спортсменом — Максимом Ковтуном. Пока он не определился, я пыталась его поддерживать, у нас с ним были очень хорошие человеческие отношения. Я сразу понимала, что это была временная история.
Евгений в то время хотел развивать свою школу, но каток у него был очень маленький, нестандартный. Для такого спортсмена, как Максим, это было неприемлемо. Евгений пытался решить этот вопрос, арендовать «Новогорск», но у Максима просто не было времени ждать, пока все заработает. Никаких проблем в этом плане нет, так просто получилось.
— Какие у вас ожидания от конгресса ISU? Есть ощущение, что нас прямо намеренно выдавливают из спорта.
— Мне кажется, что им сейчас надо закусить удила и отстранить. А правильно оно или неправильно — дело десятое. Нужно затоптать, выкинуть — вот такое ощущение, причем по всем фронтам. Грустно это все очень, потому что наши специалисты всегда были на высоком уровне и на хорошем счету. Поэтому, как я слышала, ISU ограничивает состав нашей делегации на конгрессе — не все смогут поехать.
С другой стороны, без разрушения старого ведь не будет нового. ISU же тоже когда-то создавался с нуля кем-то. Быть может, стоит создать что-то новое, другую федерацию?
— Свою?
— А почему нет? У нас огромная страна, талантливейшие люди. Почему мы постоянно должны смотреть кому-то в рот и стараться угодить? Пусть они под нас подстраиваются.
— Тогда конфронтации с ISU не избежать.
— Ну, это все временно. Тем более гляньте на футбол или хоккей — сколько у них там федераций? И прекрасно существуют. Нам нужно двигаться в том же направлении, потому что хуже уже не будет.
- «Обижалась на Тутберидзе, а она поблагодарила за Юлю». Первый тренер Липницкой — о детской дерзости, медных трубах и Валиевой
- «Для Кубков России Тарасовой/Морозову я буду не нужен». Траньков — о «последнем вагоне» и сомнениях после Олимпиады
- Почему люди не верят фигуристке, обвинившей тренера в абьюзе. Или виктимблейминг по-русски
