В конце 2015 года ИААФ вынесло решение о пожизненной дисквалификации двух российских тренеров по легкой атлетике: Виктора Чегина и Владимира Казарина. Причина, в случае с Казариным, — видео и устные свидетельства, представленные Юлией Степановой, российской легкоатлеткой, выступившей в роли осведомителя немецкого журналиста Хайо Зепельта. Зепельт в декабре 2014 года выпустил фильм, который стал первым толчком землетрясения в нашем спорте вообще и легкой атлетике в частности.
Казарин в фильме фигурировал в съемках скрытой камерой, где представлен следующий диалог между ним и Степановой (русская речь заглушена немецким переводом):
Казарин: Мы можем работать с оксандролоном и примоболаном. Сначала эритропоэтин, само собой. Но мы должны быть осторожными — на тот случай, если вдруг контролеры нагрянут. Вот тебе таблетки (кладет на стол упаковку).
Степанова: Что это?
Казарин: Оксандролон (анаболический стероид. — «Матч ТВ»).
По итогам расследования Всемирное антидопинговое агентство (ВАДА) вынесло рекомендацию о пожизненном отстранении Казарина от работы. Рекомендации были выполнены, ИААФ пожизненно дисквалифицировала специалиста. 7 апреля 2017-го Международный спортивный арбитраж (КАС) окончательно подтвердил правомочность санкций в отношении Казарина.
14 июня 2019 года РУСАДА и ИААФ одновременно выпустили информацию о том, что открыты дела по семи спортсменам, продолжавшим работать с Казариным. Четверым из них грозит дисквалификация на два года. Имя одного известно, это Артем Денмухаметов, остальные пока не названы. Факты сотрудничества с Казариным были зафиксированы в Киргизии, на берегу озера Иссык-Куль, осенью 2018-го и весной 2019-го годов.
Заявления ответственных лиц последовали сразу же.
Маргарита Пахноцкая, заместитель генерального директора РУСАДА:
— Что грозит спортсменам?— По статье 2.10 срок дисквалификации от года до двух, но мы говорим о том, что эта статья имеет свою специфику. Для того, чтобы ее применить, нужно сначала уведомить спортсмена о запрете, под роспись. Затем в случае второго инцидента уже применяются санкции.
— Что ожидает Казарина? — А вот это уже мой вопрос. То, что я слышу в официальных заявлениях некоторых лиц, звучит, на мой взгляд, странно, непонятно, неотчетливо. Люди говорят, что у них нет возможности воздействия на тренеров, на ЦСП, на спортсменов. И затем упрекают РУСАДА. Но мы ловим нарушителей. Мы не финансируем команды, сборы и спортсменов. И у меня риторический вопрос: «Кому они все подчиняются и кто регулирует тренировочный процесс?» Мы свою работу выполняем.
Про ситуацию высказались все, кроме главного действующего лица этой истории. Справедливо было бы дать ему это сделать. Разговор предполагался долгий, так что я сел в самолет и полетел на Урал.
***
Коттеджный поселок под Екатеринбургом. Мы сидим с Владимиром Казариным и говорим о ситуации, в которой оказался он и, что хуже, несколько молодых спортсменов. Разговор мы начали именно с этого, ну а затем его нить пошла петлять по всей сорокалетней тренерской карьере опального специалиста.
О намеках Степановой, судах Семени и гендерных тестах
— 14 июня пришли уведомления от РУСАДА и ИААФ. Вы от кого о них узнали?
— От ребят. Первый позвонил Артем Денмухаметов, и потом сразу все остальные. Затем они переслали мне эти письма, ну и мне тоже уведомление пришло.
— Ваша первая реакция?
— Первая реакция — сожаление о том, что продолжал работать, хотя, конечно, был уведомлен о том, что нельзя мне этого делать. Но в силу того, что всю жизнь проработал в легкой атлетике, мысли подвели меня к тому, чтобы я продолжил эти занятия. Хотя и понимал, что рано или поздно сложится та ситуация, которая произошла.
— После решения о пожизненной дисквалификации вы говорили, что не согласны с этими санкциями.
— Совершенно не согласен, потому что, в принципе, всю жизнь я работал честно. У моих учеников нет ни одной положительной пробы, и я старался легкую атлетику в нашей стране поднять на должный уровень. Неплохо, наверное, получалось, потому что были призёры чемпионатов мира и Европы, чемпионы мира и Европы, чемпионы Олимпийских игр. Поэтому ничто не предвещало проблем до момента, когда я взял в свою группу Юлию Степанову.
— Как прошло заседание КАС по вашему делу?
— Я онлайн был, смотрел это. Пришёл обвинитель, раз — и вылил всю грязь эту на меня. Всё, пожизненная дисквалификация. И когда прения пошли, выступил Артём Пацев, представлявший меня, Степанова из Америки или из Германии, или где она в то время скрывалась. Меня спросили, я сказал что-то, они — ладно, всё, закончили. И всё. И вердикт: пожизненная дисквалификация. Домашняя заготовка, никаких разбирательств, ничего не было.
— Зачем вы вообще Степанову взяли в группу? Как и почему это произошло?
— Я так понимаю, что она пришла в группу с задачей развалить ее — это как раз был 2012 год, после Олимпиады, когда у нас была победа с Марией Савиновой — и, подозреваю, не просто так Степанова пришла, а уже с заданием. Я сначала, конечно, не разобрался в этой ситуации, потому что таких случаев не было у меня в жизни. И, естественно, когда человек не готов к этой ситуации, он, может быть, делает какие-то ошибки. Степанова говорила, что хочет быстро бегать, хочет добиться высоких спортивных результатов, но просто всё как-то не складывалось в жизни. И она все время намекала на то, чтобы эту ситуацию переломить допингом.
— В открытую намекала?
— Она говорила: я же знаю, что принимают другие девочки. Я отвечал, что этим не занимаюсь. Говорю: хочешь у меня тренироваться чистой — давай, мы будем продолжать. Если нет — ты можешь другого тренера себе найти.
Вопрос «А как мне готовиться?» звучал чуть ли не каждый день. А мы что делаем, мы не готовимся, что ли?
По фильму по этому… Сейчас-то мне понятно, что это всё было срежиссировано. Эта Степанова, она пришла, она же два года мне мозги парила. Два года: «Владимир Семенович…». Я говорю: Маша-то бежит.
— Ну что Маша, ей же всё позволено.
— Что ей позволено? Ты что, дура, что ли? Позволено…
— Ну как же, все ведь так бегают, я же знаю.
— Я не знаю, что ты знаешь.
Ну и потом, просто чтобы отвязаться от нее, я ей какие-то таблетки сунул. На, говорю, забери. Делай что хочешь. И она это все засняла.
Мне же Мельников (старший тренер группы выносливости сборной России в те годы — Прим. «Матч ТВ») сразу сказал: «Не бери ее, потому что уже пришли документы, что она будет дисквалифицирована по паспорту крови». Но я же был в эйфории тогда: золото Олимпиады в Лондоне у Савиновой, а предыдущая медаль Игр у моих воспитанниц была давно, в 2004 году — серебро Афин у Олеси Красномовец. Посмотрел на Степанову (я же видел её на соревнованиях), и мне представлялось, что она может бежать. Основные моменты, связанные с тем, что она не могла достигнуть результата, казались мне чисто психологическими нюансами. Думал, что если смогу ее настроить, поменять голову, то все получится. Ну, как, допустим, у Савиновой, в голове компьютер последнего поколения. Если вы видели, как на последних стартах, которые она делала, — это и на чемпионате мира в Тэгу в 2011 году, и на Олимпийских играх в Лондоне, — то понимаете, о чем я. Тем более она там бежала со всеми сильнейшими — в том числе и с Кастер Семеней, которая, мы все знаем, по гендерному тесту не проходит как женщина.
— Однако бегает до сих пор среди женщин.
— Видимо, в Африке очень хорошо с деньгами, и все суды она выигрывала. Я думаю, что там тоже не всё так просто. Если раньше, допустим, у меня жена бегала — она тоже бронзовый призер чемпионата мира, у неё есть даже брелочек, что в 1996 году на Олимпиаде в Атланте они проходили гендерный тест. И ей выдавали брелочек, что она женщина.
— Мы все впервые увидели Кастер Семеню в 2009 году на чемпионате мира в Берлине. Что вы тогда подумали?
— Я там же её увидел. Потому что Маша там бежала, она пятая была в Берлине. С Семеней видно, что это мужчина. Я рядом с ней сидел, у нее 43 размер ноги, и первичные половые признаки, ну, они же должны быть видны, а у неё ничего нет. Потом, манера бега — мужская, там же видно невооруженным глазом. Человек если несведущ, он может не понять этого, а для специалиста всё понятно. И тем не менее, получается, с 2009 года она бегает. Её отключали на год, по-моему… заставляли принимать гормоны, которые понижают тестостерон. И она встала, она стала бегать хуже, чем рядовой бегун на средние дистанции среди женщин. Потом она стала позиционировать себя как жертву, что ее заставляют, что она здоровье своё губит. Ей снова разрешили. Затем второй раз вышло решение, что нельзя бегать, что нужно снижать гормоны. Но в итоге эти все суды всё равно она выигрывает. И вот последний старт был в США, она 800 метров пробежала за 1.55,77 и, конечно, выиграла.
— Была еще Мария Мутола, очень похожая на мужчину.
— Моя жена, Наташа Хрущелева, как раз бегала с Мутолой. Ну конечно, там видно же. Там мужские бицепсы, руки длиннющие, а самое главное — манера бега.
Об уникальности Савиновой и ее зашкаливающем пульсе
— Мария Савинова — эталон среднего бега?
— Да. У меня много было средневичек, которые бегали из двух минут. Но именно манера бега, вот этот мягкий бег, который она демонстрировала, и самое главное — голова. Психологически она очень сильная спортсменка. Маша никогда не бегала бездумно. Она бежала, как ей комфортно, выбирала позицию такую, тоже комфортную, чтобы не закисляться. Всю свою мощь она всегда демонстрировала на финише, последние 150-200 метров. Те же американки обычно бездумно бегают: начинают за 55 секунд и потом доходят до финиша из последних сил.
— В связи с этим хотелось бы обратить внимание, что Мария очень мало бегала по сезону. И в «Бриллиантовой лиге» редко выступала. Почему?
— Мы всегда расставляли приоритеты. Всегда выстраивали подготовку таким образом, чтобы ко всем главным стартам — чемпионатам Европы, Олимпийским играм, чемпионатам мира — прийти в наивысшей форме. Нет, она выступала, но, как правило, после главного старта сезона. Есть обязательные старты, например, «Бриллиантовая лига» в Юджине, там спонсор и надо обязательно выступать. И мы ездили на этот старт, 800 метров не каждый год там проводили, но через год. Пару раз она выигрывала там, с результатами 1.57. Потом, есть еще 1-2 обязательных старта. Если они не противоречат подготовке, мы выступали на них. Но, как правило, мы готовились именно к основному старту. И после, когда там выступили, завоевали медаль, ехали на другие соревнования, чтобы подработать где-то, чисто финансово улучшить свое положение.
— Ходят слухи, что Мария на тренировках могла 400 метров пробежать два раза из пятидесяти двух секунд. Это правда?
— Правда. Это уникальная спортсменка, она могла пробежать, допустим, такую тренировку: 600 метров за 1.23 и через минуту пробежать 200 метров за 26-27 секунд. Это контрольные тренировки, которые мы накануне основных стартов делали с ней.
— Когда она к вам пришла, сколько ей было лет?
— Она пришла в 2007 году, в 22 года, причем пришла в декабре месяце, я еще тогда удивился. Мне позвонил директор ЦСП города Челябинск и говорит: у нас там есть девочка, очень хорошая, может, ты её посмотришь, возьмешь. А я был на сборе как раз, в Киргизии. Это было в ноябре, по-моему. Отвечаю: «Давай я в декабре приеду в Челябинск на сбор и посмотрю». Мы встретились в декабре, поговорили, пообщались. Она тогда была немножко такая, не то что забитая, но осторожная в общении с новым человеком. Договорились, что начнем сотрудничество. Ранее она тренировалась у детского тренера, и имела результат уже 2.00,80 на 800 метров.
— Талант поняли сразу?
— Я всегда, когда человека беру, разбираю его по качествам. Основные качества — это быстрота, выносливость и сила. Начал смотреть ее, вроде выносливость неплохо, сила… отдельные моменты вроде неплохо, ну, допустим, прыгала неплохо. Со штангой они практически не работали. По скорости, по быстроте я сначала не понял. Она не была такой быстрой, мне показалось.
Потом мы начали тренироваться, но если человек в декабре приходит, какие можно планы строить? Тут зимний тренировочный сезон уже практически на излете, соревновательный период уже начинается, он же короткий у нас, два месяца, и всё. И я думаю, зачем я буду начинать её тренировать — просто начну её учить упражнениям, которые мы делаем. У нас много упражнений: круговых тренировок, и в прыжках, и в штанге. И поэтому я стал её учить этим упражнениям. Но у Маши проявилась особенность, с которой я до этого ни разу не сталкивался у спортсменов.
— О чем речь?
— У нее всегда был большой пульс. У других девчонок всё уже было устаканено как-то, для определённой работы были свои пульсовые значения. А тут я Машу запускаю делать работу, а ЧСС зашкаливает, чуть ли не за 200 ударов в минуту. Сначала думал, что это плохо, что она малотренированная. Большие пульсовые значения бывают у нетренированных людей. Начал ее немного отодвигать от девчонок, чтобы она одна бегала свободно на пульсе 150-160. Она говорит: я не могу на этом пульсе бежать, потому что мне некомфортно. Я пешком иду. Говорю: ну иди пешком, иди пешком. А на пульсе 180 никто кроссы не бегает. Потом, уже в процессе, понял, что это хорошо — у нее огромный диапазон, потому что в покое у нее пульс был нормальный, а на работе она могла залезть на 210-220 ударов в минуту.
— И первый же зимний сезон 2008 года стал прорывным.
— Самое парадоксальное, что мы не готовились к нему. Подходит зимний чемпионат. Я говорю: Маша, а ты хочешь съездить на чемпионат России? Так, просто, с листа пробежать? Она говорит: да, хочу. Я тогда удивился. Обычно люди, которые особо не тренируются, они немножко на мандраже, думают, да зачем это надо, мы же толком ничего не делали. А она нет. Приезжаем на чемпионат России. Я говорю: Маша, мы ведь с тобой на самом деле ничего не делали. Мы только занимались учебой. Что касается тренировки, мы ее отложили пока, временно, потому что я должен к тебе присмотреться.
Предварительный забег. Я говорю: Маша, ты приехала просто так. Раскрепостись, расслабься и получай удовольствие. Беги так, как тебе хочется. Она бежит последней три круга, на четвертом круге отрывается. Я вообще обалдел. Всех обходит, выигрывает забег, 2.01, по нормативу МСМК (в помещениях) пробегает. Сразу. И попадает в финал, естественно, а я думаю: нифига себе, вот это я человека приобрел.
Финал на следующий день. Я опять так же говорю: Маш, мы даже не ставили такую задачу, а ты ее выполнила, попала в финал на чемпионате России. У нее была раньше проблема: бывало так, что на юниорских соревнованиях она выигрывает забег, показывая чуть ли не лучшее время, а в финале сливала постоянно. Не знаю, или психологически тренер с ней недорабатывал, или что, но у неё всё время финальные забеги не получались. Ну ладно, побежишь? Конечно побегу. У меня было сомнение, может, не запускать её, не тренировались же, ну как человек может с листа бежать два таких забега два дня подряд. Ладно, думаю, пускай бежит. Так же ей говорю: беги, как тебе нравится. Она бежит опять последней. Бежит, бежит, остаётся круг, начинается финишный спурт. Выигрывает Елена Соболева (1.56,49), вторая прибежала моя же девочка, Наталья Игнатова (1.58,84). А третьей финишировала Маша с результатом 1.59,46. Я просто обалдел.
— Вы были опытным тренером, однако пульсовые возможности Марии оказались сюрпризом. Получается, тренер тоже постоянно учится?
— Конечно. Приходит новый человек, и ты с ним проходишь этот путь. Потому что все разные. И с каждым человеком ты ищешь какой-то контакт, выискиваешь золотую середину. Почему тренером сложно работать? Потому что ты постоянно думаешь. Если ты не думаешь, если ты просто работаешь по привычке, вот у тебя есть шаблон, и ты по шаблону по этому работаешь — ты никогда не добьешься.
— Есть же какие-то стереотипы, что советская школа спорта, в том числе легкой атлетики, предполагала режим мясорубки. Берут, загоняют в сборную 20 человек, по одинаковой схеме их прогоняют, два выживают, остальных выкидывают.
— Да, была система. Но мы-то не можем себе этого позволить. Рядовые тренеры. У меня такого нет выбора. Ко мне если приходит талантливый человек, я его должен раскрыть.
— Но если мы говорим о вас, как о тренере уже известном, был же выбор: вы могли взять большое количество молодых спортсменов и работать с ними, выбирать. Не подошла — убрал.
— Это, знаете, наверное, возможно на детском уровне. Когда я пришел работать тренером, я же не сразу со взрослых начал. Я начал с детей. У меня 70 человек было. И ведь нет такого, как пишут в учебниках, что надо провести тесты, надо отобрать. Кого отобрать? Я когда пришёл в школу, там уже все отобранные, некого брать уже, потому что лёгкая атлетика — не ранний вид спорта. А гимнастика, хоккей, футбол, они начинают с пяти лет. Все талантливые дети там. Мне остались толстые, такие, которые ничем не занимаются. Как ты бегуна из них сделаешь? Я, конечно, взял все, что шевелилось. Потому что нужно же как-то зарплату получать, у меня к тому времени свои дети уже были.
Начинал вот с них, с тех, кого удалось набрать, и я всё равно научился на них. Но такого, чтобы кого-то мне не жалко было, у меня не было никогда. Потому что я относился к людям не как к деталям. Вот тебе поставили задачу выпилить сегодня 25 деталей, и ты пилишь сидишь. Я все равно всегда думал. И да, не все получились вот такими, как Маша Савинова, Олеся Красномовец, Наташа Хрущелева, но я всё равно старался из них что-то слепить.
— Как у вас уживались в одной группе, допустим, Красномовец и Хрущелева? Там же женская драка должна была рано или поздно случиться.
— Ну все-таки они разошлись по специализации, Олеся бегала 400 метров, а Наташа, к тому времени когда пришла Олеся, сместилась в сторону 800 метров. Олеся, помню, в первый раз когда ее увидел, пришла на стадион в боевом макияже и сразу мне заявила: «Хочу бежать по МСМК. И точка». Я начал объяснять, что вот так, сразу, не получится, что нужно поработать. Но там характеры были, конечно… Осень 2003 года, мы только что приехали из Парижа, где Наташа взяла бронзу на чемпионате мира. Сбор в Прибалтике. Олеся и Наташа уходят бегать восстановительный кросс, у нас там был круг «восьмерка», который заканчивался возле кладбища. Я иду к месту, где они должны завершить кросс, еще не вижу их, но уже слышу — обе хрипят, как загнанные лошади. Прибегают — еле дышат. Что произошло — Наташа приехала с ЧМ, там была третьей. Бежит, а под ногами путается и не отстает какая-то девочка. Наташа добавляет. Олеся, в свою очередь, думает — да мне пофиг, кто ты такая и откуда приехала, я все равно не уступлю. И отвечает на ускорение. Вот так они запороли тренировку, отругал я их тогда. Но в целом все было мирно, без конфликтов.
— Была проблема, что вы в какой-то момент как тренер вышли на тот уровень, на котором как спортсмен не были? Что не спали перед таким соревнованием, не выходили на такой старт, не понимали, что в голове происходит, потому что вы сами через это не прошли?
— Конечно. А как — ну, это тоже с опытом приходит. Я последние старты приходил на финал Олимпийских игр, на финал чемпионата мира — я был спокоен. И это спокойствие, видимо, тоже ученикам передавалось. Потому что когда я был молодым, я тоже много чего не понимал, тоже трясло.
— Тренера зачастую трясет даже больше.
— Трясет, конечно, трясет. Вот в Тэгу, когда Маша обыграла Семеню, это было уже на последних метрах, меня затрясло. Затрясло после бега, во время бега я был спокоен, не волновался — а вот когда она уже победила, меня как затрясло, я что-то даже расплакался. И потом, когда увиделся с Машей в микст-зоне, она заметила, что у меня слезы, и спросила: с вами что, шеф, что с вами случилось? Я говорю: Маша, немножко расстроился. А из-за чего расстроились? Из-за того, что ты выиграла (смеётся). Она говорит: так Семеня мне поддалась. Я говорю: Маша, ты что, ты обалдела, как это можно на чемпионате мира поддаться? Просто ты сильнее нее, вот и все.
О встрече с Шляхтиным, абсолютном счастье и обидах
— На вашей фотографии из Лондона-2012 с Машей, по-моему, запечатлен единственный момент, где у вас на лице абсолютное счастье.
— Да, конечно! Олимпиада — это такой вид соревнований. Это даже не чемпионат мира. Потому что олимпийским чемпионом ты становишься на всю жизнь. Чемпионом мира — через год ты уже экс.
— Я это все к запрету на работу. Теперь нельзя тренировать спортсменов, нельзя передать молодым тренерам опыт даже в какой-то базовой части.
— Самое интересное, я не знаю почему, но интересуются этим в основном зарубежные тренеры. У меня интервью брали, очень много раз тренеры подходили ко мне, мы разговаривали — «а как? а что?». У нас это никому не нужно, хотя, казалось бы, я открыт всегда и всем, подходите, ребята. Каждый считает себя самым умным, а я же не буду навязываться. Как-то единственный раз, на «Спортивной России», форуме в Чебоксарах, меня пригласили прочитать лекцию, я прочитал, мне вопросы стали задавать, я ответил на них. И людям было интересно, они старались вопросы задавать именно по тренировкам — очень много времени я рассказывал, что и как мы делаем. Они тоже спрашивали — делаете ли вы такие тренировки? Я отвечал: да, мы делаем такие тренировки. А как можно пробежать 1,55, не делая таких тренировок? Ты не пробежишь просто. Нельзя бегать по минуте 400 метров. Если ты по минуте 400 метров на тренировке бежишь, то и на соревнованиях ты в лучшем случае даже две минуты не сможешь разменять на 800 метров.
— Почему у вас не сложилось с Катей Поистоговой, когда она к вам перешла от Матвея Телятникова?
— Сейчас объясню. Катя — мягкий человек, не как Маша. Маша — это концентрация, до старта она вообще ни с кем разговаривать не будет, уходит в себя полностью. Живет своим мирком каким-то. Есть фильм «Как стать чемпионом», если вы не смотрели, посмотрите. Свердловская киностудия сняла этот фильм, он про трех олимпийских чемпионов, которые у нас были в 2012 году. Там они все дают интервью. Им всем дают одинаковые вопросы, и они отвечают — как и что. Маша как раз и говорит, что до старта всегда старается селиться в одноместном номере, чтобы никто не мешал, чтобы она была сконцентрирована. «Сделала своё дело, выполнила работу — потом всё. А до этого момента, пока я не закончу, я ни с кем не хочу общаться». Это действительно было так. А Катя, она… Мы на этой почве и расстались.
— Почему?
— Потому что я ее отругал. И Маша бы это восприняла нормально, а Катя обиделась. Когда мы в 2014 году поехали на зимний чемпионат Европы в Прагу. Там она попала в финал. Я ей дал установку, все разжевал, сказал, как бежать этот финал. Говорю: ты должна в последний вираж зайти второй. Бегут, и она в него заходит четвёртой. Естественно, проиграла 20 сотых секунды на финише, не смогла нагнать.
И случился у нас затем следующий диалог:
— Ты почему мою установку не выполнила?
— Я не могла догнать.
— Но ты же до финиша добежала? Тебе надо было просто перестроиться до виража. А ты побоялась. Ты побоялась! И поэтому завоевала серебряную медаль.
— Так я же завоевала серебряную медаль!
— А меня не устраивает серебряная медаль! Ты могла золото завоевать! А золото это золото!
И она обиделась. Закусилась. Приехали мы домой, она подходит ко мне и говорит, что переходит обратно к Телятникову. Я говорю: уходи. Я тебя не звал, пожалуйста, это твой выбор. Так мы расстались.
— К вопросу о характере, все-таки средний бег — бег контактный, получается, средневичка должна быть достаточно боевой девушкой?
— Да, это действительно так. Тут надо все просчитывать заранее. Бывает мгновение — и ты не успел. Вот почему Катя проиграла? Себя пожалела или еще что-то — и она не смогла. Есть же еще особенности бега в манеже, там же сложнее, чем на улице. Места меньше, вираж короче, и финишная прямая тоже короткая. Поэтому надо делать всё до виража, а она не сделала этого. И я что, должен по головке её погладить за это? Естественно, я её просто отругал. Ничего такого не сказал ей, а она обиделась.
— Есть такое определение, у нас уже устоявшееся, — женский тренер. Вы, получается, все-таки женский тренер.
— Я бы не сказал, что я женский тренер. Мне без разницы, с кем работать. Просто есть нюансы.
— Я имею в виду психологию.
— Психология…ну нет. У меня и ребята бежали достаточно быстро. Я бы не сказал, что женский. Да, мне больше повезло с женщинами. Женщины больше завоевали медалей, чем мужчины. Но по тренировке, по работе — мне без разницы. С парнями, наверное, даже легче работать, чем с девчонками. Потому что иногда девчонке стараешься не грубо, мягко что-то сказать. А ребятам можно сказать прямо, по-мужски. И они понимают тебя, если это за дело. Вот Карполь… (Оба смеемся.)
Ну я не такой, мне кажется. Могу, конечно, сорваться, но это редко бывает. Все же стараюсь как-то в подкорку залезать спортсмена.
— Возвращаясь к восприятию дисквалификации, поскольку вы не приняли эти обвинения (вы их, по сути, отвергли), именно отсюда возникло желание продолжить работу? Вы морально видели свое право на это?
— Да. Я даже, может, больше обиделся на страну. Ну, не в глобальном смысле, а на федерацию, которая просто нас слила, говоря по-русски. Мне было очень обидно. Потому что когда это все произошло, нас взяли и как мусор выкинули. А Маше, я думаю, было обидно вдвойне. Она за страну билась на всех соревнованиях, где выступала.
— Обида стала причиной?
— Да, скорее всего. Конечно, меня предупреждали. Уже после всех этих новостей, я тоже немного подсорвался на встрече со Шляхтиным. Сначала мне Андрей Паркин (исполнительный директор ВФЛА. — «Матч ТВ») позвонил: Владимир Семенович, ну что ж вы так подводите нас. А я же сначала даже не понял, кто такой Паркин, я его и не знал никогда. Говорю:
— Чем же я подвожу?
— Вас же дисквалифицировали, а вы продолжаете работать.
— Да, продолжаю. А вы почему со своей стороны ничего не предприняли, когда это все произошло? А сейчас меня начинаете строить?
— А что мне передать президенту Шляхтину?
— Так и передай.
Ну, понятно, что тут просто обида.
О тренировках Чегина, преимуществах Киргизии и детях
— Принято считать, что вы кучка пожизненно дисквалифицированных злодеев: Казарин, Чегин, Мельников. Закадычные друзья, которые чуть ли не на брудершафт пили и замышляли допинговые схемы. Какие у вас отношения были с тем же Чегиным?
— Мы хорошо знакомы. Ну, а как, в одной команде же работали. Я всегда считал его очень классным специалистом. Понятно, что такое количество положительных допинг-проб, которое было у него, это, конечно…
— Вы говорили ему когда-нибудь: «Витя, остановись!»?
— Он пофигист. Вот он — пофигист. Конечно, надо было где-то остановиться. Серия прямо, идет, и идет, и идет… Но он не смог остановиться. Тем более у него мощная поддержка везде была, и со стороны министерства спорта республики, и со стороны руководства Мордовии. И поэтому Чегин палку перегнул капитально. А так, ну что я могу сказать о нём? Конечно, он классный специалист. Я просто знаю, как он работает, ни один тренер так не подходит к тренировкам.
В плане тренировок индивидуальности у них как раз-таки очень мало. Но у них там просто ломовой вид спорта. Они встают в 7 или полседьмого — у них первая тренировка, на час-полтора. В 11 — вторая, а вечером — третья. И они с утра до вечера пашут. Они так ходят! У нас никто такие объемы не делает, он смог вывести их на нереальные объемы. И самое главное — он работает над техникой. У него все ребята идут технично.
— С Мельниковым тоже все нормально?
— С Мельниковым… Я не могу сказать о нем ничего плохого. Он, как заместитель главного тренера, я считал всегда, — образец. Он тоже попал в эту ситуацию. С Шобуховой, допустим, с неё же всё началось, со взятки, которую она дала? (Марафонка Лилия Шобухова дала взятку 450 тысяч евро за решение вопроса с паспортом крови. — «Матч ТВ») Но у Шобуховой был выбор, и она пошла по этому пути. Сама пошла. Ее никто не заставлял. Деньги у неё никто не отнимал. Деньги передали. И всё. А потом пошли они вразнос и начали искать виновных. Вот и пострадал человек.
— Вы сказали, закусились с Шляхтиным на недавней встрече, из-за чего?
— Он немножко начал меня нагибать, вот вы такой, вы сякой. Ну и я тоже немножко сорвался: «Что вы вменяете мне? У меня ни одной положительной пробы нет у воспитанников!».
— Почему всё-таки Киргизия такое знаковое место? Не самый комфортный регион. Там условий особо нет, живёте не в самых шикарных гостиницах. И, тем не менее, туда легкоатлеты ездят.
— Дело в том, что вот эта высота (1600 метров над уровнем моря) — она очень комфортная. В Кисловодске, допустим, верхний стадион на 1200 или на 1300 находится. На нём не так комфортно себя чувствуешь, как там. А вот эта подготовка… Там, знаете, всё слилось. И вот это озеро, оно же святое озеро, и вода, и воздух. Я, допустим, начиная с 2002 или 2003 года, каждый год бываю там. Мне не надо Кению, сейчас мода пошла на Кению, многие хотят туда. Я не хочу туда, потому что там я себя некомфортно буду чувствовать. Не то что я — спортсмены. Потому что были уже прецеденты, люди уже ездили туда. У большинства ничего не получалось после этого. Там надо или очень долго находиться и адаптироваться к этой высоте, чтобы потом начать тренироваться. Или, значит, не знаю, что ещё можно придумать. Я вот нашел для себя Киргизию, и мне даже Кисловодска не надо.
— Вы на фотографиях из Киргизии с бородой были.
— Ну это чтобы не узнали. Чтобы не засветиться. Но всё равно засветился.
— Понимали, что наблюдают за вами?
— Чувствовал. Это как разведчик, что ли. Он же всегда чувствует какую-то слежку. Потому что не расслабляешься, находишься всегда в таком состоянии, всего боишься. Не дай бог кто-то что-то увидит, услышит. Скрываешься на тренировках. Они же даже квадрокоптер запускали. Единственный раз, когда мы вышли на эту дорогу, они приехали. Мы их даже не сразу заметили. А потом поняли, что, видимо, да, это РУСАДА.
— С вашими титулами не было желания послать все лесом и сидеть дома? Молодая жена, маленькие дети, есть чем заняться помимо спорта.
— Нет, ну это было даже не в Киргизии сейчас. Это было сразу, когда это всё произошло, после решения о дисквалификации. Потом как-то поутихло, мне говорят: да ладно, продолжай по-тихонечку. Не высовывайся особо. Ну, я и начал… не высовываться.
— Когда у вас два младших родились, вам сколько было?
— Младшему восемь исполнилось 15 июля, а мне 67. То есть мне было 59 лет, когда родился младший сын. Когда в 59 лет становишься отцом — это классно. Я, наверное, и позднее мог бы стать отцом, но вот что-то Наташа не особо захотела еще одного. Ну, конечно, потому что на неё вся нагрузка ложилась, я-то что тут.
— Дети омолаживают?
— Конечно. Не только свои дети, но и те, с которыми ты занимаешься. Ты же подзаряжаешься, как батарейка. Нет, без тренировок мне очень некомфортно. Я сейчас в таком состоянии. Конечно, траву кошу, баню топлю, плитку укладываю. Раньше некогда было, а сейчас время появилось и занимаюсь хозяйственной работой. А что делать?
— А что может Владимир Казарин помимо того, чтобы тренировать?
— Наверное, могу себе применение найти. Могу работать преподавателем, меня зовут. Думаю, что смогу чему-то научить студентов. Мне это знакомо, я начинал преподавателем работать, когда я закончил институт, и меня оставили на кафедре спортивных дисциплин. И я был членом партии, ещё будучи студентом. Учился неплохо, и в бюро состоял, что только не делал. Так как я член партии, меня оставили в институте на кафедре работать на три года. Получал 113 рублей чистыми. В тот момент один ребенок был уже, надо кормить, а как на 113 рублей? Жена не работает. Приходилось на такси в качестве бомбилы работать. И на овощебазе работали в сентябре, бригада была из тренеров. И мы за месяц получали 1000 рублей — это сумасшедшие деньги были. Мы могли купить и технику на эти деньги, и что-то из мебели домой. Крутились-вертелись на эти деньги. А что делать?
— Вы уже в сознательном возрасте как тренер застали две большие эпохи — когда развалился Союз, в спорте не было денег, и эпоха, когда наша легкая атлетика сидит невыездная. Когда было хуже — сейчас или тогда?
— Сейчас хуже. Хуже, чем сейчас, не было никогда. Даже когда развалился СССР, мы переживали, что будет, как, но Россия всё равно поднялась. А с этой ситуацией, которая сейчас возникла, такого еще не было. Сейчас полная жопа.
— Жалеете, что после дисквалификации не пошли сразу работать преподавателем, а продолжили тренировать?
— Я вообще в жизни ни о чем не жалею. Всегда выполнял свою работу хорошо, никогда никого не обманывал.
***
Дмитрий Шляхтин: «Для меня принципиально, чтобы этот человек не тренировал»
Мы связались с президентом ВФЛА Дмитрием Шляхтиным, чтобы получить его ответы на вопросы по ситуации с Казариным.
— Для вас лично те новости, которые вышли 14 июня по поводу группы Казарина, оказались сюрпризом, или что-то подобное вы подозревали?
— Мы постоянно говорим «Возврат к прошлому невозможен». Все осознают, что подобные случаи должны быть искоренены. Да, не все в регионах это понимают. Масштабы инерции, к сожалению, огромны. Именно поэтому в ручном режиме работаем сейчас на местах.
— Опишите, что произошло на встрече с Казариным в Екатеринбурге, он сказал, что между вам случился какой-то конфликт, это так?
— Это было общее совещание у Рапопорта (Леонид Рапопорт — министр физкультуры и спорта Свердловской области — Прим. «Матч ТВ»). Там были все. Какой жесткий конфликт может быть на общем совещании, когда ведется протокол, когда идет запись? Помимо всего прочего я его просто по-человечески попросил, чтобы он этим больше не занимался, сказал, что хватит делать то, что вредит всей российской легкой атлетике. Слова, возможно, были очень жесткие, но и ситуация не предполагает иного.
— Спортсмены группы Казарина были на этом совещании?
— Да, два человека.
— Удалось с ними пообщаться?
— Отдельно я с ними не разговаривал. На общем совещании спросил, сколько им лет, одному 26, другому, кажется, 21. Это было к тому, что хотелось понять, сколько еще времени они смогут выступать после двухлетней дисквалификации.
— То есть ситуацию отдельно они вам не описывали?
— Нет, просто им было сказано в общем контексте, что они сами себя дисквалифицировали. Запрещенное сотрудничество, люди осознанно на это шли.
— Последствия для федерации легкой атлетики Свердловской области какие-то будут?
— Я уже говорил, что при дальнейших нарушениях подобного рода для региональных федераций будет приостанавливаться членство в ВФЛА. Словосочетание «при дальнейших» здесь ключевое.
— Это при дальнейших. Но тут два года нарушений уже имеют место. За это они понесут какую-то ответственность?
— Мы думали о приостановлении членства этой федерации. Вопрос сложный. Огромная федерация с большим количеством спортсменов, которых в случае приостановления членства мы лишаем основных стартов, которые сейчас идут в полном разгаре. Они в этом случае понесут коллективную ответственность. Но дело даже не в этом, сейчас они предупреждены, и я уверен, полностью осознают нависшую над ними опасность. В случае повторения ситуации приостановление членства произойдет обязательно.
И еще одна ремарка: да, сейчас они признались, это факт. Ранее же было ощущение, что регион не понимает степени своей ответственности за нарушения подобного рода, степени вовлеченности в общее дело по восстановлению ВФЛА.
— Смена руководства федерации Свердловской области без приостановления членства или отзыва аккредитации?
— Это смешной вопрос. Я не занимаюсь выборами президента федерации легкой атлетики Свердловской области. Регион определяет, быть ему президентом или нет. Это находится за пределами моих полномочий. Вопрос, на мой взгляд, должен быть адресован другим людям.
— Источники финансирования Казарина стали известны?
— Эту тему мы не обсуждали.
— В одном из интервью вы сказали, что представитель Свердловской области признался, что они два года способствовали тому, что Казарин продолжал тренировать.
— Он по-другому сказал: «Мы два года прикрывали Казарина и давали возможность ему тренировать». Для меня принципиально, чтобы этот человек не тренировал. Не тренировал. Все.
Другие материалы автора:
- «Жене сказали: «Ваше появление на территории Киева нежелательно». Любовь, которая оказалась сильнее политики и пропаганды
- У ВАДА очередные подозрения в адрес России. Олимпиада в Токио под угрозой?
- Выйти замуж, найти трусы, продать щенков. Важные хлопоты Валерии Андреевой
Больше новостей спорта – в нашем телеграм-канале.
