9 июня Совет ИААФ принял решение не восстанавливать Всероссийскую федерацию легкой атлетики (ВФЛА) в правах. Это означает, что российские легкоатлеты по-прежнему будут выступать на международных соревнованиях только после получения допуска как «нейтралы». Ситуация, которая длится уже более трех лет, и, с точки зрения спортсменов, не меняется, вызвала большой резонанс и несколько резких высказываний от звезд нашей легкой атлетики.
10 июня в Новогорске президент Всероссийской федерации легкой атлетики (ВФЛА) Дмитрий Шляхтин провел встречу с членами сборной России, находящимися там на учебно-тренировочном сборе. В распоряжении «Матч ТВ» оказалась запись этой встречи. Мы публикуем ее с минимальными купюрами и стилистическими исправлениями, сохраняя, в том числе, особенности речи. Из текста убраны некоторые чувствительные моменты, которые, завершая разговор, президент ВФЛА просил атлетов не разглашать.
Шляхтин: То, что происходит сегодня, это, наверное, неправильно и ненормально, потому что вся легкая атлетика подвержена сегодня каким-то раздраям. И мне хотелось бы внести ясность во многие вопросы, которые у вас есть, рассказать, что происходило и происходит на самом деле и показать, что сегодня очень важно для всех нас — тренеров, спортсменов — дойти до конца, потому что окончание вот оно, близко.
Наверное, вы хорошо помните 2015-16 год. Тогда многие, и я сам, не понимали, что происходило, когда из 300 проб, которые брала РУСАДА, 156 в 2015 году оказались положительными. Ну а дальше была та длинная работа, история и более 20 моих встреч с рабочей группой. Сперва это был полный антагонизм и недоверие, это было очень непросто, когда ты погружаешься в эту проблему. Но давайте эту историю забудем и сосредоточимся на том, что происходит сегодня.
Все ждут, и все понимают, почему это происходит. Если кто-то не понимает, то я готов ответить на вопросы, почему это происходит. Происходит банально все просто: ты едешь и договариваешься о каких-то вещах, выполняешь условия дорожной карты, которая прописана. Постоянно эти условия дорожной карты меняются. В 2016-м там было 40 критериев, к сегодняшнему дню мы прошли более 200. Там был Саранск, там были дисквалифицированные тренеры, закрытые города, изменение законодательства. Если я сейчас начну все это перечислять — час уйдет. После марта месяца оставалось два критерия: это восстановление РУСАДА, которое, слава богу, произошло, и передача проб лаборатории, которая состоялась только в конце апреля. Но самым важным критерием, конечно, были деньги.
Кто мне ответит, за что ВФЛА заплатило почти три с половиной миллиона долларов?
Кто-то может ответить, за что заплатило ВФЛА?
Первое: была создана рабочая группа в лице нескольких специалистов. Оплата ее работы не такая большая, за весь трехлетний период она составила порядка 750 000 долларов. Это их перелеты, наши встречи, их проживание, их зарплата.
А основная часть суммы, больше 2,5 миллионов долларов, — это судебные издержки в КАС. Вот мы имеем спортсменов: Алимбекова, Баздырева, Чернова, Дылдин, Емельянов, Евдокимова, Карамашева, Казарин, Хютте, Майорова, Мельников, Носков, Поистогова. Вы знаете эти фамилии, и таких — порядка восьмидесяти. Приговор, который был вынесен этим людям, по решению КАС… то есть РУСАДА у нас была дисквалифицирована. Кто рассматривал дела этих спортсменов? КАС. Соответственно, по законодательству половину от суммы должен был платить спортсмен и половину — ИААФ. Они выплатили свою долю, а за спортсменов платила федерация. И вот это все удовольствие Российской Федерации обошлось в 2,5 миллиона долларов. И это не конец, это только середина. Вы должны понимать, за что федерация заплатила. Мы заплатили за то, что наших спортсменов дисквалифицировали. Если бы федерация не компенсировала эти деньги, то условия дорожной карты не были бы выполнены.
И если вы внимательно читали последний отчет, то это не конец. Будут еще судебные издержки. Вот сегодня мы встречались с РУСАДА, у них порядка 70 дел сейчас в легкой атлетике. Вы понимаете? Это только у РУСАДА. И почему многим не дают допуск? И почему 1800 проб хотят перепроверить? Ну давайте реально смотреть на вещи. Пока это не будет сделано, ни Шляхтин, ни другой человек не решит этот вопрос. И сегодня нам надо понимать, что один путь, первый: я задаю вам вопрос, всем, кто здесь находится. Вот 2017 год — 25 проб положительных. 2018 год — 23 пробы положительных. 2019 год — уже 12 проб положительных, из них семь — у членов сборной России. Что мне, как президенту федерации, там рассказывать? Что у нас поменялась культура? Что у нас отсутствуют допинг-истории? Что у нас все хорошо-замечательно? Они мне задают прямой вопрос: «У вас не меняется культура. У вас тренеры тренируют». Я в марте отчитывался, почему у нас Маслаков, Загорулько и Пудов тренируют. И мне задают вопрос: «Культура ваша не поменялась?».
Голос из зала: А сколько из этих проб, положительных, принадлежат взрослым спортсменам?
Шляхтин: Я вам говорю, в этом году шесть проб официально у членов сборной России. Это взрослые. Кто-то, кто здесь находится. У меня есть фамилии, но я не хочу сейчас на личности переходить.
И что мне, как президенту ВФЛА, говорить рабочей группе? Когда они мне вот так вот трясут цифрами и говорят: «У вас ничего не поменялось».
И сегодня вот я привожу пример Чегина опять. Чегин летит в Каракол. С ним летит половина ходоков. Но они видят, что он летит с ними. Ну просигнализируйте как-то аккуратно! Я не говорю там… докладывать. Но вы понимаете, что все эти аспекты нам выставляются. Нашли Чегина, нашли Казарина, нашли Португалова, нашли всех. Вы читали, наверное, «Рейтер» накануне Совета? Да, это круто. Да, это реальная угроза, чтобы федерацию не восстановить. Но это же есть. Они сами говорят: «Вы даете нам карты в руки. Сами даете нам возможность, чтобы мы вас наказывали». Мы уже три года сидим обсуждаем что-то на сборах, варимся в собственном соку, не понимая, что как видят они — это абсолютно 180 градусов другого мировоззрения. Это абсолютно другие подходы, другие вещи. Вот то, что было вчера, этого уже не будет никогда. И я вижу, как оно меняется. И слава богу, что нам удается все это двигать. Павел Анатольевич (Колобков) решил вопрос по передаче этих проб. До апреля их передали. А если бы не передали, если бы мы не заплатили, с нами бы даже разговаривать бы не стали, поверьте.
И я хочу что вам сказать. Вот сегодня Лена (Исинбаева) правильно написала, и я с ней созванивался, согласен. Что если мы сегодня, сейчас, вот в этот период, не объединимся, не договоримся друг на друга грязь не лить… а мы льем друг на друга грязь, особенно сейчас, в преддверии всех этих вещей. А они радуются, они понимают, что чем больше раздрая у нас, тем лучше им. Да, легкая атлетика индивидуальный вид спорта, да, персональные вещи. Но сегодня мы несем коллективную ответственность. Я, главный тренер, все. И не надо сейчас делить на красных, белых, зеленых, оранжевых. Поверьте, я завтра могу встать, как президент федерации, написать заявление и уйти по собственному желанию. Но тот труд, который я проделал за три года, и то «г», которое выгребали, все эти вещи. Вот отчет, я специально принес. Вот каким он был в начале, семь листочков, и вот что мы сделали. Вот то, что сделали, вы посмотрите на эти бумаги.
И понимаете, если бы все было идеально — хорошо. К сборной вопросов нет, к допингерам вопросов нет, к старым историям вопросов нет, мы все исправились, научились, поменяли культуру. Но этого нет. Мы начинаем гнобить и мочить еще самих себя. И я задаю вопрос: для чего мы это делаем?
Вот Маша (Ласицкене) высказалась, что все. Завтра Маше могут предъявить, что она не сторонник изменения культуры в российской легкой атлетике, и отозвать нейтральный статус. Легко. А из-за чего? Из-за того, что есть решение совета ИААФ, где четко прописано, что президент ВФЛА борется со старой историей и ВФЛА делает большие усилия, что федерация двигается. А спортсмены, не важно кто, говорят, что федерация — уроды, что они ничего не делают. Ага, значит, культура у спортсменов не поменялась, ну-ка отзовем нейтральный статус. Маше сегодня объективно эти вещи с точки зрения психологии надо понимать, потому что она лидер сборной, она человек, который ездит за границу, она понимать это должна больше, чем кто-либо. А для них это козырь, который они выкатят, как это произошло с Лысенко.
Лысенко принес справку Орловой, та ее перевела, потому что Лысенко не в состоянии был знать язык, а обвинили всю федерацию. Один человек в федерации общался с одним человеком из сборной.
Голос из зала: Так может, это Орлова и информатор? Ну, как вариант.
Шляхтин: То есть она о самой себе проинформировала?
Голос из зала: Подставила федерацию.
Шляхтин: Она просто перевела эту справку и отправила ее в ИААФ. Она, по сути, подставила саму себя. Она должна была Лысенко выгнать и сказать: «Иди переводи где-то за углом».
Мне никто ничего не предъявил. Я, когда поехал туда подписывать контракт, то сказал, что федерация открыта для абсолютно всех проверок. И федерация открыта. И мне нечего прятать, что кто-то там делал это все.
Они что требуют от нас: вот ты что-то знаешь про своего соседа, и должна сразу же проинформировать кого-то. РУСАДА или еще что-то. Но ты знаешь, допустим, что она, например, вчера не болела, а справку принесла левую. И поэтому на соревнования не попала. Ты тут же должна проинформировать.
Голос из зала: Можно высказаться? Значит, вы должны, как президент федерации, донести до всех своих работников, чтобы больше не было таких историй. Занимать позицию максимально жесткую.
Шляхтин: А у меня каждый сотрудник подписал декларацию, что если какие-то допинговые нарушения и какие-то вещи, он должен информировать и сообщать руководству. Эти вещи у нас прописаны в уставе, и каждый сотрудник под ними подписался. Вы все проходите дистанционное обучение, получаете сертификаты и лицензии. Получив эту лицензию или сертификат, вы понимаете, что полностью несете персональную ответственность за себя.
После каждой встречи с рабочей группой мы на сайте вывешиваем полнейший отчет о том, что сделано. Я никогда не собираю пресс-конференции, не рассказываю о том, какие огромные усилия предприняты, у меня другой стиль работы. И я не считаю, что о каждой заслуге нужно кричать на каждом углу, что я это сделал. Это моя проблема, и я часто с ней сталкиваюсь.Но сегодня и федерация, и Минспорт сделали все, чтобы продвинуться (в вопросе восстановления).
Я вам могу сказать: есть колоссальная положительная тема пресс-конференции после последнего Совета (ИААФ). Что Коэ сказал — кто мне ответит, что сказал Коэ?
Голоса из зала: Мы откуда знаем? «Дайте денег?»
Шляхтин: Ну вот, видите. Коэ сказал, что Россия поедет под своим флагом на Олимпийские игры в Токио.
Голос из зала: Коэ сказал на банкете ИААФ в 2015 году, что ничего плохого не будет. Но все-таки нас закрыли.
Шляхтин: Я не был на этом банкете.
Голос из зала: Вы же понимаете, что его (Коэ) ветреность уже определена. Он потом в любой момент поменяет свои слова, и ничего ему не предъявишь. Просто ваша задача сейчас, когда спортсмены со своей стороны выполняют все задачи, жестче контролировать те направления, которые вам определили. В частности, даже тех же тренеров.
Шляхтин: Понимаете, вот опять я должен контролировать то, что не подчиняется мне. Есть главный тренер. Тренер контролирует вас. Задача федерации по уставу — это развитие легкой атлетики в стране, но не контроль за тренерами. Эти функции четко определены, скажем так, в функциональных обязанностях главного тренера. Под главным тренером находятся все тренеры. А под тренерами находитесь все вы. И никто не сказал, я специально заострил вопрос: почему у нас (в сборной) шесть допинговых случаев только в этом году? У нас только июнь месяц начался. А всего у нас по стране тринадцать (случаев). То есть к концу года мы дойдем до 25-30 случаев. И снова зададут вопрос, возможно, даже не мне, потому что неизвестно, останусь я или нет: «И что, Дмитрий Анатольевич, где ваша культура? Тридцать допинговых случаев!». Что мы ответим? А они: «Ну хорошо, вот когда будет у вас два-три (случая в год), тогда придете, и мы вас восстановим».
Голос из зала: А вот еще насчет людей, у которых положительные пробы…
Шляхтин: Вам фамилии назвать? Я могу.
Голос из зала: Не, не надо, не надо.
Шляхтин: Почему?
(смех в зале)
Голос из зала: Эти люди посещали хоть один семинар РУСАДА?
Шляхтин: Я надеюсь, что у этих людей есть даже сертификаты.
Называет пять фамилий.
Ну, еще назвать?
Голос из зала: Вы говорите, что сделали то-то и то-то, но что не хотите, чтобы все знали. Почему бы вам не взять в помощники главного тренера или еще людей, чтобы все знали, что вы делаете? Мы вам верим, что вы делаете, но мы не знаем, что вы делаете. Тогда мы будем знать и не возникнет вопрос, нужен нам такой президент или не нужен.
Шляхтин: Вообще-то Юра (Борзаковский) у меня вице-президент. Он по пять раз в день бывает в кабинете. Почему он многие вещи не доносит — я не знаю. Но вы-то взрослые люди, мужики. Вы-то читаете требования. Вот последний отчет. Там есть вопросы к федерации? Кто должен проверить пробы? Федерация? Нет. Федерация что должна сделать? Бабки потом заплатить за перепроверку. Потому что они пойдут перепроверять и за каждую перепроверку нам включат счетчик. И сколько таких проб будет, никто не знает. Миллион долларов, два, пять, семь. А никто не хочет уже в легкую атлетику (вкладывать), вы понимаете, что веры нам нет. Ни спонсоры, ни инвесторы. А еще начинаются все эти вещи, что вот это так, а вот это так. Но я согласен, что, может быть, нужно чаще было встречаться. Но я понимаю, если бы мы жили в вакуумной системе. А когда на сайте вывешивается все, когда проходят пресс-конференции какие-то. Когда идет информация от министра спорта. Неужели это все не читается? Вот ни на один вопрос мне не ответили. Что Коэ сказал после Совета? Вы даже не знаете, за что мы заплатили.
Голос из зала: Да дело не в этом, вы просто встаньте на наше место тоже. Мы как три года назад сидели безвылазно, никуда не ездили, так и сейчас никуда не можем выехать. Ваша работа… да, вы там работу проделали огромную, а для нас ничего не изменилось, мы как сидели, так и сидим. Поэтому и задаем эти вопросы.
Шляхтин: Вы знаете, я отвечу. Если три года назад была лютая ненависть к федерации и к стране, и она не скрывалась… Я хорошо помню большую расширенную встречу в Лондоне, это был 2016 год. В мае был вопрос Родченкова, а в июне или июле у нас была встреча, туда приехала Аникина с ОКР. Вы не представляете брызги слюней от их злости, мы как раз сидели напротив, они прям до меня долетали. Как они со мной разговаривали, и как оно все было, я вам рассказываю дословно. И потом угол ненависти и этого… зла, он потихоньку стал спадать. Я вам скажу, что (это стоило) мне колоссальных сил, средств и здоровья. Мне приходилось их уговаривать, показывать, рассказывать, объяснять. Я каждый месяц шлю им отчеты о проделанной работе в федерации. Мы садимся, набрасываем все, что сделано за месяц, и я отчитываюсь, потому что полтора или два года назад мне Руне (Андерсен) предъявил, что федерация ничего не делает, мы закусились, и я сказал: «Хорошо, Руне, давай сделаем так — я каждый месяц буду слать тебе отчет». Все, тема закрыта, они видят результаты работы, мы прописываем все вещи, которые происходят в федерации. По сути, я тотально отчитываюсь перед рабочей группой. И вы понимаете: возврат кредита доверия, он очень долго шел. И вот буквально седьмого числа, на очередной встрече… они же тоже меня проверяют и задают провокационные вопросы… и понимаете, многие вещи очень сложно… да, российский опыт есть, но международный опыт — это совсем другая история… всю информацию донести, чтобы они услышали, с учетом их менталитета, их понимания. Сейчас идет колоссальная перезагрузка, даже у меня, я на многие вопросы теряюсь, что ответить.
Вот мне задали вопрос: «Как вы считаете, федерация, когда переводила справку для Лысенко, это правильно или нет?». А я не знаю, что ответить. Говорю: «Понимаете, я никогда не был в такой ситуации, и в том, что Лысенко помог сотрудник федерации, я не вижу ничего зазорного». А что мне нужно было отвечать? Что это неправильно?
Многие вопросы вообще провокационные были в самом начале. Ты ошибешься, и тут же к тебе, понимаете, какой-то момент. И вот сегодня я почему с вами встретился. Я хочу сказать, что будет завтра. Восстановление будет. Но оно будет по этапам. И будет определенный шорт-лист спортсменов, которые все равно не смогут выехать до определенных перепроверок. Это может быть месяц, может быть — два, чтобы вы понимали. Основная категория, которая тестируется, которая проходит и которая абсолютно чистая, и которая сейчас выезжает, по ним, конечно, зеленый свет сразу дадут. Но вы не должны питать иллюзий и обманывать себя или считать, что я вас обманываю. Пока не пройдут перепроверки этих проб, скорее всего… (шум в зале). Коллеги, и вы должны это четко осознавать, потому что завтра вы скажете, что я вас обманул. Я не хочу вас обманывать, потому что это не в моих правилах и силах. Потому что когда это произойдет, вы опять скажете, что опять — нас восстановили, а мы никуда не поехали. Поэтому вы настройтесь на ту ситуацию, которая объективна и реальна. И выпустят нас до Дохи. То есть в Доху мы поедем под российским флагом, по крайней мере, мне такие обещания были даны.
Голос из зала: Под российским флагом поедут атлеты, которые были допущены, или вся сборная?
Шляхтин: Это будут атлеты, которые допущены. Все остальное будет после перепроверок.
Голос из зала: А пункт о перепроверках был ранее?
Шляхтин: Да, был. Он был внесен в лист в декабре месяце 2018 года, накануне передачи проб.
Голос из зала: То есть если они еще что-то захотят, то добавят в список пунктов?
Шляхтин: Нет, вот смотрите, если бы они еще что-то хотели, то они бы внесли это на последнем Совете. И вы посмотрите, что происходит. Никаких новых критериев не прописано, остался один. И когда мы встречались в Осло, мне сказали, что перепроверка проб — это уже персональная ответственность каждого спортсмена. Это не будет влиять на восстановление федерации. И сегодня (почему не восстановили) — я думаю, потому, что информационный блок был колоссальный… «Рейтерс», Лысенко, «Сандэй Таймс», Мохнев, Португалов, там все эти истории. И, конечно, восстанавливать в таком информационном поле они не стали.
Две минуты политических рассуждений.
Я Юре уже говорил… у него ни одного интервью о борьбе с допингом. Главный тренер не дает интервью о борьбе с допингом. Вы, как тренеры, как специалисты, не рассказываете, что вот это и вот это сделали. Вы помогите нам в этом формате. Сейчас вот эти два-три месяца очень важны с точки зрения культуры. И показать им, что культура поменялась. А мы что делаем? Мы мочим, [блин], федерацию! По полной программе! Больше мы ничего не умеем делать! Давайте замочим ее! И раскатаем, и придет другой, и все будет хорошо!
Голос из зала: Кто «мы»? Никто так не делает, два-три человека высказалось, не обобщайте всех. Кто «мы»?
Другой голос: Зато каких (2-3 человека высказалось)!
Шляхтин: Абсолютно поддерживаю, зато каких.
Голос из зала: Мы, допустим, большинство, а вы сейчас объединяете всех, это тоже неправильно.
Шляхтин: Я хочу объединить вас не по высказываниям, а в том, что вы сами, внутри, должны объединиться.
Голос из зала: Да мы и так объединены. Как вы думаете, если в течение такого времени никаких гневных высказываний не было? Это как, люди объединены или нет, как вы считаете?
Шляхтин: Ну, наверное, объединены.
Голос из зала: Поэтому не надо обобщать, если есть некоторые люди, которые высказались.
Шляхтин: Я не стесняюсь и говорю, что есть люди, которые понимают и оценивают.
Голос из зала: Большинство, 90% таких. Поэтому здесь все, стиснув зубы, тренируются и дальше идут к цели. Понятно, что когда-то наступит конец всему этому. Но просьба от лица спортсменов сделать хотя бы соревнования. Для нас. Хотя бы элементарные, где не просто грамоту дадут, а приз какой-то. Денежный, если есть такая возможность.
Шляхтин: У меня контракты у всей федерации подписаны до 30 июня. Отвечу сразу на вопрос «Почему?». Потому что в декабре у меня не было ни копейки, чтобы заплатить зарплату. И я, исходя из той ситуации, которая была в декабре, всей федерации подписал до 30 июня контракты, потому что я не знал, смогу в июле платить зарплату или нет.
Голос из зала: Но есть линия президента, давайте как-то мы поможем организовать этот вопрос, потому что в масштабах страны проспонсировать два-три соревнования — это не проблема. Вы дайте, как начальник, вектор, куда нам двигаться.
Шляхтин: Я могу сказать, что ситуация выровнялась в феврале месяце. «Зимний тур ВФЛА» нормально прошел, вопросы были?
Голос из зала: Не знаю, ничего не почувствовал, в копье (зимой соревнований) нет и нет.
(смех в зале)
Затем разговор перешел в плоскость отсутствия условий для метаний в регионах, разваливающихся стадионов, приоритетов руководства регионов в строительстве спортсооружений и того, что манеж в Самаре проектировали в Питере, ни разу даже не приехав на место, в результате чего там есть проблемы. С темы восстановления практически съехали, в заключение спортсменов попросили в своих соцсетях больше рассказывать, как в федерации ведется антидопинговая работа.
Читайте также:
- У ОКР осталось 175 дней на восстановление ВФЛА. Успеют ли?
- Ласицкене — королева Севера. Интервью из ледяного Стокгольма
* Соцсеть, признанная в России экстремистской
